Under Other Stars

Это было странно поначалу, Хенджину пришлось признать это. Ему потребовалось какое-то время, несколько дней, чтобы обработать эту информацию. Не все то, что произошло с ним в следующей реальности, нет, а все связанное с Сынмином. Что он действительно, по-настоящему, тоже нравился Сынмину. Что Сынмину, всегда такому умному и доброму, и мудрому, и спокойному, и собранному, нравился Хенджин с этой его придурковатостью. Это было необычно. И странно. И так так так прекрасно, что почти заставляло Хенджина разрываться от счастья каждое утро, когда он просыпался, охваченный руками Сынмина. И каждый раз, когда получал поцелуи. И объятия. Поцелуи были его любимой частью, конечно же, Хенджину всегда было их мало! Он просто не мог устоять перед мягкими губами Сынмина и этой его новой, выработавшейся всего за пару дней привычкой притягивать Хенджина к себе за воротник его футболки всякий раз, когда ему хотелось целоваться. Потому что Сынмину очень этого хотелось. Возможно, даже больше, чем Хенджину. И Хенджин был лишь рад помочь ему утолить эту жажду. А еще это было немного неловко. Прощупывания почвы, аккуратность и постоянные «можно взять тебя за руку?», пока Сынмин наконец не поцеловал Хенджина и не заверил его в том, что ему не нужно было спрашивать разрешение взять его за руку каждый раз, что он мог просто делать это, когда ему хотелось, и от этого было приятно. Даже больше, чем просто приятно. Еще они оба немного стеснялись поначалу, все еще… учились. Узнавали, каково это, быть вместе с кем-то. И как это вообще все работало. К счастью, они были «на одной волне», как говорил Чанбин: иногда Хенджину было достаточно лишь одного взгляда, чтобы понять, что Сынмин хотел пойти спать пораньше и что он хотел сделать это вместе с Хенджином. Хенджин и не знал, что влюбленность в кого-то наделит его телепатией, но теперь он знал об этом! И господи, как же это было прекрасно!   В остальном, следующая неделя ощущалась как сон. Будто в тумане. В один миг Хенджин чувствовал себя на седьмом небе, а потом не выдерживал и плакал на кухонном полу, пока пытался приготовить себе и своим друзьям ужин. Затем ему снова становилось хорошо, а потом, когда ночь обрушивалась на их домик, он в очередной раз плакал в руках Сынмина. Скорбел. Чувствовал боль утраты. Утраты своей семьи, своих друзей, своей прошлой жизни. Было больно. Господи, как же было больно. И боль эта была огромной. В какой-то момент, Хенджин потерял уверенность в том, горевал ли он об утрате своей семьи или о своей собственной смерти. Именно так это ощущалось, будто он погиб и… потерял все. Может так оно и было. По сути, так все и было, только он… не погиб. Не в прямом смысле этого слова.   Но у него был Сынмин, и Сынмин не спал вместе с ним в такие ночи, обнимал его крепко и позволял плакать. Это то, что было нужно Хенджину, не было иного способа избавиться от этого тяжелого чувства горя, кроме прожить его. Прочувствовать его. Однажды, когда ноге Хенджина стало получше и он наконец-то снова был способен нормально ходить, Хенджин и Сынмин сходили домой к Хенджину, он забрал оттуда некоторые вещи: несколько фотоальбомов, немного одежды, несколько вещей, которые напоминали ему о детстве, и свои любимые плюшевые игрушки. Он собирал воспоминания. Он хотел помнить, он не хотел забывать, даже если… даже если все остальные, вероятнее всего, уже забыли его.   