мальчик хочет в тамбов

Сказать, что Малиновский был удивлён внезапному преображению Пушкарёвой — конечно, значило ничего не сказать. Катя продолжала преподносить сюрпризы. Заставляла ломать голову. И даже то, что оказавшийся вполне безобидным на вид Зорькин пьяно орал на весь двор о своей любви к Клочковой, не очень-то расслабляло. Нет, Пушкарёва теперь давала повод понервничать и вне своего тандема с Николаем. Господи, да мало ли что ей вообще может взбрести в голову! И быть элегантной она, оказывается, умеет. И с незнакомыми мужчинами танцует — сколько таких мужчин может быть вокруг неё, если она просто-напросто оденется более прилично, чем обычно?.. А они с Андреем ещё из-за какого-то там Зорькина переживали! И выпивать губа не дура — хотя казалась такой прям скромницей. И под рубашкой у неё… всё как надо! Рома, пока целовал Катю, успел прочувствовать. Третий размер, не меньше. Да и целуется она хорошо — брекеты, конечно, кайфа не прибавляют, но и язык свой Рома в них не оставил. Оказалось не страшнее, чем с другими. Пахло от неё какими-то сладковатыми, приятными духами — не одеколоном «Сирень», как обычно бывало. Так что Малиновский даже не мог сказать точно, сколько времени они так процеловались. Пожалуй, это был самый подходящий момент: он и сам толком не мог сказать, что его на это толкнуло — может, наконец, почувствовал, что Катя не будет против… Кто же ты, Катя Пушкарёва? Каковы мотивы твоих поступков? И зачем ты прячешься в чехле для танка, если можно не прятаться? Что ещё не вызывало доверия, так это неожиданный союз с Амурой. И напряжённый Жданов активно с этим соглашался, когда они обсуждали ситуацию уже на трезвую голову следующим утром. — А вдруг они что-то задумывают втроём? — беспокойно всплеснул Андрей руками, расхаживая по кабинету, как голодный тигр по клетке. — Вдруг, — спросил он страшным шёпотом, — Катя вообще всё рассказала Амуре про «Никамоду»? Сидели там, смеялись о чём-то весь вечер! Роман, несмотря на свои напряжённые размышления, старался выглядеть расслабленно. Кто-то должен. Поэтому он просто беззаботно развалился в кресле, закинув ногу на ногу, как и обычно. — Жданов, я тебя прошу, не мельтеши, — усмехнувшись, попросил он. Просьбу Андрей, конечно, не выполнил, заводясь ещё больше. — С чего ты вообще взял, что они говорили о работе? — А с чего ты взял, что нет? — возмутился Андрей. — Или Пушкарёва вот так взяла и всё тебе вчера выложила? — Всё не всё, а кое-какая информация есть! — разулыбался Малиновский. — Знаешь, в кого, оказывается, по уши втрескался его светлость Николя ЗорькИн? — Ну?.. — В Вику. — В какую ещё Вику? — Ты много Вик знаешь? — Эээ… — Нет, Палыч, тебе срочно надо ограничивать себя в потреблении алкоголя. Тебе уже целой ночи мало, чтобы восстановиться. — Рома, принюхавшись, поднял указательный палец вверх. — Чувствуешь, как лаком и ацетоном на всё «Зималетто» пасёт? А это значит, кто у нас пришёл? Андрей издал самый мрачный из всех возможных смешок. — Клочкова сегодня даже рано, ещё десяти нет. — А затем спохватился, замер и вылупил глаза: — В смысле, Клочкова?! — Она самая, — кивнул почему-то донельзя удовлетворённый Рома. — Откуда Зорькин вообще знает её? — Да в каком-то там журнале её фото с Кирой увидел. Видишь, даже в двадцать первом веке ещё остались романтики — не по койкам, как мы с тобой, прыгают, а сидят, — Рома заговорил очень серьёзно, — фотографию благоверной рассматривают. Может, он ей там Байрона в подлиннике зачитывает. Судя по его не обременённому пороком лицу, так и есть. После