мальчик хочет в тамбов

Она сама не заметила, как осталась с Павлом Олеговичем наедине. В кабинете Андрея. Катя не помнила, привёл ли Павел её туда сам, или они оказались там случайно. Всё остальное засосало большой воронкой, слилось в гул бесцветных и непонятных голосов — так и исчезло. Даже хозяина кабинета в самом кабинете не было. А, может, Жданов-старший уже приказал своему сыну собирать манатки?.. Да нет, вон, фотография с Кирой стоит на том же месте — на ней даже неизменный тонкий слой пыли. И бутылка односолодового, наполовину опустошённая — тоже там же. Незримое присутствие Андрея в каждой детали ощущалось сильнее, чем хотелось. Возможно, именно поэтому Катя до сих пор не могла сказать ничего толкового. Она чувствовала себя выброшенной на берег рыбёхой — которую мало того, что вытащили на сушу, так ещё и голову скоро отрубят. Хрясь!.. Так звучит тщательно заглушенная совесть. А Павел Олегович, присевший на краешек стола, говорил очень вдумчиво и спокойно: — Катерина Валерьевна, я понимаю, что предложение неожиданное. Но на данный момент это видится мне лучшим выходом из ситуации. — Да? — заторможенно спросила севшая напротив Катя, надеясь, что это её «да» не прозвучало слишком уж удивлённо. — Нет. В смысле… я уверена, что есть ещё кандидатуры. Да и зачем вообще что-то менять? Андрей Палыч вполне мог бы занимать пост президента и дальше. Просто под вашим непосредственным руководством. Теперь-то, я думаю, вы точно позаботитесь о делах «Зималетто». — Андрей, — Жданов-старший задумчиво покачал головой, будто бы прицениваясь, — Андрей… Он свой шанс уже использовал. — Но почему?! — тут же возмутилась Пушкарёва. — Да, у нас были ошибки. Но от них же никто не застрахован! Наоборот, проколы Андрея Палыча помогут ему стать лучше, набраться опыта. Павел Олегович, — она посмотрела на мужчину с затаённой мольбой, — ну нельзя его так легко взять и отстранить от должности! Вы понимаете, какой это для него будет удар? Нормально, блин, вообще. Стоило затевать всю эту историю, чтобы теперь сидеть здесь и защищать Жданова перед его же отцом. Проще было вообще не начинать! Но знала ли Катя, к чему приведёт её ход конём? Явно не такого она ожидала. Её должны были выгнать, выгнать отсюда поганой метлой, обозвав воровкой и проходимкой! А дальше — хоть что; пусть президентом назначили бы Александра, Киру или даже Малиновского. Кате было бы абсолютно всё равно. А теперь получалось, что последствия её собственного решения поворачивались задницей именно к ней? Отлично, ничего не скажешь. Получается, она как будто специально этого добивалась! — Екатерина Валерьевна, — Павел Олегович приспустил очки и посмотрел на неё долгим, изучающим взглядом, — вы с Романом Дмитриевичем один текст на двоих учили? — В смысле? — не поняла Катя. — При чём здесь Роман Дмитриевич? — Используете одни и те же тезисы при защите подсудимого, — усмехнулся мужчина. — Разве не заметили? Боже, только этого не хватало. Павел продолжил: — Екатерина Валерьевна, жизнь ведь состоит не только из взлётов. К сожалению, Андрей пока что этого не понимает. Он взял слишком быстрый старт, и надеется, что будет лететь вечно. Но у любого, даже самого мощного самолёта, — он вновь покачал головой, — к сожалению, рано или поздно кончается горючее. И чтобы пополнить его запасы, всё равно нужно будет приземлиться на твёрдую землю. Андрей неплохой стратег — но признавать свои промахи он не умеет. Он хочет вечно летать в облаках. Понимаете меня? — Ну… более или менее. — Он будет изворачиваться, лгать, делать вид, что всё прекрасно. Выбивать новое финансирование на очередную безумную идею. Только бы сделать вид, что всё в порядке, ещё чуть-чуть. Создаст сотню компаний-буферов, — Жданов-старший слабо взмахнул кистью, и в этом движении Катя уловила едва заметный, тщательно сдерживаемый нерв, — если будет