синий цветок осеннего утра

с улицы пахло осенью. гнилые опавшие листья, застелившие улицы неприятным тускло-коричневым ковром, тонули в лужах, свежих и еще прозрачных. воздух, наполненный приятными природными ароматами, доносился до альбедо, сидящего у открытого нараспашку окна. ему нравился дождь. в моменты пасмурной погоды алхимик чувствовал себя лучше всего — в его глазах мир будто обновлялся, смывая с себя душную и пыльную атмосферу, накопившуюся за долгую вереницу предыдущих дней. в тонких точеных пальцах альбедо держал уже сухую кисть из конского волоса. отвлекшись на наблюдение за внезапным ливнем, юноша позабыл о незаконченной картине, стоящей напротив него на испачканном краской дубовом мольберте. белые полупрозрачные капли разбавленной масляной краски, оставшиеся на ворсе кисточки, стекли на пол, образовав небольшое озерко. умиротворенно не замечая устроенного бардака, альбедо продолжал вдыхать пропитанный петрикором ветер, залетавший в его каморку, и наблюдать за мелким дождиком, который, похоже, сегодня кончаться не собирался вовсе. каморка, на самом деле, была не совсем для него одного. из-за дверцы приоткрытого шкафа виднелись вычурные одежды капитана кавалерии ордо фавониус. кэйи, если проще. на двуспальной кровати все еще оставалось тепло его тела, которое почувствовать мог лишь альбедо. в белых наволочках подушек затерялись синие длинные волоски, выпавшие у кэйи во время сна. он всегда вертелся по ночам, и его беспокойный сон мог сделать лучше, опять же, только один единственный человек во всем тейвате. альбедо. дверь, скрипнув, отворилась. стряхивая с себя холодные дождевые капли, кэйа, поморщившись от созданного своими же руками сквозняка, вошел в помещение. он продрог, промокнув с головы до ног, и надеялся согреться дома, но его встретила бодрящая прохлада, которую его скромный сосед впустил погостить. — доброе утро, кэйа, — отвлекшись от долгого созерцания с легкой радостью на лице поздоровался альбедо, — как твое ночное дежурство? все так же скучно и спокойно? — на самом деле, в этот раз было чуть веселее. пришлось гоняться за воришкой, который решил обокрасть алхимическую лавку. — замечательные новости, — отметил альбедо не без сарказма, — и что же? много успел унести? — не сказал бы. я проверил, конечно, и на мой взгляд пропало буквально пару всяких камушков. что скажешь? это большой ущерб? — голос альбериха звучал невероятно устало, и потому спрашивал он как-то дежурно и безо всякого интереса. знал, что алхимику абсолютно все равно на эти камни — он создаст еще сотни таких при желании. — какая разница. за лавкой следит тиммей, потому меня это никак не касается. — очевидно. с тяжелым вздохом, кэйа пропал за дверью ванной комнаты, а альбедо не мог сдержать улыбки. он, честно, соскучился. альберих в последнее время вечно чуть ли не ночевал на работе, заваленный различными обязанностями. с наступлением осени почти каждый второй рыцарь в ордо фавониус слег с тяжелой простудой, и лишь один кэйа, защищенный от болезней благодаря незамысловатым зельям его нежно любимого алхимика, оставался в строю каждодневно. кэйе было не жаль поработать за других, особенно за доплату, но когда в расписание вошли ночные патрули, он начал уставать. во-первых, конечно, потому, что режим его сна был жестко сбит и беспощадно растоптан. во-вторых, потому, что он не мог больше перезаряжать свою позитивную энергию, проводя ночи рядом с альбедо. альберих так глупо нуждался в нем. да и алхимик, честно, тоже. посему, когда кэйа возвращался хоть ненадолго, альбедо радовался почти по-детски. так было хорошо вновь ощущать тяжелые смуглые руки, перебирающие выгоревшую рожь волос на голове. было приятно слышать тихое жужжание разговора за спиной, пока кипела зажатая меж ладоней работа. было просто счастливо осознавать, что серого одиночества больше нет. — у меня завтра выходной, — оповестил кэйа, нагишом вывалившись из ванной, — хочу сводить тебя на свидание. — проговорил игриво, поправляя волосы перед зеркалом. — куда пойдем? — альбедо развернулся к альбериху, беззастенчиво рассматривая его обнаженное тело, от которого так красиво отходила испарина. — я бы сводил тебя куда-нибудь подальше