кратковременного приступа дикого смеха Жданов спросил: — А, может, Катя это сама сочинила? Чтобы подозрения отвести. — Да если бы! — хмыкнул Рома. — Эти пьяные откровения настигли меня, когда я тащил нашего Николая на себе прямиком до его квартиры. И, поверь, так искусно притворяться безжизненной тушей не смог бы даже самый талантливый актёр. — Ты делал что?! — Глаза Жданова ещё больше повылезали из орбит. — А что мне оставалось? Не Катю же заставлять его тащить. А там такое состояние было… Хотя, — Малиновский с иронией глянул на друга, — ты был примерно в таком же. — Не напоминай, — сморщился Андрей. — Надо ж было так нажраться. До сих пор думаю — похорошевшая Катя мне привиделась или на самом деле была? Сегодня вон, — он кивнул на дверь в каморку, — пришла как обычно. Никаких напоминаний о вчерашнем. — Была, была, — улыбнувшись, закивал Роман, уставившись на дверь. — Ещё как была! Ох, Екатерина Валерьевна… Непростая дама, я вам скажу. — Затем он жестом подозвал к себе Андрея, и когда тот подошёл, тихо и таинственно ему сказал: — А ты бы знал, что там за формы… Я такое нащупал… — Вот избавь меня от подробностей, пожалуйста! — так же тихо, но нервно ответил Жданов, а затем снова выдал запоздалую реакцию: — Подожди, вы что, уже это… того самого, что ли?! От выражения Ждановской физиономии Малиновский от души расхохотался. — Да, Палыч, прямо в машине! Того самого, туда-сюда, шпили-вили. — Увидев, что друг, полностью лишённый чувства юмора, уже собирается его придушить, Рома сказал уже серьёзнее: — Ты сам-то как думаешь? Естественно, только поцелуй! Хотя в случае с Катей — и это достижение. Принимаю поздравления в устной и письменной форме. Можно коньяком и тортиком. — Малиновский, — Андрей устало закатил глаза и вновь отошёл подальше, — не паясничай. Надеюсь, ты не воспользовался тем, что она была не совсем трезва? Тут уже пришёл черёд закатывать глаза Роме. Как же, как же, Андрей Палыч — сама святость! Обманывать Катю обманывай, но делай это не совсем гнусно. Лису на охоте можешь убить, но шубу из неё потом не носи, а то стыдно. И всё такое. — Не волнуйся, — мило улыбнулся Малиновский, — никто на неё не давил. Надо же было мне удовлетворить свой интерес и познать все прелести превращения замарашки в принцессу. Тем более Катя даже сама проявила энтузиазм. Обняла, притянула к себе… — Вот дальше можно не рассказывать! — решительно прервал его Андрей, наконец, садясь на место. — Самое главное — факт того, что вы сдвинулись с мёртвой точки. — Ну, как оказалось, Катюшка таит в себе много секретов, — Рома, веселясь, мечтательно покачал головой, — так что это оказалось даже терпимо. Ладно, ладно, не буду тебя мучить анатомическими подробностями, — сжалился он. — Ещё она рассказала, что хочет свести Зорькина с Амурой. Поэтому и выгуливает их вместе. — Нахрена? — не понял Андрей. — Не знаю, — пожал плечами Рома, — может, нравится чувствовать себя свахой. Говорит, что Вика ей в качестве Зорькинской пассии не нравится. Забота — почти материнская… — Нет, это всё кошмар какой-то! — Жданов начал биться лбом об сложенные в замок руки, демонстрируя миру печально-чёрные вихры. — О господи. Мало мне одного Зорькина! Ещё и Клочкова, и Амура. Может, там вообще весь Женсовет скоро соберётся?! И все будут знать, когда и кому заложено «Зималетто»! Чё нет-то? А потом растащат всё это нахрен по кускам — сколько там у Кати с Зорькиным друзей, а?!! На тысячу маленьких «Зималетточек»! А-атлична! — Достаточно побившись головой и, очевидно, выбив оттуда последние