Тони Раут.
***
— И повторим все имеющееся ещё раз. — Стас хлопнул руками по столу и встал, принимаясь наворачивать круги, словно коршун, вокруг стола, за которым собрались коллеги. — У нас на руках до сих пор имеются вещи Тимофея, которого мы задержали. Его следует ещё раз тщательно опросить… Далее: Макаров объявился - факт. Но мы его упустили - тоже факт. — Шеф метнул короткий взгляд на Арсения, который смотрел на свои руки, сидя в самом конце стола. — Я, надеюсь, вы не забыли, уважаемые мои, что пока вы там бегаете за Ильей, бизнес у нас всё ещё кипит делами и с тебя, в частности, Арсений, сейчас слишком большой спрос, потому что кампания, которой ты отсылал на протяжение месяца письма, наконец-то ответила. Но так как ты не на рабочем месте, за тебя служит Павел Алексеевич. — Стас посмотрел на Волю, который тихонько сидел и не отсвечивал, ведь влезать в речь самого Стаса Владимировича, Боже упаси. — Так что возвращайся, Попов. Стены офиса тебя не забыли. Темноволосый даже не шелохнулся, продолжая рассматривать свои руки. Он был сосредоточен на запахах. Точнее, на одном единственном, сильнее всех выделяющемся из массы. Лесные цветы умиротворённо сидели справа от него и альфа был спокоен. Шеминова он слушал и слышал, прекрасно понимая ещё позавчера, что по возвращении с его «операции», шеф водрузит ему в руку стопки бумаг и даст пинка по направлению в любимый кабинет. Справа показалось шевеление и на ногу, которую обтягивали темно-синие штаны Арсения, ладони три выше колена, легла окольцованная рука. Она пустила ток по телу, но брюнет с силой сдержал его, чтобы не дёргаться и не спугнуть омегу. Зеленоглазый зацепился за ногу брюнета и подъехал чуть ближе, оказываясь около уха, теперь опираясь на чужую ногу, будто о подставку. — Арсений Сергеевич? — Бизнесмен кивнул, давая понять, что слушает. Он еле заметно усмехнулся тому, что позволяет мальчишке вторгаться в его личное пространство и спокойно прикасаться к нему в любое время, в любом месте. — Как вы умудрились посмотреть записку раньше меня? Голубые глаза скрылись под веками, показывая длинные, словно у барышни, ресницы. Альфа откровенно наслаждался запахом мальчишки, не пытаясь отодвинуться или вообще что-либо предпринимать. Тяжесть внизу живота была терпима и сладка, поэтому он мирно сидел с прикрытыми глазами и, слыша отдаленные голоса коллег, принялся размеренно бормотать. — Я не забывал о ней и конечно же, при первой возможности, после реабилитации посмотрел, что в ней. Угрозу я понял и принял, а ещё я понял, что прочитав записку, ты точно скроешь от меня её содержимое и, возможно, пойдёшь на встречу… На это я рассчитывал гораздо меньше... — Чуть тише добавил он, чувствуя, как чужая рука чуть соскользнула с его ноги. — Затем мне оставалось лишь выждать удобный момент для отдачи бумажки и продумать план слежки. — Светловолосый удивлённо заглянул в голубые глаза, поднимая бровь. — Естественно, одного тебя я не мог оставить, ведь ты шёл на контакт с неадекватным человеком, в добавок, с альфой… Просто наивный мальчик с большим сердцем. — Голубые глаза как-то по-грустному взглянули на молодое лицо. — Позже, я понял, что не справлюсь один и Димка согласился помочь мне. Но даже с ним и даже с разработанным планом я не смог уберечь ни тебя, ни поймать Илью… Бизнесмен окончательно опустил голову, поникнув в плечах и будто бы сгорбившись, хотя Антон никогда не замечал за ним неправильной осанки, ведь брюнет всегда был как штык. Сейчас он выглядел до ужаса грустно и уныло, словно тяжелый-тяжелый груз проблем навалился на эти, такие хрупкие сейчас, плечи и он мучился с ними, пытаясь бороться. Светловолосый ещё чуть-чуть подвинулся вперёд, пытаясь заглянуть