мальчик хочет в тамбов

Рома был не менее деморализован. Обычно он умел собраться в нужный момент и практически никогда не чувствовал себя потерянным. Наверное, и сейчас не чувствовал — но как назвать это ощущение, Малиновский не знал. Что-то бесконечно ускользало от него. Не сама Катя — Катя была в его руках, — но что-то в ней. Её никак не получалось увидеть полностью. Вроде бы всё та же страшилка, которую интуитивно мог бы испугаться даже слепой, а вроде — после того, как Малиновский увидел её в платье, смотреть на неё по-старому не выходило. Как будто Ромин взгляд превратился в сканер, и теперь смотрел сквозь — очки, одежду, дурацкие причёски, которые Пушкарёва делала себе с завидным упорством. К косичкам, Рома, кстати, как бы это ужасно ни звучало, привык. И вот, что-то там, за всеми этими причиндалами, было… Что? Не какая-то неземная красота — неземную красоту невозможно скрыть даже за самой крепкой бронёй. Ромин мозг отказывался принимать до смеха простую мысль, что в женщине может быть что-то помимо неземной красоты. Он не мог этого понять. Он не мог этого уяснить. Вот есть девяносто-шестьдесят-девяносто; есть блестящая шевелюра и пухлые губки; есть шикарные ноги… Нет, ладно, он не тупой потребитель мяса — есть и утончённость, и грациозность, и красивая улыбка. Женщины в самом деле бывают разные, и красота бывает разная — кому, как ни ловеласу Малиновскому, это понимать? Но то красота. В Кате Пушкарёвой не присутствовало ничего красивого. Нет, была шикарная, соблазнительная фигура — но она не делала жабку Катюшку Джессикой Альбой, потому что всё остальное, к сожалению, не спрячешь. А если сравнивать с моделями, список которых Роман постоянно пополнял, так Катя ещё была и полновата. Слегка, но всё же. Не лань, но… Целуя её, Малиновский понимал, что этого становится мало. Запуская руки под видавший виды свитерок и ощущая приятные, волнующие округлости, Рома забывал о том, кто перед ним. Хотелось перенести Катю из тесноты авто на свою большую кровать, медленно снимать эти ужасные многослойные тряпки (желательно сразу выкидывая в окно) и изучать, изучать её гибкое тело. Хотелось всю её подмять под себя и ловить срывающиеся с губ тихие стоны. И даже рандеву на выходных с девчонками из первого попавшегося клуба в качестве вознаграждения для себя же самого это желание не стёрло. Даже не приуменьшило — впервые после качественного, долгого секса Рома чувствовал не удовлетворение, а ещё большее распаление. Слава богу, у него хватало ума не обманывать себя: что такое хотеть до одурения конкретную женщину — он, конечно, знал. Дурацкая причёска — желанию не помеха. Этой мысли он усмехался: хоть на доске в кабинете Жданова постулат выводи. Читай и удивляйся. Что касалось Гамлета Палыча, шарманку на тему «доверять или не доверять, вот в чём вопрос» он больше не заводил. После того разговора, когда Катя так бесцеремонно их прервала, откровенных речей больше не было. Наверное, они тогда сказанули друг другу лишнего. И то, что теперь Жданов по большей части молчал, лишь иногда вяло интересуясь, как там продвигается обольщение Пушкарёвой, Малиновского успокаивало. Вот не лезет — и слава богу. Рома сам в состоянии разобраться, тем более, что Катя, похоже, реально от него без ума. Сначала зажималась, но потом начала отвечать на ласки с таким пылом — сразу видно, что секса давно не было. Или вообще никогда не было? Ну, тут Малиновский вот нисколько бы не удивился… Осталось только уложить её в постель — после этого изголодавшаяся по хорошему мужчине Катька и думать забудет о ком угодно другом. Роме этого страшно хотелось — потому что только так миссию можно будет считать завершённой. Люди познают мир через тактильные ощущения, это — ни для кого не новость. Открытки, шоколадки — здорово, конечно. Но мало, очень мало. И что бы женщины там ни говорили про неземную любовь, плаксивые свидания под луной и близость душ с крокодильими слезами на глазах, их точно так же, как и мужчин, окончательно можно покорить только занятиями любовью. Любовью — потому что так благозвучнее, конечно. Женщинам всё это ничуть не менее важно, чем мужчинам. А иногда, может, даже и больше. Просто строят из себя недотрог, чтобы использовать своё тело, как инструмент — лассо для отлова более-менее приличного мужичонки. А потом заплетают про неземные чувства… Ну да, ну да. Впрочем, Рому это не возмущало и не отвращало — он просто предпочитал мыслить сухими фактами, а не придумками. Катя, на первый взгляд, отличалась от всех остальных. Узнав её получше, Рома был практически готов поверить ей — и в то, что она на самом деле делает добрые дела просто так, для него; потому что ей это нравится. В конце концов, если Жданов когда-то показал ему, что такое настоящая, бескорыстная дружба, то почему не может быть второго такого человека?.. И что Зорькин — просто друг, который ничем им с Андреем не грозит, тоже почти поверил. Но то, что бесконечно от Романа ускользало, не давало покоя. Проламывало крохотным, едва заметным молоточком черепушку изнутри. Да что же?!.. Это не женщина — это, мать его, какой-то хамелеон. То вся такая простая и невинная, как Наташенька Ростова на своём первом балу, то как улыбнётся ему таинственно — как будто прожила сто лет, весь мир уже познала, и всё происходящее ей глубоко побоку. Так, забавы ради. А потом поцелует — и понимаешь, что ничего, что показалось, там нет. Ни невинности, ни равнодушия. Есть ничем не прикрытое желание. Как и у него. И Катя, в самом деле, могла ничего от него не потребовать. Не стараться женить на себе, не уговаривать съехаться и провести всю жизнь вместе — она ведь сама говорила, что чётко понимает свою роль в жизни Романа Малиновского, и казалось, что это её полностью устраивает. Пушкарёвой, что самое главное, был присущ юмор. Она, в общем-то, видела вещи такими, какие они есть, и не тешила себя бесплодными надеждами. Это Роме нравилось — редко какая женщина могла похвастать таким качеством… Именно поэтому Малиновский не мог понять Катю до конца. Таких женщин, по ощущениям, не существовало. А где нет понимания — нет и доверия. Рома надеялся, что Кате хватит ума и того же юмора оценить ситуацию, когда карты вскроются. И что, даже несмотря на обиду, она всё равно найдёт в себе силы признать, что те ночи, которые Роман Малиновский собирается ей подарить — лучшее, что с ней случалось. А, может, она, если в самом деле так умна, даже поймёт их с Андреем… Если б был другой, более гуманный выход, то, конечно, они бы поступили по-другому!.. …Так, раздираемый противоречиями, Рома дожил до Катиного дня рождения, на которое и наметил новый этап сближения. Нацеловались они уже вдоволь — так, что зубы сводило. Как школьники, ей-богу. Ещё никого в своей жизни Малиновский не соблазнял так долго. Что ж, праздник — прекрасный повод украсить постель шариками и бантиками и подарить девушке себя в неглиже. Чем не подарок? Впрочем, типично девчачьим подарком тоже пришлось озаботиться: поэтому уже с утра, тринадцатого числа, на Катином рабочем столе гордо восседала кукла в очках и смешном бабушкином берете. Маленькое её подобие — Рома обошёл немало детских магазинов, чтобы найти именно такую. А когда нашёл, даже испытал радость — от того, что Кате этот подарок точно понравится. Он в самом деле искренне радовался, что Катя, оказывается, любит конфеты, которые он выбирает. Наверное, это был спортивный интерес — ни в чём не промахнуться. Что говорить, даже взаимность дурнушки может потешить самолюбие! — Какие у вас планы