Under Other Stars

Ким Сынмин умер. Он был мертв. Безвозвратно. Настолько мертв, насколько человек только может быть. Он умер. Он умер, и Хенджин был на его похоронах. Там было более трех сотен людей, и даже парочка журналистов с камерами мелькали в толпе. Эти похороны были масштабными, но Хенджин уверен — Сынмин был достоин чего-то намного более крупного. Чего-то грандиозного. Чего-то, о чем их маленький городок не забыл бы никогда. Хотя не сказать, что его в принципе можно было бы забыть. Скажем так, смерть Сынмина не была естественной. А, может, и была, ведь так сказали патологоанатом и следователь. Полное отсутствие признаков какого-либо постороннего вмешательства, его сердце просто остановилось прямо посреди ясного утра. Так было сказано в газетах, и это то, что Хенджин знал со слов других. Он просто умер, сидя на автобусной остановке в ожидании автобуса в соседний город — хотел навестить бабушку. Его тело обнаружили прислоненным к стеклу остановки, бездыханным, но все еще не остывшим до конца. Разумеется, это событие потрясло весь город. Кто вообще падает замертво вот так, средь бела дня? Не говоря уже о двадцатилетнем члене студенческого совета, который готовился стать следующим его президентом? Было ли это следствием игры не по правилам? Или намеренным убийством? Хенджин хотел верить в это. Ему нужно было верить в это, потому что ему нужно было направить куда-то свой гнев. Гнев, берущий свое начало из терзающего душу чувства потери и отчаяния, ведь столько вещей так и остались несказанными. Последние две недели прошли для него как в тумане, все казалось таким неважным и незначительным. Похороны состоялись две недели назад, с внезапной смерти Сынмина прошел уже месяц. Хенджин чувствовал себя отвратительно. Ему было тошно от одной мысли об этом всем. Ему никогда не приходилось переживать чью-то потерю, не считая смерть бабушки с маминой стороны. Скорбь была для него чем-то новым, и это было так ужасно, и он бы отдал все за то, чтобы никогда больше не иметь с этим дела. Конечно, ему придется рано или поздно, но, просто, это будет… не так. Смерть Сынмина была загадкой для всех. Пресса только об этом и говорила на протяжении всех двух недель до похорон, но после — ни слова. Вообще. И Хенджин был так зол на это, слишком зол. Он не хотел, чтобы об этом забывали, он хотел найти виноватых. Но их не было, Сынмина не отравляли, не было ни одного признака насильственной смерти, ничего. Полиция не вела расследование, они не делали ничего. Ведь это была естественная смерть, так они говорили. Но она не была естественной. Хенджин не хотел верить в это. Родители Хенджина не очень понимали, почему он был так огорчен этой смертью, почему скорбь так глубоко засела в душе их сына. Хенджин сам не находил этому каких-либо объяснений, ведь он не был так уж близок с Сынмином. Иногда у них пересекались расписания, и они были одноклассниками в старшей школе, они делали тогда несколько совместных проектов вместе и все еще здоровались друг с другом, встречаясь в коридорах. Но они не тусовались в одной компании, их круги общения никаким образом не соприкасались, да и общего между ними, в целом, не так много. Было не так много. Но вот что у Хенджина было тогда, и, возможно, было до сих пор, потому что он плох в том, чтобы отпускать, так это влюбленность. Влюбленность, которая никуда не пропадала уже как два года. И он точно знал, когда это все началось — на том уроке химии, в старшей школе, когда Сынмин взглянул на него с противоположного конца парты и сказал: «Ты не такой глупый, каким они тебя выставляют». В тот самый момент Хенджин и упал с головой в это чувство. И это было так глупо, потому что, да, именно таковым это и было. Конечно, Хенджин пытался пару раз завязать разговор, но Сынмин всегда был занят, а у Хенджина были его друзья, для которых Сынмин — не более чем очередной задрот. Что было невероятно тупо. Они же в университете, ну в конце-то концов! И снова. Были в университете. Хенджин. Не Сынмин. Он был мертв. Причина, по которой похороны вышли настолько масштабными, заключалась в том, как все эти события были подняты и освещены в прессе. Все скорбели по такому выдающемуся студенту Ким Сынмину, который изо всех сил стремился к звездам, но так и не смог дотянуться до них, и совершено