В плену зверя

— Иногда я...начинаю сомневаться в разумности собственных действий. И я боюсь, что, когда войду в ворота этой лечебницы... когда преступлю порог Аркхема и двери закроются у меня за спиной... окажется, что я вернулся домой. — Бэтмен. Лечебница Аркхем. Дом скорби на скорбной земле

      Совершенно неожиданно вернулись движения и звук — громко и беспорядочно билось сердце в груди, и удары его шумно отдавались в ушах. Кошмар закончился, но глаза еще долго оставались закрытыми. Ведь раскрой их навстречу солнечному свету — ужас, навеянный сновидением, плавно перетечет в мир реальный.       Кошмары, напечатанные на пленке и скрученные в бобину, вновь закружились в черепном проигрывателе. История повторялась. Шокирующие события прошлого вечера все же стали спусковым механизмом, обрекая меня на очередные ночные сеансы ужаса. «Мне нужна психологическая помощь».       Только если я сболтну лишнего? Все тайны рано или поздно становятся явными. Даже обет молчания, который прозвали «врачебная тайна», падет после препарирования воспоминаний об убийстве. Теперь только двое: Брамс и я. Когда-то чужие друг другу, два человека, у которых не осталось ничего — лишь имена и общий секрет.       Обычно, в самые тяжелые моменты жизни, руку помощи мне протягивали книги. Разные по цвету, материалу и толщине переплеты скрывали всевозможные вселенные. Каждая из них рассказывала уникальную историю, которая всегда виделась мне привлекательней злободневной реальности. Пускай и не все истории открывали миры утопичные, но даже в их темноте я находила огонек, к которому тянулась, как заплутавший путник.       Если бы только была возможность, таблетка, аппарат, способный забрать мое сознание из чуждой реальности, без промедления поставила бы подпись. А какова цена? Не важно. Отдала бы все нажитое, даже почерневшую со временем душу, пускай цена ее вряд ли высока. Хоть один миг, одна человеческая жизнь в фантазии. Разве я одна молила о таком даре, который можно вскрыть, не заботясь о сохранности красивой подарочной упаковки?       Однако, это лишь мечты. Купаться в них не запрещалось, как и придаваться им. Но фантазии так и оставались за чертой мира вымышленного, необозримого, но четко соблюдающего границы с реальностью. Может, осознание этого «правила» и послужило выбору работы? В писательстве я была бесталанным учеником, но вот в ремесле художественном… Рука обхватывала карандаш или же стилус. Дыхание сбивалось, а на глаза опускалась пелена. Тело здесь, но взгляд — он видел эфемерные образы, что скрывались в тени. Руки же, натренированные многими часами практик, быстро перерисовывали увиденное, пока иллюзия не растворялась.       Я нашла дело всей своей жизни, что не только наполняло кошелек, но и подпитывало мою неуемную фантазию.       «Поэтому мне пора вставать. Срок сдачи нового проекта уже через несколько дней, а у меня даже наброска нет».       Можно вечно пребывать в раздумьях, самобичевание, но факт остается фактом — деньги не бывают лишними. Эта мирская истина позволила собраться, взять себя в руки. Но на пути возникло препятствие.       По рукам пробежали мурашки, хотя воздух в комнате уже успел нагреться. Странный контраст: неправильный, противоречивый и… инородный. Веки сжались еще сильнее, словно ребенок прятался от пугающих вещей. Взрослые так не делали, но и я под давлением страха забыла о своем возрасте. Меня одолела слабость тела, делая беспомощнее и уязвимее перед чувством опасности. «Нужно открыть глаза. Вот и все. Просто усталость и переживания взяли верх».       Однако, так ли это?       Мурашки уже поползли дальше, как маленькая армия захватчиков. Вместе с ними пришел и зуд. Такой не расчешешь ногтями, ведь дело не в коже. Чужак прожигал меня взглядом, притаившись где-то в комнате.       Я не сходила с ума. Нет, это не было выдумкой! «Открой глаза, Грета!»       Это не может быть Брамс, ведь тяжесть его тела продавливала матрас сбоку.       Тем временем, зуд становился нестерпимее, отчего хотелось покрыть кожу следами коротко подстриженных ногтей. Однако длинные пальцы закостенели от холода. Им затея с причинением боли не нравилась, казалась безумной. Они одновременно спасали от необдуманных действий, но в тоже время ничего не предлагали взамен. «На счет три… Раз. Два».       Половица заскрипела где-то в углу комнаты, и этот жалобный стон слышался мне криком опасности. «Три!»       Яркий слепящий свет тут же набросился на глаза, словно был подельником незнакомца. Слепота мгновенно отозвалась чувством беспомощности и паникой. Однако за доли секунды до этого броска, глаза успели заметить на периферии смазанный, высокий и худощавый силуэт, мгновенно слившийся со мраком в не освещенном углу.       Мои губы не двигались, а я хотела закричать!       Зуд испарился. Вот так просто, что лишь подтвердило догадку об аномальности происходящего. Мурашки исчезли следом. Растаяли, подобно снегу на солнечном пекле, но ужас не собирался так легко уходить. Съедаемая им, я медленно слезла с кровати, продвигаясь на четвереньках по дорожке, выложенной солнечным светом. Чужак прятался где-то в темноте, а та принимала его без лишних вопросов. Дуэт, играющий против меня. Будто бы все уроки отца, по прошествии времени, требовали повторения.       Дыхание сперло в груди, легкие больше не хотели пускать никого в свою обитель. Они вторили моему страху и закрылись от всего вовне. Из-за этого пришлось ударить себя в грудь. Но стоило кислороду вновь наполнить легкие, как страшное зрелище сдавило горло.       Из щелей в деревянном полу на меня смотрели десятки глаз, в которых был больше чем ужас, больше чем страх!       Я врезалась спиной в стену, ощутимо ударяясь затылком, но боли не было. Совсем. Лишь барабанная дробь сердечного ритма, да взгляд, метающийся из стороны в сторону. Пальцы прижали колени к груди, а тело сжалось в комочек, пытаясь занимать меньше места на полу, как если бы вокруг была лава. «Я знаю, что ты там. Вернее, тебя уже нет. Но вдруг ты выйдешь оттуда?!»       Пальцы опустились на лицо, оттягивая кожу вниз с каким-то маниакальным рвением. Было неприятно, я понимала, что так делать не нужно, но ничего не могла поделать. Отдалась во власть этой тягучей боли, возводя глаза к потолку, когда ногти соприкоснулись к кожаному полотну оливкового цвета. Оттенок красного проступал на коже. Я чувствовала это, хоть и не видела. «Почему все это кажется таким знакомым?»       Руки опустились к груди, хватаясь за материю, чуть было не растягивая ее до треска. «Хватит! Хватит!»       Замерла. Но в тот же миг голова дернулась от странного шума, что доносился снаружи. «Такой раздражающий гул… Хочу, чтобы он прекратился».       Затаившись, я поняла, что это звуки природы, которые стремительным и назойливым потоком упрямо прорывались к моим ушным раковинам. Пока в доме царила мертвая тишина, снаружи этих стен жизнь шла полным ходом. Лесные обитатели уже как несколько часов не спали, совершая свою привычную рутину. И только мы с Брамсом, как более крупные особи, опоздали на этот праздник жизни от того, что ночью разделывали человека.       Взгляд метнулся к Брамсу, который все еще пребывал во сне. Счастливчик. Он не удостоился стать свидетелем представления, разыгравшегося минутой ранее. Какая у него была бы реакция? Так сложно понять, как Брамс относится к вещам обыденным, а здесь что-то уже за гранью. «Он ведь так спокоен, так как думает, что это меня заперли с ним. Но если все наоборот…»       Живот взбунтовался. Этот звук немного привел меня в чувства, напомнил о неотложных делах. «Мне нужно срочно что-то нарисовать и поесть. Я должна похоронить свою тревогу и вернуться в реальность, где существуют обычные человеческие заботы».       Я ведь как и все должна быть нормальной. Голова опустилась в сторону половиц. Я всматривалась в щели между деревянными полотнами. Там, где ранее притаились монстры, была лишь беспросветная темнота. Короткие ногти заскользили по полу. С тихим скрежетом, на четвереньках, я продвигалась в сторону выхода. Глаза то и дело метались между неосвещенным углом и Брамсом. Никакого движения я не улавливала. И только сердце в очередной раз забилось в тревоге, стоило поравняться с тем местом, где скрылась высокая, худощавая тень. «Почему… почему это кажется таким знакомым?!»       Тихий щелчок дверного замка разделил меня с Брамсом деревянной преградой. Не сразу, но я смогла выпрямиться, хоть на четвереньках, внезапно, передвигаться оказалось легче. Все дальнейшие действия слились в единый кадр, размытый из-за резких движений. Я старалась быстро привести себя в порядок. Вот зубная щетка легла в руку, после на жесткой щетине оказалась темно-синяя паста. Такая насыщенная в своем цвете, что невольно зародилась мысль, что планету Нептун раскрошили, уместив в тюбик. Странная мысль, но после нее хотелось добавить этот оттенок в свою работу. Зубная щетка задвигалась в полости рта, параллельно с этим я смотрела в зеркало, но отражения не видела.       Стараясь не шуметь, я спустилась на кухню. Нужно было срочно раздобыть нам пищу. Ведь уже скоро Брамс проснется, ожидая, что его покормят. «Я же хорошая нянечка…»       Масло зашипело на сковородке, когда я слишком ушла в себя. В спешке пришлось разбивать яйца и выкладывать сосиски на раскаленную чугунную поверхность. Если слишком шуметь, то Брамс проснется от звуков раньше, чем мне того хотелось. А ведь я любила уйти с головой в работу в полном одиночестве. Любая живая душа лишь отвлекала.       По этой же причине я иногда прекращала суетиться, прислушиваясь к каждому шороху. В какой-то момент такое поведение стало напоминать паранойю. «Он ведь любит подкрадываться, словно забывает, что родился в обличии человека, а не зверя».       Минутная стрелка шла все дальше и дальше, но он так и не появлялся.       В полном одиночестве в голову лезли разные мысли. Вот и сейчас в ней зародился абсурдный пример, который, тем не менее, казался интересной интерпретацией нынешней ситуации: «Даже на собаках поводок должен большую часть времени провисать, чтобы они не испытывали неукротимое желание тянуть». Разве этот факт не близок к происходящему?       