Under Other Stars

Хенджин замер в оцепенении. Он сильнее вцепился в лямку рюкзака на плече, и его легкие на мгновение забыли, что они, вообще-то, должны качать кислород. Из отражения в стеклянной стене автобусной остановки на него смотрел не кто иной, как Ким Сынмин. Сынмин моргнул, затем еще раз. Черты его лица приобрели растерянное выражение, брови свелись к переносице, а губы слегка приоткрылись в удивлении, — он сделал шаг назад. Почему он видел в отражении Сынмина? Он обознался? Нет. Хенджин узнал бы Сынмина где угодно и откуда угодно, и сейчас казалось, будто они стоят на расстоянии двух метров друг от друга, просто на разных сторонах этой остановки. Хенджин подался было вперед, хватая ртом воздух, а затем — все. Его уже не было. Отражение Сынмина пропало. Хенджин отшатнулся назад, за его спиной промчалась машина, возвращая его обратно в реальность. Он спешно обежал остановку — безрезультатно. Сынмина здесь не было. Только лужа и какой-то мальчик, проходящий мимо и странно поглядывающий на Хенджина. Какого черта? Какого черта?! Хенджин видел это, так ведь? И это не его разум подшучивал над ним? Он видел Сынмина, он видел, он точно видел! Он ни с чем и никогда не перепутал бы эти слегла завивающиеся на кончиках пряди волос и эти темно-карие глаза, он узнает их откуда угодно. Хенджин обошел остановку еще раз, и ничего — только его собственное отражение и желтый свет уличных фонарей. Но он видел это. Он видел Сынмина. Хенджин был в этом уверен. Его сердце колотилось как бешеное, ладони были влажными, он чувствовал набирающий массу ком в своем горле. Какого хрена? Какого хрена?! Хенджин почувствовал подступающую панику. Он чувствовал ее, уже дышащую ему в спину и накладывающую свои когтистые лапы ему на шею. Какого черта? Это не могло быть правдой. Нет, Хенджин ничего не видел, в отражении никого не было. Почему тогда выражение лица Сынмина изменилось? Почему это… почему это выглядело так, будто он тоже видел Хенджина?! Хенджин снова обошел автобусную остановку, отчаянно огляделся по сторонам. Улица была пустой, здесь не было никого кроме него. Мимо проехала машина. Хенджин обернулся: в том направлении тоже ничего. Какого черта? Его глаза ему не изменяли, это было слишком убедительно! Он видел Сынмина в том отражении, он правда видел! А видел ли? Может это все-таки это его разум издевался над ним? Он что, настолько сильно скучал по этому парню, раз его разум привидел его ему? Наверно он просто устал. Да, Хенджин просто переутомился. Да, точно, у него ведь был долгий и трудный день, он набегался, у него была изматывающая тренировка, и он провел много времени в компании своих друзей, и он плохо спал прошлой ночью. Хенджин просто переутомился, и его мысли блуждали где-то совсем не здесь, и ему начали казаться вещи, которых не было на самом деле. Но удивление на его лице? То, как он отшатнулся? Это просто результат бурной фантазии Хенджина, верно? В отражении не было никакого Сынмина. Сынмин умер. Он был мертв, и Хенджин просто не мог увидеть его в отражении вместо самого себя. Или призраки все же существовали? Глупость! «Хенджин, возьми себя в руки, наконец!» — отругал он сам себя. Он пропустил ладонь сквозь выбившийся из хвоста пряди волос и выдохнул. Не было там никакого Сынмина, Хенджин просто устал, а его мозг зло подшутил над ним. Только и всего. Но ведь— нет. Сынмин мертв. Это невозможно. Хенджин продолжил свою дорогу домой, шагая теперь чуть быстрее, чем до этого. * * * Прошла неделя, прошла тренировочная игра и вечеринка. Хенджин все еще не мог забыть об отражении. Он уходил настолько глубоко в свои мысли, снова и снова прокручивая в воспоминаниях этот момент, что его друзьям приходилось потряхивать его за плечо время от времени, возвращая в реальность. Он никому не рассказал о произошедшем, он просто не знал как и не хотел звучать окончательно поехавшим. А еще Хенджин забыл спросить Дэхви о той фотографии студенческого совета. Или, скорее, слишком стеснялся начать этот разговор в