погрустневшему мужчине в лицо, но не вышло. Тогда он осторожно коснулся чужой, чуть щетинистой щеки, всё-таки поднимая лицо темноволосого. На Антона с каким-то тяжёлым спокойствием, скорее отчаянием в себе и всех, смотрели два красивых глаза. Лицо брюнета было в нескольких сантиметрах, что ещё чуть-чуть и Шастун мог коснуться своим носом чужого. — Ты что такое говоришь? — Прошептал зеленоглазый, внимательно смотря в голубые ареолы. — Смотри, что ты сделал, посмотри вокруг. Как тебя любят, искренне любят и уважают как человека достойного себя. Сколько ты жизней меняешь, сколько судеб. Ты делаешь людей лучше, счастливее, уж поверь мне. И это и есть твой реванш по отношению к себе самому, а это главное. — Взгляд голубоглазого стал будто бы заинтересованный. Или шатену показалось. — Ты очень сильно помог мне, как и Дима. Если бы не вы… Да кто знает, что бы со мной случилось… — Арсений нахмурился, и Шастун почувствовал, как его второй руки коснулась чужая тёплая и тыльной стороной погладила запястье, будто бы проверяя на точное присутствие и биение пульса. — Арс… — Зелёные глаза были в эту секунду очаровательно манящими и совсем чистыми. — Неудача с Ильей - не точка, это не конец. Ты проходил через более сложные задачи, я уверен в этом так, как уверен в тебе или себе. И это значит, что через эту пройти так же отлично ты тоже сможешь. Мы сможем. Вместе. Хорошо? — Антон увидел улыбку на голубоглазом лице и для достоверности вопроса кивнул, не отрывая взгляд от Попова ни на секунду. — Хорошо. — По губам прочитал шатен и теперь тоже улыбнулся, только не трепетной и какой-то затуманенной улыбкой, а уверенно-заряженной и светящейся тёплом. — Хорошо. Брюнет убрал от своего лица окольцованную руку, а второй обхватил светлый затылок, притягивая к себе и медленно, задумчиво целуя светлую макушку. Это такое отцовское движение раззадорило в грудной клетке шатена какое-то непередаваемое тепло, которое засветилось изнутри ярким-ярким светом. Он взглянул на брюнета, но с его красивого лица задумчивость не ушла, а посему, Антон решил, что его слова хоть на немного, но затронули чужой разум. Омега чувствовал, как от этого незатейливого действия бизнесмена, у него снова принялись полыхать щеки и он поспешно отвернулся, понимая, что в своей задумчивости Арсений всё равно не успел разглядеть образовавшийся румянец на белоснежных скулах. — Твой организм очень интересно реагирует на мои поцелуи. «Заметил. Черт» Альфа улыбнулся краешком рта, но Шастун был уверен, что это была именно ухмылка. — Ему нравится. — Совершенно бессовестно выдал шатен, смотря на чужую реакцию. Брюнет поднял брови и его голубые глаза будто бы вспыхнули на секунду, словно их озарило яркой вспышкой. Это действие длилось всего мгновение, но Антон смотрел не отрываясь и ему удалось запечатлеть этот момент и засунуть его в коробочку с воспоминаниями. Голубые глаза стали словно чище, олицетворяя небо. Шастун засмотрелся. — Арс, найдёшь Ирину и Оксану. — Попов повернулся к шефу, прекращая с шатеном их немой диалог. — И ко мне в кабинет. Нужно будет обсудить то, что ты успел пропустить. — Будет сделано, Станислав Владимирович.***