Потом они сходили к университету, слонялись по городу, рука в руке, и Хенджину хотелось бы, чтобы это был настоящий город, чтобы он ходил, держа Сынмина за руку, по их родному городу и показывал всем «хэй, посмотрите на моего парня — потрясающий, правда?». Но он не мог сделать так. Сейчас у него были лишь шесть его друзей. И, возможно, это было не так уж и плохо, когда дни начали снова пролетать мимо них. И они сходили на кладбище. И если все казалось абсурдным прежде, то теперь ничто не могло сравниваться с чтением собственного имени, выгравированного на могильной плите. Покойся с миром, Хван Хенджин, его дата рождения и дата смерти. Двенадцатое мая. Надгробный камень Сынмина находился через несколько могил, они не были рядом друг с другом. Обе могилы были покрыты мхом, будто стояли на своих местах множество лет. Это было так абсурдно. Родители Хенджина похоронили его, когда все еще помнили его. Может быть, о Хенджине тоже какое-то время говорил весь город. Может быть, о нем тоже писали статьи в газетах. С кладбища они ушли в тишине, держась за руки. Им не нужно было говорить что-либо, это просто… было больно. Им обоим было больно, но им было больно не в одиночестве. На обратном пути они увидели как минимум пятнадцать маленьких грибов, переходивших дорогу, ведущую к их дому. Они оба застыли на месте, позволив грибочкам с их крохотными ножками перейти тропу, а затем продолжили свой путь. Маленькие грибочки с ножками. Чан назвал их Хранителями, Богами, как и любое другое существо. И, может быть, Хенджин видел в этом был какой-то смысл: Боги не должны были быть чем-то огромным и предрешать всю твою судьбу, может быть, Боги были чем-то маленьким. Может быть, они были повсюду, как и думал Чан. В этом был смысл. Ни в чем другом в этой реальности его не было. Не считая Сынмина и его теплых объятий. Остальные быстро к ним привыкли. Черт, как будто Сынмин и Хенджин вели себя теперь хоть как-то иначе, единственное отличие было в том, что Чонину приходилось оттаскивать Сынмина от Хенджина, потому что им нужно было сходить к обрыву, чтобы собрать новые цветы для гербария, а Хенджин пообещал Чанбину, что все равно будет помогать ему рубить дрова для камина. Больше ничего не изменилось. Они могли просто… держаться за руки перед всеми остальными без постоянных ухмылок от Чанбина в сторону Хенджина. Или же, ну, поддразнивания не прекратились, просто стали больше походить на те колкие замечания, которые уже получали Минхо и Чан за то, что слишком увлекались друг другом и не слушали остальных. И Хенджин не то чтобы был против этого. Вовсе нет. Он мог потерпеть небольшие подтрунивания, если это означало увидеть, как краснели кончики ушей Сынмина.   И постепенно, с течением времени, дни становились лучше. Легче. Одним утром, когда Хенджин накрывал стол на завтрак, он осознал, что начал отпускать. Он отпускал свое прошлое. Отпускал эту горечь от того, что его забросили в мир теней без возможности вернуться. Он отпускал скорбь, тот факт, что он никогда больше не увидит своих родителей. Ему становилось легче. Дышалось легче. И, возможно, это осознание вызвало у Хенджина чувство облегчения. От него не было тревожно, он не чувствовал себя виноватым из-за этого, ведь он сделал все, что было в его силах, и почти потерял свою собственную жизнь, пока пытался сделать это, поэтому ему не за что было винить себя. Он должен был отпустить. И он отпускал. На этот раз по-настоящему.   — О чем думаешь? — Хенджин почувствовал, как нежные руки обхватили его талию из-за спины. Хенджин выдохнул, когда прижал голову к плечу Сынмина, улыбнувшись, когда почувствовал поцелуй на своей щеке. — О том, что это становится легче. — Что «это»? — голос Сынмина все еще был немного хриплым, пропитанным утренней сладостью. Хенджин так любил его, до бабочек в животе и мурашек по позвоночнику. — Жизнь. — Рад слышать, — и затем Хенджин развернулся в руках Сынмина, полностью позабыв о хлебе, который он только что нарезал (Феликс недавно увлекся выпечкой), и вместо того, чтобы сказал «доброе утро», прижался губами к губам Сынмина. Ему было мало. И никогда не будет достаточно. Сынмин начал просыпаться раньше, лишь ради Хенджина и вот таких маленьких моментов наедине друг с другом на кухне, и боже, это было так… Это было так! В словарном запасе Хенджина не было слова, которое смогло бы описать это чувство, но от него он становился таким невероятно счастливым, готовым чуть ли не лопнуть от радости!  
