***
Мейсин-сан указала на карте место, куда направился её супруг, и теперь Эми лихорадочно вертела в руках листок, пытаясь проложить кратчайший путь к цели. Ладони дрожали — не то от тревоги, не то от недосыпа, а может быть от всего сразу. Так странно: стоило вновь войти в эти тёмные коридоры, вдохнуть этот затхлый воздух, отрешиться от привычных звуков и ощущений — и все жутковатые сказки о духах вдруг снова стали казаться истиной. Как будто бы здесь, под землёй, и вправду спала древняя магия, наделявшая легенды плотью. Зыбкие тени разбегались в стороны от луча света — и замирали у стен, будто призраки, затаившиеся в засаде. Ей кажется, или фонарь светит слабее, чем в прошлый раз? Вспомнились рассказы о том, как духи спутали подземные коридоры — вот эти самые, по которым они сейчас идут. Как мучительно погибли под землёй рабочие, оставшись без света и еды. Вспомнились наставления Термо о том, что в дом к ёкаям нельзя ходить без должного уважения. А как его проявить, это уважение? Почему она не расспросила об этом побольше, пока была возможность? Перед ними здесь уже прошёл Дайске Мейсин и неведомые аферисты, как-то теперь духи воспримут ещё двух непрошенных гостей? Эти мысли было уже не отогнать. Сердце невольно ускорило темп, и нестерпимо захотелось поскорей выбраться на волю — вдохнуть свежий ветер, подставить лицо солнцу. Назад, на свободу, к знакомому и понятному миру… На земле, в луче фонаря блеснуло что-то маленькое и круглое. Эми потянулась было поднять неизвестный предмет, однако вовремя вспомнила, что из владений ёкаев людям ничего забирать не следует и отдёрнула руку. Спешно зашагала вперёд. — Посвети-ка сюда, — окликнул её Стёрка. Эми замерла на месте, не решаясь обернуться. — Тут что-то лежит, заметила? Хочу рассмотреть. — Мы уже прошли, что там лежит. Не оборачивайся, — сдавленным голосом попросила Эми. — И… не подбирай тут ничего, это, ну… злит ёкаев. Наверное. — Нашла время хохмить, — сердито ответил голос из темноты. — Очень смешно. Обхохочешься. Дай сюда фонарь. Он что, правда считает, что тут уместно шутить? Как ему вообще можно что-то объяснить после этого? Эми сглотнула, сдерживая раздражение и досаду. Соблюдать те немногие правила обращения с ёкаями, что успел озвучить ей Термо, сейчас казалось предельно важным. В конце концов, в прошлый раз они их соблюдали — и вернулись назад благополучно… — Назад не пойдём, — сказала она как можно твёрже, отгоняя дрожь в голосе. — Времени нет. Скоро будет место, до которого мы дошли в прошлый раз. Оттуда свернём влево и доберёмся до цели за пару минут. Ей вдруг вспомнилось: там, впереди, у стены с изображением ёкая, Термо положил на пол пару конфет — подношение духам. Наверняка они лежат там до сих пор, куда они денутся! От этой мысли стало чуть спокойнее. Как будто бы в негостеприимной темноте шахты вдруг появился островок знакомой реальности. Сейчас она увидит на полу разноцветные карамельки, и ей станет легче. Развеется наконец этот проклятый морок страха и тревоги. Они свернули за угол, и в свете фонаря на стене вновь проступил жутковатый рисунок. Ёкай скалился хищно и мстительно, будто расплываясь в неверном мерцающем свете. Конфет на полу не было. Не было и прохода влево. Там, где раньше открывался чёрный зев коридора, теперь возвышалась глухая стена.***
Шутка метнулась к стене и зашарила руками по холодному шершавому камню. — Её здесь не было! Точно тебе говорю, не было! Для кого она ломает эту комедию? У них каждая минута на счету, а она устраивает представление. Может, запуталась в карте? Вопиющая безответственность. Раз вызвалась вести — должна была знать, что делает. Шота огляделся, но в неярком пляшущем свете видно было немного. Проход, по которому они пришли, заворачивал вправо, образуя небольшое свободное пространство-перекрёсток. На жёлтом ракушечнике слева просматривался рисунок углём. За поворотом, на земле что-то поблёскивало. Он отошёл чуть в сторону, наклонился и поднял с земли шарик размером с крупный грецкий орех — гладкий, увесистый. Рассмотреть его, однако, он не успел. — Стёрка, где ты? — взволнованно позвала Шутка. Шота забросил находку в карман и повернул обратно. — Здесь был проход, но он исчез. Как будто и не было никогда! Кто-то… что-то не