В голове замельтешили картинки из фильмов, ролики на «ютубе» и сериалы, где пленники социопатов втирались в доверие к своему похитителю. Это позволяло им ослабить «поводок», и заполучить толику доверия монстров. Своими действиями я сделала движение навстречу своему зверю. Еще несколько таких шагов, и невидимая материя, которой Брамс сдерживает, окончательно припадет к земле, даруя мне относительную свободу. Нужно лишь время и внутреннее непокорство жертвы, чтобы оставаться в сознании. Несколькими минутами позднее, на двух тарелках уже красовались хрустящие тосты. Мне бы хватило и этого, но Брамс мальчик большой, поэтому в его порции оказалась пара ложек разогретой консервированной фасоли. Осталось сделать последнюю вещь, прежде чем можно приступать к еде — противозачаточные таблетки. Даже если секса в моей жизни давно не было, курс еще не закончился. Хотя, тяжело постоянно держать в голове обязательства их принятия. Порой вспоминала, когда уже ложилась спать, из-за чего потом бежала сломя голову за ними. Давно пора выставить напоминания на телефоне. Когда с рутиной было покончено, я уже принесла из гостиной ноутбук. Графический планшет со стилусом опустились следом на кухонный островок. Подмяв под себя ноги, я включила устройства, не забывая параллельно о еде, запах которой уже разносился по первому этажу. «Долго же я думала, каким нарисую тебя».       Заказ поступил от команды фрилансеров, которые занимались созданием инди-игры. Основной сюжет которой заключался в путешествии главной героини по нескончаемому кошмару. Ребята хотели видеть монстра, который бы наблюдал за девушкой, но не нападал. Спутник, которого не отнести ни к врагу, ни к помощнику. Наблюдатель, знающий явно больше, чем героиня.       Его фигура должна вызывать страх на уровне подсознания, но при этом иметь человеческие черты. Такой запрос не редкость среди игроделов и режиссеров фильмов. В какой-то момент люди поняли, что необязательно создавать монстров, один взгляд на которых вызывает невольный крик. Многие решили пойти дальше, тем самым ознаменовав появление такого термина как «Эффект зловещей долины».       Существо должно выглядеть как человек, вести себя, как он, но при этом им не являться. Тонкая грань между попыткой слепить что-то человекоподобное. Проще сказать, того, кто подобно Буффало Биллу из «Молчания ягнят» натянул на себя чуждую ему кожу. Ранее я долго стопорилась на деталях, все стирала, начинала рисовать от пятна. И все равно исход один — ластик или же просто закрытие программы с последующим мозговым штурмом. Но сейчас… на данный момент в голове была ясность. Даже не так. Мгла, чернейшая из всех. Мне доводилось сталкиваться с таким. Возможно, все художники, сценаристы, а может, и просто люди, частенько пребывающие в своем сознании, могли замечать эту черту. Она не видна, но чувствовалась каждым, кто подошел к ее границам. За ней наша фантазия скрывала все самое страшное, что только можно сотворить воображением. Уродство, которое разум мог нарисовать своими кистями.       Некоторые из нас внезапно, порой, по велению случая или силы воображения, заступали за эту черту. Тогда-то и открывались эти фантасмагоричные, изломанные, чуждые человеческому миру фигуры. В их обитель я и стремилась каждый раз, желая запечатлеть образы.       Сложно сказать, когда случилась первая попытка прорваться за грань. Но самый красочный момент был после прочтения историй Говарда Лавкрафта. Вот путеводная звезда в мир настоящего ужаса и безумия, калечащего разум. Не зря ведь жанр хоррор один из основных в моих работах. Пускай я редко и, что уж скрывать, с большой неохотой выполняла заказы иных направлений. Все из-за денег. Но даже в милых, казалось, жизнерадостных рисунках все равно прослеживалось дуновение чего-то пугающего, не от мира сего. К примеру, милая девочка, которую я рисовала два месяца назад. Она ведь улыбалась, да так открыто, что вся светилась от счастья. Ребенок. Но стоило присмотреться к ее глазам… И в черной бездне детских зрачков мелькал силуэт монстра. Взглянув во второй раз, я уже ощутила, как ее глазное яблоко зашевелилось, словно следуя за мной. Заказчики этого даже не заметили. Но только не я. Для меня все виделось слишком отчетливо, что, порой, хотелось показать и рассказать про это всему свету. Но я хранила молчание, продолжая и дальше экспериментировать. «Возможно, я слишком долго провела времени за гранью, что открыла для них дверь в этот мир?»       Как и любого человека, особенно, творца, меня посещали мысли касательно правильности такого подхода. Стоило ли так маниакально углублять лишь в один жанр? Тем более такой губительный для рассудка. Но каждый раз рука сама выводила изломленные фигуры, словно кто-то держал в тисках мои пальцы, вынуждая выводить нужные кривые линии.       И я не сопротивлялась невидимому кукловоду. Краем глаза замечала малозаметные ниточки, прицепленные к пальцам, но отмахивалась от подобных иллюзий. «Я потратила годы, в надежде приблизиться к тем видениям, которые вдохновляли творца, идейного вдохновителя — Говарда. Мне кажется, совершенство уже близко».       Наконечник стилуса дернулся, после укротился моей рукой. Линии выводились то плавные, то более резкие. Я терла глаза, вскидывая их к выходу из кухни, и вновь возвращалась к работе. Солнечные лучи опаляли мне спину, согревали, но пальцы как обычно ледяные. Порой, в каком-то странном порыве я растирала их, но в очередной раз терпела поражение.       Тем временем вытянутая фигура уже приобретала форму — мужской силуэт — хотя до этого я стремилась к более аморфной форме. Но это уже неважно. Я собирала по кусочкам пазл, который должен был сложить изображение ранее увиденного незнакомца. Он встретил меня на выходе из кошмара, и если бы не солнце, его облик отпечатался в голове лучше. Не беда.       Зонтик незнакомца залился насыщенно-синим цветом, отчего невольная улыбка проскользнула на лице. Но внезапная судорога в правой руке вынудила меня разжать пальцы и выронить стилус. Как в замедленной съемке я наблюдала за его падением на пол, пока не вздрогнула всем телом от тихого звука удара, который казался оглушительным в царившей тишине.       Ноги затекли от долгого пребывания в одном положении, отчего наклониться за потерянной вещью оказалось не так просто. Но стоило мне принять исходное положение, как изо рта чуть не вырвался крик. — Брамс! Ты напугал меня.       Он чуть наклонил голову в сторону. Его взгляд прошелся сначала по мне — потерянной, а после медленно, с неохотой, переключился на ноутбук и планшет. С высоты своего роста Брамс без проблем рассматривал каждую деталь рисунка. Невольно и я опустила глаза к планшету.       Очень высокий, худощавый мужской силуэт стоял в длинном черном дождевике до щиколоток. Большие белые ступни измазаны грязью, которая затекла даже под ногти. Лицо скрывал капюшон, через который не представлялось возможным разглядеть хотя бы очертания. А неестественно вытянутые конечности, особенно руки, держали перед собой ручку зонтика, острый наконечник которого впечатывался в землю под ногами гиганта. Опустив глаза ниже, я заметила деталь, которую раньше не видела: надпись в нижнем правом углу. Неаккуратным почерком было выведено: «Он прервет свои странствия, когда ты споешь его любимую песню». «Когда я успела такое нап…»       Я опустила руки под столешницу, стараясь скрыть от Брамса их подрагивание. Но он вернул свое внимание к моему лицу, на котором уже застегнулась безэмоциональная маска, умело скрывающая переживания владелицы. Подобно той, что покрывала и его лицо. Разница лишь в материале — моя из человеческой кожи. — Я рисую и так зарабатываю себе на жизнь. Решила не будить тебя, чтобы приготовить нам завтрак и заодно поработать. Твоя порция стоит возле плиты.       Настенные часы показывали четыре часа дня, отчего завтрак правильнее назвать полдником, но слова уже не вернуть обратно. Тем более Брамс без лишних вопросов взял свою порцию, присаживаясь на стул напротив. Я поймала себя на мысли, что не переставала наблюдать за ним, хотя самое время отвести глаза.       Брамс не приступал к еде, отчего клубок тревоги зарождался в груди. И только спустя секунду пришло озарение: «Ему мешает маска. Но снять при мне он ее не может. Не хочет». — Ты ешь, я пока пойду, поменяю постельное белье, — выпалила я.       Но злой рок вмешался в наши планы — на входную дверь снаружи обрушился град из нескольких настойчивых стуков. Маска моего спокойствия в ту же секунду начала трескаться, оголяя участки неприкрытого страха. «Это полицейские?! Иначе, почему стук не один, а несколько?! Нет, нет, нет!»       Брамс. Та труба, с запекшейся кровью!       Множество мыслей проносилось перед глазами, они кричали, перекрикивали друг друга в моей голове, которая уже разрывалась от их нескончаемого гула!       Брамс встал со стула слишком быстро, отчего я не успела среагировать быстро, застыв от страха. Руки затряслись, пульс стучал, глаза в ужасе смотрели на зажатый в его руке нож. Чувства… огромное их множество нахлынуло, сметая баррикады нерешительности. Я метнулась к неумолимо надвигающейся к двери фигуре. Забывая об инстинкте самосохранения, пальцы обеих рук схватились за свитер, в жалкой попытке остановить. Но также быстро, как я это сделала, на мою шею опустилась рука, и вот уже перед глазами все поплыло от резкого движения. — Ты предала меня, Грета? — тихий шепот у самого уха, от которого хотелось впасть в истерику. Но я не шевелилась, стояла к нему спиной, насильно прижатая, не находя сил, чтобы вымолвить ответ. «Мне самой неизвестно, что происходит!»       Нажим руки все ощутимее сдавил кожу. Воздух все еще поступал, но тело била дрожь. Слово «смерть» кружилось перед глазами. Стук в дверь повторился. — Нет-нет. Я никого не вызывала, — хотелось закричать, но нельзя. Неприглашенные гости могли услышать, вот и приходилось лепетать.       Мой разум крошился на осколки, не в силах справиться с напряжением. Времени было так мало, а тело сковал панцирь страха. Накатило чувство безысходности, непередаваемого ужаса перед обстоятельствами, в центре которых я оказалась. Но страшнее всего была мысль: «Если ничего не предпринять, Брамс возьмет ситуацию в свои руки…И кто знает, что он сделает с теми, кому не посчастливилось заявиться в его дом? И что сделает со мной?» — Открывай дверь, старуха, мы знаем, что ты дома! Твой телефон выдает местоположение!       Меня как ледяной водой окатили. Мэй, Оливия, Пенелопа. Голоса лучших подруг, раздавались за дверью. Вот кто был нарушителем. «Что они здесь делают?!»       