Фэн Цзицай.
***
Антон и Арсений вышли из здания, проходя от него несколько переулков. Эта высоченная постройка с зеркалами вместо плит веяла дикой загадочностью и какой-то странной скрытностью. Хотя, довольно яркое оформление фасада и его запоминаемость были полными противоположностями этой созданной таинственной ауре. Странный туман невозможной загадки будто бы перебрался на брюнета, тихо заполняя собой все пространство вокруг и грозясь затмить всю видимость. Шастун повернул к альфе голову, натыкаясь на созвездие из родинок на гладко выбритой щеке и лисий нос, казавшийся сбоку ещё вздёрнутее и острее. — Вы слишком молчаливы. Темноволосый даже не покосился на Антона, прекрасно чувствуя его выпытывающий взгляд на себе, словно по его коже, там где скользил внимательный взгляд, легонько водили перышком, щекоча её. Шатен сколько бы не думал и не пытался разогнать эту туманность, которая накинулась теперь и на него, никак не мог сложить пазл происходящего в своей голове. — Верно, и это… — Значит, что вы думаете. — Перебил его зеленоглазый, тут же видя легкую, задумчивую, словно с треском выбивающуюся через пелену раздумий, полуулыбку. — И это тоже верно, — сказал Попов, смотря куда-то в сторону, будто высматривая что-то для себя. Или кого-то, кто даст ему зацепку в этом глухом тумане мыслей. — Присядем? Антон кивнул и они опустились на симпатичную лавочку, рядом с которой находился памятник в рост человека. Памятником был человек в шляпе и с, зажатой между пальцами, большой сигарой. Светловолосый усмехнулся, рассматривая интересную фигуру. В первый раз он видит курящую статую в шляпе. Может быть она сможет дать ответ на весь поток вопросов в светловолосой голове? Поглядев ещё с минуту на “вечно курящего”, в горле неприятно заскребло, будто острыми длинными ногтями, раздирая плоть изнутри от желания закурить сигареты, которые покоились в одном из карманов штанов Антона. Мгновение он сомневался, ведь реакция брюнета на такое действие была неизвестна ему, но рука уже нащупала пачку и через несколько секунд шатен уже вдыхал едкий дым. Курил он редко, только когда возникало такое резкое, необъяснимое желание, но зависим от никотина омега не был. Пропуская вредный дым сквозь нос и зубы он представлял, будто бы отпугивает наседавший на них туман из мутных мыслей этим вонючем дымом, и как тот, позорно поджав хвост, убегает, не оглядываясь. Не успел Шастун повернуть голову к бизнесмену, чтобы проследить за его реакцией, как вдруг увидел около своей руки чужую, которая, еле коснувшись его прохладных пальцев, забрала у него сигарету. Зеленоглазый рассеяно повернул голову к голубоглазому и смотрел на то, как тот медленно затягивается, всё также парализуя взглядом асфальт, словно пытаясь сдвинуть его плиты своим проницательным взглядом или выжечь в нём дыру десять на десять сантиметров. От души затянувшись, альфа выдохнул дым вниз, словно по привычке, дабы не попасть им собеседнику в лицо. Антон криво усмехнулся этой замеченной, давней привычке. «Ещё одна загадка разгадана. Ещё один ключик скинут в воду» Сложив локти на своём колене, Арсений вернул сигарету её хозяину, попрежнему не смотря на собеседника, который, наоборот, не отводил своих болотистых глаз. — Бросай это. — На выдохе с дымом проговорил альфа, а затем все же повернулся к шатену, устраивая пляску взгляда по чужому телу. Пока Попов бессовестно разглядывал зеленоглазого, размышляя о чём-то своём, тот уже докурил сигарету и, выкинув окурок, убрал пачку на место. В карман. — Антон… — Голубые глаза вдруг замерли на недоуменном лице, а веки застыли на кармане омеги, на который тот обратит внимание. Шатен выгнул бровь, в непонимании рассматривая гамму эмоций на красивом лице. Брюнет полез по своим карманам, лихорадочно ища что-то и перебирая всё содержимое в них. На миг стало неспокойно, рокочущее чувство тревоги подняло волну неприятных бабочек, которые вспорхнули, будто бы их кто-то спугнул, и вскружили внизу живота Антона. Первая мысль была о том, что альфа что-то потерял, пока они общались с Катей и теперь это грозит большими тяжелыми последствиями. Вслед за первой лихорадочной мыслью, пришла более осознанная. Такой, как сам АС Попов