остатки мозга, Андрей посмотрел на друга болезненно горящим взором: — Я уже перестал что-либо соображать, Ром. Вот все эти загадки и игры — они меня просто бесят! Понимаешь, Малиновский? Бесят! — Последний пункт своей душераздирающей речи он произнёс шёпотом: — Я вообще в шаге от того, чтобы пойти к Кате и начистоту спросить её обо всём. Рома, лицо которого оставалось непроницаемым, некоторое время помолчал. Затем ответил: — Нет, всё же надо снова заехать в «Лиссабон». — Что? — Ничего. Предъявить официантам за качество вчерашней водки, — грубо ответил Малиновский. — Очевидно, что там была палёнка, потому что такого бреда ты ещё не нёс. — Он наклонился к столу и пощёлкал пальцами перед носом Андрея: — Жданов, алё! У тебя зелёные человечки перед глазами не танцуют случайно? Выйди из истероидного состояния, пожалуйста! — Да пошёл ты, — не менее грубо ответил Андрей. — Я уже понятия не имею, что делать, понимаешь ты или нет? — А тебя никто и не просит что-то делать. Всё делаю я, — с нажимом сказал Рома. — И я, кажется, просил тебя не мешать мне. Тупо не мешать. И не орать на всё «Зималетто», чтобы те, кто ещё не в курсе, стали в курсе. А то, по-моему, сейчас ты именно этого и добивался. Андрей тяжело откинулся на спинку кресла и мученически возвёл глаза к потолку. Хотя бы замолчал, и на том спасибо. Нет, ситуация, конечно, неоднозначная, Рома и сам это признавал. Но что ж Жданова так колбасит-то? — Ты сам подумай, чем твоя импровизация может закончиться. Если Катя что-то и задумала, то падать на колени и каяться в грехах она явно не будет. А если она ничего не задумала, что, кстати, тоже может быть, ты можешь обидеть её так, что возьмёт да и задумает. Как тогда будем выкручиваться? — Да бесит меня вся эта хидромудрость! — А не надо было оформлять «Никамоду» на чужого человека, — напомнил Рома. — Я тебя, между прочим, спрашивал, уверен ты или нет. А раз уж сделал дело — не надо теперь ловить паранойю на каждом шагу. — Спасибо, что регулярно напоминаешь мне о том, какой я тупой. Очень тебе признателен. — Да успокойся ты. Я хотел сказать, что, в конце концов, ничего страшного ещё не произошло. Да, меня Амура тоже напрягает, но не факт, что именно в этой ситуации есть какое-то двойное дно. В конце концов, Пушкарёва — тоже человек, может дружить с кем-то. Я для того с ней и кручу шуры-муры, чтобы всё это выведать и понять. Не паникуй раньше времени, а? Но Андрей как будто не внимал доводам. Он, продолжая смотреть в потолке какое-то своё кино, задал Роману совсем неожиданный вопрос: — Малиновский, она тебе нравится, да? Рома чуть не поперхнулся воздухом. — Жданов, ты совсем из ума выжил? — Да нет, ещё нет. — Андрей перевёл острый, цепкий взгляд на друга слишком резко и неожиданно, будто бы стараясь поймать его на каких-то потаённых эмоциях: — А что в этом такого? Золушка оказалась в состоянии выйти на бал и не опозориться. Ты себя послушай. Ты же её почти что защищаешь. Что, Малина, — здесь он тяжело ухмыльнулся, — стоило девушке нормально приодеться, и ты уже продался? — Без комментариев, — неверяще мотая головой, ответил Роман. — Просто без комментариев. У кого-то слишком тяжёлое похмелье. — Не надо всё валить на алкоголь. Ром. — Теперь уже Андрей наклонился над столом, придвигаясь поближе. — Так, может, ты поэтому так копья ломаешь за то, чтобы не прекращать всё это представление? Зацепило, да? Хочется понять, что за конфета таится под обёрткой? — Андрей, — Малиновский посмотрел в глаза другу прямо, не таясь, и постучал кулаком по голове, — ты