возможность. Нет, я согласен, что количество однажды переходит в качество — но явно не в этом случае, разве нет? Катя промолчала. Согласиться — означало бы признать своё поражение. — А чтобы качество повысилось, стоило, наверное, с самого начала приступить к выполнению антикризисного плана, который, между прочим, вы с Андреем и составляли. Начать с вещей более прозаических. Заняться модернизацией производства, обустройством торговых точек, а не частить с коллекциями. На те финансы, которые, кстати, так упорно выбивались. Потому что пока не исправишь ситуацию снизу, нечего ждать, что она исправится сверху. Насколько я помню, Андрей ведь именно это и планировал. Где хоть какие-то попытки?.. — Помнится, именно вы были против всяческих обновлений, — не преминула напомнить Катя. — Каюсь, — мужчина медленно почесал подбородок. — Да, я был против ещё до того, как Андрей вступил на должность президента. План Саши мне казался более реальным. Но раз уж мой сын взвалил на себя эту ношу, то должен был показать, насколько она ему по силам? К сожалению, он уже показал. — Так может тогда стоит поставить на Воропаева? — с чуть заметным сарказмом предложила Пушкарёва. — Я думаю, он очень жаждет сменить Андрея на его посту. Это не укрылось от Павла Олеговича — его глаза наполнились едва видимой иронией. — Екатерина Валерьевна, вы ведь могли ничего мне не рассказывать. Если вам так хотелось оставить всё как есть. Но зачем-то вы сделали это. Зачем же? Если бы он знал! Но лучше не надо. — Я… — Катя замялась, с трудом заставляя себя не прерывать зрительный контакт, — мы с Романом хотели, чтобы Андрей немного притормозил. Здесь вы правы. Но для этого вовсе не обязательно смещать его с занимаемой им должности! — Она повела плечом. — Мы всего лишь хотели правды. И мести. Маленькой такой мсти. — И, тем не менее, и вы, и Малиновский эту правду долгое время скрывали. И именно вы, Екатерина Валерьевна, — с нажимом добавил Павел, — поучаствовали в том, к чему компания пришла сейчас. Роман — с ним всё ясно, он будет до последнего на стороне Андрея, что бы тот ни натворил. Но вы? Признаться, когда я вас в первый раз увидел… тогда, вы пришли на собеседование, помните?.. Вы были очень серьёзны, и я подумал, что вы профессионал. Главная задача профессионала — быть беспристрастным. — В первую очередь я была подчинённой своего шефа! — возмутилась Пушкарёва. — Вы совершали хоть одно действие под дулом пистолета? — Нет, конечно. — У вас было к моему сыну что-то личное? Вопрос застал Катю врасплох — видимо, на это Павел Олегович и рассчитывал. Катя не нашла ничего лучше, чем совершенно искренне возмутиться вновь: слава богу, что этот навык уже был отточен на Малиновском. — Нет, конечно! — уже громче повторила она, внутренне злясь на то, что чувство вины Жданову-старшему всё-таки удалось в ней пробудить. Она поучаствовала в развале компании — это глупо отрицать. Ситуация усугублялась тем, что делала она это во имя того, кто этого так и не оценил. Павел снова внимательно посмотрел на Катю. Сложно было выдержать этот чуть лукавый взгляд — всё же Жданов-старший это далеко не Малиновский. И поверил он Кате или нет, оставалось только гадать. Во всяком случае, промолчал. И на том спасибо. — Я, конечно, очень благодарен вам, — после некоторого многозначительного молчания продолжил мужчина, — что вы нашли в себе силы всё мне рассказать. Значит, для вас так же важна судьба нашей компании. И, значит, вы всё-таки вспомнили, что профессионализм — на первом месте. Я это, — покачал он головой, — очень ценю. — И сообщил доверительно: — Поэтому и ставлю на вас. Ну приехали, спасибо. Блин, да она тот человек, на которого ставить стоит в последнюю очередь — неужели Павел Олегович этого не понимает?! Или понимает и таким образом издевается? — Всё же я считаю, что у вас есть ещё масса кандидатур, — тихо