не важно, знали ли все эти люди его в реальной жизни или слышали и видели его имя впервые. Было произнесено несколько речей о том, как он любил книги, как он улыбался всегда и вопреки всему и как помогал в приюте для брошенных и бездомных животных, расположенном в нескольких кварталах от его дома, по праздникам и даже иногда просто на выходных. Он был хорошим мáлым, так они все говорили. И они были правы, он был. Он был хорошим. Он был лучше большинства людей уж точно. Умным, и добрым, и вежливым, и он был одним из тех немногих, кто видел в Хенджине нечто большее, чем просто его баскетбольную майку. Но теперь он был мертв. Ким Сынмин был мертв, и Хенджин все еще не мог свыкнуться с этим. Университетские коридоры ощущались немного более темными. Немного более душными. Намного менее захватывающими. С улыбкой Ким Сынмина все было иначе.

* * * Недели перетекли в месяцы. Три месяца, если быть точнее, и Хенджин каким-то образом пробрался сквозь этот туман, прошел сквозь эти дни, начал привыкать и отпускать. Сынмин умер, и он ничего не мог поделать с этим, он не мог повернуть время вспять и изменить то, что уже произошло. Это просто факт, то, что нужно было просто принять. Дэхви был избран новым секретарем, он так и так был членом совета, поэтому было решено не проводить какого-либо голосования. Умно, наверно. Хенджин не знал, он не был заинтересован в делах совета. Был, когда Сынмин был одним из них, но не теперь. Его баскетбольная команда помогла ему пройти через худшее. «Давай-давай, Хенджин, прекращай киснуть, пошли выпьем», — и да, Хенджин шел выпить. И заканчивал, рыдая на тротуаре, и был слишком пьян, чтобы найти дорогу домой самостоятельно в этом маленьком городе. Это ощущалось как что-то вроде освобождения. Хенджин не имел привычки напиваться, но это помогало прочистить разум. Он плакал на плече своего лучшего друга, говоря о своей глупой влюбленности (тот был единственным, кто знал об ее существовании), о том, что он был мертв. Он выплакивал все в нем скопившееся, и это помогало. Это, и время. Время залечивало раны, или скорее… заставляло забыть. Забыть о боли. Хенджин не помнил больше о той боли, которую он почувствовал, когда его однокурсник ворвался в аудиторию посреди лекции и объявил, что тело Ким Сынмина было найдено на остановке поблизости с его домом. На часах было пять минут десятого утра, Хенджин ясно помнил это. Но не помнил больше той боли. Время безвозвратно утекло назад, в прошлое, и забрало боль с собой. Но ему становилось лучше. Живя изо дня в день, возвращаясь к самому себе. Возможно, он извлек из этого всего какой-то опыт, а, возможно, и нет, но одну вещь он знал теперь точно — его сердце будет закрыто для кого-либо еще долгое время. Он был слишком глубоко ранен для того, чтобы снова открывать его. Не то чтобы кто-то из его окружения знал об этом: «Хенджин, нам нужно найти тебе новый объект для воздыханий или хотя бы кого-то для перепихонов», — пьяно промямлил ему на ухо его лучший друг на прошлых выходных, и Хенджин просто ухмыльнулся на это. И его лучший друг понятия не имел, что Хенджин не будет делать этого. Определенно нет. Но он был всего лишь глупым качком с повадками клоуна, поэтому они его даже не послушали бы и уж тем более не поверили. Так и есть. Качок. По всем общепринятым стандартам. Это то, как его называли в коридорах университета, что было так глупо, ведь жизнь не была устаревшим американским фильмом. Но «просто качком» Хенджина считали и потому, что он получал спортивную стипендию, не выделяясь особыми способностями в других областях (точнее… ни в одной из других областей), и был частью университетской баскетбольной команды. Наряду с несколькими другими командами и клубами, но они были больше просто для удовольствия, не тем, в чем Хёнджин хотел бы на самом деле преуспеть. Поэтому да, просто качок. Спасибо их университету за предоставление спортивной стипендии, иначе Хенджин был бы совсем безнадежным случаем. Он был просто качком, и он был глупым. Это то, что ему говорили на протяжении всей его жизни. И его уже давно выперли бы из университета, не будь у него таких выдающихся навыков в спорте. Математика была для него бессмыслицей, чтение — сущим кошмаром, потому что слова теряли любой смысл, он просто не мог быть сконцентрированным