вряд ли когда-нибудь что-то забудет в незнакомом месте к незнакомых людей. Арсений всегда собран и тактичен, а уж когда дело доходит до важных встреч, так вдвойне. Спустя пару секунд Шастун сидел всё на той же лавочке, около альфы и глупо хлопал глазами на протянутый, нещадно помятый, завёрнутый в несколько слоев и почти порванный, кусок бумаги. Подняв голову, он столкнулся с голубым, явно изучающим эмоции лица напротив, взглядом. — Твоя записка от Ильи. Та, что передали перед взрывом. Антон осторожно протянул руку к клочку бумаги и принялся разворачивать его, смотря в это время на бизнесмена, надеясь увидеть на его непроницательно-пугающем лице хоть что-то. Тот нарочито отвернулся, принимаясь медленно вертеть головой в разные стороны, видимо, высматривая на наличие слежки. — Что там? — Могло показаться, что голос брюнета был совершенно безучастный, словно он вот так сейчас совершенно случайно задал этот вопрос. Но так лишь могло показаться. — Ничего важного. — Вздохнул шатен, сминая бумагу и пихая ее в свой карман брюк. — Снова просьба остановиться с этим делом. — Интересно. Шастун кивнул, будто бы самому себе, и нахмурил свои светлые брови. Узел неприятного предчувствия добавился к коктейлю из тревоги и страха. Теперь настала его очередь погружаться в смутные мысли, ведь, на самом деле, на листочке аккуратным печатным шрифтом было выведено: « 24 число, 18:00, ресторан «Блок». Стол на две персоны. Твоё молчание = сохранение безопасности голубоглазого.И.М. »
***
Следущий день стал не менее нервным, чем вся, идущая своим медленным чередом, неделя. Дома Антон не мог найти себе места, ведь 24 число было как раз таки уже сегодня и встреча была неумолимо назначена на сегодняшний вечер. Шатен не мог не сомневаться в своём решении, ведь этот поступок совершенно точно повлечёт за собой какие-то последствия для дела и его судьбы. Но вот какими они будут, оставалось лишь гадать на кофейной гуще, которой у Шастуна не было отроду, ведь он пил исключительно сладкий зелёный чай. Наматывая круги по квартире, шумно выдыхая в своём ужасном бессилии и хватаясь за светлые волосы, он взвешивал все «за» и «против» этого действия, решив, однако, что терять ему всё равно нечего. «Осторожно, я буду осторожно. Ведь догадка далека до невозможности и это… злит» Макаров - безумец, который сам намерен снова объявиться. Но с какими намерениями и как - Антону было, к сожалению, неизвестно. Стараясь не углубиться в раздумья и не нагонять на свое, и без того трясущееся, сознание паники, он с утра принялся начисто протирать пыль во всем доме. Сегодня была суббота, а значит - законный выходной, в который молодой бизнесмен должен был отдыхать, веселиться с друзьями или сидеть с девушкой за сладкой плиткой шоколада в кофейне, но не Антон Шастун. Закончив с пылью, он постирал, кажется все вещи в доме и подобрал себе костюм на вечер. Идти в свитере и широких брюках цвета хаки шатен всё же не решился. Омега думал обо всём по мере поступления своих переживаний. Прежде всего его терзали думы о встрече, но он упорно их отталкивал грязной шваброй, махая ею в разные стороны и успешно отбиваясь. Он подумал об Арсении, который, вероятно, ничего не подозревая, преспокойно занят сейчас своими делами. Стало чуть-чуть совестно, ведь между ними, вроде, сложилось доверие, а зеленоглазый сейчас так нещадно рушит эту, выстроенную своими руками, крепкую материю. Совесть будто бы кусала его, больно вгрызаясь своими острыми, заточенными зубами и наслаждаясь чужой пролитой кровью. «Я делаю как лучше. Я сохраняю ему жизнь, выручаю, как он меня когда-то» Неопределенность и неизвестность будущего - пугали. Они, словно две большие чёрные тени призрачно стояли в конце длинного коридора и ожидали, пока шатен все же решится подойти к этим владыкам черноты ночи. Он почувствовал сомнение в своей жизни и слабость тела без истины, он не мог дальше трудиться и ступать по дороге, не зная точного устройства всего мира и того, куда надо стремиться. Стремление в пустоту было непонятно для него. Когда он не чувствовал опоры или направляющих фактов, разум принимался паниковать, а сердце глухо биться в запястьях, оповещая организм о подступающей