хочет, чтобы мы шли дальше! — Ещё скажи, что это ёкаи, — отрезал он, и Шутка немедленно осеклась. — Хватит устраивать цирк, давай сюда карту. Если ты запуталась в ориентировании, то лучше так сразу и скажи. — Ничего я не запуталась! — в её голосе проступила злость. — Сам посмотри! — она выхватила карту и упёрлась в неё фонарём. — Мы прошли вот тут, сейчас находимся здесь. На карте есть проход, на местности — нет! — Значит, карта неверна или устарела, — резюмировал Шота, отбирая листок и фонарик. — Дальше поведу я. Возвращаемся и свернём налево на предыдущей развилке. — Он встряхнул фонарь, заставив луч заметаться по стенам. — Тут что, батарейки садятся? Он светит всё хуже. Шутка охнула, будто внезапно осознала что-то важное, и прикрыла ладонью рот. — Да, наверное. Я их не заменила… после прошлого раза. Замечательно. Значит, из-за шуткиной забывчивости времени у них осталось мало. Шота сжал зубы и зашагал обратно, в коридор, из которого они только что вышли. Они не преодолели и тридцати метров, когда путь им вновь преградила стена. Стена, которой не было всего несколько минут назад. — Не может быть! — Шутка, не веря своим глазам, стукнула по преграде кулаком. Удар глухо отозвался в толще ракушечника. — Как? Откуда? Теперь видишь? — она резко обернулась и как-то странно взглянула на него. — Это ёкаи! Точно ёкаи! Неужели ты не понимаешь? — Назад и вправо, — бросил Шота. — И хватит этого бреда про ёкаев. Сейчас не было времени разбираться в деталях, но одно было очевидно: у них остался только один путь к цели, да и тот неблизкий. Нужно спешить, пока фонарь не погас совсем. До поворота вправо добежали меньше, чем за минуту. Луч фонаря снова осветил рисунок на стене, потом скользнул за угол, в темноту — и герои замерли на месте. Шутка со сдавленным стоном осела на пол. Последний оставшийся путь был преграждён обвалом. Тяжёлые угловатые глыбы занимали пространство от пола до потолка. По изломам желтоватого камня стекали струйки воды, собираясь в лужу на полу — похоже, с тех пор, как стена рухнула, уже прошло немало времени. — Это всё, — с надрывом воскликнула Шутка. В её голосе звенело отчаяние. — Всё! Ни вперёд, ни назад. Они ни за что нас отсюда не выпустят! Мы пропали! Да что с ней такое? Ситуация не из приятных, но ведь сию минуту им ничего не угрожает. Откуда эта паника на ровном месте? — Соберись, — процедил Шота. — Вставай. Нужно думать, как решить проблему. — «Проблему?», — возмущённо отозвалась она, вскакивая с пола. Глаза горели лихорадочным огнём. — «Решить проблему», да как ты собираешься её решать, если ты даже не понимаешь, что здесь происходит? Если ты про ёкаев даже слышать не хочешь? Ничего мы не сможем решить, это сильнее нас! Это выше человеческой природы! — Она отчаянно взмахнула руками, будто силясь вложить в этот жест все кипящие внутри чувства. — Нам! Конец! Мы не выберемся! А ты, если бы ты вёл себя уважительнее, если бы вовремя признал, с чем мы имеем дело, быть может, всё бы обошлось! — Прекрати истерику и не пори чушь! Поведение Шутки было полностью лишено логики. Абсолютно необъяснимо. Что на неё нашло? Да, сейчас непросто, но никакой реальной опасности пока нет, это же очевидно. Она взрослый человек. Она герой. Она должна это понимать. Но эти расширенные зрачки, эти дрожащие руки, этот сбивчивый голос — всё так явно говорит о панике. Что же, чёрт возьми, с ней происходит? Никакой реальной опасности. А что насчёт опасности вымышленной? Шота вдохнул поглубже. Осознание было внезапным и оглушительно иррациональным. Всё-таки у происходящего есть объяснение. Совершенно дикое и в то же время убедительное. — Ты боишься ёкаев, — обречённо констатировал он. — Ты себя накрутила, и теперь из-за этого психуешь. Ни за что бы не подумал. Присядь. Он указал на пару крупных камней у стены, и прежде, чем Шутка успела возразить, добавил. — Садись вон там, закрой глаза и дыши. Десять медленных глубоких вдохов, десять выдохов. Вдох на три счёта, выдох на шесть. Думай только про счёт, сконцентрируйся на дыхании, и так пока не успокоишься. Можешь ещё в сложенные ладони подышать, должно помочь. — Да с чего бы мне успокаиваться, если это ты… — она осеклась, и вдруг взглянула на него так, будто одновременно была готова и