достаточно долго, чтобы прочесть хотя бы страницу, поэтому да, только спорт. И не сказать, что его это как-то сильно заботило. Не то чтобы у него когда-то был выбор, чтобы заботиться о чем-то еще. Хенджин закрыл за собой дверь в дом, только после того, как запер ее и убедился, что ключи все еще у него (его никогда не учили проверять их наличие, и это стоило ему многих часов ожидания родителей за двадцать лет жизни). Пары начинались через полчаса, в спешке не было какой-либо необходимости — он жил в пятнадцати минутах ходьбы от университета. Раньше у него всегда оставалось десять минут до начала занятий и пять минут уходили на опоздание, но ему не было до этого никакого дела, однако что-то изменилось в нем за эти три месяца. Итак, он был качком, и, боже, как же он ненавидел это слово. Ему просто нравилось заниматься спортом, ясно! Он любил баскетбол! И футбол! Ему нравилось бегать, и чувствовать боль в мышцах после тренировок, и ему просто нравился вкус протеиновых батончиков! И да, возможно, он не блистал умом и был немного «клоуном класса» и немного громким. Но он был больше, чем это глупое слово! Он чувствовал, что его мысли были намного глубже, и он не всегда был клоуном, и иногда слова «ох Хенджин, ты такой тупой, просто не грузи себя этим» правда ранили. Но всем без разницы. До него есть дело, только когда он надевает на себя баскетбольную майку с эмблемой его команды. День был дождливым, минула уже половина весеннего семестра, и после этого первый год Хенджина в университете подойдет к концу. Небо заволокло тучами; Хенджин старался не наступать на лужи; рядом промчалась машина. Город, в котором он жил, был не из больших. Скорее даже городок — такие обычно хоть как-то финансировались государством только благодаря университету, действующему в них. Летом здесь было тихо, потому что все разъезжались, либо чтобы провести отпуск с семьей, либо на новое место работы. Хенджин любил его, этот город, он был уютным и родным, он знал здесь каждую улицу и аллею, каждый уголок, каждое кафе и магазин. Ладно, не каждый, но большинство точно, все-таки город не был настолько крохотным. Хенджин все еще жил с родителями, он не видел каких-то весомых причин, чтобы вот так сорваться и съехать от них. Может, после окончания третьего курса, когда он начнет учиться на магистра по завершении бакалавриата, но до этого у него в запасе есть еще несколько лет, и Хенджин не хотел сейчас забивать этим свою голову. И, возможно он, только самую малость, был маменькиным сынком, но ему слишком нравилось жить с родителями. Они были классными, поддерживающими и добрыми — лучшие родители, о которых можно только мечтать. Хенджин повернул с угла улицы, спустился с холма, прошел мимо парочки маленьких бутиков и кафе. Сынмина жил напротив этого кафе, в небольшом многоквартирном доме. После… всех трагических событий его родители и сестра переехали в другой город, и теперь квартира пустовала. Телефон Хенджина завибрировал — кто-то прислал сообщение. «ты где» «иду» Его лучший друг — единственный, кто все еще как-то приглядывал за ним. Другим его грусть уже поперек горла стояла, он прекрасно это знал — слышал на одной из тех вечеринок, куда они все ходили. Хорошо, возможно, Хенджин был слишком резок в своих суждениях, его лучший друг был его лучшим другом не просто так: они знали друг друга столько лет и были рядом друг с другом несмотря ни на что. Просто иногда… он не понимал, как вести себя с людьми, которые горевали. Или грустили. Или в принципе чувствовали что-то. Он не был идеальным, но и Хенджин идеальностью не отличался, неспособный говорить о том, что чувствует, ему было намного легче прятать свои эмоции за вечной ухмылкой на губах. Только «Привет, не знаешь, намечается ли какая-нибудь тусовка на выходных? Или игра?» потому что это его обязанность — быть тем самым туповатым другом, для которого запомнить расписание до конца недели — великая сложность. На самом деле, это не было слишком далеко от правды, Хенджин был обладателем ужасной привычки — путать все возможные даты, ему в принципе все, связанное с цифрами, давалось очень тяжело. Ежедневник так и молил отчаянно: «Хенджин, я нужен тебе, как кислород всему живому», — но он просто забывал бы записывать в него все предстоящие события, вечеринки