тревоге. Этот красный стоп-сигнал прозвучал за два часа до встречи с Ильей. Антон вышел из душа и сушил волосы, укладывая их красивыми, волшебно пахнущими, кудрями. Сквозь шум сушилки, его уши уловили учащенное сердцебиение, которое будто принялось колотиться везде: в горле, ушах, запястьях, висках и груди, нарушая притворное спокойствие, которое окутало Антона своими невидимыми нитями. Он выключил фен и, взяв телефон, уселся на диван, запрокидывая голову на мягкую спинку из темного плюша. Омега уставился в потолок, снова поедая себя чайными ложками изнутри, тщательно отковыривая по кусочку. Улей из мыслей жужжал в ушах, словно вот-вот готов был наброситься на омегу и закусать до потери сознания. «Может тогда ты перестанешь, наконец, думать» Кривая ухмылка исказила его молодое лицо. На ум почему-то пришёл образ голубоглазого и он детально запечатлел его в своей голове, заново до детальной четкости вспоминая ясные голубые глаза, тёмные брови с несколькими родинками около них, тёмные, мягкие и приятные на ощупь волосы, чуть торчащие уши, заострённые наверху, из-за чего напоминавшие эльфовые, тонкие губы и изящные, увитые венами руки. Омега подумал, что бы в его ситуации предпринял бы альфа, «Ну уж точно не паниковал и не забивал свою умную головушку ненужными мыслями, в отличие от тебя» Острое желание коснуться брюнета внезапно стало душить его, подобравшись совсем опасно близко. Он буквально чувствовал, что задыхается от этих невидимых костлявых, но крепких рук, что прихватили его, а потому ему пришлось выпрямиться на диване, дабы дать себе хоть малый поток воздуха. Его телефон лежал тёмным экраном вверх и он всмотрелся туда, замечая себя. Отражение показало ему довольно симпатичного молодого человека, эмоции и чувства которого выдавали лишь живые, большие глаза. Эти зелёные, лихорадочно бегающие, омуты тут же четко давали знак того, что Шастун волнуется, очень сильно волнуется. Он шумно втянул воздух носом, слыша себя и, словно, из-за этого возвращаясь в реальность. Ему подумалось, что если бы альфа был рядом, Антону было бы спокойнее во много раз. Знакомый запах и тело мужчины, от которого веяло безмерной силой и властью, которая смешивалась со всеми сильными качествами альфы и образовывала плотную оболочку такой нужной защиты для омеги. Он не мог почувствовать или увидеть голубоглазого, но знал, как до него добраться хоть каким-то образом. Найдя контакт, он зажал кнопку вызова, вновь откидываясь на мягкую спинку дивана. Что ему говорить? О чем? Как объяснять свой звонок? Как рассказать свои переживания и тревоги? Попросить помощи? Или наоборот молчать? Абсолютная тишь в голове. Лишь протяжные гудки и вновь стук в ушах своего же сердца. — Да? — Спустя четыре гудка трубку подняли. — Арсений Сергеевич? — Он сам не понял, зачем задал такой наитупейший вопрос, но сейчас для него единственным спасательным кругом в этом бушующем огромном океане паники был бархатный тембр в трубке и ощущение, что где-то там, но все же есть знакомый альфа со своей аурой защиты. — Я, Шастун. — Зеленоглазый мысленно похлопал себе и своей тупости. Лучше бы со стишка начал разговор, ей богу! Например: «Мильоны вас, нас тьмы, и тьмы, и тьмы. Попробуйте сразитесь с нами…». Больше пользы было бы. — Что случилось? «Ужасное. Ужасное случилось, Арсений Сергеевич. Я бы всё, всё вам рассказал, но не могу. Простите меня, я скован крепкими железными цепями, которые невыносимо жгут мне кожу. Помогите мне, прошу, помогите. Помогите и не задавайте лишних вопросов, не спрашивайте ничего, не мучайте меня и мою несчастную душу, не давайте алой густой крови на моем бедном сердце пролиться ещё сильнее. Мне так тяжело, слишком тяжело, я действительно погибаю…» — Нет, нет. Ничего… — Шастун принял сидячее положение, боясь отнять телефон от уха на секунду, будто бы с этим отрывком, оторвалась бы и его жизнь. «Ты такая королева драмы, Антон… Браво!» — Как у вас дела? «Прекрасно, превосходно, замечательно, просто прелесть, Шастун» — В…норме. — Арсений запнулся, словно неожиданно налетел на что-то или его кто-то перебил. Антон надеялся, что это перебои связи. — А ты? Чуть обеспокоенный тон, словно чувствует, что что-то не так. Антон