— Я захожу на кухню, пожалуйста, прекратите целоваться на минуту, я просто хочу покормить нашу кошку! — крикнул Минхо в тот момент, как шагнул в кухню, и Хенджину пришлось оторваться от Сынмина, когда он отступил. — И тебе доброе утро, — пролепетал Сынмин, когда Минхо открыл дверцу ящика, где они хранили кошачью еду. Эпплсоус уже ждала, нетерпеливо крутясь у пустой миски. — Утра. Вы слышали о наших планах на сегодня? — сказал Минхо, нашупывая ногой миску для кошачьей еды прежде, чем нагнуться и положить туда немного мясного желе для Эпплсоус (и выглядело оно просто отвратительно, но Эпплсоус очень его любила). — Нет? — Хенджин повернулся обратно к хлебу и снова принялся за его нарезку. — Мы собирались сходить к озеру. Устроить небольшой пикник и поплавать, и все такое, такая жара стояла недавно, и вода в озере холоднее воды в нашем бассейне. — Звучит чудесно! Когда отправляемся? — Хенджин так обрадовался этой новости, он уже сто лет не плавал в озере рядом с городом! Ни разу с того момента, как попал сюда, как минимум. — Чуть раньше обеда, наверное? Я не знаю. Завтрак уже готов? — Почти. — Хорошо, пойду тогда разбужу Чана.     * * * — Ребят, нам надо поговорить, — объявил Чан, вышедший из дома на заднюю веранду. Хенджин сидел на траве между ног Сынмина, пока парень заплетал его все еще немного влажные волосы. — О чем? — пробормотал Феликс. Все они сидели на задней веранде, очередной свой день они провели в бассейне, потому что жара вечного лета становилась слишком невыносимой, настолько невыносимой, что у них даже не было сил, чтобы дойти до озера, как пятью днями ранее. — О книгах. И нашем будущем. Оу. 
Все они что-то вроде… забыли о тех книгах. Или не забыли: иногда Сынмин все еще листал ту, о дверях, но не находил ничего особо важного, ничего, что могло бы объяснить им мир, в котором они находились, хоть сколько-нибудь дальше. В остальном, книги просто были оставлены на столике у камина и собирали пыль, они были слишком большими, они содержали в себе слишком много секретов, которые были за гранью их понимания, и поэтому они все просто молча согласились держаться от них подальше. И они ранили. По крайней мере, они ранили Хенджина, потому что он понимал, что на этих страницах, скорее всего, содержались все те ответы, которых он так хотел, но которые никогда не получит, потому что он не был частью Круга и не мог толком понять эти книги.   Чан присел на последнее свободное место, между Чонином и Минхо. — Мы никуда не уедем! Как минимум, не раньше, чем я соберу весь урожай с моего огорода! И пока яблоки не поспеют! — поспешил сказать Феликс, смотря на старшего немного испуганно от незнания, что он собирался сказать. Чан лишь рассмеялся: — Мы никуда не уезжаем, не переживай. Феликс расслабился и откинулся на спинку дивана. Солнце садилось, окрашивая небо в бледно-розовый. Скоро наступит ночь и очередь Хенджина как дежурного. — Я много думал о книгах. Или даже, об их безопасности. И о том, с чем столкнулся Хенджин в следующей реальности, — сказал Чан и посмотрел на них семерых. Хенджин сглотнул. — А что с ними? — спросил Сынмин, пропустив пальцы через волосы Хенджина, затягивая их в идеальную косу. Хенджину нравилось это. Очень. — Что мы собираемся с ними делать?