тот раз, когда у них была совместная пара, и когда видел его на территории университета. Возможно, ему следовало бы попросить Енхуна спросить вместо него, ведь он так всегда и делал… Или же нет, потому что Хенджин уже полтора месяца ни разу не говорил с ним о Сынмине, и он не очень хотел, чтобы его лучший друг знал, что он все еще думает о нем. Что он все еще не отпустил его, как от него ожидали. День выдался солнечным, деревья начали покрываться зеленью, а Хенджин вспомнил, как однажды Сынмин рассказал ему, что весна — его любимое время года, и что ему нравилось видеть и чувствовать, как природа вокруг него будто просыпалась. Это было одним из тех воспоминаний, которые Хенджин бережно хранил в своей памяти; этот разговор произошел на их последнем году обучения в старшей школе, когда они немного отошли от темы, заканчивая какой-то проект. Они просидели в том кафе у школы столько часов, что Хенджин сдался в их подсчете, и тогда в его душе правда зародилась надежда на то, что они могут стать нечто большим друг для друга, чем просто одноклассники или друзья. Пока не началось лето, и Сынмин не уехал к родственникам на другой конец страны, а его сообщения стали заметно короче, и Хенджин решил, что, возможно, надоел ему. Поэтому он перестал донимать его, расстроенный и сломленный, а потом началась осень, и Сынмин улыбнулся ему в их первый день в университете. И огонек надежды загорелся в нем вновь. Чтобы потом потухнуть навсегда за две недели до Рождества. Хенджин сочувствовал родным Сынмина. Провести Рождество вот так, оплакивая любимого сына… должно быть это было ужасно. Даже для Хенджина это все было ужасным. Похороны состоялись за неделю до Рождества, и на протяжении всех праздников Хенджин просто не мог думать о чем-либо другом. Но сейчас наступила весна, природа снова просыпалась от зимней спячки, а это означало еще большую нагрузку по учебе и скорое начало игрового сезона. Совсем скоро Хенджин сможет выбраться из трясины своих мыслей и перенести фокус на все эти игры и тренировки. Да, это определенно то, что ему нужно было. Прошла очередная неделя, затем другая, Хенджин с головой погряз в его тренировках по баскетболу, не вылезал из зала со своими друзьями, наслаждался каждой поездкой на автобусе на выездные игры в другие города. Они выигрывали, они чувствовали себя неудержимыми, непобедимыми. А потом это случилось вновь. Это были свободные от игр выходные, а вечером Хенджин планировал пойти на вечеринку, но сейчас он бежал со всех ног, ему нужно было выпустить пар и прочистить мысли. Бег подходил для этого лучше всего: он мог не сдерживать свои мысли и мог забыть обо всем и обо всех, когда подошвы его кроссовок ударялись о тротуар, пока он бегал по своему району. На пути ему иногда встречались лужи, он сильно вспотел, погода стала немного теплее в преддверии апреля. Он мог уже спокойно не надевать куртку на следующую пробежку. Хенджин свернул на улицу, заставленную домами. Затем еще один поворот, в наушниках заиграл трек, который он не мог узнать, но песня была хорошей, поэтому Хенджин не захотел переключать ее. Другой поворот, он перебежал дорогу — парк, асфальт под ногами сменился на гравий. Хенджин перешел на шаг, тяжело дыша и смахивая капли пота, катившиеся по лбу. Несколько пожилых людей сидели на скамейках. Хенджину очень нравился этот парк, и он располагался ближе к его дому, чем тот, мимо которого он проходил каждое утро по пути в университет. Ему нравились зелень, пруд в середине, птицы и деревья, которые росли здесь. Иногда он выбирался сюда с семьей на пикник летними вечерами, а иногда сидел здесь на траве вместе со своими друзьями и кидал камешки в пруд, делая вид, что он вовсе не взрослый (так и было, в глубине души он все еще оставался ребенком, которого до ужаса пугала взрослая жизнь, и он ни за что на свете не хотел взрослеть). Хенджин кивнул какому-то старичку, сидящему на скамейке, так как узнал в нем их соседа, живущего через пару домов от дома семьи Хван. Хенджин быстро