на сегодня? — спросил Жданов, когда Рома, закончив с куклой и праздничной открыткой, вышел обратно в кабинет. — Самые что ни на есть наполеоновские, — радостно ответил Малиновский, усевшись в любимое кресло, — правда, пока не утверждённые. Вот прочитает Катюшка открытку, ответит согласием, и тогда я буду окончательно спокоен. Андрей посмотрел на друга с ласковой, полной смирения, иронией: — Что-то я не припомню, чтобы Наполеон кого-нибудь трахал перед Ватерлоо. — И зря, он совершенно зря этого не делал. — Роман расслабленно потянулся. — Может, поэтому и проиграл! Тебе, кстати, тоже стоит почаще вспоминать о Кирюше в этом плане — а не то будет как у Земфиры в песне. Он тебя таки убьёт… То есть вы друг друга. — Давай хотя бы не с утра? — болезненно поморщился Жданов. — Я не то что с ней спать не могу, я с ней… вообще ничего не могу! Даже просто рядом лежать, — сказал он с тоской, — и то тошно. Рома, который никогда не любил излишнюю драматизацию, предложил простой выход: — Не получается с Кирой, найди себе кого-нибудь ещё. С незнакомкой вместе лежать, конечно, всегда приятнее. Андрей, который никогда не искал простых путей, возразил: — Обрыдло. Никого не хочу. Все эти одноразовые связи, — он показательно провёл рукой по горлу, — во где уже. — Слушай, Палыч, — усмехнулся Рома, — тебя не поймёшь. Многоразовая Кира тебя не устраивает, одноразовая рыбонька — тоже плохо и неинтересно. Тебе чего надо-то от этой жизни? Малиновский в самом деле не понимал. Эх, Палыч!.. Как будто его кто-то неволил делать Воропаевой предложение. Если уж совсем по чесноку, тянуть со свадьбой можно было бы бесконечно — и ничего, Рома был уверен, что Кира терпела бы и терпела. Но нет, Жданов всегда любил усложнить себе жизнь. Ну вот не устраивал его простой перепих с незнакомкой! Надо, чтобы за эти перепихи кто-то ещё ежедневно капал на мозги — так же интереснее. Может, конечно, в этом была своеобразная романтика, которой Андрей, конечно, не был лишён. Но Роме такое постичь, к сожалению или к счастью, не было дано. Ну, не принц он на белом коне! Хомо бабникус самый обыкновенный. И что в этом плохого?.. — Я сам не знаю, что мне надо. — Наконец-то Андрей адекватно оценил ситуацию! — Может, просто мне нужна другая женщина? Я в принципе начинаю задумываться о постоянстве. Просто я как представлю, что Кира — это навсегда… Помнишь, как в «Иронии судьбы»? Будет мелькать перед глазами — туда-сюда, туда-сюда. И тоже, — Жданов угрюмо хмыкнул, — захочется сбежать в Ленинград. То есть, пардон, в Санкт-Петербург. — Палыч, — как можно более отрезвляющим голосом ответил Малиновский, — попридержи коней. Твоя идея о постоянстве — это как побывать в Париже. На фотках красиво, на деле — грязно, уныло и точно не стоило потраченного времени. Ты просто временно пресытился. Ещё зима наступила, — он наклонился, чтобы ободряюще похлопать друга по лежащей на столе руке, — темнеет рано, у тебя депрессия и полное отсутствие сил. Март наступит, и снова будешь в строю! Зарекаться не надо, поверь… — Малиновский, — устало рассмеялся Андрей, — ты ж не забывай, что я — не ты. У меня нет желания вечно скакать, как горный козёл. — А вот за параллели спасибо, конечно, — деланно обиделся Рома. — Малина, пойми. — Жданов сделал какое-то неопределённое движение рукой, обозначающее философский порыв. Началось! — В жизни же есть не только чёрное и белое. Да, мне не нравится с Кирой и не нравится таскаться от одной к другой. Может, это просто означает, что я не нашёл ту самую? Об этом ты не подумал, гений? — А ты сам-то подумал? — покачал головой Малиновский. Знал он всё это, проходили. — Палыч, у тебя каждый сезон одно и то же — реквием по Жданову! Хандра и всё такое. Но это не повод делать такие серьёзные заявления. — Ты, как