 Какой хороший вопрос. — Мы можем просто оставить их там? — спросил Чонин, наконец оторвавшись игры на своей портативной консоли, которой был увлечен все это время. — Могли бы, — ответил Чан, но он явно размышлял о чем-то другом. — Это может быть опасно, — пробормотал затем Сынмин, и Чан кивнул. — В смысле? — спросил Хенджин, он правда не понимал, какую опасность может представлять из себя куча книг. — Что, если кто еще найдет их? И сможет открыть врата в последний мир и запустит туда тени? Я имею в виду, даже если мы не смогли разобраться, как это сделать, то сможет кто-то другой. Может быть, они испробуют другие книги. Или окажутся умнее нас. Как будто кто-то мог быть умнее, чем Сынмин. — Это именно то, о чем я и размышлял, — отозвался Чан, соглашаясь с Сынмином. — Мы могли бы закончить то, что кто-то начал много лет назад. Выжженные части. Кто-то уже пытался остановить их. 
— Но это может также стереть какие-то важные знания. И, может быть, существует больше книг. То есть, я сомневаюсь, что ближайший университет — единственное место с ними во всем огромном и необъятном мире, — высказался в свою очередь Чанбин.  — Скорее всего их больше. По крайней мере, в той книге были места, отмеченные знаком Круга, одно такое находится в городе неподалеку. Их больше… этих баз, — именно Джисон и Феликс изучали те карты, поэтому, естественно, Джисон догадался, что таких секретных комнат было много. — Или же в них может быть что-то еще. Должны ли мы попробовать выяснить? — Чонин был уже в предвкушении. Хенджин не был уверен, хотелось ли ему все еще иметь хоть какое-то дело с вратами и с Кругом. — Не сегодня и не завтра, не радуйся слишком сильно. Давайте просто сначала позаботимся о том, что находится рядом с нами, — Чан потянулся потрепать Чонина по волосам, и тот громко завизжал, пытаясь отпрянуть. 

— Может быть, мы могли бы сохранить четыре книги, которые у нас уже есть. А остальные уничтожить. Таким образом, они останутся у нас, но никто другой их не получит, а, значит, и врата открыть не сможет, — проговорил Сынмин, пока затягивал резинку на волосах Хенджина, заканчивая косичку. — Сжечь книги? Ким Сынмин, кто ты такой? Кем ты стал? — пробормотал Хенджин, и на его плечи сразу же приземлились чужие ладони, несильно сжавшие их. — Это было бы умно. Просто… сюда всегда будут попадать новые люди, мы просто не знаем, где и когда именно это произойдет, и все такое. Если они доберутся до книг… это может быть опасно. Не только для нас, а… для всего мира. Чан был прав. Эти книги содержали в себе слишком много тайн, слишком больших для таких маленьких людей. — А если люди не узнают о дверях, им в голову не полезут глупые идеи, как Хенджину, — Хенджин почувствовал, как заалел румянец на его щеках от замечания Чанбина. И понял, что Сынмин уже испепелял его своим взглядом из-за его спины, по тому, как ухмылка Чанбина быстро исчезла с его лица. — Тогда давайте сожжем их. Закончим то, что Круг начали много лет назад, — сказал Минхо, его брови были слегка нахмурены, пока он взвешивал все «за» и «против». — Всех такой вариант устраивает? — спросил Чан, снова взглянув на их небольшую группу. — Это вы здесь умные, — пробормотал Чонин, остальные согласились, Хенджин просто кивнул.