добрался до противоположного конца парка, потому что он был не очень большим, и побежал снова. Он пробежал пару улиц, потом свернул на более оживленную и снова перешел на шаг. Вдоль улицы вряд выстроились ресторанчики и книжные магазины, от центра города досюда было уже рукой подать (хотя так можно было сказать про почти любую точку их маленького, плотно застроенного городка). Хенджин заглянул в окна одной непримечательной книжной лавки и замер на месте как громом пораженный. Сынмин. Листающий страницы какой-то книги рядом с ближайшей к окну полкой. Две книги уже покоились в его руках, и он выбирал третью. На нем была надета его фиолетовая толстовка, та самая, которую он надевал, когда ему не нужно было идти на учебу, в принципе выходить куда-то, или не нужно было быть кем-то. Хенджин почувствовал, как ребра снова стали неприятно сдавливать его легкие. Он моргнул, а, открыв глаза, уже никого не увидел. Отражение? Нет, он ясно видел Сынмина внутри магазина. Хенджин наконец смог заставить свои ноги двигаться, рванул к книжному и толкнул дверь. Колокольчик зазвенел над его головой, Хенджин вошел в помещение, его глаза отчаянно пытались отыскать хоть намек на мальчика в фиолетовой толстовке. — Добрый день, мальчик мой, могу ли я тебе помочь чем-нибудь? — за прилавком сидела миловидная старушка, она была увлечена своим вязанием, когда Хенджин ворвался в ее магазинчик, испугав до смерти. Хенджин смотрел по сторонам, прошелся по рядам, которые были плотно заставлены стеллажами с множеством книг в них, и ничего. Сынмина здесь не было. — Извините за беспокойство, но был ли здесь только что парень в фиолетовом худи, выбирающий книги? — Хенджин подошел к кассе. Его начало мутить, воспоминания о предыдущем подобном событии вновь вспыхнули у него в голове. — Прости, но за сегодня здесь было не так много посетителей, и те заглядывали утром, так что нет, не думаю, что он был здесь, — женщина выглядела очень обеспокоенной. Хенджин открыл было рот, что возразить, но закрыл его обратно и кивнул. — Хорошо, понял, извините, что побеспокоил, хорошего Вам дня, — и выбежал из тускло освещенного магазинчика. Сынмина здесь не было. Сынмин был мертв. * * * Хенджин сходил с ума. Нет, нет, он просто снова устал. Просто устал, слегка переутомился, он думал, что видел что-то в том магазине, хотя это просто проделки его мозга. Уже во второй раз. Он сходил с ума. Нет, никуда он не сходил! Он был в норме. Он не сходил с ума, нет. А потом это произошло снова. В луже на тротуаре. Когда Хенджин шел на квартиру к Енхуну. Лицо Сынмина: брови нахмурены, взгляд сфокусирован на чем-то, — быстро появившееся в отражении на поверхности лужи. Хенджин уверен, что это был Сынмин, потому что вокруг просто не было других людей, потому что это не мог быть кто-либо другой. То есть призраки правда существовали? Получается, что да. Это был третий раз, когда Хенджин видел Сынмина. Ну, или он все же сходил с ума. Он терял рассудок. У него ехала крыша. Сынмин мертв, а его мозг просто издевался над ним, трижды, два раза в течение одного дня. Он сходил с ума. Он вглядывался во все, способное создать отражение, пока шел к Енхуну, в его квартире, пока они шли на квартиру к парню, у которого проводились все вечеринки, но потом их планы неожиданно изменились, они свернули на другую улицу и закончили в баре в компании нескольких других друзей. Они присоединились к ним немного поздно. — Что с тобой такое весь день? — подтолкнул его Енхун, когда они сидели за грязным круглым столом в самом углу бара, освещение сюда еле дотягивалось. Уютно. Но слишком громко. Слишком много пьяных тел вокруг, а ведь было еще не так поздно, где-то около девяти. — Ничего, — почти пропищал Хенджин. Енхун как-то странно посмотрел на него, и отвернулся обратно к друзьям. Ничего. Ага. Хенджин просто сходил с ума. Терял свой рассудок. Видел Сынмина везде, там, где не должен был видеть. Единственное место, где он должен был видеть его лицо это те старые фотографии из старшей