Арсений звякнул ключами друг об друга, зажигая в коридоре свет. Он так устал за сегодня, да и в принципе, мог сказать, что его эта усталость была больше накопительной. Он снял ботинки и принялся медленно стягивать с себя пальто. По телу лилась не приятная ломка, а какая-то забитая тяжесть, которая сидела на его плечах и шее, не давая вздохнуть полной грудью. В зеркало на него смотрело два усталых, измученных глаза, под которыми были нескончаемые мешки чернее ночи, делающие его совсем старым и жалким. Попов потёр рукой лицо и пошагал в глубь пустой квартиры, которая отзывалась на его одинокие шаги лишь пустым молчанием. Жил он действительно один, практически никогда не жалуясь на своё душевное одинокое состояние, но сегодня был явно особенный день. Сейчас все эти стены, вся тишь пустующих комнат, которые будто бы внимательно наблюдали за ним из-за углов, показались ему убийственно страшными. Альфа потряс головой, обнаруживая, что его рубашка, которую он принялся расстегивать, пахла по-особенному, как-то совсем по-другому. Он обнаружил, что запах Антона заглушил запах порошка и парфюма брюнета, она вся пропахла лесными цветами. Арсений снял её, с особой осторожностью, словно она прямо сейчас развалится или рассыпется у него в руках, поднося к носу и наконец вдыхая всей грудью. «Гребаный мальчишка даёт тебе силы, даёт тебе воздух и желание жить. Что это такое?» Арсений отбросил элемент одежды, будто бы с какой-то внезапной раздражительностью и презрением, которые накатили большой волной на него. Резкий скачок от нежности, которую он испытывал секунду назад, к внезапной раздражительности на самого себя и эту несчастную рубашку. Такие перепады сулили о скором начале гона. Альфа не следил за его наступлением, ведь организм сам услужливо предупреждал его об этом. Раздражительность, внезапная агрессия, резкое чувство одиночества и пустоты - все это были признаки скоро начинающегося гона. Арсений пережил в своей жизни достаточно этих особых моментов и в силу опытности уже спокойно мог контролировать себя и свои внезапные порывы. Достаточно лишь по расписанию принимать блокаторы, чтобы не выйти из себя и отвести запах, который неумолимо сочился из его желёз и сводил с ума омег. Переодевшись, он аккуратно присел на диван в пустующей гостиной, в которой не посмел включить свет, дабы не потревожить им вещи и предметы. Когда он остался один в этом мире, для него не было каких-то опорных точек, чтобы оттолкнуться от них. Он не чувствовал дна, на которое опирался. Теперь же ему хотелось беспрерывно заботиться о предметах и устройствах, чтобы иметь их в своём уме и пустом сердце вместо дружбы и привязанности к людям. В его понимании было отвратительным вернуться однажды в эти стены, в эту комнату, на этот диван, сесть и понять, что одержим кем-то. Что не видишь жизни без них и не представляешь наличие своей сущности и как человека разумного без чего-то. Он привык двигаться по своему жизненному пути в одиночку, ведь люди, окружавшие его когда-то, покинули его компанию очень рано. Мужчине по неволе пришлось быть одному. Бизнесмен поднялся и побрел на кухню, цепляя по дороге бутылку виски из столешницы. Задумчивость его с самого офиса не ушла даже с силой. Альфу отвлекали коллеги: веселил подколами Паша, Стас вытаскивал на серьёзные разговоры о делах, Оксана смешно шутила и помогала ему в документах, даже лесные цветы, которые находились всегда рядом, касались его и что-то говорили не смогли вывести из него эту странную, загадочную задумчивость. Арсений отпил из стакана, медленно смакуя алкоголь на языке и поворачиваясь к окну. Одна из штор была задернута, а вторая медленно, словно зачарованная, покачивалась из стороны в сторону из-за ходившего по квартире сквозняка. Свет на кухне был погашен, из-за чего, стройную, чёрную фигуру брюнета на кухне освещало лишь наполовину завешенное окно. Темнота была любимым другом альфы. Но в то же время и самым страшным врагом. Этот ненормальный баланс очень нравился голубоглазому. Не было ещё такой вещи, которая гармонировала бы в его глазах так изящно и была настолько симпатична ему. Именно из-за этого он практически никогда не включал свет, лишь, если бы понадобилось что-то написать или рассмотреть на бумаге. Мысли в его голове