отсюда. видеть эти улицы тошно после всех проведенных на них дежурств. — можно сходить к утесу звездолова, мы давно не были там. романтичное место для занятия многими интересными вещами. — мне кажется, или ты хочешь заняться одной из этих «интересных вещей» прямо сейчас? — кэйа, опершись на стену, ухмыльнулся своей догадке. — был бы не против. да, для альбедо нагое мужское тело никогда не было каким-то поражающим новшеством. в конце концов, он сам был мужчиной. до отношений с кэйей он и вовсе не понимал, о каком же всепоглощающем желании все вели речь. слушая рассуждения тиммея о красоте и изяществе женского тела, он никак не находил в своей душе отклика на них. безусловно, девушки красивы — любые их фигуры альбедо находил приятными глазу. но разве было в них что-то такое, что действительно могло вызвать возбужденный туманный восторг? и тогда алхимик задумался о мужчинах. и тоже ничего для себя не нашел. однако кэйа… он был другим. его кожа цвета рябинового меда так и цеплялась за глаза, будто заставляя смотреть на себя. наряды с вырезами на груди и спине, которые привлекали внимание, поначалу смущали альбедо, но потом начали нравиться. по-странному нравиться. и альберих тоже нравился очень по-странному. алхимику симпатизировали многие люди. сахароза, хоффман, лиза, джинн, дилюк — нравились. и кэйа тоже, но абсолютно с иной точки зрения. с ним хотелось быть рядом если не всегда, то очень часто. а еще вечно хотелось прикоснуться к нему, и не для того, чтобы провести эксперимент, а просто… ради своего эгоистично-сладкого удовольствия. поразмыслив, альбедо понял, что впервые влюблен и впервые ужасно хочет. и вот, спустя какое-то время, кэйа был в его свободном доступе. готовый отдаться почти в любую секунду, ведь чувствовал в отношении алхимика все то же самое. так что любая возможность близости с альберихом будоражила альбедо в кратчайший момент, заставляя вязкое желание разливаться по телу и дарить тяжесть конечностям. — только я очень устал, — прохныкал кэйа, подходя ближе, — поэтому давай резче, пока я не свалился с ног. — ты знаешь, что я не люблю слишком быстро. потерпишь. — с чего бы мне терпеть? пощади работягу, умник. — расслабься, я же не зверь. я знаю твои пределы. — хорошо. так люблю тебя. вместо ответа, альбедо притянул подошедшего кэйю к себе, положив ладони на чужие ягодицы, и поцеловал в плоский крепкий живот. альберих вздрогнул от приятной ласки, и щеки его чуть зарумянились. губы алхимика всегда были так милы к нему, будто к самому чувствительному существу на планете. и кэйа был благодарен за это. уже порядком искушенное боями тело просто нуждалось в подобной нежности, и альбедо, видно, прекрасно это знал. потому он продолжил одаривать торс альбериха короткими поцелуями тут и там, даже не кусая и не царапая с целью повысить силу ощущений. кэйе было достаточно лишь таких невинных и едва ощутимых прикосновений, чтобы он смог окончательно возбудиться. — возьмешь меня? — прошептал альберих, наклонившись к альбедо, — можно медленно. — нет. ты явно не готов к этому сегодня, ты ведь почти не спал. — но я немного подготовился в ванной! давай, ну. я выдержу. — прекрати, это будет… слишком много. состроив недовольную гримасу, кэйа сделал шаг назад и свалился на постель. — тогда удиви меня чем-нибудь еще. алхимик лишь улыбнулся в ответ и поднялся со своего места. альберих вытянулся на кровати красиво, совершенно точно специально рисуясь перед партнером. даже на такой смуглой коже, как его, альбедо сумел рассмотреть румянец, пятнами проявившийся от возбуждения. кэйю хотелось сожрать. в самом хорошем смысле. он выглядел таким вкусным, когда, дразнясь, проводил длинными пальцами по своим ребрам, пересчитывая их. когда глубоко вдыхал, не в силах совладать с постепенно теряющимся от желания дыханием. альбериха хотелось расцеловать, хотелось вылизать, хотелось искусать, лишь бы стать как можно ближе к его совершенному телу и к его залитой похотью душе. альбедо не мог отказать себе в подобных желаниях, потому, подойдя ближе и нагнувшись над чужой грудью, он широко провел по ней языком, оставляя горячий след, который, впрочем, быстро захладел, заставляя кэйю громко выдохнуть от