школы, и то единственное селфи, которое до сих пор хранилось в его старом телефоне. Больше нигде. И на той фотографии студенческого совета, правда Сынмина там теперь почему-то не было. И больше нигде. Ни в отражениях окон, ни в лужах, нигде. Он сходил с ума. Либо призраки были реальны. * * * — Енхун, я схожу с ума, — невнятно проговорил Хенджин в свой красный стаканчик с каким-то слишком крепким для него напитком. — Что ты имеешь в виду? — Енхун положил свою руку на плечо Хенджина, они сидели снаружи того дома, где парень (имя которого Хенджин не вспомнил бы, даже если очень постарался) всегда проводил вечеринки, на веранде, вокруг стола, рядом с которым валялось слишком много банок из-под пива. Друзья Хенджина разговаривали, пытаясь перекричать музыку, а люди сновали туда-сюда мимо них, то заходя, то выходя из дома. Хенджин чувствовал, как басы отбивались волнами в его груди. — Я теряю рассудок, — он был пьяным, его чувства были притуплены, и в глубине себя он чувствовал, что это было не самым мудрым решением — обсуждать это с Енхуном, но он чувствовал, будто вот-вот взорвется. Ему нужно было услышать от кого-то, что он не сходил с ума, что все в порядке, и он не бредил, что его мозг просто подтупливал немного из-за того, что он скучал по парню-секретарю из студенческого совета немного слишком сильно. — А? И что же тебе потребовалось для этого? Хенджин стукнул Енхуна по руке, это шутка была совсем неудачной, несвоевременной. Кто-то засмеялся, громко, возможно Хенджину следовало попросить Енхуна поговорить с ним где-то в более уединенном месте. И там, где было тепло, потому что, несмотря на алкоголь, разливающийся по его венам, на веранде в этот прекрасный весенний вечер становилось прохладно (и Хенджин не хотел быть тем, из-за кого соседи обычно вызывают полицию за слишком громкое поведение). — Я серьезно, — пробормотал Хенджин достаточно громко, чтобы Енхун услышал его. Остальные их друзья не обращали на них никакого внимания: Чанмин рассказывал им что-то про его занятия по танцам. Большинство из сидящих за столом людей были из баскетбольной команды, остальные несколько — из других. Тоже спортивных. Джейкоб едва не опрокинул свой напиток на деревянный пол. — Про что ты? — Енхун получше сфокусировался на Хенджине, хотя Хенджин даже сквозь свой алкогольный туман мог видеть, что смотрел он куда-то в никуда, что его нос был покрыт румянцем, и что он не так уж и хорошо слушал Хенджина. — Я продолжаю видеть его везде, — наконец пробормотал Хенджин на одном дыхании. Он чувствовал, будто его вот-вот разорвет на части, что тревожность уже расползалась от его шеи вниз по позвоночнику, сжимая по бокам. — Кого? — спросил Енхун, явно не понимая. Он глядел по сторонам, будто пытаясь увидеть того, о ком говорил Хенджин. — Его. — Кого «его»? Я не знаю никаких «Его». Хенджин сглотнул. — Его. Ким Сынмина, — последнее он почти прошептал. Енхун огляделся снова, его брови изогнулись в непонимании. — Повтори-ка. — Я продолжаю видеть Ким Сынмина везде. Эрик рассмеялся звонко. Кто-то толкнул Хенджина за плечо, пока проходил рядом, заходя в дом. — Кто такой Ким Сынмин? Что? Хенджин моргнул один раз, второй, Енхун выглядел теперь еще больше ничего непонимающим. — Э-это… ты же знаешь его. Сынмин. — Я не знаю никого по имени Ким Сынмин. — Енхун, это несмешно. Тревожность теперь не просто сжимала его бока, она поглотила его полностью, он ощущал ее каждой клеточкой своего тела. — Так я и не смеюсь. Кто такой Ким Сынмин? Твой новый краш? — Тот… парень, который погиб три месяца назад! Бывший секретарь в совете! Он жил через дорогу от тебя! — Хенджин чувствовал, будто кричит эти слова Енхуну в лицо, когда в реальности он прошептал их, еле слышно. — А? Я никогда не слышал о таком? А затем Енхун обернулся и дернул за руку Джуена, сидящего по другую сторону от него:  — Хэй, Джуен, ты слышал когда-нибудь об этом парне? — Каком? — Ким Сынмин. — Что? Не-а, не припомню. — Джейкоб, ты? — Нет. Хенджин не мог дышать. Он сходил с