или игры. Он прекрасно знал себя. Поэтому он так и планировал остаться тем туповатым другом, это получалось у него достаточно хорошо. Вниз с холма, направо, мимо маленького парка и нескольких университетских построек, сквозь большие двери, вверх по лестнице, первая дверь слева. Хенджин сбросил рюкзак с плеча на пол и упал на место на последнем ряду. — Долго ты. — Заткнись, пара еще даже не началась, — пробубнил недовольно Хенджин своему другу. Ким Енхун передал Хенджину в руки стакан кофе, который взял по дороге на учебу. Енхун был старше Хенджина на пару лет, но они были в одной группе, потому что Енхуну потребовалось несколько лет, чтобы попасть в университет (и, возможно, он и Хенджин заключили сделку много лет назад, что один ни за что не оставит другого, и теперь они здесь: на одном курсе, в одной группе, общее все, — именно так они и планировали когда-то). Енхун тоже был частью баскетбольной команды, естественно, он и Хенджин стали друзьями много лет назад, когда младший был отобран из подготовительной команды для перевода в юношескую. К тому же их город был не таким большим — рано или поздно они все равно встретились бы и подружились. Профессор вошел в аудиторию, началась лекция, — лекция по английскому, — и Хенджин переключил свое внимание с сидящего рядом друга на старого и начавшего седеть профессора. И примерно через минут пять Енхун снова потребовал обратить внимание на него, спрашивая, пойдет ли Хенджин на вечеринку в эти выходные, и он кивнул в знак согласия, все еще пытаясь не отвлекаться от преподавателя. Ему нельзя отвлекаться. Ему все еще нужно каким-то образом закончить университет, и он намного лучше воспринимал информацию на слух, нежели через чтение, поэтому он должен был слушать внимательно. И потом Енхун начал нашептывать снова, о предстоящей тусовке и о событиях прошлых выходных, а потом его телефон зажужжал, и все попытки Хенджина сосредоточиться на лекции пошли коту под хвост. Он выдохнул и откинулся на спинку скамьи, а потом вспомнил и достал свой ноутбук из сумки. Не то чтобы он собирался что-то конспектировать. Енхун был взволнован предстоящими выходными, как и всегда. Хенджин, если честно, не особо. Конечно, он пойдет, это то, что другие ожидали от него, и ему нравились вечеринки в некоторых их аспектах: ему нравилось с головой погружаться в музыку, нравилось забывать обо всем и погружать свои мысли в туман. Но все еще… ему… просто не хотелось. Все университетские вечеринки были однотипными, не менялось ничего: постоянно одни и те же люди и лица, а на неделе все разговоры будут только о прошедшей на прошлых выходных тусовке: кто с кем целовался, кого с кем застукали в туалете и бла-бла-бла. Хенджин не понимал, почему им не без разницы. Дайте людям поцеловаться спокойно! Это только их дело, не чье-либо еще. И это была одна из неприятных сторон жизни в небольшом городе с людьми, которых ты знаешь почти всю свою жизни (бесспорно, учеба в университете помогла привнести в жизнь немного новых лиц, но, спустя время, и они переставали быть новыми). Все знали все обо всех. Хенджину нравились уединенность и конфиденциальность, но так как он был частью баскетбольной команды и, вроде как, не плох лицом, что ж… он мог просто забыть о возможности целоваться с кем-то на вечеринках, не опасаясь при этом, что на следующей неделе будет слышать об этом ото всех и отовсюду. И он не хотел целоваться с кем-то, в принципе. Больше не хотел. И вот опять он опять думает о Сынмине — теперь и та капля концентрации, которая до этого каким-то образом заставляла не отвлекаться от лекции, покинула его. Это вообще нормально? Настолько сильно скучать по человеку, которого ты едва ли знал? Может это и не влюбленность вовсе, а что-то сродни одержимости, или что-то в этом духе? Он, правда, не знал. В какой-то момент, год назад Хенджин подумал, что эта влюбленность прошла. Однако потом Сынмин снова улыбнулся ему и попросил Хенджина обсудить с его командой участие в городской рождественской ярмарке, на которой они собирали средства для местного детского сада, и Хенджин просто глупо улыбался в ответ, кивал и пообещал поговорить с ребятами об этом, и он правда вспомнил и поговорил с ними! И Сынмин выглядел таким улыбчивым и счастливым на той ярмарке, и сердце Хенджина по ощущениям