испытанного контраста. алхимик нетерпеливо перекинулся к шее альбериха, прижимая свои губы к ней в сотне несдержанных поцелуев. это было одним из самых чувствительных мест кэйи, потому он не смог сдержать тихого, но такого сладкого стона. руки альбедо спустились к низу живота любовника, и подушечками пальцев он пробежался по разгоряченной коже, прижимая их к ней с небольшим усилием, словно бы он пытался зачерпнуть густой сахарный мед. кэйа подался бедрами вверх, чувствуя нежную щекотку. — прекрати срочно эту прелюдию, — взмолился альберих, — я сейчас с ума сойду. — тогда ляг не поперек кровати, а по-человечески, — усмехнулся в ответ альбедо, не прекращая поглаживать чужой живот, — я кое-что придумал для тебя. кэйа, заслышав о пока даже еще неизвестных для него ласках, вмиг ссадил с себя алхимика и принял удобное положение. это заставило альбедо рассмеяться. — и что, забавно тебе? — с напускным недовольством насупился альберих. — раздвинь ноги пошире и согни их, — выдал альбедо в ответ, заставив любимого несдержанно простонать и выполнить просьбу. пару секунд полюбовавшись открывшейся картиной, алхимик устроился у кэйи головой между ног. заправив прядь отросших светлых волос за ухо, альбедо, без всякого предупреждения, вобрал член альбериха в рот сразу на половину. с уголка рта моментально потекла слюна, опадая мутными каплями к чужому паху. поняв, что переборщил с порывами, алхимик поднял голову чуть выше, выпуская половину длины из плена своих губ. горячий и юркий, язык альбедо огладил головку, собирая поступившие капли солоноватой смазки. кэйа не стонал громко — хныкал. он был слишком уставшим для ярких реакций, но вся его кожа покрылась мурашками, когда ладонь альбедо сначала ухватилась за его крепкое бедро, а позже стекла ниже, остановившись у ягодиц. альберих лежал достаточно удобно для того, чтобы можно было легко подобраться к его входу. он и правда был чуть растянут и смазан — кэйа всегда думал и будет думать наперед. не даром он дослужился до почетной должности капитана кавалерии. в ответ на то, что палец альбедо так тягуче медленно, но все еще внезапно вошел в него, альберих все же высоко простонал. альбедо все еще легко ласкал его своим ртом, что обостряло все ощущения до предела. пальцы на ногах кэйи поджались, когда алхимик принял его член до самого конца. альбедо, неприродному созданию, не нужно было дышать, и потому он с легкостью сглотнул, чуть сжимая чувствительную головку в своем горле. одновременно с этим он лениво оглаживал кэйю изнутри уже двумя пальцами; невозможно длинными и гибкими. альберих, потерявшись в скомканных от накатившей сонливости ощущениях, сжимал в руках простынь. чувств было слишком много, и голова шла кругом. потолок казался текучей деревянной речкой, а темнота, застилающая взор при закрытых веках, заставляла думать о том, что мир ушел в невесомость. когда альбедо легонько надавил на простату, кэйа вжался в постель, не в силах совладать с реакциями тела. почему-то подумав, что взгляд на любовника должен его немного отрезвить, альберих приподнял голову и раскрыл глаза. вид альбедо — румяные щеки с мелкими свежими слезинками, мокрые ресницы, растрепавшиеся волосы и распухшие губы, целующие кончик члена кэйи — наоборот заставил кэйю еще сильнее сходить с ума. альберих резко зажмурился, стараясь прогнать из головы увиденное, но не смог. сон пуще прежнего просился в голову. тело кэйи было так раздражено и напряжено, что каждое движение пальцев алхимика внутри ощущалось четче, чем собственное дыхание. еще немного, и альберих мог бы гарантированно сойти с ума. — альбедо, пожалуйста, быстрее, — тихо взмолился кэйа, вжав пятки в мягкий матрас, — я и правда сейчас будто взорвусь. алхимик вмиг оторвался от чужого тела, что заставило альбериха со стоном вдохнуть ледяной воздух. из горла невольно вырвался скулеж. над ним явно решили поиздеваться. — тебе стоит научиться быть более терпеливым и сильным, кэйа, — с наигранным разочарованием произнес альбедо, — мы же договорились, что не будем никуда бежать, и что теперь? — п-правда, пожалуйста… даже этого… слишком много, — кэйа испустил жалостливый выдох, и по его покрасневшим плоше закатного солнца щекам