ума. Терял рассудок. Как они– как они могли не помнить Сынмина? Они забыли о нем? — Вы видели Дэхви? Мне нужно найти Дэхви, — он слышал самого себя откуда-то издалека. — Что с тобой такое? Ты в порядке? — пробормотал Енхун, Хенджин видел смех в его глазах, ему было смешно, он не понимал, он не– — Я видел, как он разговаривал с Чанхи на лестнице внутри совсем недавно, — донесся с другой стороны стола голос Хенджэ, он тоже выглядел немного озадаченным. — Спасибо. Хенджин передал стакан в руки Енхуну и в спешке поднялся из-за стола. — Хэй, ты куда? — послышался удивленный голос его лучшего друга за спиной, когда он уже отвернулся и вошел в дверной проем. Оглушительные басы моментально поглотили его всего, но они все равно не смогли перекрыть звук его собственного сердцебиения в его ушах. Он должен найти Дэвхи. Он знал– он должен был знать, он был одним из самых близких друзей Сынмина. Он точно знал, он помнил, а его друзья, возможно, просто слишком сильно напились или не расслышали его или может быть, может быть, может быть Хенджин терял свой рассудок, может быть он сходил с ума и, о! — Хэй Дэхви, извини, что перерываю, но могу ли я спросить кое-что? — Хенджину пришлось перекрикивать музыку. — Да, конечно! — Дэхви прокричал в ответ, он явно не ожидал увидеть Хенджина, потому что, по правде говоря, они не разговаривали больше. — Ты… ты помнишь Ким Сынмина? Один удар сердца в аккомпанемент тишине. Два. Три. Взгляд Дэхви на долю секунды показался затуманенным. — Нет, не думаю. А что такое? Сердце Хенджина рухнуло в пятки, а стены, казалось, начали сдавливать его.  — Н-ничего. Я просто… просто проверил. Извини, мне нужно идти. И он должен был. Он бросился наружу из дома, сердце колотилось где-то в его ушах, а паника охватила все его существо намного крепче, чем моментом ранее. Он не мог дышать. Он не мог дышать! Почему никто не помнил Сынмина? Прошло всего лишь три месяца! Они все не могли просто вот так, в один момент, напрочь забыть о нем! Люди не забывали вот так, по щелчку пальцев, так, что никто не мог вспомнить теперь Сынмина! Хенджин слышал, что Енхун окликнул его, но он не обернулся, сбежал вниз по дорожке, ведущей на улицу, и повернул налево, до его дома был примерно километр или что-то вроде того, он должен вернуться домой, он должен, ему нужно было, ему нужно добраться домой, ему нужно– ему нужно было– что? Ему нужно было убедиться, что он не спятил. Ему нужно было что-то, какое-то подтверждение. Он ускорил свой шаг; было тихо, была ночь, мимо проехала машина. Хенджин ничего не видел и не слышал ничего, кроме своего сбитого дыхания, он чувствовал вибрирующий в кармане телефон — это Енхун, он знал и не поднял трубку, у него не было на это времени. Он пересек дорогу и продолжил бежать. Он не мог сойти с ума. Он не мог. Он– он был в порядке. Его друзья просто были тупыми, они очень тупо разыгрывали его, а может это просто та штука, когда твой мозг защищает сам себя от осознания утраты, или что-то в этом роде? Наверно, именно поэтому Дэхви и не мог вспомнить. И возможно тоже был пьяным, и друзья Хенджина тоже, и Хенджин, это все не могло– не могло– не могло быть просто плодом воображения Хенджина. В течение стольких лет. Об этом и речи идти не может. Нет. Это было невозможно. Хенджин не мог настолько сильно утратить связь с реальностью. Хенджин повернул с угла улицы, пробежал мимо нескольких домов прежде чем достичь знакомого газона, знакомой входной двери, он ощупал карманы в поисках ключей, слава богу они все еще были там. Он быстро отворил дверь и хлопнул ей, чтобы закрылась, и его родители припомнят ему это утром, обязательно припомнят, он знал это, но у Хенджина не было времени, у него не– он должен был– Он ворвался в гостиную, бросился к ящику под книжной полкой рядом с телевизором. Он рухнул на колени, вытащил несколько альбомов с фотографиями, в которых, он был уверен в этом, хранились все снимки, начиная с самого первого его дня в школе и до выпускного. Он открыл один, торопливо начал