сделало тысячу сальто и было готово проломить его грудную клетку, а теперь ничего не было. Никакой рождественской ярмарки, никакого Сынмина, а здание детского сада готовилось под снос, в нем была обнаружена плесень — собранные средства не помогли спасти это место. Боже, жизнь была такой отстойной штукой, и Хенджин теперь понял это в полной мере. Енхун потолкал руку Хенджина, им задали написать письменную работу в парах к следующей неделе. Хенджин неплохо разбирался в английском и уже знал, что работу придется писать в одиночку. Возможно, он не был так хорош, когда дело доходило до грамматики, но музыка и использование языка в жизни внесли надлежащий вклад в его знания. Минуты шли одна за другой, Хенджин смог сфокусироваться на лекции снова на какое-то время, но Енхун дернул его за руку снова и показал что-то забавное в своем телефоне, и Хенджину пришлось сдержать смех. И так было постоянно. Но ведь студенты — взрослые люди! Но эти двое определенно такими не были. Профессор объявил завершение занятия, Енхун и Хенджин собрали вещи и выдвинулись в сторону столовой, где их уже ждали остальные друзья, некоторые из которых тоже были частью баскетбольной команды. Хенджин не был как-то особо с ними близок, многих из них он вообще узнал только в этом году — они приехали из разных городов, чтобы учиться в этом университете. По дороге в столовую Хенджин завязал свои черные волосы в хвост, перекинулся приветствиями и улыбками с парой людей и взглянул на место на подоконнике, где Сынмин сидел каждый раз, когда ему не нужно было идти куда-то, что случалось очень нечасто. Это произошло неосознанно, Хенджин даже не успел понять, что он сделал. Это и вправду стало привычкой. Хенджину нравился его университет. Он был старым, некоторым корпусам было уже больше двухсот лет. Много камня, высокие потолки в коридорах и все в земляных оттенках. Это было одной из причин, почему университет был все еще действующим, он был старым, хотя и потерял бывалый блеск — многие молодые люди стремились уехать на учебу в города покрупнее. Университет был не единственным историческим зданием в их маленьком городе: библиотека, церковь, здание администрации — все они были старыми. Хенджину это нравилось. Это чувствовалось иначе, даже если ритм больших городов был соблазнительным и пьянил, он не мог найти в них того же комфорта, что и в его городке. Енхуну здесь не нравилось, этот город был для него слишком тесным, он всегда был тем, кто жаждал большего. Хенджин заплатил за свой обед, сел за стол забитый его друзьями, Енхун сел напротив. Стол располагался рядом с окном, Хенджин мог видеть университетский дворик — парк медленно просыпался от зимней спячки. Дэхви прошел мимо и кивнул в знак приветствия, Хенджин сделал так же. Когда-то их взаимоотношения можно было назвать дружескими, но сейчас они были… просто знакомыми. Он прошел мимо их столика, чтобы присоединиться к своим друзьям. — Так что насчет тренировки? Хван, придешь на пробежку перед ней? Пару кругов, — товарищ по команде хлопнул Хенджина по плечу. Он тоже был на пару лет старше его, Хенджина знали как самого младшего в их команде. — Конечно, без проблем, — ответил Хенджин, Енхун пообещал составить им компанию. Бессмысленная болтовня. Хенджин не принимал в ней активного участия, не в этот раз, пока не будет удачного момента, чтобы вставить что-то смешное. Этим людям не было до него никакого дела, они были друзьями только на время учебы, и после выпуска они уйдут из его жизни навсегда — Хенджин знал это. Он достаточно хорошо был знаком с таким типом людей, какими были они. Хенджин просто хотел иметь рядом кого-то, кто остался бы с ним, действительно понял его, кто-то кроме Енхуна, ведь Енхун… не понимал его на самом деле. Не в том смысле, в котором Хенджин хотел бы, но он просто не знал, как правильно выразить эту мысль словами, не беря уже во внимание непонимание того, как найти этого человека, который понял бы его. Его родители. Они его понимали. В большинстве случаев. Конечно, они тоже думали, что Хенджин был самую малость болваном, хотя он всего лишь был забывчивым, и не разбирался в математике, и иногда витал в облаках, но они все еще понимали его лучше, чем большинство окружающих его людей. Но хэй, мальчику минул второй десяток, он уже не был