расплакаться, и расхохотаться. — Стой, погоди, ты что… Ты сейчас цитируешь методичку по первой психологической помощи пострадавшим, что ли? Ту, что на третьем курсе проходят? — На втором. Сядь и дыши, раз сама всё знаешь. Робкая, смущённая улыбка проступила вдруг на её лице. — Ну ты и… Я что, правда веду себя как пострадавшая? — Да. Ёкаев нет, а страх перед ними есть. Глупо это отрицать, — Шота прошёл к камням и присел сам, привалившись к стене. По телу разлилась ноющая усталость: долгое дежурство, пробег по шахте и ночь без сна давали о себе знать. — Сядь. Мы никуда не пойдём, пока ты в таком состоянии. Нам же будет хуже. Шутка уныло проследовала за ним к камням и плюхнулась рядом. Фонарь несколько раз мигнул, и всё вокруг погрузилось во мрак.***
Стоило вязкой, глухой темноте сомкнуться вокруг, и Эми будто подбросило новой волной тревоги. Цепляясь за сколы камня и царапая неприкрытые голени, она спешно перебралась поближе к напарнику. Стёрка, невидимый, но вполне осязаемый, сдал на несколько сантиметров в сторону, пытаясь увеличить дистанцию — и тут же вернулся на прежнее место. Похоже, дальше двигаться было уже некуда. — Ты чего? — недовольно прозвучало из темноты. — Сиди где сидела, ничего страшного не происходит. — Знаешь, я что-то не хочу, чтобы следующую стенку поставили прямо между нами, — неловко признала Эми. — У меня же тогда совсем крыша уедет. Не отходи далеко, пожалуйста. Послышался вздох, шорох, и к плечу Эми прикоснулась мягкая ткань костюма и прохладные складки боевого шарфа — Стёрка придвинулся к ней вплотную. Стало… не то, чтобы спокойнее, но сердце чуть снизило темп. Она зажмурилась, откинулась к стене, медленно вдохнула и выдохнула. Раз, два, три, четыре… Это не слишком хорошо помогало. Темнота сжималась вокруг липким коконом — хоть открывай глаза, хоть закрывай, ничего не менялось. Звук дыхания был не в силах разогнать оглушающую тишину. Казалось, будто вдох не наполняет лёгкие до конца, не приносит облегчения, словно грудь стянули ремнями. Взбудораженному воображению мерещились звуки и движенье во тьме, подмывало открыть глаза, вскочить, защищаться от неведомого… — Дыши и слушай, — нарушил вдруг тишину голос Стёрки. — Сейчас нам ничего не угрожает. Тебе может казаться иначе, но подумай вот о чём. Если бы на нас хотели напасть, то уже напали бы. Если не нападают, значит, им достаточно нас задержать. Похоже, пока мы сидим и ничего не предпринимаем, это их вполне устраивает. — Как это ничего не угрожает? — торопливо спросила Эми, позабыв про попытки успокоиться. — А как мы выбираться-то отсюда будем? В ответ раздался долгий раздражённый вздох. — Твоя начальница ходит сквозь стены, — Стёрка говорил медленно, с расстановкой, будто в сотый раз повторял очевидные вещи для непонятливого слушателя. — В худшем случае она нас найдёт и выведет. Но лучше бы нам самим пошевелиться и найти решение. Если ты ещё помнишь, конечно, зачем сюда пришла, а не только о том, что хочешь отсюда выбраться. И правда, как же она могла забыть про Джампер! От этой мысли стало намного легче. От этого — и ещё от стёркиного голоса. Спокойный, уверенный, он словно возводил вокруг неё защитное поле, непроницаемый барьер логики, за который не смели, не способны были пройти ни волны тревоги, ни порождения разгулявшейся фантазии. Возвращал ощущение твёрдой почвы под ногами. Звенящее чувство опасности отступало, слабела хватка страха, и Эми наконец-то удалось вдохнуть полной грудью. Раз, два, три, четыре…. А Стёрка между тем продолжал — всё так же неспешно, будто убеждаясь, что каждое слово точно достигает ушей собеседницы. — Сейчас эта шахта — место преступления. И потому очевидно, что нам противостоят злодеи. Нет смысла списывать на духов то, что можно объяснить причудами. Конечно, аферистам не нужна рядом пара героев, пока они окручивают свою жертву. Но и убивать нас им не с руки — рисково, да и зачем усугублять свою вину. Достаточно не подпускать близко. Слушать бы его и слушать. Эми медленно выдохнула и снова вдохнула, словно вбирая с этим вдохом стёркину уверенность, плывущую по волнам его голоса. Почему она раньше не замечала, какой приятный у него голос? Низкий, глубокий, звучный… Прежде он всегда казался слишком ровным, скучным и бесстрастным — ну, не считая тех моментов, когда Стёрка недоволен или сердится, повышая тон. Но сейчас, когда безжалостная темнота подземелья не оставила зрению шансов, когда слух обострился многократно, она начала различать в этом голосе мельчайшие оттенки эмоций. Поверх раздражения проступила вдруг ворчливая забота, и усталость, и задумчивость… И даже некая назидательность. — Я бы на твоём месте переживал не за нас, а за Дайске Мейсина. Он в беде и даже не подозревает об этом. А может быть уже и понял, что к чему, только слишком поздно. И, пока мы тут торчим, помочь ему некому. Муж Мейсин-сан! Бедняга. Воспоминание захлестнуло Эми горьким сочувствием. Пока она тут киснет в своих надуманных страхах, ему угрожает настоящая опасность. От этой мысли улетучились остатки тревоги, и мрак вокруг окончательно растерял пугающую таинственность. Вернулась ясность чувств — и тут же ярче проступили притупившиеся было голод и утомление. Голову слегка повело. Стёрка зашевелился, устраиваясь поудобнее, и Эми не увидела — почувствовала сквозь тьму, как он устало потягивается, разминая затёкшие ноги. Сместились с жёстким синтетическим шорохом складки шарфа, тихо прошелестели по ним пряди волос. От мягкой, заношенной ткани его костюма пахло сухой уличной пылью, бензином и по́том. «Он же после дежурства, — вспомнилось вдруг Эми. — Он такой же измотанный, как я». — Полегчало? — вопросил голос из темноты. Девушка закивала и тут же спохватилась: собеседник ведь не видит этого. — Ага. Теперь спать хочется… и есть. Ночь была долгая. — Ты сюда голодная пошла, что ли? Оно и видно. На пустой желудок с недосыпом вообще трудно себя контролировать. — Личный опыт? — хмыкнула Эми. — Ты, между прочим, после ночного патруля тоже не подарок. Совсем. — Возможно, — рядом зашуршало громче, защёлкали застёжки на спецпоясе, а потом в ладонь Эми вдруг ткнулось что-то гладкое, прохладное и угловатое. — На, ешь. Это была упаковка… неизвестно чего. Увесистый пузатый тюбик. Эми с любопытством открутила крышку, попробовала — и непроизвольно сплюнула, закашлялась. Вкус был растительно-маслянистый, тяжёлый и вязкий, из-под скрученного колпачка разило арахисом. — Ох, Стёрка, что это? Жуть какая! — Протеиновая паста, — невозмутимо ответил он. — Хорошо восстанавливает силы. Ешь давай. — Не представляю, как ты этим питаешься, — неразборчиво буркнула Эми, пытаясь заглотить пасту так, чтобы как можно меньше попало на язык. — А как же нормальная еда? Витамины? — Витамины в другом кармане. — Выберемся отсюда — угощу тебя настоящей едой. И настоящими витаминами, — пообещала она, выжимая из упаковки последние капли. Паста опустилась в желудок приятной тяжестью, и Эми примирительно добавила: — Но насыщает и правда отлично. Спасибо. В голове прояснилось окончательно. Недавние страхи теперь казались смешными и далёкими, за приступ паники было неловко. Удивительно было осознавать, что это она, Эми Фукукадо совсем недавно и вполне всерьёз переживала, что её ждёт мучительная смерть во владениях ёкаев. Подумать только! — Очень глупо вышло, — признала она, отодвигаясь от стены. — Знаешь, это как в детстве, когда боишься монстров под кроватью. Сколько ни заглядывай туда, сколько ни убеждайся, что их нет — всё равно страшно. — Не знаю, не сталкивался. — Да ну, брось. Не верю, что ты в детстве ничего не боялся! — Чего-то боялся, конечно, — из темноты послышалось тихое потрескивание: похоже, Стёрка почесал небритую скулу. — Ураганов, цунами, землетрясений. Пожаров. Злодеев. Реальных вещей, настоящих опасностей. Но потом понял, что с ними можно справиться, от них можно защититься. Это логично. А как бороться со страхами, если боишься того, чего и на свете-то нет? — Ну, от монстров под кроватью помогало прятаться под одеяло, — усмехнулась Эми. — Ещё читать стихи-отгонялки или спать с любимой игрушкой. Но лучше всего помогало, если рядом садился кто-то из взрослых, брал меня за руку и держал, пока я не засну. Воспоминание было тёплым, и Эми улыбнулась в темноте. — Это, кстати, проще, чем с реальными опасностями, — грустно добавила она. — Вот сидим мы в ловушке реальных злодеев — и что мы с этим можем сделать? — Есть одна идея. Он зашарил по карманам, чем-то клацнул. В темноте зажёгся экран смартфона, Стёрка