пролистывать страницы своими трясущимися руками, так много воспоминаний, на этой фотографии Хенджину пять, на этой семь, тринадцать, четырнадцать, Сынмин переехал в их город, когда ему было пятнадцать, присоединился к ним на первом году старшей школы, и здесь! Хенджин нашел его, их классный снимок, сделанный тогда, когда ему было пятнадцать. Он прекрасно помнил: Сынмин стоял в первом ряду, рядом с той девочкой, стоявшей прямо перед Хенджином, потому что тогда он все еще был не очень высоким, да и кроме того- И кроме того, его не было. Дыхание Хенджина застряло где-то в его горле. Там никого не было, только пустое место. Хенджин перелистнул страницу, затем еще одну, вот оно, еще одно общее фото со всем их классом. Сынмин должен быть в заднем ряду, в середине. Его там не было. Там было пустое пространство. Следующая классная фотография. Он должен быть где-то по середине. Но его там не было. Пробел между учениками. Хенджин подорвался с места, забыл положить альбомы на их место, бегом поднялся по лестнице и пронесся мимо спальни его родителей. Он слышал отцовский храп, значит, Хенджин не разбудил их своим возвращением, иначе мама уже окрикнула бы его. Хенджин толкнул дверь, ведущую в его комнату, схватил свой ноутбук с прикроватной тумбы и открыл его. Оно было где-то здесь, то фото, он знал, оно должно было быть, оно хранилось на старом телефоне Хенджина, а потом он перенес его на свой компьютер в папку «воспоминания», он кликнул на нее, как только экран ноутбука засветился, он листал, искал, бегая глазами по экрану: оно было почти внизу, он знал это, он помнил, — и вот оно, вот оно, Хенджин открыл его. И это была фотография Хенджина. Рядом с ним никто не стоял. На этом снимке он был один. Здесь не было Сынмина, немного пьяного, с зарумянившимся носом и нарисованными маркером кошачьими усами на щеках. На фотографии был только Хенджин. Улыбающийся в камеру. Один. * * * Хенджин тронулся рассудком. Он спятил, слетел с катушек, как бы это не называлось. Но это было нормально. Он был в норме, просто, может быть, немножечко сошел с ума. Это нормально — быть немного помешанным, Хенджин решил так. Енхун ничего не спрашивал у Хенджина по поводу его неожиданного исчезновения с тусовки, так же как и остальные. Хотя, вполне возможно, они просто не помнили про это (очевидно, что к полуночи Енхун был уже в стельку пьяным) или же… им просто было без разницы. Они ни в коем случае не были плохими друзьями, просто Хенджин же был новеньким в их компании, а они не были так уж хороши в том, чтобы говорить о чем-то… душевном. Только игры и матчи, баскетбол и учеба. И никогда что-нибудь личное. Но Хенджин сходил с ума! За исключением того, что нет. Он пришел к выводу, что он больше не заикнется про то, что он тронулся, ни слова не скажет ни родителям, ни кому-либо еще. Все было в порядке, он не… упускал реальность из своих рук или что-либо еще. Он выполнял свои ежедневные обязанности, с головой ушел в соревнования, и казался вполне нормальным (Хенджин спрашивал у своей матери, похож ли он на человека, который был не в себе, а она в ответ просто потрясла головой и спросила, все ли в порядке, но Хенджин ничего ей не рассказал). Так что, да, он потихоньку ехал крышей, но… в этом не было ничего плохого. Просто немного чокнутый. Он не видел Сынмина нигде на прошедшей неделе, так что, наверное, не такой уж он и сумасшедший. Или все-таки сумасшедший. Но это было нормально. В небольшой безумности нет ничего страшного. Или в галлюцинациях. Или в ведениях. Или в том, чтобы иметь воображаемого друга на протяжении пяти лет, а потом влюбиться в него. Это было жутко, конечно, но Хенджин справится, он всегда справлялся. Для кого-то такие вещи были вполне адекватны. Они справились. И Хенджин тоже справится. Все было в порядке. Это нормально — быть немного поехавшим. Хотя что-то явно изменилось, Хенджин заметил это. Он стал избегать любых отражений. Он избегал смотреть на лужи. Он избегал смотреть на собственное отражение в стекле