всегда, всё слишком упрощаешь. — А зачем усложнять? Хорошо, — Рома сдался, — допустим, что ты ещё не встретил ту самую. И какая ж она должна быть, эта идеальная женщина? Гордый профиль Андрея загадочно заострился. — Не знаю. Добрая, понимающая… Чтоб всегда поддерживала, всегда была рядом… Умела слушать… Чтобы к ней хотелось возвращаться по вечерам. Ужинать вместе. Ну такое что-то, обычные человеческие радости. У, как развезло! Какая-то аномальная зима, перебор с осадками. — Жданов, а я знаю, — серьёзно сказал Рома, — могу тебе даже посоветовать, где искать. — Где же? — В приюте для животных. Заведи себе собаку, Андрюш. Во все твои требования идеально вписывается — прям тютелька в тютельку! — Малиновский, — монотонно ответил Андрей, даже не находя в себе силы злиться, — ты останешься цел исключительно благодаря тому, что сегодня праздник. — Так вот именно, что праздник! — тут же подхватил Рома. — Причём не у тебя. Это Катя, как именинница, могла бы подгрузиться насчёт своей жизни. — Изображая Пушкарёву, он горестно закатил глаза: — Ах, я вся такая несуразная, ах, мужики меня не хотят! Ну, ладно-ладно, один хочет — самый лучший на планете. Но так это же только один! — Ты придурок, Ром, — Жданов перевёл на друга задумчивый взгляд, — она в тебя на самом деле влюблена, как кошка. — Лично для меня это не новость, — расплылся в самоуверенной улыбке Рома и тут же насторожился: — А с чего это вдруг ты такой наблюдательный? Андрей какое-то время помялся, а затем неохотно выдал признание: — Я говорил с ней. Не так давно. — Говорил о чём? — навострил уши Малиновский. — Да просто, — пожал Жданов плечами, — зондировал почву. Пытался понять намерения. Ром, — вдруг он резко крутанулся в кресле и метнул в друга почти что умоляющий взгляд, оказываясь с ним лицом к лицу, — ну что мы делаем? Я практически уверен… что она честная, порядочная девушка. А смотрит на тебя иногда так, — прозвучало почему-то немного обиженно, — так! Ну не способна она на подлость, не способна. Я это чувствую, понимаешь? — Понимая, что его речи ничем не подкреплены, Андрей сам же тяжело покачал головой. — Были бы ещё железные доказательства… — Вот именно, Жданов, — тихо и серьёзно ответил Рома, неотрывно смотря Андрею в глаза. — Железные доказательства. Которых у нас, я тебе напомню, нет. А на одних домыслах далеко не уедешь. Катя, может, и порядочная, и честная. И Зорькин этот вряд ли представляет какую-то угрозу. Но лучше перестраховаться, чем мучиться по ночам от кошмаров, где нас линчует Воропаев. Причём, — он усмехнулся, — тупым столовым ножом. Чтобы мучились подольше. Было ощущение, что Андрея подмывает добавить что-то ещё — слишком уж многозначительно посмотрел тот на Ромку. Но, видимо, памятуя о прошлом разговоре, он промолчал. …Ответ неожиданно пришёл сам собой, откуда не ждали. Как по заказу — возможно, потому, что сегодня был праздник. Издалека послышались приветственные крики Женсовета и Феди: «с днём рождения, с днём рождения!». Затем всё стихло, а через несколько минут в коридоре началась какая-то возня — Катя, судя по её усиленному пыхтению, тащила что-то тяжёлое. — Они ей там танк, что ли, подарили? — полюбопытствовал Рома, привстав. — Грохот невообразимый. — Не знаю, — нахмурившись, пожал плечами Андрей, — ничего толкового от Женсовета ждать не стоило. — Ладно, пойду помогу имениннице, что ли. Малиновский уже было подошёл к двери, собираясь её открыть и с сияющим видом приветствовать Пушкарёву. Но, услышав мелодию Катиного телефона, а затем и её голос, остановился и затих. Мысленно впервые в жизни поблагодарил Клочкову — за то, что та, как и всегда, опаздывает и не занимает собой пространство. — Да, Коля, — усталым голосом сказала она, — ты, как всегда, вовремя! Спасибо