 И спустя три дня после этого огромный костер заполыхал на парковке университета, а парни перетащили наружу все книги из потайной комнаты в библиотеке. Дождь не прекращая лил два дня подряд, поэтому они не особо боялись разводить костер и за высвобождавшиеся языки пламени. И они собрали, кажется, абсолютно все огнетушители, которые только нашли в городе, на случай, если огонь станет слишком большим и выйдет из-под контроля. Что не произошло бы, потому что Сынмин был достаточно умным и заранее обложил место под костер камнями.   И там они сгорали. Те книги. В высоком жарком огне. Хенджин наблюдал, как пламя охватывало страницы, сжигало их и отправляло лететь по воздуху пеплом. Было в этом что-то… чарующее. Это было почти завораживающе, смотреть на огонь. И Сынмин, стоявший рядом, явно был такого же мнения: он не мог оторвать взгляда от огня, и мгновение Хенджин просто любовался танцевавшими в его глазах языками пламени. — Это почти романтично, не правда ли? Сжигать книги, в которых закреплена твоя судьба: никогда не иметь возможности вернуться обратно в реальный мир вместе со своей родственной душой, — пробормотал Сынмин. — Точно, — мягко засмеялся Хенджин, и, возможно, его сердце немного запнулось от того, что Сынмин назвал его своей родственной душой. Он почувствовал, как костяшки пальцев Сынмина столкнулись с его собственным, и поэтому он переплел их руки вместе, прижавшись плечом к его плечу. — Не та ли это часть, в которой мы должны целоваться, пока мир вокруг нас рушится? В фильмах обычно так. Хенджин расслышал тихий смех Сынмина, прежде чем он накрыл губы Хенджина своими. Это был самый сладкий, один из самых нежных поцелуев, которые только были в жизни Хенджина, и от него немного перехватило дыхание, от него у Хенджина закружилась голова, пока свободной рукой он хватался за перед худи Сынмина. 
— Невыносимо, — Хенджин услышал кашель Чанбина откуда-то с боку, и, когда они с Сынмином наконец оторвались друг от друга, он показал ему язык, на что тот лишь закатил глаза, со смехом в прищуре глаз, когда забросил в огонь последнюю книгу. Вечер набирал обороты: скоро им нужно будет уходить, так как солнце начало садиться уже какое-то время назад.   А затем что-то привлекло внимание Хенджина. Или не только его, и остальных тоже. Они слышали доносившийся откуда-то неподалеку лай, эхом отражавшийся от стен домов в тишине вечера. — Что за..? — Это собака? — чуть ли не вскрикнул Хенджин, оглядываясь по сторонам. Затем лай послышался снова, за несколько кварталов отсюда. Прежде чем у кого-то появилось бы время остановить его, Хенджин рванул по направлению к голосу. И нашел собаку, за пару кварталов от университета. Ее поводок запутался в прутьях изгороди.   — Здравствуй, о господи, привет, — пролепетал Хенджин, аккуратно присев рядом с собакой, которая приветствовала его поскуливаниями и вилянием хвоста. Сначала Хенджин подал ей обнюхать свою ладонь, прежде чем аккуратно погладить по спине. Собака была некрупной, скорее всего, какой-то помесью терьера и неизвестной Хенджину породы. Она бы с легкостью могла полностью уместиться на его коленях и была по большей части белой, но с черными и коричневыми пятнышками. Хенджин услышал звук шагов позади себя, и вскоре из-за угла показался Чан, а за ним и Сынмин. Хенджин увидел, как засветилось лицо Чана. 