прикрыл глаза, давя противный порыв горьких слёз, которые комом встали в горле и омеге пришлось чуть помолчать, чтобы этот внезапный комок растаял. — Превосходно. — Шатен постарался улыбнуться, чтобы голос не звучал так беспомощно жалко, но, вместо улыбки, вышел какой-то оскал. — Ладно, извините, что потревожил. — Стоп, стоп, стоп. — Затараторил альфа. — Ты позвонил мне ради того, чтобы лишь спросить как у меня дела? «Нет! Нет. Нет конечно нет. У меня слишком, слишком весомый опыт, Арс, он стоит жизни. Не клади трубку, только не вешай её, поговори ещё хоть минуту со мной, дай мне частичку себя, позволь, мне так важно сейчас слышать тебя и твой голос. Прошу, помоги мне в очередной раз, спаси меня, я спасу тебя в ответ, обещаю, я не подведу, только не подведи ты…» — Что в этом странного, Арсений Сергеевич? — Натянуто улыбнулся шатен, так, чтобы в голосе была слышна улыбка. — Все странно. — Альфа тяжело вздохнул. — Все, что ты делаешь - странно, Антон. — Зеленоглазый упрямо сжимал челюсти, сдерживая предательские слёзы, которые уже заполонили ему вид, образовывая на болотистых глазах будто бы стрелянную оболочку, которая должна была с секунды на секунду разлететься мелкими, острыми осколками. — Хорошо. Тогда… — Арсений Сергеевич? — Он перебил брюнета не в силах больше терпеть. — М? — Скажите… Как вы избавляетесь от непрекращающихся мыслей о чём-то одном? — Что тебя тревожит? — Тихо спросил голос на том конце провода. Словно хватая за самое больное место, которое зудело всю жизнь, и сжимая так, что искры из глаз вот вот посыплются сами собой. — Я… — К горлу теперь подступил тяжелый-тяжелый ком, который принялся мешать полноценно дышать омеге. Он снизил голос до шёпота. — Просто… скажите хоть что-нибудь, пожалуйста. — Я абсолютно не понимаю тебя, Антон… Я не вижу тебя и оттого мне становится ещё страшнее. Увидев твои эмоции, я, может, разобрался бы, но сейчас это невозможно. Хорошо, если ты хочешь, я скажу, только слушай, ладно?… «Да ты шутишь, Спаситель? Говори, пожалуйста, говори. Я хочу тебя слышать и бесконечно долго слушать, мне жизненно необходим воздух…» — …Излишняя задумчивость приводит к апатии, не думаю, что тебе это нужно. А уж тем более мысли, имеющие определённый цикл. Это наскучивает, но человек сам выбирает свой путь, ровно так же, как и выбирает стиль ходьбы по нему. Но только если, конечно же, человек - живее всех живых. Для мертвых есть другой путь, хотя кто знает… Знаешь, если человек умер, его нельзя перестать любить, черт возьми. Особенно, если он был лучше всех живых… Понимаешь? Я говорю не о гробах и тяжелых, угрюмых похоронах со скорбящими родственниками и грустными лицами. Человек может умереть не только как материальная часть… Его сущность, душа по отношению к другим страдальцам способна покинуть мир в их глазах, кануть в лету и забыться, затеряться среди стольких дел и происшествий. Я говорю о людях, чьё существо было вознесено до предела кумира, но, спустя время, стало слишком жалко и ничтожно в его понимании. Ведь когда наступит момент, мы все исчезнем с лица земли, будь это по нашей воле или нет. Но пока нам дана возможность видеть, пока мы можем слышать, чувствовать, ощущать себя живыми, мы обязаны суметь не исчезнуть насовсем… Опустившись в глазах у одного, ты опустишься и у третьего, любой, оступившись раз, поплатится за это дважды. Быть по-настоящему - это означает быть человеком… Если не пришлось застать тебе ложь и обман, не значит, что ты обойдёшь их стороной. Ложь равна смерти, запомни. Недоверие равно медленному, хладнокровному убийству. Увы, мне пришлось невольно погибать, и это… страшно. Но я до сих пор, по своей чувствительности к людям и излишней привязанности, не могу избавиться от этого насущного, гадкого ощущения прошлого… Да, раны затягиваются, шрамы постепенно уходят, но только в том случае, если их не тревожить. Так вот, Антон, не тревожь. Можешь, не можешь, в любом случае, имей всегда представление, словно на кону жизнь, и каждый раз пытайся выиграть этот огромный куш. Сквозь всё: боль, обиды, слёзы, кровь, пот, беды, привязанность - сквозь всё это. Поверь мне, это того стоит. Наконец, голос утих и… все. Тишина, мертвецкая тишь