ответила Катя. — Например? — Всё тот же Воропаев. Или Кира Юрьевна. Может, она вообще предложит принципиально новую стратегию? — Вы и сами понимаете, что это неправда. Конечно, Катя понимала. — Кире хорошо на её месте, и она ни за что от него не откажется. Саша… — Павел Олегович медленно поднялся со стола и начал неторопливо прохаживаться по кабинету, — Саша… Я бы был не против, чтобы он взял на себя руководство, но стоит признать, что большая часть его энтузиазма — это желание посоперничать с Андреем. Саша — точно такой же ребёнок, как и мой сын, хотя, — мужчина еле заметно улыбнулся, — он и старается казаться серьёзным. Я не могу снова допустить соревнований «кто круче». Иначе мы знаем, чем всё это закончится. «Зималетто» — серьёзная фирма, а не песочница. По крайней мере, пока. Конечно, Катя понимала, что Павел прав. Ещё как прав. Но так хотелось, чтобы прав он не был! Постояв немного у окна, он развернулся и подошёл к Пушкарёвой. Если бы это был Андрей — он положил бы руки Кате на плечи. Для пущей убедительности. Павел же предпочёл ограничиться зрительным контактом; в его случае этого было вполне достаточно, чтобы возыметь нужное действие на собеседника. Конечно, он знал наверняка — как посмотреть и что сказать, чтобы человек, сидящий напротив, принял его правоту. Пушкарёва чувствовала, что ещё чуть-чуть — и ей нечем будет возразить. Она ведь не Рома, который готов сражаться за Андрея без логики и доводов, просто так, на одном голом энтузиазме. — А вам, Екатерина Валерьевна, соревноваться не с кем. Думаю, что вы в состоянии делать своё дело без оглядки на кого бы то ни было. — Ну с чего вы это взяли?! — не выдержав, практически провыла Катя. — Ну где я, и где руководство? Я обычный функционер! — Ничего, это поправимо. — Меня ещё вчера прятали в каморке, чтоб подальше от чужих глаз! Или вы уже не помните? Это же просто смех будет! — Здесь Андрей, конечно, проштрафился, — улыбнулся Павел, — но вообще да. Извините за прямоту, но если вы примете моё предложение, над имиджем вам придётся поработать. Впрочем, — хмыкнул он, — я не думаю, что это займёт много времени. Здесь Катя потеряла всякие слова. Ну и наглость! И говорит так, будто всё уже решено! Павел Олегович, наверное, обрадовавшийся, что сумел, наконец, её заткнуть, заговорил дальше: — Екатерина Валерьевна, я много лет в бизнесе, и… Как вам это сказать? Вы, в силу своего молодого возраста, можете мне не верить, но, — он взглянул на Катю очень серьёзно, — люди часто сами не знают своих возможностей. Пока им кто-то не даёт шанс проявить себя. И как раз-таки те, кто поначалу не ждёт от себя многого, чаще всего достигают наибольших высот. Поверьте моему опыту, это так. Катя обессиленно провела рукой по лицу. Жданов-старший прижал её со всех сторон — и на совесть надавил, и на чувство долга, и на профессиональное самосознание. Он практически прямо просил её: помоги. Откажет — почувствует себя сволочью. А согласится — тоже будет сволочью. Она ведь не хотела занимать место Андрея. И в мыслях не было. Воистину; не рой другому яму — сам в неё попадёшь. Не прошло и дня, как Катя примерила на себя шкуру Романа. Она сняла с себя очки и протёрла глаза; затем подняла на Павла Олеговича полный болезненной ясности взгляд: — Вы понимаете, как это будет выглядеть? — Как предательство? — верно предположил Павел, нисколько не расстроившись. — Именно так. Получается, я донесла на шефа, а потом с готовностью села в его кресло. Согласитесь, выглядит не очень красиво. — Что поделать, — покачал головой Жданов-старший, — не всё в жизни бывает красиво. Но это всё ещё наилучший вариант. Да, я всё же прислушался к словам Романа. Где-то он, наверное, прав. Если президентом станет Александр, то очень может быть, что он не захочет видеть Андрея в компании. И это, конечно, будет для Андрея ударом. А вот вы… Да сколько