той автобусной остановки по дороге на учебу. Он избегал даже собственный телефон, когда тот был заблокированным, а экран темным и отражающим свет. Его друзья ничего не замечали, конечно они не замечали, они даже не видели особых изменений в его поведении и настроении, ведь Хенджин был уже мастером в том, чтобы прятать это все под своей маской уверенности и звонким смехом. И Хенджин, в свою очередь, тоже постарался, чтобы они не заподозрили чего-то. Он не пропускал тренировки, игры, всегда составлял компанию Джуену, когда тот шел в зал, и все так же ходил на вечеринки. Ему начали надоедать вечеринки. Он приметил это за собой. Но продолжал ходить на них, он должен был, потому что ему нужно было узнать кое-что. И мысль об этом кое-чем заставляла все его внутренности сжиматься от тревоги. Сынмина не существовало. Как-то он встретился случайно на выходных с его знакомой со старшей школы, та была близкой подругой Сынмина. «Хэй, слышала какие-нибудь новости от Сынмина в последнее время?» — спросил ее Хенджин так беспечно, насколько он только мог. «Извини, о ком?» — спросила в ответ девушка, и тогда Хенджин отпрянул от нее и, сославшись на то, что принял ее за кого-то другого, извинился и ушел дальше. Он спросил Дэхви о той фотографии, или вернее сказать, спросил, редактировались ли фотографии совета и команды перед тем, как их распечатывали. «Да, фотограф делает с ними что-то, правит освещение или что-то в этом духе, но, тем не менее, их не редактируют до неузнаваемости, никогда». И тогда Хенджин пошел в библиотеку («Хван, ты какого черта здесь забыл?» — спросил пораженный Хенджэ), и, не без страданий, отрыл парочку газетных выпусков, датировавшихся несколькими месяцами ранее. И ничего. Ни одной новости о Сынмине. Ни одной статьи про мальчика, умершего на автобусной остановке. Никаких новостей об умершем, упавшем замертво студенте, который был секретарем студенческого совета. Никаких статей о тех похоронах, ничего. И Хенджин был напуган, немного обеспокоен за свою вменяемость, или, скорее, за ее отсутствие. Он придумал все это? На самом деле воображал себе это все на протяжении пяти лет? Как это все… каким образом это все ощущалось настолько реальным? Хенджин отыскал их совместные проекты, которые он и Сынмин делали вместе в старшей школе, и там было напечатано только его имя. Он снова просмотрел все альбомы от корки до корки, Сынмина не было ни на одной фотографии. Он нашел даже выпускной альбом. Там, где должно было располагаться фото Сынмина, на Хенджина в ответ смотрела пустота. И тогда Хенджин пошел на кладбище. Бродил среди всех этих рядов могильных пит: большинство из них были намного старше его самого, покрыты мхом, а некоторые были уже заброшены. Могилы Ким Сынмина здесь не было. Никакой Ким Сынмин здесь похоронен не был. Ким Сынмин не был просто мертв. Он был полностью стерт из этого мира. Или же Хенджин сошел с ума. * * * Наступало лето, все так быстро, Хенджин старался с головой погрузить себя в учебу, но его мозг не позволял ему это сделать. Чтение никогда не было его сильной стороной. По крайней мере, игры давали ему хоть какое-то ощущение контроля, ощущение, что он все еще находился в этом мире, что реальность не ускользала из его рук, как песок сквозь пальцы. А еще он начал принимать, ведь у него не было другого выбора. Может, Сынмин и в правду был всего лишь плодом его воображения. Может, он на самом деле никогда не существовал. Но все эти воспоминания… они были такими яркими и живыми. Все те фотографии, все те улыбки и тот смех. Хотя, возможно, эти воспоминания были ложными. Может быть, что-то невероятно травмирующее произошло с Хенджином, когда он был маленьким, а это просто способ, которым его мозг пытается приспособиться. Или, возможно, он попал в автокатастрофу и был в коме, а может все еще из нее не вышел, и придумал все последние… года его жизни? Или же он просто сошел с ума. Ах, точно. Нет ничего плохого в том, чтобы быть сумасшедшим. Хенджин бегал по своему району, он