Ответ пришел слишком быстро, словно только и ждал, когда я задамся правильным вопросом. День моего рождения. Сегодня был именно он! А это значит, что подруги так просто не покинут особняк. Ради меня они преодолели такой длинный путь. — Кто это, Грета? — М-мои подруги, Брамс! Это не полиция! У меня сегодня день рождения, вот они и решили устроить сюрприз! «Пожалуйста, пожалуйста!» — Брамс. — Мой голос еле слышен, но казалось, будто бы я кричала, надрывала голос, в надежде прорваться через напряжение в его фигуре. Достучаться до самой сердцевины надзирателя. Для большего эффекта схватила руку, держащую горло. Но он не ослабил давление, продолжая показывать силу, которой нужен лишь повод. — Прошу, поверь. Я не предала тебя, а о приезде подруг ничего не знала. Черт, да я сама забыла про свой праздник, вот и не предугадала, что все может так обернуться. Но нельзя их выпроваживать. Что, если федералы нападут на след пропажи Коула и начнут опрашивать моих знакомых и друзей? Кто-нибудь обязательно расскажет, что я выпроводила их, и тогда-то и возникнут подозрения.       Я не просто говорила — тараторила, надеясь на скорейшее решение проблемы. Но он и не думал так просто отпускать, заставлял меня томиться в неведении, страхе. — Грета! Мы же все равно выломаем дверь и накинемся на тебя с поздравлениями! — Бра-а-амс, — застонала я, сильнее сжимая его руку. — Пожалуйста, доверься. Позволь провести с ними пару часов, а после я выпровожу их.       Я потеряла опору за своей спиной, но его рука сместилась на мой подбородок, приподнимая. — Не предавай меня, Грета.       Широким шагом он преодолел расстояние до кухни, возвращаясь ко мне, дрожащей. В руках он держал тарелку со своей порцией. — Грета, открывай!       Каждое слово подобно удару ножом в незащищенную спину. Я вздрагивала, но не отводила взгляда от мужчины. Неприкрытая мольба в моих, в его — напряженность. Наконец, прервал тишину. — Проведи с ними столько времени, сколько посчитаешь нужным… но…       Брамс замолчал… На пороге стояли важные для меня люди, судьба которых была в его руках, а он тянул время, прекрасна понимая, какой эффект это создает! — Как только они уйдут… Я бы хотел получить поощрение, Грета.       Я не медлила с ответом: — Хорошо. Прошу, убери трубу наверху! «Черт!»       Брамс быстро скрылся на втором этаже с тарелкой, позволяя немного отдышаться. Его фигура исчезла из поля зрения, но страх и напряжение он оставил при мне. Я вновь окунулась в прошлое, в котором Брамс скрывался за стенами, наблюдая за жизнью обитателей особняка. Так и сейчас — вернулся в свои угодья.       Дрожащие пальцы путались в волосах, пересохшее горло требовало влаги, желательно, что-то алкогольное. Но сила воли взяла под контроль ослабевшее тело — правая рука опустилась на дверную ручку. — С днем рождения! — Тело чуть было не припало к земле под тяжестью чужих объятий. Я оказалась в коконе из человеческих рук, стараясь скрыть волнение. Странное чувство, словно тело здесь, ощущает тепло чужих тел, но душа где-то там. Смотрит со стороны на происходящее.       Найдя в себе силы, несмотря на внутреннюю тревогу, я все же обняла их так же крепко. Мэй, Оливия, Пенелопа — лучшие подруги, проверенные тяжелыми временами. Каждая из них была родным человеком, но видеть их сейчас в стенах этого особняка по-настоящему страшно. Ведь любое слово, действие могло спровоцировать Брамса, отчего мои мысли, чувства метались, загнанные в угол обстоятельств.       Тело бросало в дрожь одна лишь мысль, что хозяин дома может явиться в проеме… И в его руке будет зажата злополучная труба. — Ты спала что ли? Или делала гнездо для птиц из своих волос? — Мэй рассмеялась, целуя меня в щеку. С ней я общалась куда ближе, чем с остальными, хотя мы во многом были противоположностью друг друга. В ней грубость поразительно уживалась с сочувствием и проницательностью. Мало кто мог понять наше с ней общение, которое сквозило взаимными подколами и жесткими шутками. Только именно этот человек однажды кинулся ко мне, отталкивая от падающей кастрюли с кипятком. След от ожога на ноге — как клеймо вечной дружбы. — Я просто вспомнила прически времен Людовика, — мы обменялись с подругой ехидными взглядами. — Я думала, что ебанутые идеи это моя прерогатива, Грета. Не забирай у меня хлеб.       Тут в разговор вклинилась Оливия. Чуть ли не подпрыгивая на месте, она только и ждала возможности вручить шарики. На каждом были поздравления. — Я думаю, ты оценишь! «Ты на один год стала ближе к смерти». «Как же давно тебе не 18». «Ведьмы не стареют». «С днем рождения, собака сутулая!». — Какие же вы сучки, но я вас так люблю, — сказала я, засмеявшись. Тело била дрожь, но нужно было сыграть как ни в чем не бывало. Большой опыт вранья, который я приобрела с приемными семьями, должен был помочь. — Мы тут еще тако-о-о-ой тортик принесли. Уже не терпится увидеть твою реакцию, — Пенелопа направилась прямиком на кухню, чтобы положить десерт, который скрывался от меня в черной коробке из плотного картона. — Кстати, скажи, пожалуйста, что ты стала лесбиянкой, потому что я уже устала искать себе нормального мужчину.       Мэй под шумок затаскивала пакеты с алкоголем, но слова заставили ее остановиться. — Эй, а мы с Оливией для тебя какая-то шутка? Наши сердца тоже изголодались по любви. Хотя… Оливия нас опередила на любовном фронте.       Мои глаза сами собой расширились, всматриваясь в Оливию, которая выкладывала из другого пакета контейнеры с готовой едой. Она подмигнула мне и приложила указательный палец к губам. — Все подробности выложу только после того, как мы накроем поляну.       Только сейчас я в полной мере осознала, что мне исполнилось двадцать семь лет.       Сегодня мой праздник. Глаза прошлись по домашней одежде и вернулись к подругам, которые больше походили на богинь, чем на простых смертных. — Не переживай, красотка. Я взяла две косметички и платье, которое ты сможешь надеть… И не только его, — по коварной улыбочке Мэй можно было понять, что она говорила про белье. К гадалке ходить не нужно. Слишком уж она обожала этот предмет гардероба. — Ты говоришь про белье? Вы собрались праздновать день рождения или фотографировать меня для плейбоя? — Так, девчонки, помогайте накрывать стол, я пока приведу нашу новоиспеченную нянечку в порядок, — сказала Мэй, уводя меня за ручку на второй этаж. На ее плече расположилась увесистая сумка. — Показывай свою комнату. — Вам повезло, что никого нет дома. — Хьюстон, у нас тут провалы в памяти. Ты же сама мне написала неделю назад, что хозяева уехали надолго, — она пригнулась к моему уху. — Да и кукла вряд ли сможет им рассказать, что тут была вечеринка.       Меня как в ледяную воду окунули. «Что было бы, если она не прошептала это, а сказала громко и четко, что даже через стены услышали?» — Ты как-то напряжена, все хорошо?       Мы зашли в комнату. Тревожный взгляд зацепился за кровать, которую Брамс заправил. Словно этот факт так важен в нынешней ситуации. — Мне нужно сдать работу в скором времени, а я только сегодня поймала вдохновение. Да и ты же знаешь, этот праздник редко приносил мне хорошие воспоминания. — Слушай, я тоже забиваю хуй на все эти праздники. И не важно, хорошо они проходили или нет. А когда родственники начинают отправлять в мессенджере всевозможные открытки, то я готова повеситься. Только вот есть в году особенные праздники. День рождения девчонок и твой как раз из этой оперы.       Краем глаза я подметила вентиляционную решетку, но постаралась быстро отвести глаза. «Спокойно, все будет хорошо».       Я присела на кровать. — Спасибо, только после появления вас в моей жизни этот праздник стал оставлять после себя приятное послевкусие. — Боюсь спросить, что было в твоем рту до этого.       Мы прыснули со смеху, а Мэй даже хрюкнула, после чего громкость ее смеха резко возросла. — Грета, я надеюсь, ты понимаешь, что если ты кому-то об этом расскажешь, я нашлю на тебя порчу на понос.       Я закатила глаза. — Теперь у меня есть на тебя компромат. — Ты серьезно?! Будто бы у тебя его и так мало. Вспомнить только нашу поездку, во время которой в фойе гостиницы я опустошила свой пищевод. На глазах у всех, кто там был, Грета! Меня уже можно называть мамкой кринжа. — Еще пару лет, и я не буду понимать слэнг. А насчет той поездки… Ты всегда умела произвести хорошее впечатление.       Я уклонилась ровно в тот момент, когда в меня кинули бельевой набор. — У тебя всегда прекрасно получалось меня приободрить. Кстати, ты же в той ситуации сняла свой новенький пиджак и закрывала им мое лицо, если помнишь. — Знаешь, такое сложно забыть.       Я прикоснулась к приятному материалу новенького белья, сделанного из черного кружева, которое больше показывало, чем скрывало. Следом на кровать приземлилось платье, от вида которого мои глаза широко распахнулись, а руки с благоговением потянулись к черному шелку. — Мэй, я тебе прибью… Зачем такие траты?! — Преимущества богатства. Хотя, это мои родители при деньгах, чего нельзя сказать обо мне. Но сама знаешь, они часто мне подкидывают деньжат, за что я им очень благодарна. — Мэй, зачем было так тратиться на платье и еще на один подарок?! Ты погасила кредитку? — Да, месяц назад закинула все деньги и закрыла счет. Я понимаю, что мне нужно лучше следить за финансами, но ты же знаешь… Кстати, недавно приобрела себе тетрадку, где записываю все расходы и поступления. Теперь чувствую себя крутым финансистом, когда заношу туда все данные.       Я соскочила с кровати, прижимаясь к подруге. Как бы мне хотелось пропустить через наши тела всю свою благодарность и признание за столь широкий жест. — Ты же знаешь меня. Я все равно верну за него деньги. — Только попробуй, тем более ценник я сорвала. — Я могу найти на бирке бренд, а дальше уже поискать в интернете или позвонить в один из магазинов. — Ха, я специально отрезала бирку! Тем более, ты их сама срезаешь, они же всегда раздражали кожу. — Мэй… — Тсс. Это от моих родителей. Они всегда к тебе хорошо относились, поэтому и решили сделать тебе подарок. Я помогла им с размером, но если твоя грудь опять стала больше, то я умываю руки!       Я театрально приложила руки к груди, прощупывая. — Да вроде все тот же шикарный размер. — Сучка, Господь явно отдал мою грудь тебе. Иначе я не нахожу другую причину, по которой мне не хватило.       Я только улыбнулась на это, собираясь уже снять футболку, как воспоминание о Брамсе, скрывающемся в этих стенах, охладило мой пыл. — Ты чего? Застеснялась что ли? — Просто в ванной зеркало, так что, пожалуй, переоденусь там.       