бредишь. У тебя на нервной почве шарики за ролики заезжать начали. — Почему же брежу? — улыбнулся Жданов. — Если она вся такая простая, как три копейки, так давай это прекратим. Или давай поставим её перед фактом — мы нашли другого человека, на которого можно переписать «Никамоду». Давай? Ведь всем от этого легче будет. Или нет? Малиновский, однако, совсем не растерялся. Вот нисколько. Он подкатился на кресле вплотную к столу и оказался с Андреем практически лицом к лицу. — Друг мой дорогой, так, может, это тебя зацепило? — с ласковой язвительностью спросил он. — И именно поэтому ты ломаешь копья в ответ, чтобы всё это прекратить? Буквально вчера тебя всё устраивало. И вот уже… Закончить спор они не успели — из каморки проявилась Катя. Обычная, очкастая, бабушкообразная Катя с бубликами на голове. Действительно, никаких следов от вчерашней леди — удачно замела. Увидев лица друзей, она спросила испуганно: — Что-то случилось? — Катюш, да что ты. — Малиновский тут же надел на себя самую миролюбивую улыбку и подошёл к девушке, мысленно делая себе пометку в следующий раз говорить на три тона тише. — Мы просто спорим, кто вчера больше выпил. Андрей никак не может поверить, что, конечно же, он. — Это, кстати, было видно, — хихикнула Катя и тут же стушевалась: — Извините, Андрей Палыч. И доброе утро, Роман… то есть Рома. — Кать, вы что-то хотели? — как можно спокойнее спросил Жданов. — Да, — протянула она какие-то бумаги, — на подпись. — Отлично, — сухо кивнул Андрей и углубился в их изучение. Рома тем временем взял со стола принесённый с собой пакет и достал из него презент нового дня — большую упаковку чая разных вкусов. Малиновый там, конечно, тоже имелся. Учитывая, в каких количествах Катя этот чай у себя в норе поглощала, подарок был очень даже полезным. К чаю Малиновский добавил открытку, которую достал из кармана пиджака. — Это всё тебе. Надеюсь, — он кивнул на чай и хмыкнул, — до завтра хватит. Нет, и всё-таки что-то в Кате поменялось. Только Рома, сколько ни вглядывался, не мог понять, что именно. — Спасибо, — радостно улыбнулась Катя и благодарно обняла Малиновского. — Изучил мои предпочтения. У меня, кстати, тоже небольшой подарок. Теперь уже девушка начала рыться в кармане своей огромной юбки. — Вот. Тоже открытка. Прочитаешь на досуге. — Катюш, — Рома начал рассматривать открытку с нарисованным на обложке толстым котом, — эпистолярный жанр постепенно становится нашим хобби. Мы скоро с тобой сможем открывать клуб юных литераторов. — Ну, глядя на тебя, сложно сказать «юных», — послышался смешок. — Издеваешься, да? — Я вам не мешаю? — прозвучал грозный голос из-за спины. — Нисколько, Жданчик, — добродушно ответил Рома. — Извините, Андрей Палыч, — повинилась Катя. А потом сделала нечто противоположное всякому чувству вины добропорядочной секретарши перед строгим начальником: оставила на губах Романа короткий, но совсем не детский поцелуй. После этого улыбнулась. — Хорошего тебе дня, — тепло сказала она и повинилась ещё раз: — Извините за вольность. Просто… Андрей Палыч, никто, кроме вас, не знает о нас с Ромой. Так что здесь самое безопасное место, чтобы поздороваться с любимым человеком. После этого Катя забрала все подписанные Ждановым бумаги и снова скрылась у себя в кабинете, а Рома остался стоять, задумчиво трогая губы. Нет, нет, что-то в Кате точно было не так. Или это ему только казалось? Он так и не мог определить, что именно. Но видеть её совсем так же, как до вчерашнего вечера, теперь не получалось. Кто же ты такая, Катя Пушкарёва?