подростком и не рассказывал обо всем, что с ним происходит, родителям, как и другие люди его возраста. Еще больше пустых разговоров. Хенджин доел свой ланч и встал из-за стола, направляясь на следующее занятие. Какая-то глупая, но обязательная для первогодок дисциплина, тут его расписание не совпадало с Енхуном, к сожалению. Коридоры университета затихли и опустели, все разбежались на их послеобеденные пары. Кто-то поздоровался с Хенджином, он не помнил, как их звали, но все равно улыбнулся, возможно, они пересекались однажды на какой-то вечеринке или что-то типа того. Солнце выглянуло из-за туч, дождь прекратился, солнечные лучи затанцевали в пыли коридора. Хенджин повернул от угла и добрался до нужной аудитории — он немного запозднился, впрочем, ничего нового для преподавателя. Следующие часы прошли как в тумане, Хенджин смог прослушать большую часть лекции и был действительно горд собой. Вероятно, он даже сможет вспомнить что-то на занятии на следующей неделе (или же нет, потому что эта лекция была не из интересных, а он был склонен запоминать только ту информацию, которая хоть немного его интересовала). Занятие было окончено, Хенджин направился в сторону спортзала, они собирались пробежать пару кругов перед основной тренировкой. Слава богу дождь прекратился, иначе дорожки были бы все еще сырыми. Хенджину пришлось бы быть осторожным, чтобы не споткнуться о собственные ноги. По пути к раздевалке он прошел мимо стеклянной витрины, расположенной вдоль стены, где хранилось большинство призов, кубков и всевозможных похвальных листов, которые получали университет и его студенты на протяжении множества лет. Он знал, что здесь были и фотографии, где запечатлен Хенджин с его баскетбольной командой, члены студенческого совета, фото нескольких других команд, — вся экспозиция менялась каждый раз с началом нового учебного года. Хенджин все еще не выиграл ни одного кубка для университета: крупные игры были еще только впереди, соревнования между университетами — в следующем месяце, и будут проводиться вплоть до лета. Хенджин ждал их с нетерпением, правда ждал, он слышал столько восхищений вокруг этих двух месяцев, под завязку забитых бесчисленными соревнованиями, вечеринками, снова соревнованиями и тренировками, и Хенджин не мог дождаться этого всего, он так жаждал вынырнуть из пучины собственных мыслей, с головой погрузиться во что-то абсолютно новое и столь долгожданное. Хенджин замедлил свой шаг, чтобы полюбоваться всеми этими кубками, выставленными на полках витрины и начищенными до блеска, ему некуда было спешить. Его взгляд блуждал по полкам с различными фотографиями и зацепился за фото, стоявшее в самой середине, рядом с фотографией баскетбольной команды, а чуть ниже — кубок за победу в прошлогоднем шахматном турнире (Сынмин был частью той команды). Он рассматривал это фото, изучал его, и он чувствовал — что-то здесь не то. А потом понял — не доставало знакомой копны коричневых волос. Он никак не мог найти знакомую улыбку. Он не мог найти на этом снимке Сынмина. Хенджин остановился как вкопанный и просто уставился на фото. Эта была та же самая фотография, да, Дэхви был во все той же светло-коричневой шерстяной рубашке, и, по сути, он должен был все так же, как и раньше, стоять рядом с Сынмином, но его… не было. Рядом с Дэхви никого не было. Там не было Сынмина. Они сменили фото? Они отфотошопили его и вырезали оттуда Сынмина? Гнев вспыхнул в груди Хенджина. Это была новая фотография? Нет, не была, это тот же самый снимок, сделанный ясным осенним днем вблизи университетского парка. И Сынмин должен был быть на этом фото, рядом с Дэхви, рядом с президентом студенческого совета, но он не стоял там. Его не было на фото. И казалось, будто его там никогда и не было. — Хэй, Хван, на что уставился? Не переживай, ты выглядишь великолепно на той фотке! Хенджин почти завизжал — он не слышал, как Джуен подошел к нему. Этот парень не был частью баскетбольной команды, но иногда приходил на тренировки в качестве запасного игрока, когда кто-то из основной команды не мог прийти. — Знаю, знаю, — рассмеялся Хенджин, но без радости в голосе. Джуен забросил руку на плечо Хенджина и поволок его в сторону двери, ведущей к спортзалу. Он находился в отдельном здании, в новом корпусе. Чтобы добраться туда, нужно было пройти по лужайке. — Как прошел твой день? Ну давай же, у нас в планах было побегать.