активировал фонарик — и яркий холодный свет озарил его лицо. Вспышка резанула глаза, Эми проморгалась и огляделась. Вокруг ровным счётом ничего не изменилось: тот же чёрный тоннель, что привёл их сюда, тот же злополучный завал, по которому струились потоки воды, те же жёлтые шершавые стены… — Смотри, — Стёрка развернул карту и занёс над ней светящийся экран. — Когда мы шли сюда, ты не дала мне рассмотреть какую-то штуку на полу, где это было? — Примерно… здесь? — Эми ткнула в карту. — Там, где теперь появилась новая стена? — Вот-вот, — он снова полез в карман. — А теперь скажи: то, что там лежало, было похоже на это? Он вложил ей в ладонь тяжёлый гладкий шарик. Матово блеснула полированная зеленоватая поверхность. — Я не знаю, — неуверенно отозвалась она. — А где ты это взял? Стёрка кивнул в сторону тёмного прохода, и сердце Эми ёкнуло. — Ты взял что-то в шахте. Не нужно было! Зачем? Пусть тут и остаётся! И прежде, чем Стёрка успел возразить, она размахнулась и швырнула шарик в сторону завала. Он вспыхнул в свете фонарика зелёной искрой и… И прошёл через нагромождение камней насквозь, приземлившись с глухим стуком где-то на другой стороне. — Да как же так? — Эми ошарашенно уставилась на завал. — Что это за штука такая? Видел? Стёрка вскочил на ноги и бросился к завалу, подсвечивая путь фонариком. — Если твёрдый предмет проходит через стену, значит, нет никакой стены. Скорей! Он шагнул сквозь нагромождение камней и исчез, вместе со светом фонаря. Эми рванулась следом — и камни, оказавшиеся на поверку не плотнее воздуха, расступились перед ней, пропуская вперёд. Вода продолжала течь по жёлтым сколам, не оставляя мокрых следов и не издавая ни звука. За фальшивым завалом ход продолжался. Стёрка поддал ногой шарик, отбрасывая его в соседний проход и махнул рукой, поторапливая Эми. — Света хватит минут на пятнадцать. Бежим.***
Спустя десять минут они были у цели. Непроглядная тьма вокруг вдруг поредела и расступилась, озарённая неведомым источником света. Похоже, в этой части каменоломни подземные воды размыли часть мягких пород, и образовалась пещера — высокий свод, неровные складки стен, грозди коротких сталактитов на выступах потолка. Посередине свод пещеры просел, обвалился, и сквозь дыру проникал солнечный луч, совершенно чуждый в этом мрачном подземном царстве — чистый, чёткий и яркий, будто от прожектора. Шершавый ракушечник свода наливался ярчайшей желтизной, соприкасаясь с тёплым потоком. В луче света парила хиннагами. Кукла была небольшой, едва ли крупнее детской игрушки, но все детали её облика просматривались пугающе чётко даже на расстоянии. Развевались от движения полуистлевшие одежды и патлы волос, тускло светились белёсые глаза без зрачков. На земле, протягивая руки к кукле, стоял Дайске Мейсин — худой, лысоватый, одежда перепачкана глиной. Похоже, они о чём-то говорили, но слов было не разобрать. Эми замерла на краю теней у входа в пещеру. Стёрка осторожно тронул её за рукав. — Помни, что всё это — скорее всего иллюзия, — шепнул он. — Как тот завал. Найдём иллюзиониста, и афёре конец. — Как? — Поищем причудами. Если злодеи прячутся за иллюзиями, а не за стеной, то причуды на них подействуют. Ты ищи слева… Его прервал голос — скрипучий, потусторонний, неестественный. Хиннагами повернулась, уставилась незрячими глазами в проход, и по спине Эми пробежал холодок. Кукла смотрела прямо на них. — Чужие… Чужие, — проскрежетала хиннагами. Звук доносился со всех сторон сразу, будто голос куклы впитался в затхлый воздух и стал его частью, наполнив собой даже самые дальние уголки пещеры. — Дайске пришёл не один. Должен быть один… Прогони… Пожелай, чтоб ушли. Дайске обернулся. Его взгляд был полон отчаяния. — Кто вы? Уходите, прошу! Вы разозлите ёкаев! — Я ваша соседка! — Эми удивилась тому, как неуверенно и сжато прозвучал её голос. — Вас обманули! Отойдите в сторону! Спрячьтесь! — Ищи слева, а я справа, — повысил голос Стёрка, и глаза его вспыхнули алым. — Не теряй времени! — Должен. Быть. Один! — прогрохотала хиннагами, и стены, казалось, содрогнулись от этого голоса, а потом — от низкого, протяжного воя, будто под сводом пещеры закричало от боли неведомое существо. Свет померк, воздух затрепетал от незримого движения, и длинные