можно было не то чтобы услышать, их можно было увидеть собственными глазами. Вот они: ходят пешком по кухне туда-сюда туда-сюда и в такт настенным часам шагают своими маленькими босыми ножками по холодному полу. Попов отвернулся от окна, поворачиваясь к выдуманным, не прекращающим марш, мыслям спиной. Барная стойка, за которой он сидел, была самым ненавистным местом в этой квартире. Здесь всегда он погружался в долгие думы, из которых, чаще всего, его вытаскивал Серёжа. У брюнета звонил телефон где-нибудь в часа два ночи, и тот через полчаса уже сидел у лучшего друга в машине, которая везла его в очередной клуб. Но так мысли никогда не заканчивались. Они лишь притуплялись, знаете, как открытая рана, из которой струйками хлещет кровь. Если эту рану залепить пластырями, она перестанет кровоточить, но содрав эти самые пластыри, повреждённое место возобновит страшные, красные потеки, ведь она не зажила под пластырем, который помог лишь остановить кровь. Так было и с мыслями. Арсений налил ещё алкоголя на самое дно стакана, смотря на то, как чёрная в темноте жидкость плещется в сосуде, создавая странное, загадочное настроение. Внезапно, его живот скрутило странным спазмом, а в груди начала резко зарождаться тревога. Брюнет определил это как внезапное чувство паники уже придумывая кому звонить и что делать, но уже через несколько секунд оно начало ослабевать и теперь только руки немного потряхивало от накативших вмиг эмоций. Сильное-сильное, просто непреодолимое желание коснуться чужого тела, почувствовать запах, получить свежий глоток воздуха. Арсений потёр трясущиеся руки между собой. Ему дико, до головной боли, до чешущихся ладоней, до крика, хотелось почувствовать сейчас Антона. Рядом, в метре, в соседних комнатах - неважно. Это жгучее, будто бы вправду обжигающе грудь чувство не давало спокойно сидеть. Попов встал с места, подходя к окну и распахивая его, тем самым запуская свежий ночной воздух в квартиру. Он жил высоко и его взору сейчас представилась малая часть его района. Город горел всеми огнями, переливаясь кое-где и поблёскивая. Он оглядел верхушки зданий и снующие по трассе машины, которые, даже глубокой ночью, не прекращали свой бесконечный поток. Альфа дышал свежим воздухом, надеясь, что это внезапное сильное и очень странное жжение уйдёт. «Успокаивай себя, успокаивай. Больше все равно не кому это сделать, все колыбельные давным давно уже отпеты, Арсений. Принимай себя, принимай таким, какой ты есть на самом деле: ничтожный и слабый ко всему» Эта ночь была не удивительна бессонницей. Альфа стал часто проводить сон так: сидя на кухне или около окна, высматривая для себя что-то вдали ночных улиц и снующих машин. Арсений не мог почувствовать, был это простой инстинкт или что-то из личных похотей мужчины. Закрыв окно, он звякнул стаканом о стол, проходя в свою комнату. Тут он зажег маленький ночник, который озарил всё помещение тёплым тусклым светом. Он присел на край кровати, смотря на свои голые ступни, усеянные венами. Сейчас зародившееся в нем чувство одиночества немного отступило, ведь алкоголь, попавший в кровь заставлял появиться на сухих губах еле заметную, приятную улыбку. Прикрытые глаза с бесконечно-длинными ресницами и странная, отсутствующая улыбка на лице были неким его украшением. Раздевшись, он лёг, но вскоре снова встал, беря со стула рубашку, которая до сих пор пахла лесными цветами. Альфа вновь улёгся, бросая элемент одежды куда-то рядом на подушку. Этого было вполне достаточно, ведь такой приятный, успокаивающий сейчас, запах был совсем рядом. Арсений закрыл глаза, ощущая, что уже в полудрёме накрыл рубашку собой, подминая её под свое тело и перебираясь на другую сторону кровати…