Мэй прищурила глаза, но после махнула рукой, возвращаясь к раскладыванию косметики. — Я быстро.       Пальцы немного подрагивали от перенапряжения, когда я в спешке скидывала с себя одежду. Не хотелось представлять, что в момент моего отсутствия Брамс мог выйти из своего укрытия. «Он не сделает этого. Слишком сильно хочет получить подарок за «сотрудничество».       Приятная ткань обтянула изгибы. Размер подходил идеально. Вспомнить только, когда я последний раз наряжалась в обтягивающие вещи? После Коула желание лишний раз притягивать к себе взгляды отпало. И только спустя долгое время, в том числе с помощью подруг, я стала приходить в себя. «Мне оно очень нравится. Та же улыбка не сходит с лица».       Не могу же я из-за неудачных отношений поставить на себе крест и закрыться навечно от мира, чужих взглядов. «Прежняя Грета не пряталась».       Пальцы скользнули по вырезу платья, а мысли внезапно унесли меня к Брамсу. Рука опустилась к косточкам лифчика. Он был без бретелек. С моей грудью такое белье я не носила, так как приходилось постоянно поправлять. Но сейчас даже это не смущало и не вызывало дискомфорт. «Ты красивая Грета Гаррис, и сегодня твой день».       Последняя улыбка, хоть немного и кривая, своему отражению, и вот ноги уже вели меня в комнату. — Дорогая… Мое предложение о сексе все еще в силе.       Я рассмеялась, откидывая голову назад. — Хочешь заболеть венерическим заболеванием? — Еще посмотрим, у кого букет больше.       Наш взрыв смеха, наверное, услышали на первом этаже. — Ты тоже выглядишь потрясающе. Мое упущение, что не сказала это сразу при встрече. — Все великолепные женщины сегодня собрались под одной крышей, чтобы поздравить тебя. Давай не будем терять время зря, и приступим к макияжу.       Как покорная модель, я устроилась на кровати, сначала положив на нее сложенные домашние вещи. — Что ты собираешь со мной сделать? — Я последнее время подсела на черные тени. Наложу их на верхнее веко и добротно так на нижнее. — Я тебе доверяю. — А зря. — Что?! — Шутка. — Губы Мэй оставили поцелуй на моем виске. — Все, теперь не двигайся.       Я всегда была больше по одежде, а косметика меня не сильно интересовала. Но Мэй обожала творить на лице человека настоящую красоту. Кому и можно было довериться, так это ей. — Ты, кстати, последнее время ни звонишь, ни пишешь. Точно все хорошо? «Ты не захочешь узнать правду, поверь». — Да, просто моя работа застопорилась до сегодняшнего дня. Никакие идеи не приходили в голову, — врала и даже не краснела. — Я много раз говорила, что из-под твоего стилуса выходят сумасшедшие вещи. Не всегда у нас получается все с первого раза. Но если ты говоришь, что сейчас все в порядке, то я искренне рада за тебя. — Спасибо. Как твои дела в компании? — Последнее время сложновато. У нас сейчас там настоящая игра престолов: власть меняется, коллектив только и делает, что сплетничает и строит козни. Никогда этого не понимала. Делайте свою работу нормально и все, дебилы конченные. К тому же новый начальник адекватный человек и весь процесс работы знает от «А» до «Я». — Ты начинала про это говорить. Тебя в любом случае это не затронет, ты хорошо справляешься. — На самом деле, как и многие. Только некоторые не могут перестать пиздеть и обсуждать всех и вся. Я даже буду рада, если их уволят или же они сами свалят в закат. Готово. Дай тебе волосы только расчешу и приведу их в порядок. Кстати, мы тебя не разбудили своим приходом? — Я просто прилегла на диван и не заметила, как задремала, но до вашего прихода проснулась и покушала. — Опять поди допоздна сидела. Вечно ты себе режим сбиваешь. — Каюсь, святой отец.       Подруга усмехнулась. — Меня на роль святого отца могут взять только в порнушку. Все, я закончила. Веди меня к зеркалу.       Как только мы добрались, меня встретило отражение старой Греты. Той, которая давно не показывалась на свет: красиво уложенные волосы, макияж и шикарное вечернее платье. Я ощутила, как на правое плечо опустилась голова Мэй. — Сегодня на небе будет гореть только одна звездочка, — прошептала она. — Кстати, уже через пару часов на небе взойдет кровавая Луна, ты знала? — Правда? Тогда это будет настоящий шабаш. — Точно.       Подруга прошлась по моим волосам, поправляя. — Сегодня твой день, моя любовь. Пойдем, покажемся остальным.       Она согнула руку, предлагая взять ее под локоть. Не раздумывая, я приняла предложение. — Смотрю, ты настоящий джентльмен. Не зря костюмчик надела. — А ты думала. Похищать женские сердца моя работа.       Внизу кухонный островок ломился от еды и алкоголя. Увиденное зрелище обещало настоящий пир для моего живота и предстоящую головную боль после алкоголя. Завидев нас, Оливия успела первой подать нам в руки бокалы с белым вином. — Так, вот ваши напитки, дамы. Давайте произнесем тост, как цивилизованные люди, а после уже напьемся, включим Бритни Спирс и другие старые хиты.       Пенелопа вызвалась первой: — Что же, пожалуй, я начну… Грета, у нас не было с тобой любви с первого взгляда, мы общались в разных компаниях, но я до сих пор радуюсь как ребенок тому факту, что судьба свела нас вместе. Хотя уже прошло два года с того самого момента. Ты тот человек, который всегда готов выслушать и дать заветный пинок под задницу, если это нужно. Когда мы становимся старше, то всегда присутствует страх одиночества, переживания. Но с тобой, подобных переживаний нет. Я искренне верю, что и в глубокой старости мы будем все так же собираться вместе, перемывая всем косточки и травить шуточки про педофилию, смерть и прочую чернуху. И в этот прекрасный день, мне хочется пожелать тебе всего самого лучшего, и особенно успехов в твоем творчестве, потому что я знаю, насколько это для тебя важно. Моя дорогая, с днем рождения тебя, иди ко мне, я тебя обниму. — Пенелопа, — сказала я, падая в раскрытые объятия. — Спасибо тебе большое! Спасибо вам всем, что приехали и поздравили меня. — Моя очередь. — Оливия взяла в одну руку телефон. — Извините, вы же знаете, я, когда волнуюсь, то часто забываю заученный текст, поэтому, если кто-то из вас пригласит меня на свадьбу зачитывать поздравления, то я просто обоссусь прямо на сцене. — Если это будет золотой дождь, то мы сможем сэкономить на шампанском для гостей, — вмешалась Мэй, после слов которой на кухне раздался групповой смех. — Ладно, фух, я собралась. Грета, три года и четыре месяца назад мы познакомились с тобой в баре. А если точнее — в женском туалете. Мы разговорились совершенно случайно, и темой нашего разговора стал мой, на тот момент, молодой человек. Ты сделала мне множество комплиментов, выслушала мою пьяную болтовню и не возвращалась к своей компании, пока я не выложила тебе все. Не знаю, кстати, как ты выдержала, но ты сделала это. Я хорошо запомнила из нашего разговора, что тебе нравился фильм «Эффект бабочки». И, знаешь, вспоминая тот вечер, мне хочется сказать, что это был наш с тобой эффект бабочки. Именно разговор по душам положил фундамент крепкой дружбы, которая сохраняется и по сей день. Я тебя очень люблю и желаю тебе безмерного счастья и успехов в творчестве. С днем рождения! — Я тебя тоже люблю, золотце. Спасибо большое за поздравления! — Откроешь наши подарки чуть позже, хочу первым делом увидеть твою реакцию на торт, — она поцеловала меня в щечку и отошла, предоставляя голос Мэй. — Что же… — подруга сделала пару глотков вина. — А что так можно было? — с наигранным шоком, произнесла Пенелопа.       Мэй ей ответила: — Я не знаю, почему вы внезапно устроили сухой закон. Так, а теперь не отвлекаемся, девочки. Мамка будет толкать речь… Моя дорогая, мы многое с тобой пережили. Все же я знаю тебя еще со школы, когда ты перевелась к нам в седьмом классе… Как же давно это было. В первую очередь хочу поздравить тебя, что ты не успела завести ребенка, сторчаться и выйти замуж за нелюбимого человека. — Ну, спасибо, Мэй, ты решила сочинить самое креативное поздравление? — конечно же, я говорила не серьезно. Это можно было понять по моей улыбке. — Ну, что сказать — выебываться я умею. Но все же… Зная, сколько всего мы пережили, я до сих пор не представляют, как смогли вырваться из всего дерьма. Могу только сказать, что если бы не ты, то моя жизнь пошла по наклонной еще в школе. Причем я не припоминаю ни одного момента крупной ссоры. Несмотря на все сумасшествие, творящееся в твоей жизни, как и сказали девчонки, ты всегда приходила на помощь. Даже в те моменты, когда сама в ней нуждалась. Прошу тебя, не взваливай слишком многое на свои плечи. Ты знаешь, что порой грешишь этим. Грета, моя дорогая, пусть предстоящий год позволит тебе закрепиться в статусе высокооплачиваемого художника, работающего на фрилансе. Позволь себе забыть, что было до этого, и смело шагни навстречу новому будущему. А мы с девчонками всегда поддержим тебя. С днем рождения, любовь моя.       Заботливые объятия окутали тело, поддержка всех в комнате залечивала незримые раны. Только ощутив такую отдачу от подруг, я осознала насколько нуждалась в помощи кого-то. Тем сильнее меня съедала вина, что не могла рассказать большего. Отвратительное чувство — улыбаться, зная, что не до конца честна. — А теперь открывай торт, задувая свечи, а после мы включим Бритни! — Оливия быстро подтолкнула меня к торту, который еще пребывал в картонной упаковке. Решая больше не тянуть время, пальцы несколькими проворными движениями раскрыли крышку.       Почти сразу же я залилась смехом, всматриваясь в это безобразие.       Белый торт в форме мужского члена красовался прямо передо мной, но и это еще не все. Свечки в количестве двадцати семи штук расположились — если ориентироваться на мужскую анатомию — на яичках, отчего казалось, что это волосы. — Вы у меня такие больные, но от этого я люблю вас сильнее.       Пенелопа взяла меня за плечи со спины. В это время Оливия оказалась на другой стороне островка, приступая, как я поняла, к записи видео. — Ты знаешь процедуру — загадывай желание и задувай свечки, — сказала Мэй. «И что же мне загадать?»       Не то чтобы я искренне верила в силу подобных желаний, но… думаю, как и все люди далекие от веры, я не чуралась надеяться. «Хочу… чтобы Брамс больше никого не убил».       