огромное за поздравления. Вообще. Учитывая, что ты поздравлял меня час назад... Алло, ты можешь говорить громче? Связь ужасная, что! А, ты собрался поздравлять меня каждый час? Спасибо, конечно. Можно хотя бы каждые три?.. Мне, по идее, работать надо. Работать, говорю, надо! Андрей тоже поднялся со своего места, подошёл к двери и прильнул к ней всем телом, надеясь, видимо, что так будет лучше слышно. Впрочем, сильно вслушиваться не приходилось — из-за проблем со связью Катя говорила достаточно громко. — Что ты мне желаешь? Из секретарши в президенты? Ты уверен, что мне хватит одного года для этого? — Катя рассмеялась. — Не неси фигни! «Зималетто» себе отхватить? Ценю твоё чувство юмора. Нет, Коль, давай мы с тобой как-нибудь сами. Мне проблемы не нужны, тебе тоже. Да господи, поняла я, что ты пошутил, не нуди!.. Ещё б мы в моде с тобой что-нибудь смыслили. Нет, ты представляешь нас в качестве президента и вице-президента? Да нам все банки в кредитах откажут. Ага. Что ты говоришь? — выслушав Зорькина, Катя стала откровенно хохотать. — Боже, мне сейчас плохо станет. Нет, Коль, а кстати… сама идея вполне неплохая. Жданов с Малиновским переглянулись, синхронно сглотнув. — Когда «Зималетто» расплатится с долгами и выйдет из кризиса, «Никамода» останется на плаву и будет иметь хорошую репутацию. Мы вполне можем использовать её под какие-нибудь другие цели. Производство очков! — снова послышался взрыв смеха. — Нет, наших лиц на вывеске не будет. К нам тогда вообще никто не придёт!.. Андрей, переживший за эти секунды все возможные состояния вплоть до коллапса, обессиленно съехал спиной по двери прямиком на пол. Рома остался стоять — чувство, что он ничего не понимает, захватывало его всё больше. Катя продолжала болтать с Зорькиным, балуясь идеями о безоблачном будущем. Палыч посмотрел на друга снизу вверх и страшным голосом прошептал: — Сегодня же с ней поговоришь, ясно тебе? — Как ты себе это представляешь? — так же тихо начал шипеть Рома, опускаясь на корточки. — У неё сегодня день рождения, ты ей праздник, что ли, хочешь испортить? Андрей на секунду задумался, а затем сказал ещё более зловредно: — Значит, завтра! Прямо с утра! — И что ты предлагаешь ей сказать? Нет, интересный такой! Катюша, я подумал и решил тебя бросить? Ты представляешь, что это будет?! — А ты?! — Рома думал, что такое явление в принципе невозможно, но Жданов смог завопить шёпотом: — Как ты вообще собирался с ней порвать?! Она и так от тебя без ума, хочешь дотянуть до момента, когда из окна бросаться начнёт? На это Малиновский впервые не знал, что ответить — всё было логично. Благодаря одному маленькому подслушанному разговору выяснилось, что Кате Пушкарёвой нахрен не сдалось всё это «Зималетто» со всеми потрохами. Конечно, всё в этой жизни случается очень вовремя. Ну вот где, где были эти слова три недели назад, когда он ещё не придумал никакого плана! А теперь — поздно. Рома хочет Катю так, что даже Джессика Альба с Дженнифер Лопес вместе взятые — увы! — не спасут его, пока он не выполнит то, что задумал. Нет, он бы всё на свете отдал, чтобы было по-другому. Но реальность нужно принимать такой, какая она есть — это Малиновский усвоил ещё в далёком детстве. Пусть это будет один раз, но он должен состояться — чтобы Рома, наконец, смог успокоить себя и своё воображение. — И никакого секса, ясно тебе?! — пристально посмотрел на него Жданов, поднявшись и воровато оглядываясь на дверь. — Не хватало, чтобы она ещё больше к тебе привязалась! Роман лишь неопределённо кивнул. Прав ты, Палыч, во всём прав. Забыл только о том, что сам же говорил десять минут назад — Роман Малиновский не ты. И совести у него по-прежнему нет. Разгадывать загадки для него важнее, чем заботиться о чьих-то чувствах.