бежал по направлению к лесу, который начинался прямо на конце улицы. Этот лес был большим и расположен был между двумя небольшими городами. В лесу было несколько домов, но они располагались очень близко к городу, а дальше них — сплошная глушь. Хенджин любил этот лес, обычно он бегал именно в нем или рядом с небольшим озером в центре города. Хенджин часто в детстве играл в этом лесу с друзьями, он знал маленькие тропинки в нем, протоптанные животными, он знал, что где-то в глубине леса было несколько заброшенных домов. Однажды он и Енхун залезли в один из этих домов, это было страшно, но все там говорило об интереснейшей истории этого дома. Но Хенджин не рассказал о своих впечатлениях Енхуну. Это не было бы «круто», а Хенджин так отчаянно желал стать частью компании крутых ребят. Хенджин хотел бы пойти изучать тот дом снова, или другой, в котором были скрипучие двери и комнаты, которые, казалось, застряли во времени лет так пятьдесят назад, но у него не было на это времени. Он должен был поехать к своей тете сегодня с его семьей, чтобы отпраздновать рождение малыша, нового братика Хенджина. Хенджину не очень нравились дети, не потому что он ненавидел их или еще что-то, нет, он просто не знал как вести себя с ними. Он никогда не имел дела с детьми, никогда не жил рядом с ними, вот почему. Это было утро, на деревьях, растениях и траве все еще виднелись капельки росы. Пахло свежестью: Хенджину это нравилось; ночью прошел дождь, на тропе тут и там встречались большие лужи. Хенджин чувствовал приближение лета каждой клеточкой своего тела: на часах не было и девяти утра, а на улице было уже тепло — совсем скоро Хенджин мог уже окончательно избавиться от своей ветровки и бегать свободно по городу, по лесу и вблизи озера. Хенджин пробежал одну лужу, затем дорожка слегка поворачивала, огибая огромный валун. Кто-то пробежал рядом с ним, Хенджин кивнул им, а они кивнули в ответ. Хенджин мог слышать пение птиц вокруг него, шорох его собственной одежды и удары его ног о землю. Привычные для его ушей удары, такая же, как и всегда знакомая ему с детства тропа. Точно та же тропа, бегая вдоль которой он всегда ощущал себя спокойно. Он забывал обо всех своих переживаниях, обо всех… обо всем. Он позволял своим мыслям бродить в ни в чем, он мог просто слушать свое собственное сердцебиение и то, как его кроссовки хлюпали по небольшим лужицам, по траве и земле. Лучи солнца струились сквозь ветви огромных деревьев. Хенджин больше не слышал звуков города. После пятнадцати минут бега тропинка закончилась и вывела его на обрыв: отсюда был виден весь мир, — так Хенджин думал, когда ему было пять. Хенджин повернул обратно и продолжил свою пробежку теперь уже обратно домой. Он почувствовал вибрирующий в кармане телефон, скорее всего это была его мама, интересующаяся, собирался ли он уже возвращаться. Она всегда слишком обо всем переживала, когда им нужно было куда-то отлучаться (и возможно у Хенджина была склонность к тому, чтобы постоянно опаздывать, потому что для него не составляло особого труда отойти от маршрута, слишком глубоко погрузившись в свои мысли). Он продолжал бежать, старался не наступать в большие лужи, потому что не хотел запачкать и промочить свои новые кроссовки (хотя они уже были грязными и мокрыми). Утро было очень хорошим. Хенджин любил утра, подобные этому: ему нравилось начинать свой день с пробежки и чувствовать ветер, обдувающий кожу, играющийся с волосами и направляющий его все глубже в лес в неизвестных никому направлениях. Когда-нибудь Хенджин поддастся этой силе и последует за ветром сквозь эту зелень, но не сегодня. Сегодня он бежал по хорошо известной ему тропе, по которой он бегал всегда, а завтра он будет бегать вокруг озера, и, возможно, к нему присоединится Джуен, если он будет в состоянии это сделать. Если не брать во внимание, что бегать завтра около озера он уже не будет. Потому что следующее, что он знал, это то, что он свалился в большую лужу, а следующее, что он увидел, — темнота.