Странное желание, определенно кто-то в небесной канцелярии сейчас повалился со стула. Я сама постараюсь добиться бо́льших успехов в рисовании, но есть вещи, которые не зависели от меня. — Вы это тоже видите? Грета в первый раз задула все свечи! — воскликнула Оливия, остальные лишь широко улыбнулись. — Кто там говорил про алкоголь и Бритни? — вспомнила я. На моем лице горела предвкушающая улыбка. Хотелось веселиться… забыться. — Ну, что, погнали, девочки! — Пенелопа подключила телефон к переносной колонке и первые слова песни Бритни — Criminal, раздались на кухне.       А дальше… Реки алкоголя и еды. В какой-то момент, мне казалось, что живот просто лопнет. Оливия первая из нас заскочила на островок, перед этим отодвинув контейнеры с едой в сторону. В тот момент уже играла песня «Montero». — Оливия, у меня нет налички, могу я запихнуть тебе в трусики банковскую карту?  — кричала Мэй. — Знаешь, когда я убирала со стола графический планшет, то увидела, что ты нарисовала. Это до жути невероятно, — сказала Пенелопа мне в ухо, пытаясь перекричать музыку. — Спасибо, я тоже довольна результатом. Осталось внести последние штрихи и можно отправлять. Как у тебя дела в картинной галерее, кстати? — Знаешь, все прекрасно, но порой приходится трудновато из-за того, что в наше время сложно подстроиться под тренды, ну, ты понимаешь. Выставляешь одно, а через два дня уже бежишь вешать другие картины, так как «выстрелил» новый художник. — Да, у меня как-то была знакомая, которая издавала собственные книги. Говорила, к примеру, что многие авторы уже как несколько лет назад стали приучать себя излагать повествование простым языком. Люди сейчас хотят быстро поглотить информацию, а не тратить дни, чтобы дочитать одно предложение на две страницы.       Пенелопа с улыбкой прокручивала в руках полупустой бокал. По одному только ее лицу было видно, что алкоголь прекрасно расслабил подругу. Обычно такое состояние неизбежно приводило ее к разговорам по душам. — Знаешь, я вновь взялась за кисти. — Неужели! Буду ли я удостоена чести получить хотя бы фотографию законченной картины? — Шутишь? Отправлю тебе оригинал прямо сюда, если не переедешь. Кстати, а как долго ты будешь здесь подрабатывать?       Вопрос, на который даже я не знала ответ. — Честно, не представляю, что тебе ответить. — Допустим еще месяц, ну, два. За это время ты успеешь выполнить еще несколько контрактов и спокойно снять квартиру. Можешь пожить у меня, сколько тебе нужно. — Я знаю, что никто из вас не бросит меня в беде, не представляешь, как много это для меня значит. Но… пока я повременю с ответом. Обещаю оставаться на связи. — Хорошо. Эй, может, присоединимся к Оливии? — подруга взяла меня за руку, и вскоре уже мы втроем танцевали на островке, пока Мэй снимала нас, подпевая. — Это же «Criminal», девочки! А ну все подпеваем! — закричала Мэй. «He is a hustler (Он — жулик); He's no good at all (Он никуда не годится); He is a loser, he's a bum, bum, bum, bum (Он — неудачник, никчёмный человек); He lies, he bluffs (Он лжет, он блефует); He's unreliable (Он ненадежный); He is a sucker with a gun, gun, gun, gun (Он неудачник с пистолетом); I know you told me (Я знаю, ты говорила мне); I should stay away. (Что мне нужно держаться от него подальше); I know you said (Я знаю, ты говорила); He's just a dog astray. (Что он просто заблудший пёс); He is a bad boy with a tainted heart (Он — плохой парень с порочным сердцем); And even I know this ain't smart (И даже я знаю, что это глупо)». — Наш любимый припев! — воскликнула я, разом опрокидывая бокал с вином. — Все вместе! «But mama I'm in love with a criminal (Но, мама, я влюблена в преступника); And this type of love (И эта любовь); Isn't rational, it's physical (Неподвластна разуму, это физическое); Mama please don't cry (Мама, пожалуйста, не плачь); I will be alright (Со мной все будет хорошо); All reasons aside (Все доводы прочь); I just can't deny (Я не могу отрицать, что); Love that guy (Люблю этого парня)». — Я все сняла на камеру, теперь в старости будем пересматривать и вспоминать времена, когда наши тела еще не напоминали курагу, — Мэй сделала музыку потише, и мы спустились с островка, прилично подустав. Рано или поздно в любой компании наступал момент, когда люди хотели просто поговорить. Вот и сейчас. — Оливия, — начала я. — Кажется, я могу тебя поздравить, не так ли?       Улыбка, что расплылась на лице подруги, служила лучшим измерителем счастья. — Да, не хочу сглазить, но мне приятно проводить с Эштоном время. Кстати… Он даже смотрит со мной BL-дорамы!       Не сговариваясь, каждая из нас зааплодировала, от чего Оливия засмеялась. — Уже за это человеку можно медаль на грудь вешать. Одно дело, что кому-то может быть не интересно смотреть такого рода сериалы, но все как один кривятся, словно их принуждают к чему-то такому в реальности.       Мы поддержали Мэй кивком. Я сделала последний глоток, понимая, что больше в меня не влезет ни капли. Движения уже стали замедляться, а усталость брала вверх. — Эй, посмотрите на улицу! Кровавая луна! — слишком громко для одурманенного алкоголем рассудка, Оливия решила донести до нас весть о приходе затмения. Я почувствовала руку Мэй на запястье и ведомая ее устремившейся вперед фигурой заковыляла следом.       Щелчок дверного замка, и вот уже широкая пасть входной двери распахнулась. Нам открылся другой мир, наполненный кровавым заревом. Больше походило на проход в Нарнию, только ведущий в зазеркалье.       Это было прекрасно. Даже алкоголь сдался под влиянием вдохновения, пелена с глаз чуть спала и я впитывала, зарисовывала в голове этот великолепный и пугающий новый мир. — А ну, быстро все морально приготовились к фотосессии! — Мэй убежала быстрее, чем мы смогли сказать хоть слово в ответ. И вернулась так же быстро, отчего никто не успел и шага сделать. Она протянула мне свой кожаный плащ и свои туфли на высокой шпильке. — Любовь моя, ты же не разучилась стоять на каблуках? Надевай, как именинница, ты будешь первая на очереди.       С двух сторон меня придерживали заботливые руки, пока я осторожно растирала лоб. Голова начинала уже побаливать. Мэй уже согнулась в три погибели, снимая с меня мои туфли на плоском ходу и надевая ее обувь. Со стороны, наверняка, выглядело комично. — Мэй, вот как тебе приходит что-то подобное в голову? — Я улыбнулась, покачивая головой, но надо признать, что на земле стояла уверенно даже на такой шпильке. «Правда, не разучилась. Поразительно». — Теперь, — девушка взяла меня под руку и потянула к лавочке во дворе, находящейся под раскидистым деревом. — Садись сюда осторожно и импровизируй. — Ты же знаешь, что я никогда не была сильна в позировании. — Дорогая, такие кадры мы не можем упустить. Просто играй, я и девчонки будем направлять и подсказывать, если что, — я ощутила теплые губы на свое макушке, следом Мэй поправила растрепавшиеся волосы, отходя на свою позицию.       И хоть из меня была никудышная модель, мне хотелось постараться ради подруг, даже для себя. Тем более этот красный свет. Он завораживал, окутывал своим кровавым одеянием, наводил морок на сознание. Я перенеслась в книгу, где стала героем сказочного мира. Волшебное чувство. «А ведь только с утра я мечтала и надеялась, хотя бы на время перенестись в выдуманный мир. Желание сбылось».       На улице было прохладно и долго находиться здесь мы не могли, поэтому я постаралась взять себя в руки и отдаться во власть игры. Позы менялись, подруги подбадривали меня, порой смешили, отчего на некоторых фотографиях я просто смеялась.       Алкоголь кружил голову, а счастье сводило с ума. — Давай, Грета! — в порыве ребячества я показала язык Пенелопе, на что в ответ получила такой же жест. Мы засмеялись, и я покачала головой, полностью откидываясь на спинку. «Как же я счастлива сейчас».       Глаза мазнули по особняку, чья тяжесть тайн больше не давила на меня, но все краски с лица мгновенно сползли с лица, столкнувшись взглядом с фарфоровой маской. — Брамс, — еле слышно прошелестели губы. — А теперь закинь руку за голову.       Я уже не могла различить голоса. Казалось, он был один, а после и другие ворвались в мою голову. Тело двигалось само собой, но в голове кричали десятки голосов. Брамс больше не стоял в окне, но он точно там был! Осматривал, терзал своим присутствием. Я пришла в себя сразу же. — Давайте теперь вы, — губы двигались по велению, скорее, привычки, нежели ими двигал разум. Окончательно и бесповоротно праздник для меня закончился. Я отошла в сторону, стараясь изображать счастье, лишь бы никто не задавал вопросы о внезапной причине расстройства. — Девчонки, если честно, я очень хочу спать. Уже стоять на ногах не могу, — я врала, цинично, оставляя правду для себя одной, но другого выхода не видела. — Дорогая, ты серьезно? — голос Оливии передал всю печаль, но не возымел на меня никакого эффекта. Они должны были покинуть особняк, и чем быстрее, тем лучше. Хозяин предоставил достаточно время на потехи, а теперь хотел вернуться. В моих же интересах исполнить его просьбу. — Да, простите, к тому же я забыла про одну деталь: хозяева приезжают уже завтра, и я не знаю, во сколько точно. Могут очень рано. Это было бы в их репертуаре. Нужно еще успеть убраться. Не обижайтесь, пожалуйста! — Да брось, мы и так хорошо провели время, к тому же сами нагрянули неожиданно. Хорошо, что хоть успели отпраздновать перед их приездом.       С нескрываемой благодарностью я взглянула на Оливию. Дальше все пошло как по маслу: не было никаких вопросов, несмотря на странный нечитаемый взгляд Мэй, но она сохраняла молчание. «Прощу, Мэй, пожалуйста, не сегодня. Тем более не сейчас».       Подруги не бросили меня наедине с тем бардаком, что мы устроили. Каждая принялась за уборку на выделенном для нее секторе. Пенелопа даже помыла пол на первом этаже. Большое количество недоеденной или даже не открытой еды в контейнерах разместилось на полках холодильника, забивая его до отвала. «Смогу несколько дней ничего не готовить для нас с Брамсом». — Вы приехали на двух своих машинах, пожалуйста, скажите, что никто не сядет за руль в алкогольном опьянении?       В разговор вступила Мэй, прилично запыхавшаяся от уборки: — Хотелось бы еще пожить, — усмехнулась она, но какой-то натянутой улыбкой, что выдавала тревожные мысли в ее голове. — Я почти сразу же написала своим знакомым, которые здесь живут неподалеку. Они через пару минут подъедут, и на наших же машинах отвезут нас до гостиницы. Как протрезвеем, то поедем по домам. — Отлично. Извините за подарки, вы же не против, если я открою их потом одна? Как раз будет полный эффект неожиданности. Обязательно после отпишусь всем, — сказала я. Получив спокойную реакцию на свое предложение, у меня словно камень с души упал. — Вы точно не обижаетесь?       