покатились слезы, — я словно на иголках. альбедо тихо фыркнул. альберих был так мил, когда его терпение достигало предела, что невозможно было ему отказать. рука алхимика легла на смуглый живот и чуть надавила на напрягшиеся мышцы. кэйа заерзал на простынях, приподняв бедра. такой невероятно красивый и прекрасно жалкий. пальцы альбедо щекотно спустились ниже, провели по всей длине чужого члена. раскрытой ладонью алхимик накрыл его головку, сразу принявшись ласкать ее. кэйя, наконец ощутил такую будто жизненно ему необходимую стимуляцию, не стал сдерживать голос и отдал последние силы в тихие, но такие чувственно наполненные стоны. альбедо, не прекращая жарко трогать любовника, нагнулся к его лицу и горячим языком, не сдержав порыва, лизнул острую скулу, собирая остывшие слезы, неприятно стягивающие нежную кожу. проведя невесомо губами ниже к подбородку, альбедо втянул кэйю в поцелуй. мокрое и горячее, столкновение губ заставило альбериха сокрушенно захныкать и заскулить. громко в последний раз простонав прямо алхимику в рот, кэйа дошел до пика. ощущения были отчего-то настолько сильны, что согнутые в коленях ноги непроизвольно разошлись еще шире, вызывая боль в рястянутых распаленных мышцах. сделав еще несколько тяжелых вдохов, альберих наконец крепко закрыл глаза. темнота, прошибаемая пасмурно-серым утренним светом из окна, была блаженна. не продержавшись еще и секунды, кэйа уснул, такой уставший и измотанный этим бесконечно длинным днем. альбедо, поднявшись, взглянул на альбериха. он ли не тот, кто достоин присутствия на всех шедеврах искусства? в этом своем до черноты измученном состоянии мужчина казался алхимику еще прекраснее, чем он есть на самом деле. хотелось рисовать его вечно, хотелось увесить все стены его невероятностью, хотелось никогда не прекращать видеть эту смешанную с темным медом синеву. альбедо в порыве чувств прижался крепким поцелуем к острому все еще согнутому колену альбериха. — отдыхай, — потеревшись носом о чужую смуглую кожу прошептал алхимик, — уже так скучаю по тебе. в ответ кэйа лишь поморщился от холода, доносившегося из все еще открытого окна, и отвернулся, сжавшись в попытке согреться в калачик. альбедо тихо засмеялся и принялся укрывать альбериха пуховым одеялом. расслабившись от подаренного тепла, кэйа провалился в сон окончательно, глубоко и наверняка надолго. альбедо же вернулся к небрежно и жестоко брошенному им холсту. рассмотрев набросок инадзумского пейзажа, алхимик остался недоволен. нет ничего, что в нем могло бы зацепить взгляд. фиолетовые травы, перемешанные с лиловыми цветами, казались одной большой абстракцией, написанной в сумасшедшем бреду. хотя… кэйе пошел бы такой цвет. холодноватого оттенка, он бы отлично вошел в контраст с теплой кожей альбериха. альбедо понял, что же он может добавить в картину, чтобы заставить ее выглядеть лучше. в руке как по волшебству появилась кисть. в середине холста расцвел синий цветок с медовой серединой. теперь… смотрелось во много раз интереснее. однажды кэйа так же появился посреди жизни альбедо, заставив монотонную гущу красок заиграть свежо и ново. подписав в углу холста название работы и дату, альбедо бросил инструменты и вновь уставился в окно. тучи сгущались, предвещая безумную грозу. кажется, свидание на утесе придется отменить. альбедо, расстроенно вздохнув, поднялся со стула и сладко потянулся, разминая затекшие мышцы. чувствовал он — нужно было успеть помочь заболевшему тиммею закрыть алхимическую лавку до начала ливня. накинув плащ, алхимик вышел из каморки, захлопнув дверь. из неосторожно оставленного открытым окна в помещение заспешил вбежать без стука раньше задуманного начавшийся дождь. крупная капля упала на новое полотно альбедо и побежала вниз, забирая с собой не успевшую просохнуть краску. мутная линяя добежала до края, почти задев название. «синий цветок осеннего утра» был, казалось бы, бесповоротно испорчен. однако кэйа, невольно проснувшийся, чтобы закрыть ставни от влетающего сквозь них кусачего ветра, влюбился в небрежность холста. он, конечно, так и не понял скрытой аллегории, созданной альбедо. но было ли это нужно, если между ними все было ясно и безо всяких картин?..