можно этих «а вот вы»! — …можете заняться расстановкой кадров по собственному усмотрению. В этом я даю вам полную свободу. Хотите — Андрей может хоть за одним столом с вами сидеть. — В подтверждение своих слов он вновь подошёл к столу и осторожно провёл по нему рукой. — А хотите — можете их с Романом в одном кабинете посадить. В любом случае, я думаю, вы примете правильное решение. Катя нервно сглотнула. Даже гипотетические картины её будущего президентства страшно пугали. — То есть это своего рода забота? — набралась она смелости, чтобы задать этот вопрос. Но Павел на него ничего не ответил. Только посмотрел на Катю так, что они оба всё поняли без слов. — Подумайте, Екатерина Валерьевна, — вынес вердикт мужчина. — Настоятельно вам рекомендую. — Он взял со стола небольшой календарик и посмотрел на него: — Сегодня четверг. До конца недели я возьму все обязанности на себя. А в понедельник — жду вашего окончательного решения. — Чувствую, ответ «нет» не принимается, — очень тихо сказала Катя себе под нос. И всё-таки одно прикосновение Павел себе позволил: оказавшись за спинкой кресла, в котором сидела Пушкарёва, всего на секунду положил руку на её плечо. Закрепил, так сказать. — Критическое мышление у вас — отменное, — ответил он. Голос его был вполне довольным. После того, как Жданов-старший вышел из кабинета, Катя недолго оставалась одна. Переварить ситуацию не вышло — на этот раз в кабинет ввалился Жданов-младший. Взмыленный, на взводе. Немного растрёпанный. И явно жаждущий откровений. Ну, конечно. Вот и встретились. Этот день решил Катю сожрать — по ощущениям, от неё уже осталось меньше половины. И, конечно, Андрей сказал такую фразу, которая была очень в его духе: — А я и не знал, Екатерина Валерьевна, какая вы у нас, оказывается, карьеристка. Катя, которая так и не надела очки обратно, перевела взгляд на Жданова — тот немного расплывался перед глазами, и слава богу. — Поясните? — сухо попросила она. Андрей не стал стоять в дверях — подошёл и встал напротив Пушкарёвой. — Боюсь в своё кресло садиться, — пояснил он, размахивая руками, — вдруг уже нельзя! — Потом хрипло рассмеялся: — Вы, наверное, будете только рады перебраться из каморки в кабинет попросторнее. Уже примерились? Всё нравится, госпожа президент? Может, вы так и планировали, а? — Всё, аля-улю, Жданова понесло: — Малиновского оставите вице, это понятно. А мне в этом всём какая роль уготована? А, подождите, я знаю, знаю! Роль новой секретарши, да?!.. У Кати больше не было сил терпеть. Муки совести отступили на второй план; у Андрея легко вышло их ослабить. Как бы ситуация ни выглядела — она не хотела, чтобы получилось именно так. А ещё она не хотела, чтобы человек, в которого она влюбилась, поступал с ней подло. Она ждала его доверия. Но он продолжал и продолжал обвинять её — даже зная, что во всём виноват сам. И уж точно меньше всего Катя хотела, чтобы в конце такого сложного дня на неё орали. Тем более — человек, который фактически уже не был её шефом. Поэтому она встала, чтобы быть наравне с Андреем, и очень спокойно, почти безэмоционально, ответила ему в лицо: — Надо будет — станете секретаршей. А захочу — вообще уборщицей. Вообще-то она не это хотела сказать. Ну да ладно. Андрей потерял дар речи; только ноздри широко раздувались. Катя подумала и, надев очки, твёрдо добавила: — Мне ваша компания вообще нигде не сдалась. Вот нигде, верите или нет? Хотя о чём я говорю. Вы вообще ничего не поняли. — Глядя в тёмно-карие, ставшие почти угольно-чёрными, глаза, она скривилась: — Ну тогда вы это заслужили, Андрей Палыч! — Кать. — Нет, что же вы! — неожиданно для себя взвилась Пушкарёва, чувствуя, что ей наконец не страшно высказать всё, что накипело. — Что же вы! Это ж насколько надо любить себя, чтобы не признавать очевидного?! Неужели вы не понимаете, что я всё рассказала Павлу