Я, правда, была вымотана сегодняшним вечером, еще и сон был беспокойным. Хотелось встать под горячие струи душа, и просто раствориться. Ничего, скоро можно будет лечь спать. Завтра уже внесу последние штрихи в работу и отправлю заказчику. — Не переживай, мы люди взрослые и все понимаем. Хорошо, что вообще смогли погулять.       Я обняла Пенелопу, а после и других девчонок. Было тяжело с ними прощаться, так давно их не видела, и тут вновь расставание, но сначала нужно наладить собственную жизнь, а после думать о беззаботных посиделках.       Знакомые Мэй подъехали через десять минут. — Не забудьте пристегнуться, и не гоните, узнаю — получите у меня, все поняли? — Хорошо, мамочка, — прокричали они из салона. Я лишь усмехнулась.       Не могу описать точно, что чувствовала, когда провожала взглядом стремительно отдаляющиеся машины. Грусть, начинающую расплываться в груди тоску. Но было что-то еще: облегчение. Определенно. Больше не нужно было переживать о том, что все могло пойти не по плану. Да что уж скрывать, я волновалась и за Брамса. Неудобно как-то получилось. Это все же дом его родителей, и после случившегося разве так приятно вновь ему скрываться в стенах? Конечно, он тоже молодец, не растерялся и попросил плату за услугу.       Медленно, но неотвратимо я двинулась в сторону особняка, поглядывая на каждое из окон, но не замечая в них знакомого силуэта. «Наверное, поджидает меня у входа».       Догадка подтвердилась, стоило мне открыть дверь. Брамс стоял в коридоре, как бдительный родитель, встречающий свое нерадивое дитя. От подобного сравнения губы расплылись в улыбке. Интересно, что сейчас было в его голове, но зачем додумывать, если скоро мне об этом станет известно.       Я остановилась прямо напротив него, очень близко. Мой ход. Открывая объятия, я уткнулась в мягкую ткань свитера, захлопывая ловушку из рук. — Спасибо, что доверился мне. «Думаешь, я забыла, что ты сделал ранее? Черта с два! Сейчас я отплачу тебе, оплету твой разум колючей проволокой, чтобы впредь и помыслить не мог о причинении мне вреда».       Брамс не ответил на мои прикосновения, что разозлило, вызвало внутреннее непокорство. Я ощутимо напряглась, ожидая его дальнейших действий, слов. «Разве сам не хочешь, чтобы я добровольно прикасалась к тебе?»       Сделав пару шагов назад, я вскинула голову, но движение его правой руки привлекло мое внимание. «Ч-что?»       Пальцы разомкнулись, открывая вид на небольшую самодельную куклу. Она была одета в хлопковое платье, лицо скрывалось за фарфоровой маской. Ни одной прорези для глаз или губ. Чистый лист, сказала бы я. А волосы… Брамс взял материал для них от другой куклы? Я осторожно прикоснулась к прядям, пропуская сквозь пальцы. Целый водопад, цвета близкого к моему оттенку. И такой мягкий на ощупь. — Ты сделал ее за то время, что я была с подругами внизу?       Кивок головы послужил мне ответом, и я снова в неверии опустила глаза. «Я всегда боялась таких кукол. Одно дело их рисовать, а после выключать экран планшета. И совсем другое, когда одна из них материализуется, требуя своим присутствием место на полке или где-то в доме».       Однако этот широкий жест с его стороны… Но после случившегося, весь страх перед куклами испарился. Я больше боялась человека, который мне подарил ее.       Легкое искусственное тельце легло в руку. — Это мой подарок, — утверждала, а не спрашивала. — Спасибо, Брамс. Холодильник теперь полон еды, хочешь, я тебя покормлю?       На сей раз уже его рука потянулась ко мне. С широко распахнутыми глазами я смотрела в сторону кухни, пребывая в мужских объятиях. «Он… Повторил за мной».       Напряжение сковало тело, но я всеми силами души старалась расслабиться в объятиях, чтобы не выдать свои мысли, реакцию на столь открытый жест. Нельзя спугнуть! Особенно, когда в голове четко сложился образ, в котором мы находились на лезвии. Оступись хоть один, и упадут оба, спадут все маски и вырвется правда, истинная сущность каждого. «Это кровавая Луна так внезапно повлияла на него, или решил зализать мою рану, полученную после несдержанных действий? Как же хочется проникнуть в мужской мозг, вгрызаясь зубами в орган. Манипулировать, играть, надеясь поскорее взять контроль».       Мои пальцы скомкали материю свитера, прижимая тела ближе друг к другу. Когда-нибудь мы отстранимся, а пока…       Тело, ставшее чувствительным от пережитых эмоций, алкоголя, тайных желаний, чувствительно реагировало на скольжение пальцев по спине. Шелковое платье успело нагреться, прилипнуть к коже, и каждое движение, как будто по коже, а не ткани. «Хочу высосать твою волю и привести в свой ад, Брамс».       Нарочито выдохнула, не скрывая волнение. Тем временем чужие костяшки заскользили по позвонку, чуть надавливая. До самого верха, где расположилась застежка.       Еле слышно язычок звякнул в тишине, и этот звук, как сигнал маленькой победы.       Хотелось запечатать губы ладошкой, чтобы Брамс не заметил лукавой улыбки, но я лишь сильнее вжалась лицом в его грудь.       Брамс не пах чем-то особенным, да и на мне не было духов. Но было что-то в запахе его одежды от самого человека, от чего хотелось пройтись носом по каждому сантиметру и вырвать кусок. Но я отстранилась первая, взяла его свободной рукой и потянула за собой наверх. «Удача сопутствует храбрым. Так ведь говорят?»       Брамс последовал за мной, как послушный ребенок, хотя им он не являлся. В полной тишине мы ступали по деревянному полу, и только пение птиц под окнами как-то разбавляло обстановку. Я бы сказала, что в ней явно чувствовались гнетущие нотки, а вкупе с алым светом создавалась видимость чертога Дьявола, в котором двое грешников совершали путешествие по своей обители. «Пандемониум — чертог Дьявола, где жили, мыслили и все еще надеялись грешники».       Зайдя в комнату, я проследовала прямиком к прикроватной тумбочке со своей стороны, располагая на ней подарок. Теперь, каждое утро кукла будет напоминать мне об этом вечере и о том, с чего все началось. Последний раз задержав взгляд на безликой кукле, я медленно повернулась, встретившись с Брамсом, успевшим сесть на край кровати. «Посмотри, какое место я выбрала для твоего подарка. Приятно тебе?»       Так мы окончательно и бесповоротно остались наедине, не зная, а лишь догадываясь: что у другого на уме. Пусть даже в комнате незримо присутствовала еще одна гостья — Луна, наславшая потусторонний свет на Землю, как если бы стала хозяйкой нового мира. На несколько часов она обрекла человечество на жизнь в аду. Силуэт выглядывал из облаков, и мне виделось, как особым предметом ее интереса, служила наша комната, в которую она подсматривала. Странные сравнения и глупые наблюдения. Что это? Следствие волнения? Но ведь все уже решено, и какой смысл оттягивать момент? Брамс, сам того не понимая, ускорил эти события, так как кожа на горле еще ощущала незримый след от руки, а ухо до сих пор хранило жар от шепота.       Руки не тряслись, только грудная клетка вздымалась чаще обычного. Я даже расправила плечи, делая себя выше, пытаясь придать дополнительной уверенности. Хотя, смешно, наверное. Мнимое превосходство, развеянное даже в собственных мыслях. Несмотря на то, что он сидел, а я смотрела сверху вниз, Брамс все равно казался главным. «Только и я хочу на место ведущего».       Осторожный шаг к нему. Сначала один, нерешительный, второй посмелее. Совсем маленький, но навстречу Ему, а ведь это главное. «В каком количестве твоих снов я после буду главной героиней? Ответ очевиден даже мне, той, что не владела способностью читать чужие мысли — во всех».       Глаза в прорези маски были напряжены, порой бегали, как дикие зверьки в клетке. Брамс не знал, догадывался, но не был уверен на сто процентов. От того и нервничал. Я же знала, на что готова пойти, ради ослабления поводка. Определенно, подобное поведение мне еще аукнется, но в эту секунду, в этот самый миг… за спиной раскрылись невидимые крылья: кожаные, полупрозрачные, через которые проходил красный свет. Еще шаг, и они, подобно кокону, стиснули бы жертву в тиски. «Сегодня мой день рождения… А какой праздник без подарка? Тем более, если речь идет о власти над мужчиной».       Шелковые лямки покинули плечи, утаскивая за собой и красивое платье. Лишь массивное украшение на шее в виде цепей, да белье, и то полупрозрачное, остались на теле. Можно скинуть все остальное, но так не хотелось. Интуиция подсказывала, что следовало оставить все как есть и не торопиться показывать большее.       Глаза, в которых чернота зрачка стала больше, поведала обо всех грязных мыслях Брамса. Он крепко вжимал ладони в матрас, но пальцы то и дело подрагивали, выказывая желание потянуться ко мне навстречу. «Видишь, сама иду в твои руки. Даже украшение на шее создавало видимость ошейника! Все ради тебя, Брамс», — язвительно прошипел внутренний голос.       Не только разум, но и тело томилось в предвкушении: ноги хотелось скрестить, а низ живота тянуло. «Посмотри, запомни, — кто первый проявил желание, и будь снисходителен после».       Я осторожно села на его колени, стараясь сдержать свою напористость. Используя язык тела, зазывала Брамса в игру, да только не получалось. Мужские пальцы лишь ощутимо скомкали одеяло возле своих бедер, широкая грудь вздымалась сильнее, но не более. Брамс хотел и мечтал так сильно, что когда желаемое находилось буквально перед ним — он не знал, что делать. Неопытность и, возможно, страх сделать что-то не так, опозориться, затмило мужской рассудок.       Но не мой. Я была спокойна, подмечала каждое изменение в поведении Брамса и внутренне ликовала. «Позволь показать тебе этот новый, прекрасный мир, о котором раньше мог лишь мечтать, пребывая в заточение со своими фантазиями и желаниями в стенах».       Ладони прошли путь от вздымающейся груди к шее. Я опустила губы к его линии челюсти, пока одна из рук осторожно, не погрузилась в чужие волосы, сжимая. — Доверься мне, как делал это ранее… Тогда я покажу тебе, как порой мужчина и женщина открываются друг другу, — губы обдали горячим дыханием, заскользили по теплой коже. Несколько поцелуев расцвели на поверхности его шеи. Я не смогла сдержать порыв, и свободная ладонь легла на подрагивающий кадык. Путь лежал наверх, пока пальцы не достигли горла, сдавливая. «Я тоже умею хватать и душить, Брамс».       