— Это же. О мой, — с хрипом произнес Чан, когда и он тоже приземлился рядом с собакой, явно взволнованный этой картиной. Сынмин помог Хенджину выпутать шлейку из ограды и освободить собаку. — Господь бог, как же ты попала сюда? Ты в порядке? Ты не ранена? — говорил Чан с собакой, пытаясь осмотреть ее, когда та запрыгнула прямо к нему на колени, наконец освободившаяся.   — Мы можем забрать ее? — выпалил Хенджин, как только собака переместилась с колен Чана на его, прося больше почесываний. — А у нас есть выбор? — глаза Чана сияли, Хенджин явно оказался не единственным собачником в их компании. Послышались шаги, и вскоре все остальные тоже присоединились к ним; Сынмин немного распереживался об огне, пока Джисон не сказал ему, что они потушили все, как только догорела последняя книга. — Я хочу сказать… в этой реальности нет собак. Она явно случайно прошла через врата, как и Эпплсоус когда-то. А теперь не может вернуться назад, и, кроме нас, здесь никого нет, и да, — пробормотал Чан, пытаясь удержать собаку на руках. Она поприветствовала и остальных, тявкая, поскуливая и виляя хвостиком, и поначалу Минхо выглядел немного напуганным, пока Чан не поднес к нему собаку в своих руках и не провел аккуратно рукой Минхо по ее шерсти, гладя на безопасном расстоянии. — Тогда мы должны забрать ее! Мы не можем оставить ее здесь! — Хенджин чувствовал, будто вот-вот взорвется изнутри. — Как ее зовут? — спросил Феликс, когда и он тоже взял собаку себе на руки, и она сразу же попыталась облизать его лицо. Джисон провел небольшой осмотр: — Имени нет. На ошейнике никаких обозначений. — Значит назовем Блюбэрри Джем, — засмеялся Минхо. — Подходит Эпплсоус. — Хорошо, значит, будем называть ее Блюбэрри Джем. Или просто Блю.   * * * Блюбэрри Джем и Эпплсоус поладили. Хенджин опасался худшего, но, привыкнув друг к другу, они подружились. Ладно, иногда Блю немного слишком сильно раззадоривалась и начинала проказничать, и Эпплсоус приходилось сбегать от нее на самый верх книжной полки, но в остальном они очень хорошо поладили. Теперь их домик занимали восемь человек, кошка и собака, и, возможно, это было не плохо. Возможно, это было как угодно, но только не плохо. Было радостно. Хенджин чувствовал себя невероятно счастливым каждый раз, когда Блю приходила будить его утром, так как обычно именно Хенджин гулял с ней по утрам (иногда он даже вытаскивал с собой все еще сонного и заторможенного Сынмина). Теперь у него был парень и собака, и кучка друзей, которые временами понимали Хенджина лучше, чем он сам, и они жили в доме в лесу, и иногда окрестности становились опасными, но в большинстве своем это была просто… тихая жизнь. И, может быть, это было не так уж плохо. Может быть, это действительно было не так уж плохо.   Их бесконечное лето продолжалось, в одну неделю они собрали все яблоки с деревьев в саду, на следующей неделе Феликс потащил их всех в лес, чтобы собрать ягоды. А потом их дом превратился в целую фабрику варенья, когда все яблоки и ягоды нужно было заготавливать на зиму. А потом они пекли. Много. Хенджин обнаружил, что он был очень хорош в приготовлении пирогов, особенно, в создании этих узоров из теста, которое покрывало пирог сверху. А потом Джисон и Феликс обручились. Не буквально, нет, но в один день они вернулись из города с серебряными кольцами на безымянных пальцах и огласили, что теперь они были мужьями.   Хенджин все еще скучал по своей прежней жизни, он скучал, но боль смягчилась и превратилась в ностальгию и тоску, которые можно было вынести. Чонин и Чанбин настояли на том, чтобы Хенджин научил их хоть немного играть в баскетбол, поэтому он научил, и теперь у него были люди, которых он мог потащить с собой на площадку к университету, чтобы бросать мяч целый день. Сынмин тоже приходил к ним, даже если он был абсолютно безнадежен со всем, что касалось мячей (и, может быть, это было невероятно мило).   