Олеговичу, чтобы сделать вам больно? И Рому заставила! Просто потому, что вы сделали больно мне! И всё! Или вы до сих пор думаете, что это какой-то вселенский заговор против вас? Или что я планировала сместить вас с должности? Конечно! — взмахнула она руками. К горлу подступил ком, и Катя заговорила с отчаянием: — Так можно не чувствовать себя виноватым. Не думать о том, что вы сделали! Вы, а не я! Да пропадите вы пропадом с вашим «Зималетто»! Стоило ответить ором на ор — взгляд Андрея тут же прояснился. Опять он слишком поздно понял, что наговорил, и попытался схватить за руку. — Катя! Ну простите меня! Простите, я вспылил. А Катя устала, очень устала. От своих чувств к этому мужчине — в первую очередь. Даже сейчас, когда уже все карты раскрыты, он умудрялся стоять перед ней и изображать из себя оскорблённую невинность. Поразительно. Она с силой вырвала руку и спешно пошла к дверям. — Бог простит. Я пока что всего лишь кандидат в президенты, а не бог. Так что спите спокойно, Андрей Палыч. — Катя!.. — прозвучало уже не так решительно. — До свидания. Хорошего вечера. В ответ Пушкарёва с силой хлопнула дверью — сегодня заслужила. Вот и поговорили. Слава богу, что за ней никто не побежал. Наверное. ...Маша, сидящая на ресепшене, пыталась что-то у неё спросить, разузнать, но Катя лишь отмахнулась — всё потом. Завтра. У лифтов стоял Рома. На Катю он воззрился, как на восьмое чудо света — работающий Женсовет, спокойную Киру и Вику при деньгах одновременно. После всех событий сегодняшнего дня он ещё не подобрал подходящий взгляд. — Даже не знаю, как теперь к вам обращаться — на «вы» или на «ты», — посетовал он. — Как угодно, — пожала плечами Пушкарёва, — хотя, надеюсь, что наше общение сократится до минимума, и вообще никак не придётся. Дверцы лифта медленно открылись; Рома жестом пригласил Катю войти первой. Катя мяться не стала и вошла. Можно было, конечно, заартачиться и сказать, что с Малиновским она не собирается делить ни лифт, ни «Зималетто», ни Москву в принципе — но не было настроения. — Что же вы так строго, госпожа Пушкарёва! — стал паясничать Малиновский. — Хотя, понимаю, лучше мне замолкнуть. А не то станете президентом и как уволите меня к чертям. Нет, нет, я на такое не подписывался! — Да я бы с радостью, — хмыкнула Катя, — только кто же мне позволит уволить акционера компании. — То есть ты уже обдумала предложение Павла Олеговича? — легко скакнул Рома на другое местоимение и наклонился поближе к Кате, чтобы шепнуть ей на ухо: — Скажи честно, так и было задумано? Пушкарёва смерила Малиновского утомлённым взглядом. — А что, похоже на то? — Даже не знаю, — пожал он плечами. — От тебя чего угодно можно ожидать, Пандора Валерьевна. — Ну тогда думай, что всё было именно так. Иуда Дмитриевич. — Вот не надо! — тут же поднял ладони Малиновский. — Красиво, конечно, но ты у нас далеко не Иисус. — Вообще-то, — ухмыльнулась Катя ещё шире, — я говорила про Андрея. Но мне приятно, что ты признаёшь свою вину. Кстати, как у вас с ним? Малиновский, если и смутился, то виду не подал. — Жаждешь жареного? — расплылся он в ехидной улыбочке. — Поругались, конечно, по твоей милости. Но ничего. Помиримся, с кем не бывало. Говоря следующую фразу, Катя почувствовала необъяснимое удовольствие: — Не была бы так уверена. Мы только что говорили с ним — и он считает, что мы с тобой сговорились подмять «Зималетто» под себя. Так что тебе он тоже не доверяет. И, возможно, никогда не доверял. Подумай об этом. Дверцы лифта вновь открылись, и Катя вышла в холл, оставляя Малиновского позади себя, и не замечая, как с его лица постепенно сползает извечно скоморошье выражение. — Вот овца, — послышалось тихое. — Сам баран, — бросила Пушкарёва почти с улыбкой. День заканчивался тем же, чем и начинался. А у выхода из «Зималетто» её ждали Коля и Амура. Наконец-то она ехала домой!