тонкие тени потянулись из всех углов к центру пещеры, свиваясь в клубки и заволакивая пространство мутной пеленой. Казалось, в глубине этого облака шевелятся, обретая форму, причудливые нечеловеческие фигуры, вспыхивают хищные искры зрачков. Дайске коротко вскрикнул — и скрылся из виду в сером кипящем мареве. — Не выпусстят, не выпусстят вас, не выпусстят меня, никого, — продолжала свистяще причитать хиннагами. — Погибель, погибель! Пожелай, чтоб ушли! Эми скользила взглядом по своей половине пещеры, чувствуя, как слабеют колени. Происходящее было слишком… реально. Суеверный, животный страх растекался внутри потоком, перед которым были бессильны доводы разума. Иллюзия, твердила она себе, это просто иллюзия. Иллюзия не сможет причинить им вреда. Нужно сосредоточиться. Сосредоточиться на поисках… Тени сгустились в проходе напротив, и на месте тёмного тоннеля вдруг поднялась стена — из ниоткуда, будто сам воздух затвердел, обернувшись желтоватым шершавым камнем. Остался последний проход, а потом они будут отрезаны от мира. Тёмная бесплотная тень отделилась от клубка в центре пещеры и направилась прямо к ним. Эми охнула, зажмурилась и инстинктивно пригнулась, заслоняясь от атаки… Атаки не было. Тень прошла насквозь и растворилась во тьме где-то у неё за спиной. А к правой ладони вдруг прикоснулось что-то тёплое, и спустя секунду Эми поняла, что Стёрка взял её за руку. Это было неожиданней, чем речи хиннагами и атака ёкаев вместе взятые. Настолько, что Эми забыла о страхе. Она бросила на напарника изумлённый взгляд и поняла, что тот даже не обернулся. Как будто бы держать её ладонь в своей для него было самым обычным делом, естественным ходом событий. Как будто только так в этой ситуации и следовало поступить. «Что это ты!» — хотела было возмутиться Эми, но тут в памяти пронеслось воспоминание — совсем свежее! — от которого внутри стало и тепло, и смешно, и щекочуще-трогательно. Она ведь сама сказала, что это помогает от монстров под кроватью. От боязни того, чего и на свете нет. Жуткие тени как будто поблекли, звуки отступили на задний план. Щекочущая волна внутри поднялась так высоко, что, кажется, прикоснулась к векам изнутри, заставила девушку заморгать чаще. Растроганно улыбаясь, Эми сжала крепкую мозолистую ладонь друга. — Стёрка, всё хорошо! Мне не настолько страшно. Я справляюсь! Ответом было короткое, быстрое рукопожатие — и Стёрка отвёл ладонь. Ободрённая, Эми с удвоенным старанием зашарила взглядом по стенам. Не обращая внимания на ярящиеся вокруг тени, она сканировала причудой пустые с виду выступы скал и нагромождения камней, и наконец… Громкий смех разнёсся под сводами пещеры. Тени ёкаев дрогнули. Фигура хиннагами лишилась чёткости. Стены и потолок подёрнулись помехами, будто картинка в старом телевизоре Нашла! Стёрка обернулся и уставился в угол, из которого раздавался хохот — теперь уже на два голоса, и всё более исступлённый, словно смеющиеся были не в силах унять приступ веселья. И тогда пещера мгновенно преобразилась.***
Исчезли призраки, рассеялось серое облако. Поплыли, исказились очертания стен и потолка, провал в своде пропал, свет потускнел, пожелтел и обернулся лучом прожектора со светофильтром. За причудливыми изгибами камня под потолком проступили провода, портативные колонки и сложная система тросов. На полу, за завалами камня, открылся генератор дыма и большой вентилятор. Глаза хиннагами потухли, одежды опали, и кукла обвисла безжизненной тряпкой на крюке лебёдки. И, наконец, под неумолчный хохот в углу открылся массивный пульт управления. За ним обнаружились двое, на вид братья-близнецы, полноватые и рыжеволосые. Первый отчаянно жестикулировал, будто пытаясь удержать распадающиеся иллюзии, второй не двигался и лишь отрешённо изучал пещеру взглядом странных, чуть навыкате глаз. Шота выпустил петли боевого шарфа, и злодеи рухнули на пол, путаясь в тонких серых лентах. Он натянул шарф потуже, и движение на полу прекратилось. Наконец-то можно моргнуть и дать отдых глазам. Похоже, Шутка последовала его примеру, и смех затих. — Отлично, — похвалил он, и девушка вскинула большой палец в ответ. Где-то у стены, в нише, поднимался на ноги Дайске Мейсин — ошеломлённый, но, кажется, невредимый. За спиной героев