* * * Пот ручьями стекал по лицу Хенджина, футболка прилипла к его спине. Они во всю готовились к тренировочной игре на предстоящих выходных. Мышцы Хенджина горели, и, возможно, не бегай он с ребятами перед тренировкой, было бы полегче. Но сколько же наслаждения это все ему приносило. Баскетбол — то, в чем он был действительно хорош, и все в команде знали это не хуже его самого. Никто не смел назвать его тупым, не когда он находился на площадке. Он знал свое дело, глаз на игру у него был наметан намного лучше, чем у остальных сокомандников, и они сами не раз говорили об этом. Он быстро бегал и хорошо забрасывал, особенно с расстояния. Именно поэтому в команде он выступал в роли атакующего защитника. Енхун бросил мяч, Хенджин успел поймать его быстрее напарника по команде, который сейчас играл за противника, отбил его несколько раз о пол и бросил. Черт, промахнулся, мяч пролетел совсем рядом с кольцом. — Перерыв! Продолжим через пять минут, — объявил капитан, перед тем как покинуть игровую площадку. Хенджин последовал его примеру и выудил из кармана рюкзака бутылку воды, допивая ее полностью. На скамьях, окружающих зал по периметру, сидели несколько людей, наблюдавших за тренировкой. Завтра их ожидала полноценная тренировка с их тренершей, она отсутствовала в этот раз — какие-то срочные дела в другом месте. И через пять минут тренировка продолжилась, Хенджину пришлось пересобрать свои волосы (ему срочно нужно купить новые резинки для волос, старые совсем растянулись и плохо держались на волосах, ему это не нравилось). Дэхви зашел в зал, хотел, по всей видимости, обсудить что-то с капитаном, и Хенджин снова вспомнил о той фотографии, он совершенно забыл случившееся, как только рука Джуена коснулась его плеча, и тот увел его от экспозиции. Куда, черт возьми, подевался Сынмин? Они правда отредактировали фото? Это было так грубо. Действительно очень неуважительно по отношению к Сынмину. Или это была чья-то отвратительная шутка, и они просто подменили фотографию? Хенджин должен был спросить об этом у Дэхви, но не сейчас, возможно чуть позже, если они встретятся где-то, где не будет лишних глаз и ушей. Хенджину не нужны были разговоры об этом и, возможно, за этой стеной с табличкой «Уверенность», которую он выстроил вокруг себя, он был немного стеснительным. Но это была тайна, которую он собирался унести с собой в могилу. Он действительно боялся разговаривать с новыми людьми или теми, кого он (больше) не знал так хорошо, но он просто прятал это все за ухмылкой, будто прилипшей к его губам. Он был хорош в этом, а Енхун обычно был рядом, поэтому за разговоры был ответственен именно он, а Хенджин просто стоял и улыбался. Так было всегда, так они заработали хорошую репутацию среди других в университете и поэтому их всегда приглашали на все вечеринки. Да, это было глупо, но ведь работало, а Хенджину не приходилось мучиться с тем, чтобы правильно подбирать слова, и слишком много обдумывать все («Не забивай этим свою прекрасную голову, я поговорю», — так Енхун постоянно ему говорил). И вот, он снова слишком много думал об этой ситуации с фотографией и в итоге пропустил мяч. — Хван! Соберись! Румянец расползся по щекам Хенджина: — Извините, — крикнул он через плечо и побежал за мячом, который укатился на другой конец площадки. Бросок, немного криков, другой бросок, Хенджин бегал, он смеялся и попал мячом в кольцо несколько раз, прибавив очки в счет своей команды, и совсем скоро снова с головой погрузился в игру, напрочь забыв о той искаженной фотографии в стеклянной витрине, тянувшейся вдоль стены коридора. Тренировка закончилась, он покинул здание спортзала, когда на часах было немногим за семь вечера, Джуен и Енхун шли рядом с ним, обсуждая предстоящую товарищескую игру против университетской команды из соседнего города. После тренировки Джуен предложил Хенджину остаться с ним на кардио, и, конечно же, Хенджин согласился, потому что он был слишком добрым, чтобы отказать, а потом и Енхун решил присоединиться к ним. На самом деле Хенджин предпочел бы пойти домой, но он не был бы собой, отклони он такого рода предложение. И теперь усталость тяжелым грузом давила на его плечи, и если до