Борьба отразилась в глазах напротив, но слишком уж сладок был порок, чтобы не искуситься и не поддаться наваждению. Я почувствовала скольжение по спине, и руки, что в конце своего пути грубо сжали ягодицы, да так несдержанно в своей силе, что у меня заскрипели зубы. Громкий выдох зародился в груди и вырвался. Бедра сами собой качнулись навстречу, уже предвкушая и томясь. Столько мыслей, желаний, но все потом. Сначала раззадорю его чувствительную шею, обласкав ту языком. Всего одна короткая дорожка, а тело подо мной уже в напряжении.       Стеснения в его действиях стало меньше, вот уже Брамс, как и тогда в душе, игрался с кожей под тканью белья. Фиксируя крепко-накрепко, большие пальцы совершили первое круговое движение по гладковыбритому лобку. Тело пробила дрожь, но больше от полета фантазии, которая вырисовывала яркими красками, куда эти руки могли опуститься через несколько секунд. Изнемогая от таких видений, я сжала отросшие, успевшие растрепаться пряди сильнее, как если бы вымещала свое неудовлетворение на марионетке.       Язычок кротко лизнул мочку уха, и зубы сомкнулись в месте, где остался влажный след. Трепетание его тела вызывало у меня какую-то острую, хищную радость. Особенно, когда до ушей доходили его сдавленные стоны. Что может быть прекраснее? — Какой ты оказывается чувствительный… Приспусти штаны и боксеры. Позволь мне зайти дальше, Брамс, — кроткий шепот и рука, что с сожалением отпустила горло, продвигаясь к низу мужского живота.       Он медлил. На его коленях сидела полуголая девушка, о которой были все его фантазии, но он даже не сдвинулся, продолжая держать свои руки под тканью моего белья. Я ведь пообещала большее, что у него на уме? — Брамс, не лишай себя поощрения. — Привстань. — Его ли это голос? Больше походило на хрип человека, который первый раз за долгое время решил вымолвить хоть слово. Руки сразу покинули мои бедра, предоставляя возможность приподняться.       Мне не пришлось смотреть, чтобы уловить момент, когда можно было опуститься. Чужая рука все сделала сама: цепи на шее внезапно врезались в кожу, и потянули вниз. — Надевай его почаще. — Негромкий голос горчил насмешкой. Злость ударила в сердце со звоном металлического молота. Отрезвленная этим неожиданным чувством, я впилась в него взглядом, в котором горел вызов. Одно действие с его стороны, разом задушившее мою гордость. «Чтоб тебя!»       Я сделала жадный вдох, не отрывая напряженного взгляда от его насмешливого. Не нужно было прикладывать усилия, всматриваться в их глубину. На самой поверхности зрачка, даже не скрываясь, виднелось слово «гордыня». Один из человеческих грехов, который он продемонстрировал, хотя в его душе таились все остальные.       Когда воздуха стало ощутимо не хватать, от не прекращаемого давления на своём горле, волнение отразилось на моем лице. Я старалась, до последнего пыталась скрыть волнение и уязвимость, но разве это возможно, когда кислорода становилось все меньше? «Как же хочется снять с тебя всю спесь!»       Сделав еще один жадный вдох под прицелом внимательного взгляда, Брамс быстро отпустил украшение. Мой рот сразу же приоткрылся, жадно вбирая больше воздуха. Внутри меня уже бушевал ураган, который стремился уничтожить все вокруг. Только чудом я сохранила самообладание. «Не останавливайся, Грета. Он еще пожалеет».       Тем временем его рука заскользила по шее, между грудей, пока не оказалась на бедре. Теперь Брамс придерживал меня там, словно хотел удостовериться, что после его выходки я никуда не денусь. Собственные руки подрагивали, как и их хозяйка. Беспокойный гул отдавался в висках. Как в замедленной съемке я опустила руку к члену, другую вернув к непослушной копне. «Посмотрим, сможешь ли ты дальше сохранить самоуверенность!»       Я сжала член, перехватывая инициативу, но хотелось неимоверно больше! Руки чесались от желания поставить Брамса на место. А ведь я знала, насколько опасным мог быть каждый ход в этой с виду простой, а на деле запутанной, с «двойным дном» забаве. Особенно с таким дремлющим зверем, как Брамс. Двигая рукой, я подпитывалась напряжением, которое оплело чужое тело. Только и этого мало задетой гордости! Приблизив лицо так близко к его маске, я прикоснулась губами к хладу фарфора. «Ты же любишь поцелуи, Брамс».       Кротко провела языком по коже над сонной артерией, и, словно в этот малый миг, прочувствовав пульс моего маньяка, поставила яркое клеймо засоса. Ключицы также познали боль от метки. Брамсу можно отдать должное. Он стойко переносил жёсткие «нежности», позволяя многое из того, что ранее никому не было досягаемым.       Рука сдавила плоть сильнее, ходя по грани, и прекрасно осознавая это. Уши ловили симфонию, состоящую из тяжелых вздохов: моих и его. Оставив поцелуй, я сразу же отстранилась. «Пора».       Рука отпустила член и потянулась к белью, отводя в сторону преграду. Секунда промедления, и я уже опускалась на стоящий орган, втягивая живот от напряжения, по мере того, как он растягивал меня внутри. Протяжные стоны послышались от нас двоих. Тонкая пелена тумана окутала мысли, однако, не противясь им, а, скорее наоборот, придавая правильный ход и лёгкость. — Ах, — вырвалось из меня, и я припала лицом к его шее, жадно втягивая воздух через ноздри. Дрожащие руки проехались по мужским плечам, притягивая Брамса еще ближе, хотя между нами итак не было зазора. Грудь распласталась, дыхание стало одно на двоих. «У меня же… Давно не было мужчины. Еще и размер… Черт, черт!».       Не успела я привыкнуть, как в порыве нетерпения, его руки сдвинули мои бедра, подгоняя. Из-за этого мой жалобный стон перекричал наше шумное дыхание, а пальцы на руках и ногах сжались. Следовало что-то сказать, подсказать, направить его, но он, как одержимый, двигал мои бедра то вперед, то назад. Слова в голове не хотели формироваться в предложения. Да я даже взгляд не могла сфокусировать ни на чем! То и дело закрывала глаза, а после мгновенно открывала, так как новое движение не позволяло забыться.       Эмоции кипели во мне, тело пробивала мелкая дрожь, уже было плевать на свою правду, попытку отобрать власть. Хотелось просто падать вновь и вновь, ощущая скольжение и приятное растягивание. Брамс с нажимом провел по позвоночнику, отчего я выгнула спину, и угол входа изменился.       Сколько прошло времени? Секунды или же минуты? Я потеряла счет времени, но смогла немного прийти в себя. Жмурясь от восхитительного чувства, приподняла бедра, начиная их плавный ход, то и дело порываясь сорваться. По виску защекотала капля пота, ягодицы болели от перенапряжения, руки уже устали, а внизу скрутился плотный узел.       Движения стали жестче и тело горело. Я до боли закусила губу, не сразу чувствуя кровь, бегущую вниз. На нее мне указал Брамс, большой палец которого прошелся по подбородку. Я встретилась с прожигающим диким взглядом, светящимся из-под прорези в маске. Взором властителя моего тела, но отнюдь не души. Кровь оказалась на моем языке. Он дал мне вкусить ее, не зная, что я уже была знакома с ее вкусом. Палец вошел дальше, поглаживал язык и размазывал на нем металлическую горечь. Закрыв глаза от неги блаженства, разлившейся по телу, я стала облизывать его, забирая каждую каплю нектара.       Он вынул палец, поглаживая мою щеку. И мне вдруг захотелось поцеловать его, но прежде скинуть проклятую маску с лица. Да так, чтобы фарфор разбился вдребезги, как ранее случилось с куклой. «Но тогда… он просто оттолкнет меня. Не позволит… Пока что нельзя».       Чувствуя, как новая порция крови скопилась в уголках, я прижалась к фарфоровым губам. Пугающее желание облизать их заволокло разум. Мне виделось, так ясно и четко, что кровавым почерком полностью и безвозвратно выводился приговор, только вот для кого?       Тело горело как от длительной тренировки, ноги начало сводить, но все равно хотелось улыбаться и продолжать стонать от каждой хриплой ноты над ухом, вцепляться сильнее, чтобы быть еще ближе. Одна из моих рук протиснулась между нашими телами, скользнула вниз и опустилась на клитор. Всего одно касание, а я уже была готова взорваться. Стимуляция заставляла гореть огнем и взрываться, рассыпаясь на мелкие кусочки. Медленная истома растекалась по телу тягучей патокой.       Пальцы Брамса спустились к ягодицам, с силой вдавливая меня в пах. Внутри тела разливался его оргазм, но до своего мне оставалось совсем чуть-чуть. Не имея возможности пошевелить бедрами, я быстрее задвигала пальцами по клитору, вздрагивая от каждого трения. Еще несколько необходимых движений, и тело неистово выгнулось, а рот раскрылся в немом крике. Пара вдохов, и перед глазами разверзлась, переливаясь всеми красками бытия, сама Вселенная. Все еще ощущая кровь на губах, я что есть мочи сжала губы, чтобы удержать рвущиеся крики. Реальность рассыпалась на мелкие осколки, и только Брамс был той частью, которую удавалось удерживать перед глазами. Яркие ощущения стали отступать, на их место приходила истома, однако мне казалось, что за эти секунды я успела умереть и возродиться.       Брамс ждал, когда я смогу восстановить дыхание, одной из рук выводя витиеватые символы на пояснице. Хотелось просто упасть и не вставать до самого утра. Я пробежалась пальцами по губам, собирая капли крови. — Мне нужно принять душ, — усталый и осипший голос вырвался из меня. Глаза закрывались, но сон был непозволительной роскошью сейчас. Боясь, что ослабевшие ноги не удержат, я попыталась осторожно наступить сначала на одну, а после и другую, выпрямляясь. Мужские руки стремительно ухватились за мои бедра, не позволяя так просто уйти. От такого неожиданного порыва, я качнулась вперед, но от падения на колени меня спасли во время выставленные руки, опустившиеся на плечи Брамса. Украшение звякнуло, провисая между нашими телами. — Душ нужен нам двоим. «Я слишком устала, чтобы противиться его воле. Только вот есть ли надежда, что он не повторит ту сцену в душе?» — Хорошо, но потом я пойду спать, Брамс. Меня уже ноги не держат.       