послышались громкие хлопки, похожие на… аплодисменты? Шота обернулся. Вот чёрт. Ещё один противник. На уступе у стены, чуть возвышаясь над всеми, стоял высокий красивый юноша. Отблески прожектора выхватывали из темноты рукава оранжевой рубашки и белоснежные сапоги, блики плясали на зелёной камее у ворота. Вычурный, совершенно не к месту наряд, который больше подошёл бы артисту или шоумену. Заметив взгляды героев, парень прекратил аплодировать и примирительно поднял ладони. — Сдаюсь, сдаюсь. Вы меня переиграли, — провозгласил он звонким, хорошо поставленным голосом и присел на выступ, скрестив ноги. Поправил встрёпанные каштановые кудри, широко улыбнулся. Что-то не очень он похож на проигравшего. — Это же вы! — прозвучал взволнованный голос Дайске Мейсина. — Это он! Это он продал мне карту. Господин… Сато? — Сако, — даже из положения сидя аферист умудрился изобразить почтительный поклон. — Атцухиро Сако, к вашим услугам. Прошу, запомните это имя и это лицо… Хотя нет, не запоминайте, всё равно мне скоро не понадобится ни одно, ни другое. — Сдаёшься — спускайся, — бросила Шутка, и странно было слышать от неё этот серьёзный, раздражённый тон. — Тебе некуда бежать. — Сей момент, — покорно отозвался Сако, но с места не сдвинулся. — Я понимаю ваши чувства. Не мог не заметить, что наше представление произвело на вас неизгладимое впечатление. Что поделать, вы, как и господин Мейсин — моя идеальная аудитория. Грех было этим не воспользоваться. Он повёл рукой в воздухе, сделал пасс, будто фокусник — и в ладони, которая секунду назад казалось пустой, вдруг появилась карамелька в яркой обложке. Сако развернул упаковку и забросил конфету в рот. Увидев карамельку, Шутка надула губы и сжала кулаки. Сако же, как ни в чём не бывало, продолжал. — Но бросьте, стыдиться ни к чему! Я, если хотите, польщён вашим искренним страхом. Заставить зрителя поверить в сверхъестественное — для мастера нет лучшей награды за тяжкий труд. А ведь представление такого уровня требует тщательнейшего планирования и подготовки, а ещё импровизации — на случай, если кто-то в разгар шоу похитит реквизит, — он недовольно покосился на Шоту. — И всё же мы почти справились. Почти. — А куча денег, которые вы собирались отобрать у Дайске Мейсина? — в голосе Шутки прорезалась ярость. — Неплохая награда за «тяжкий труд», а? — Боюсь, вы не понимаете главного, — скорбно развёл руками Сако. — Не понимаете идеи и сути этого шоу. Ведь что такое хиннагами? Хиннагами — это кара за жадность. Только тот, кто бесконечно жаден до богатства и славы, способен впустить в свою жизнь существо, которое сведёт его с ума. Господин Мейсин платит за свою пагубную алчность, ну а я — я, если хотите, вижу в этом некую… высшую справедливость. — Слышь, Сако, закругляйся — подал голос один из братьев-злодеев. Его выпученные глаза неярко светились в полумраке. — Я вижу героев, которые входят в шахту. Там какая-то дама, которой плевать на твои стенки. Скоро будет здесь. Давай задействуй свой хвалёный план Б. Шота резко дёрнул шарф, ещё туже стягивая узлы, сбросил свободные петли наземь и ринулся к уступу, где продолжал невозмутимо вещать Сако. План Б, ещё не хватало. Что-то они расслабились. Нужно было брать этого артиста сразу, а не слушать его зажигательные речи. — Ах, план Б, план Б, — мечтательно вздохнул Сако и потянулся. — Видите ли, друзья мои, план Б не предусматривает вашего спасения. Но он будет достойным финалом этого шоу. Закончим тем же, с чего начали. Прошу, взгляните-ка на хиннагами! Шота обернулся и бросил взгляд на куклу. Кукла всё так же раскачивалась на крюке, не подавая ни малейших признаков жизни. И уж точно не представляла никакой опасности… За его спиной Сако вскочил на ноги, вскинул ладони, и между длинными пальцами блеснули шарики с полированной матовой поверхностью. Они взмыли в воздух и обернулись каменными глыбами. Воздух, казалось, загудел, когда огромные пласты ракушечника направились к земле. Шота заметил это слишком поздно. Время словно замедлилось: он мог поклясться, что видит, как от летящих камней откалываются мелкие крошки, как растекается вокруг гигантская тень, как приближается желтоватая поверхность, покрытая мелкими лунками ракушек — неспешно, неотвратимо… Потом последовал