Счастье есть!

— Малиновский! — позвал я оболтуса, сидящего напротив, который именовался с недавних пор вице-президентом. Эта шкура замечать меня в упор не хотела, ибо залип к херам на фотке какой-то модели в провокационном бикини. — Малиновский! — я увеличил громкость своего и без того не тихого голоса. — А! — с недовольством откликнулся тот, будто бы не титьки силиконовые рассматривал, а решал уравнение Шрёдингера. — Хуй на! — огрызнулся я. — Держи два — барабанить будешь! Вот за что я люблю эту циничную скотину, так это за чувство юмора. Мы весело заржали, я плюхнулся с ногами на маленький диван, который служил Ромке местом отдыха и иногда траходромом, и сладко потянулся. Я, кажется, тоже трахался как-то у него в кабинете с одной моделью Милко. Имя не помню. Потом правда пришлось уволить малышку. Много стала болтать, а я этого не люблю. — Знаешь, чем мы сейчас займёмся? — Только не сексом, Жданчик! Ты не в моем вкусе. Мы снова принялись ржать на весь кабинет. Я было спохватился и стих, но потом забил; отец с маман давно укатили в Лондон, а мне вообще похер на остальных. Кто нас мог услышать?  Женсоветчицы? Да плевать я на них хотел! — Стайка неудачниц. Или Кира? На нее я плевать хотел точно так же, а порой и вдвое больше. Моя фригидная подруга меня уже по горло достала. Получила заветное кольцо — пусть радуется и не выделывается лишний раз. Я ведь могу передумать и отменить эту бутафорскую помолвку. Хоть она и считает ее настоящей, я же настаиваю на том, что эта помолвка есть результат нашего немого ультиматума: я ей кольцо, она мне голос на совете, а посему этот жест с моей стороны такой же фальшивый, как ее оргазмы. Господи, неужели она верит, что я ведусь на ее карикатурные вопли в постели и смешные приёмы с плетками. Тоже мне, Саша Грей нашлась. Даже трахать ее неохота иной раз. — Да ничем мы не займёмся. Завтра разберёмся с расчётами коллекции. А давай забухаем? — невзначай предложил Малиновский. Я даже не удивился. Понедельник, утро, бухать? — Да почему бы и нет? Я ведь стал президентом — главным, первым, лучшим. Я обул Воропаева, всю их семейку обвел вокруг пальца, даже удалось отцу пустить пыль в глаза. Я ведь чего-то да стою в этой жизни, а поэтому имею право поехать и нажраться с Ромио, как мы это любим. До первого звонкого «хрююю» и падения носом в тарелку. — А давай, Малинка! Забухаем с тобой, как в былые добрые времена — океан вискаря и девчонки. Красивые — мне, страшные — тебе! Друг показал мне фак и мы снова расхохотались. — Андрей Палыч, можно войти? — после непродолжительного стука в чуть приоткрытой двери показалась голова Пушкарёвой. И что ей только надо с утра пораньше? Задолбала! Андрей Палыч то, Андрей Палыч это. Зануда, блять! Мало того что страшная, как смерть, еще и скучная, как старуха. Малиновский, как водится, выпятил вперёд челюсть, пародируя нашу красотку. Я чуть не поперхнулся от смеха. Девчонка потухла. Оскорбилась, блять. В этом была вся Пушкарёва. Вроде бы умная девка, а живёт в каких-то розовых очках. Тургеневская девушка, видите ли. Знал бы Тургенев, какая рожа у этой его девушки, в гробу бы перевернулся. Вот что меня отталкивает в людях, так это их тонкая душевная организация. С такими неимоверно сложно общаться. Все время надо слова подбирать. И таких много. Иногда даже на хуй некого послать. Ненавижу! Хотя сейчас я — главный. Посылаю, кого захочу. — Чего вам, Кать? — сделал я голос максимально доброжелательным, чтобы бедняга не рухнула в обморок прямо здесь — в кабинете. — Результаты анализов. Конверт с пометкой срочно. Голос тихий, глазки в пол. Интересно, она хоть раз в жизни трахалась? — Какие еще анализы, Катюш? Катя пожала плечами и замотала головой, округлив глаза. Я и сам правда был в недоумении. На помощь подоспел Ромаха. — Да помнишь, это же Кира потащила тебя сдавать анализы, чтобы в самом ближайшем времени спланировать кучу маленьких жданчиков! — Какие жданчики? — возмутился я. — У меня работа, коллекция! — А у Киры овуляция! Снимай портки, Андрюха! И хорошо, если анализы покажут, что у тебя билирубин повышен. Если учесть, что мы бухаем, как черти, то вполне возможно. Тогда можно будет списать нежелание размножаться на вынужденное лечение. Как всегда, голова Малиновского была напичкана идеями, что шли на шаг вперёд с повесткой дня. — Хорошо хоть руку пока ломать не придётся, — отшутился я, нехотя распечатывая конверт. Катя уже убежала к себе, буркнув под нос что-то нечленораздельное. А я хотел ее попросить снова почистить мой тайный телефончик. Ладно, потом как-нибудь. Я уставился в листок и залип на несколько секунд в непонятных мне медицинских терминах и показаниях. Я был далеко не доктор Хаус, конечно, но и дебилом меня нельзя было назвать. Многие показатели имели явные отклонения от нормы, а то, что было написано в заключении повергло меня в глубокий шок, хоть я еще и не осознавал до конца, насколько трагичной была ситуация.