этого боль в мышцах не доставляла особого дискомфорта, то сейчас ему было почти больно просто идти. Заходящее за горизонт солнце раскрасило небо во все оттенки оранжевого и розового, приближая день к его прекрасному завершению. Фонари медленно загорались: солнечного света было уже недостаточно, чтобы осветить улицы, город погружался в сумерки. Гравий хрустел под подошвой кед Хенджина, пока трое шли по дорожкам, между университетских построек, направляясь к улице, ведущей в центр города. Хенджин не обращал особого внимания на своих друзей. Они разделились на перекрестке — Джуен и Енхун продолжили свой путь прямо, в направлении центра, Енхун жил в собственной квартире всего в нескольких кварталах отсюда. Хенджину же предстояла чуть более долгая дорога. Он попрощался с друзьями, поправил лямку рюкзака на своем плече и пошел вниз по улице, по которой ходил всегда. Ночь незаметно опустилась вокруг, Хенджин поздоровался с пожилой леди, владевшей небольшим кафе на углу улицы, он часто заглядывал туда по утрам, чтобы взять себе кофе. У этой женщины был невероятно милый песик, который часто составлял ей компанию в кафе. Хенджин очень хотел бы тоже иметь рядом такого замечательного пушистого друга, но, к его огромнейшему сожалению, у его отца была аллергия на собачью шерсть, поэтому… не сейчас, возможно, в будущем, если у Хенджина когда-то будет его собственная квартира. Хенджин прошел мимо тату-салона, затем цветочная лавка, еще одно кафе и книжный магазин. Он вспомнил, что часто замечал здесь Сынмина, ведь он живет совсем недалеко отсюда, и чтение для него — это один любимых способов провести время. Жил. Любил. И вот он снова в мыслях Хенджина. Что же это такое? Между ними не было какой-то особенной связи, они едва знали друг друга. Но тем не менее Хенджин все еще не мог нормально отпустить его, даже если боль больше не терзала его душу. Может, потому что это был первый раз, когда Хенджину пришлось лицом к лицу столкнуться со смертью? Потому что понял, наконец, что это такое? А может, все же потому, что он был влюблен в этого парня, а теперь он был мертв? И был ли он все еще влюблен в него? Он вспомнил о том забавном чувстве, посещавшем его каждый раз, когда он смотрел на ту самую фотографию: они сделали ее год назад на вечеринке в честь выпускного, Хенджин был пьяным и решил, что ему необходимо фото с объектом его воздыханий. Сынмин тоже не был таким уж трезвым: его нос был красноватым, а взгляд — мутным, а еще он улыбался от уха до уха. Фотографировал их Дэхви, они с Сынмином были близкими друзьями уже тогда. Поэтому, по всей видимости, влюбленность Хенджина все еще никуда от него не делась. Хенджин вздохнул: он не знал. Он оттолкнул ногой куда-то в сторону пустую жестяную банку, не успев даже понять, что делает и что это было глупо, он побежал обратно и поднял ее с земли. Оглянулся в поисках мусорки и заметил одну рядом с автобусной остановкой. Той самой автобусной остановкой. Хенджин сглотнул неожиданно образовавшийся ком в горле. Это была та самая автобусная остановка, где нашли Сынмина. Вернее тело Сынмина, в 8:43 до полудня. Что он вообще здесь делал? Он жил в десяти минутах ходьбы до университета, ему незачем был автобус. Ах, да, его заболевшая бабушка, Хенджин вспомнил теперь об этом. Наверно, он решил съездить к ней до начала учебного дня. Хенджин вдохнул и собрался с мыслями. Это была обычная автобусная остановка, Хенджин ходил мимо нее бесчисленное количество раз. Самая обычная автобусная остановка. Всего лишь автобусная остановка. Просто автобусная остановка со стеклянными стенами, мусоркой и расписанием междугородних автобусов. Хенджин сглотнул еще раз, пока шел к ней, обошел и выбросил пустую банку из-под содовой в мусор. Бак был забит почти до краев, и Хенджин надеялся, что его вычистят как можно скорее, иначе мусор начнет просто вываливаться из него и разлетится по всей остановке — это будет отвратительно. И это была самая обычная автобусная остановка. Просто автобусная остановка. Хенджин вздохнул, как же это глупо с его стороны — так распереживаться из-за какой-то автобусной остановки, он поправил лямку от рюкзака, она снова начала соскальзывать с его плеча. А затем взглянул на свое отражение в стекле напротив и вместо себя самого увидел в отражении Ким Сынмина.