повисла, словно грозовая туча, которая никак не хотела проливать осадки. Омега, кажется, не моргал несколько минут, замерев в одном положении и, словно зачарованный мягким, бархатистым тембром, вслушивался в каждый звук из телефона, боясь упустить хоть одно слово. — Я хочу вас обнять. — В трубке, словно над ухом, послышался тихий смех, который заставил мимолетно по-настоящему улыбнуться зеленоглазого. — Настолько я тебя растрогал? — Вы пронзили меня в самое сердце. — Снова чужой, еле слышный, смех. — Хорошо. Я понял, Арсений Сергеевич… Спасибо вам. Большое спасибо. — Не стоит благодарности, Шастун. Я рад помочь тем, кто мне симпатичен. «Как это ми… ЧЕГО?» — Ладно, звони. Добро. Гудки раздавались с какой-то писклявой горечью, которая ударила по вискам, отрезвляя шатена. Он похлопал глазами, откидывая телефон и придирчиво посмотрел на себя в зеркало, к которому подошел, пока длился разговор. «Симпатичен?» Антон искренне не понимал, как это может кому-то греть симпатию? Копна из не расчесанных светлых волос на голове, похожая больше на недоделанное гнездо, нежели на что-то, представляющее из себя причёску. Выделяющиеся при разговоре скулы, ведь лицо было худее смерти, а острые черты лица никогда не нравились мальчишке. Вечно розовые уши, торчащие в разные стороны и уж слишком сильно привлекающие к себе всеобщее внимание всегда были уродливы в его глазах. Да даже в глазах не было ничего привлекательного, разве что цвет, удивительно зелёный цвет. А уж про высоченный рост, нескладность и неуклюжесть он даже и вспоминать не желал. «Да, он точно пошутил. Глупая шутка, глупая, неуместная…» Омега почувствовал себя будто в бочке, наполненной его же мыслями, словно это была какая-то гадкая смесь из букв и звуков, которая, не останавливаясь, все говорила, говорила и говорила, поднимаясь уровнем выше и выше. Вот они достигли подбородка, касаясь прохладной гущей его чувствительной кожи и начали заливаться в уши, обрамляя их в этот сильный нескончаемый гул… — Прочь! — Шастун затряс головой, отгоняя эти обрывки слов и крутящиеся в дезориентированном порядке, видевшиеся ему звуки и бегающие слова. Антон опустился на кровать, обхватывая свои колени длинными прохладными руками, словно пытаясь создать себе кокон защиты. «Уже не можешь и получаса без альфы прожить, тряпка. Посмотри на себя, урод, ты без него - ничтожество. Ни-что-же-ство» Эти слова мерзко стекали где-то по хребту и ощущались резко подкравшимся, диким холодом к самым ногам и грозясь залезть в самую душу. Шатен был бы рад не мучать себя и не страдать по пустякам, но живая в нём натура омеги была против всех его желаний. Именно она дала ему такие аккуратные, почти нежные черты лица, большие, словно у совы, глаза и тонкие, совсем как женские, запястья. Кроме того - слабость ко всему. К любым ничтожным изменениям, которые сказывались на моральном и физическом состоянии омеги. Сейчас проблемой была разлука с альфой, с которым он находился довольно долгое время и, возможно, даже пропах им, ведь Арсений трогал его руки и нарушал личное пространство. Антона тянуло царапать ногтями стены и кричать во все горло от беззащитности, чувства дерзкого не уюта без альфы, который одним только своим присутствием, находясь в одном помещении, или мимолетным, совершенно случайным взглядом успокаивал все, взбушевавшееся внутри шатена, нутро. С ним было спокойно. Он привык к спокойствию с ним. Куда более страшны были мысли о будущей встрече, к которой, следовало бы, уже собираться. Антон нашёл в шкафу чёрную водолазку под горло и не менее чёрный пиджак, которые очень прилично сошлись, создавая зеленоглазому хоть какой-то уют и тепло из-за, закрывающей горло, ткани. На ногах были обтягивающие штаны с чуть висящими коленями, но так сильно выделяющие стройность Шастуна, что тот без раздумий нацепил их на себя. Последними штрихами были украшения: несколько браслетов, несколько колец и цепь, обрамляющая его шею поверх водолазки. Подавители омега решил не пить, положив их в карман пиджака, чтобы, в случае чего, воспользоваться этой небольшой помощью. Не оглядывая себя в зеркале, как он обычно это делает перед выходом, Антон взял телефон и вылетел из квартиры.