И иногда вид Сынмина с баскетбольным мячом (хотя, вид его где угодно и в какое угодно время, на самом деле) наполнял Хенджина таким огромным количеством захлестывавших с головой эмоций, что с ними было немного проблематично совладать. Сынмин правда спас его. Во всех смыслах, и буквально, и фигурально. Хенджин ничего не мог с собой поделать и просто пялился на него, с этой улыбкой влюбленного дурачка, растянувшейся на его лице, когда Сынмин пытался забросить мяч в кольцо, промахивался, и когда он оборачивался и видел смотревшего на него Хенджина, кончики его ушей розовели, и это было так так так очаровательно, что Хенджин просто не мог не сорваться с места и через половину площадки побежать к своему парню, чтобы по-глупому поцеловать его. И остальным приходилось просто-напросто свыкаться с подобным, потому что в Хенджине было так много любви, что в такие моменты он просто не мог больше сдерживать ее.   К несчастью для Хенджина и для всех них, их вечное лето не продлилось вечность. Словно по щелчку пальцев наступила осень, неожиданно, за неделю листья на деревьях окрасились в различные оттенки осени, температура опустилась до погоды свитеров, а дни стали дождливее. Просто так, без каких-либо предупреждений или плавного перехода, одним утром Хенджин просто проснулся в мире, окрасившимся в оранжевый. И это в очередной раз напомнило ему о том, где он находился, — в зеркальной реальности, которая не придерживалась правил реального мира. И, возможно, он был очарован этим. Сынмин с радостью встретил все это разнообразие цветов, он хотел выходить на улицу каждый день и ходить в лес, и гулять по окрестностям, и запечатлеть абсолютно все (он не так давно снова увлекся рисованием, и он был великолепен в этом). Это было очаровательно, и любовь Сынмина к осени заставила Хенджина тоже полюбить ее. Хотя ночные дежурства и стали менее приятными, когда ночи стали заметно холоднее. Хенджин уже немного опасался прихода зимы, особенно, если времена года просто… неожиданно сменяли друг друга, как это произошло с летом и осенью. Кто знает, может быть, на следующей неделе Хенджин проснется и увидит, что вся земля покрыта белым.   Но никакой следующей недели они не получили. О нет. Одним утром половина их крыши исчезла вместе с некоторыми вещами с чердака. Их маленький уютный домик начали сносить в реальном мире, а это означало, что и в их мире коттедж пропадет в скором времени. От этого всего начался какой-то хаотичный переполох: что же им теперь делать, как быть, куда податься, сколько времени у них осталось, что происходит?! Пока Чан не пришел к решению, которые они и без того уже предвидели: они уедут. Им нужно было уезжать, и они наконец могли бы заняться тем, что планировал Чан: переехать поближе к более крупному городу, попытаться построить сообщество и помогать потерявшимся, пока не стало слишком поздно. И так они и сделали, они сходили в город, отыскали себе два фургона и джип, которые доставили бы их и их вещи куда угодно. Один из фургонов они заполнили солью. Ничем, кроме соли. Они не знали, как долго пробудут в пути, сколько времени им потребуется, чтобы найти новый дом, они ничего не знали. Но у них были они, и это было хорошо.   Хенджин был в ужасе, чуть ли не парализован страхом из-за таких неожиданных и крупных перемен. Только он привык к дому — его у него отняли. К счастью, у него был Сынмин, которому не нужно было даже говорить что-то, он просто стоял рядом с Хенджином, ходил вместе с ним домой к его родителям, чтобы проститься с воспоминаниями, и позволил ему в сотый раз плакать на его плече. «Все будет в порядке, я обещаю» было единственным, что прошептал парень в волосы Хенджина, когда утянул его в крепкие объятия. 