Сразу же после ответа я почувствовала, как больше меня ничего не держало. — Подожди, тебе нужно свежее белье и какая-нибудь одежда, чтобы переодеться. У тебя есть что-то? — слова произнесла та часть меня, которая хотела выкроить для себя время в одиночестве. Хотя проблема одежды была существенна, не мог же он вечно ходить в одном и том же. Иначе придется поехать по магазинам. Не буду скрывать, очень хотелось на пару часов ощутить свободу, но оставлять его одного… «Совсем забыла про Малькольма. Нужно забрать у него ключи». — Я скоро вернусь.       Брамс поднялся, поправляя одежду. Я отвернулась в сторону комода, направляясь к нему, чтобы приготовить одежду и для себя. Быстро достала белье, старые спортивные штаны с низкой посадкой и черный топик. Мелькнула мысль, что рука механически выбирала те предметы одежды, которые оголяли тело и, соответственно, провоцировали Брамса. «Пока стратегия такая. Когда секс для него станет обыденностью, следует подумать о следующем шаге». — Грета.       Я вздрогнула, словно произнесла мысли вслух и оказалась пойманной за руку. Все нервы и отсутствие нормального отдыха. Брамс стоял в проеме, но не спешил уходить. — Ты что-то хотел? — Не снимай украшение. — Вот и все. Какие-то три слова обозначили ближайший расклад дел. «Почему меня не покидает чувство, что это аукнется мне в душе?»       Не удостоив меня больше и словом, Брамс скрылся за поворотом, а я сразу же быстрым шагом двинулась в ванную комнату. Комок из сменной одежды находился в руке. «Уж пару минут я смогу побыть одна. Хоть чуть-чуть», — повторяла я в своей голове, как мантру, спешно скидывая белье в сторону.       Почти в каждой из комнат можно было регулировать интенсивность света. Если в первый раз, когда мы оказались здесь вдвоем, царила темнота, то теперь электричество подавалось бесперебойно. Не стоит показывать Брамсу свой страх и неловкость перед ним.       Кто знает, как это истолкует его извращенный мозг? Так что я лишь прокрутила колесико, пока пространство не заполнилось мягким полумраком. Возникла смешная ассоциация со свиданием, якобы один из партнеров задавал подходящее настроение для раскрепощения. И только я знала правду, боясь, что Брамс тоже догадается об истинной причине.       Вода прогрелась не сразу, но уже этого достаточно, чтобы взбодриться. Я запрокинула голову, чувствуя приятное покалывание на коже лица. Волосы намокли, макияж наверняка стал размываться, черными витиеватыми узорами расползаясь, подобно щупальцам. Мэй любила стойкую косметику, но вряд ли пигмент долго мог справляться с напором воды.       Дверь в ванную открылась в тот момент, когда я смывала мыльную пену с лица. Разводы наверняка остались, но мне вспомнились слова одного знакомого парня. Смешно, но разговор начался с того, что девушка из нашей компании сказала, что ей неприятно, что парень врывается в комнату, когда она принимает ванную. Она ведь хотела привести себя в порядок: сделать маску и другие процедуры. После ее слов мой знакомый и еще один его друг хитро переглянулись, и один из них заговорил: — Это вы женщины думаете, что мужчина может испугаться, если увидит вас в ванной с маской на лице и гулькой. Поверь, он будет смотреть и наслаждаться увиденным. Тем более, если ему нравится девушка. Все внимание будет обращено на тело, с которого стекает вода, на мокрые волосы, которые облепят спину. «Надо же вспомнить это именно сейчас».       Я вновь подставила лицо навстречу потоку. Вода уже нагрелась, поэтому каждая мышца поддалась расслабляющемуся блаженству. Шторка зашелестела, ознаменовав выросшую за моей спиной фигуру. Не нужно было поворачиваться, чтобы знать точно, что тяжелый взгляд проходился по каждому сантиметру оголенной кожи, и как мужская грудь вздымалась от увиденного.       Невзначай я перебросила потяжелевшую от влаги копну волос на одно плечо, открывая вид на украшение, которое так ему понравилось. «Что же ты…»       Мысль оборвала тяжелая ладонь, устроившаяся прямо у основания горла. Сначала я думала, что он хотел с силой сдавить его, так как давление не прекращалось, но вскоре пришло понимание: что Брамс хочет, и как. Собственные ладони с хлопком приземлились на плитку. Легли по бокам от головы, и только тогда Брамс смилостивился надо мной. Натиск руки ослаб. Я закрыла глаза, так как лоб прижался к стене, а смотреть вперед было ни к чему. «Что ты задумал теперь? Хочешь воплотить одну из фантазий? Уверена, что она родилась в его голове в минуты, когда домом для Брамса служили проходы в стенах. Я принимала душ, а хорошая акустика доносила до мужских ушей звуки льющейся воды и всплески».       Вторая его рука, неспешно, даже лениво коснулась поясницы, надавливая, намекая. «Вот значит, как ты хочешь. Сзади. Быстро же восстановился, хотя, так долго пребывать в фантазиях и не иметь возможность их реализовать… Любой бы сорвался».       Я послушно выгнулась, сразу чувствуя ягодицами стоявший член. От этого дыхание замерло, а сердце, словно того и ждало, забилось с удвоенной силой. Шершавая раскрытая ладонь потянулась к ягодицам, двигаясь из стороны в сторону, стараясь мазнуть по каждому миллиметру моей влажной спины. Замерла она лишь единожды, добравшись до впадинки на копчике. Теперь не ладонь — палец усердно выводил какие-то буквы. Сначала мне казалось это лишь наваждением, игрой разума, но когда он закончил, тело само предало меня, прогибаясь чуть сильнее под гнетом нахлынувших эмоций. «Вожделение».       Одно слово, а грудь уже покачивалась в такт дыханию. Короткие ногти прошлись по плитке, но шум воды заглушил скрежет. Я почувствовала, как надо мной нависли, как фарфор коснулся лопаток, двигаясь от одной к другой. Он… целовал меня губами маски.       Колени ударились друг о друга, хотелось опустить руку и помочь себе, но ведь не позволит. Тем временем маска двинулась выше, ни разу не разрывая контакт. Вот она уже ласкала шею. Невольный стон слетел с губ, тело съежилось и вжалось в мужскую эрекцию.       Я услышала хриплый вдох, а маска уже касалась мочки уха, посылая через фарфор шумное дыхание, которое перекрикивало воду.       Брамс точно хотел, чтобы я услышала. Никто из нас уже не скрывал удовольствия, которое появлялось при трении кожи, обоюдных ласках. — Будет немного больно, Грета, — прошептал он неожиданно. Тело привыкло к его размеру, так что новый контакт не страшил меня, но стоило мужчине резко отстраниться, как подозрительная мысль закралась в голове: «А про ту ли боль я подумала?»       Головка члена ощутимо коснулась входа во влагалище, но тело дернулось от другого прикосновения. Я успела сложить руки перед собой, упираясь в них лбом, прежде чем его широкая ладонь вновь сомкнулась на горле, подлезая под украшение. Оно и так провисало совсем немного, и Брамс забрал эти оставшиеся сантиметры, от чего цепи врезались в горло.       Голову вжали в мои раскрытые ладони, их пронзила боль, но даже она меркла перед металлическими цепями, которые подобно терновому ожерелью впивались в кожу. Казалось, что вот сейчас кожу разрежут, пустят кровь, которая омоет наши тела.       Брамс словно прочитал тревожные мысли, тем не менее, не прекращая эту пытку. Лишь переключил внимание на другое.       Горячие стенки влагалища сжались от постепенного вторжения, и возбуждения, приятный ток прошелся по позвоночнику. Захотелось завыть от многообразия эмоций, нетерпения… И боли.       Брамс не жалел, не позволял мне отстраниться. Одной рукой сжимал бедро, пока вторая фиксировала шею. В движении его бедер не было нежности, а лишь всепоглощающий пожар, огонь от которого обрушивался на нас двоих, сгораемых заживо.       Каждый сорванный с его губ вздох, становился своеобразной наградой за ту боль, что я испытывала. Брамс двигался с остервенением, вколачиваясь в меня. Громкие шлепки заполняли собой все вокруг, заглушали другие звуки, отошедшие на второй план.       Горло болело, что внутри, так и снаружи. С каждым новым толчком — хриплый стон: мой и его. Очередной удар бедер и свежий отпечаток цепей на коже, и мой судорожный вдох. Я уже дышала ртом, ненасытно хватала воздух, чтобы вновь задохнуться. Пульс стучал в висках, сердце отчаянно пыталось пробиться через каркас из ребер, мышц и кожи. Брамсу сорвало крышу. Он что-то рычал, но я не слышала. Сознание уплывало, а губы раскрывались в немом крике. Я даже не понимала: близка ли я оргазму, либо к обмороку. Но волна наслаждения накрыла раньше, чем рассудок окончательно покинул меня. Я сотрясалась от стонов, ноги дрожали, а изо рта вырвался протяжный стон. Хотелось упасть, и наплевать, что тогда цепь подвесит меня, как если бы действие перенеслось на эшафот. Я падала и разбивалась от каждого толчка, не в силах больше держать затекшие руки перед собой. Пальцы уже заскользили вниз.       И вдруг последние толчки ознаменовали собой мое спасение, даруя надежду. Рука быстро покинула мою шею, а тяжесть партнера припала к спине. Брамс положил руку возле моей головы, другой обхватывая живот, не позволяя упасть. Столько слов крутилось на языке, но ни на одно не хватало сил. Так мы и стояли, тщетно пытаясь привести в норму дыхание. — Повернись, Грета. — Я решила, что сплю. Этот полушепот оглушал. Казалось, что-то надломилось в моей душе после него.       Я молчала. Во мне не было сил исполнить его приказ, но сказать об этом я не могла. Только продолжала рвано дышать, да вжиматься лбом в ладони. — Грета, — настойчивый шепот, сродни указу, да прикосновение маски к затылку. С нежностью Брамс заскользил по волосам, повторяя мое имя вновь и вновь. — Грета.       Из последних сил, я повернулась, врезаясь спиной в плитку, но резервы организма закончились. Веки так и не разомкнулись. Даже когда он прислонил лоб к моему, пребывая в темноте, я отчетливо ощущала подавляющий натиск его взора. — Открой глаза. Ради меня, — этот странный диссонанс слов заставило мое хрупкое, маленькое, в сравнении с ним, тело содрогнуться от уз, которые охватили его. На мгновение ничего не имело значения, кроме его шепота и спазмов моего тела. В голосе Брамса больше не было сарказма, приказного тона. Я почти могла притвориться, что это кто-то другой: нежный, добрый, благородный.       Превозмогая изнеможение, я выполнила команду. Из-под растрепавшихся прядей и через прорези в маске на меня смотрели горящие глаза не человека. Нет. Человек так просто не мог смотреть.       Костяшки аккуратно прошлись по горлу, зализывая истерзанные участки, которые завтра обрисуются татуировкой подчинения и боли. Даже если выброшу украшение, ошейник из синяков останется на коже еще надолго, радуя глаз хозяина. — Что у нас следующее в списке, Грета?