А затем они уехали. Золотоглазый олень стоял на краю их двора все то время, пока они грузили остатки своих вещей и животных по машинам, Чан сказал им, что он пришел пожелать им доброго пути. И, возможно, так оно и было. Он приветствовал Хенджина в его первый день, а теперь он был здесь, чтобы попрощаться, так как они вот-вот уедут на поиски крупных городов, в которых их поджидали еще большие опасности. Сынмин и Хенджин взяли себе один из фургонов, Чан, Минхо, Чонин и Чанбин разместились в джипе, а Феликс вел оставшийся фургон с Джисоном под боком. Они уехали, медленно, по лесной тропе и сквозь город, который Сынмин и Хенджин когда-то называли домом, ехали по знакомым улицам, а затем вырулили на автомагистраль, которая вела в неизвестность. Было страшно. И все же, было во всем этом какое-то чувство свободы.   За время, проведенное в пути в поиске нового пристанища, Хенджин открыл для себя кое-что совершенно новое. Это не было больно, отпускать их домик в лесу и все с ним связанное, будто с его раны сдернули пластырь, и… все было хорошо. Мир не рухнул. Конечно же, осознание того, что он навсегда покинул это место, сдавливало его сердце, но на этом все. Он мог жить дальше. Потому что он понял, что дом не всегда был привязан к какому-то месту. Иногда домом были окружавшие тебя люди, как сейчас, домом Хенджина стали люди вокруг него, а не стены их домика в лесу. Для Хенджина домом стали его умный парень, довольно травмированный лидер их компании и его слепой молодой человек, два ветерана, медбрат и мальчишка, всегда побеждавший его в гоночных играх, их кошка и собака. Теперь его домом было это все. Теперь его домом были эти люди. И может быть, от этого… от этого все становилось намного лучше. Легче. Может быть, боль изменений стоила этого.   — Хенджин? — М? — Хенджин перевел свое внимание от дороги, по которым они ехали, к Сынмину. Их окружал лес, а за ним следовали лишь поля, поля и поля. Чан ехал впереди них, где-то позади — Феликс. Вверх по холму, а за этим холмом, на расстоянии, Хенджин смог разглядеть город, самый большой из всех тех, которые они встретили за весь свой путь, простиравшийся на горизонте. Руки Сынмина покоились на руле, он взглянул мельком на Хенджина и снова сфокусировался на дороге: — Я люблю тебя. — Что? А? — Просто захотелось сказать, — пробормотал Сынмин, его уши слегка покраснели.   — Ты серьезно? Разве не ты должен быть самым романтичным из нас? — Хенджин не был уверен, хотелось ли ему сейчас разозлиться или лопнуть от непередаваемого словами количества счастья и любви, но это чувство переполняло его. И скорее всего, это было второе. — Возможно, но в ближайшее время я не смогу устроить нам пикник на побережье под сиянием луны, так что придется довольствоваться этим. — Ты невыносимый, — Хенджин закатил глаза, прежде чем отстегнуть свой ремень безопасности и наклониться к стороне машины, которую занимал Сынмин. Небезопасно, да, но, кроме них, на дороге никого не было. Хенджин прижался губами к щеке Сынмина, прежде чем пробормотать прямо у его уха: — Я тоже люблю тебя. Очень очень сильно. И может быть, от этого миллионы бабочек запорхали в его животе, а румянец на лице Сынмина был таким чертовски милым, и Хенджину хотелось поцеловать его так так сильно, но он не мог, не тогда, когда Сынмин был за рулем, потому что он был тем человеком, который полностью отдавался поцелуям и забывал обо всем мире вокруг, и Хенджин был точно таким же, и ему хотелось пожить хотя бы еще пару дней, а не умереть в аварии, поэтому ему пришлось перетерпеть это свое желание. 
К счастью, долго терпеть не пришлось. — Оу? Мы поворачиваем? — пробурчал Сынмин, встряхнув слегка плечами, чтобы избавиться от румянца на лице. Машина перед ними свернула на дорогу поменьше, которая вела к местечку, напоминавшему ферму рядом с лесом. — Ферма? Выглядит достаточно хорошо, — пробормотал Хенджин. Он перевел взгляд на Сынмина, который посмотрел на него в ответ, пока поворачивал машину, следуя за Чаном. — И большой город рядом. Кажется… кажется это оно. И это было оно. Фермерский дом был просто идеальным вариантом для них.