рывок, толчок, и что-то увлекло его в сторону, опрокинуло на пол. Оглушительный грохот возвестил о том, что глыбы приземлились — на то место, где он стоял всего несколько секунд назад. Тело запоздало рвалось бежать, уворачиваться, спасаться, но сознание подсказывало, что можно уже не дёргаться — обошлось. Вроде бы цел и, кажется, невредим. Саднил ушибленный бок, но больше боли не было. Рядом кто-то зашевелился, настойчиво потормошил его за плечо, и тогда картинка в голове Шоты сложилась полностью. Шутка. Это Шутка вытолкнула его из-под обвала. — Эй, эй ты в норме? Стёрка? Она стояла на коленях и заглядывала ему в лицо. Так близко, что он чувствовал кожей её частое дыхание, видел каждую крупинку глины на перепачканных щеках, каждый волос причёски, каждую каплю пота на лбу. По белкам её глаз разбегались алые прожилки, совсем такие же, как у него самого. От усталости? От перенапряжения причудой? Он никогда не спрашивал, даёт ли её причуда нагрузку на глаза… А взгляд взволнованный и сердитый. — Стёрка! — похоже, она убедилась, что с ним всё в порядке, отодвинулась подальше и уселась ровно. — Мы его упустили! Что ж ты так, а? Ты разве не знаешь, что нельзя смотреть туда, куда указывает фокусник? Волшебство всегда происходит в другом месте! — Никогда не любил фокусы, — буркнул Шота, поднимаясь и отряхивая одежду. Протянул руку Шутке, помог встать. — Видимо, повезло, что ты их любишь. Каменный завал разделил пещеру пополам. Сако, конечно, уже и след простыл, зато братья-злодеи были на месте, и Шота направился к ним, сматывая на ходу свободный конец шарфа. Шутка вывела из ниши в углу трясущегося Дайске и усадила его на ближайший камень. — Рин, моя Рин, — дрожащим голосом причитал старик. — Как же так вышло? Я бы пожелал, чтоб у тебя больше никогда не болели ноги, чтоб у тебя было всё, что ты только захочешь. Чтобы мы были вместе как можно дольше. Я не жаден, Фукукадо-сан, поверьте. Не в жадности дело… Шутка отвела взгляд и украдкой вытерла уголки глаз.***
Джампер, Полимер и пара полицейских прибыли на место спустя несколько минут. Офицеры затянули половину пещеры жёлтой лентой и вывели прочь злодеев, зачитывая на ходу их права. Следом шахту покинул Дайске Мейсин, опираясь на плечо Шутки, а потом и остальные герои, унося особо важные элементы оборудования в качестве вещественных доказательств. Шота шёл последним. Он держался с группой до того самого поворота, где прежде был фальшивый завал, но затем кое-что вспомнил, остановился и принялся осматриваться. Последний шарик Сако должен быть где-то здесь. Раз уж он так глупо упустил злодея, нужно хотя бы не упустить такую важную улику. Добавить её к делу. Но поиски ничего не дали. Шарик бесследно исчез. Шота зашагал дальше, один в сырой темноте. Голоса коллег уже стихли вдали, все лучи фонарей угасли, кроме его собственного. И, хотя рядом больше не осталось ни души, Шота не мог отделаться от чувства, что за ним кто-то наблюдает. Этот взгляд был повсюду — и нигде, он словно пронизывал стены каменоломни насквозь. Он был древнее, чем любое живое существо, когда-либо бродившее по этим коридорам. Тяжёлый, давящий. Так смотрят хозяева дома на незваного гостя, который имел наглость засидеться дольше положенного. Так стая волков изучает заблудившуюся в лесу овчарку. Инстинктивно, не задумываясь, Шота ускорил шаг. Он был почти уверен, что, обернувшись, не увидит никого, и всё же предпочёл не оборачиваться до самого выхода.***
Август догорел быстро, и улицы Кенобо заполнила светлая прохлада сентября. Ветер, трепавший занавески на открытом окне, был уже вполне осенним, кусачим и зябким. Эми поёжилась, но окно закрывать не стала и поудобнее устроилась на подоконнике. Ветер сегодня подходил к настроению. — Грустишь? — поинтересовалась Карин, садясь напротив. — Что-то случилось? Эми задумчиво изучала двор за окном и ответила не сразу. — Разошлись с Эйкичи, — она перевела взгляд на подругу и виновато уточнила: — Точнее, я его бросила. — Почему? Он сделал что-то не так? — Нет, нет! — Эми отчаянно замотала головой. — Он такой же, как раньше, он замечательный. Но… Я не знаю, Карин. Мне с ним больше не интересно. Не хочется видеться, не хочется общаться. Не хочется его объятий. Будто перегорела, будто… приелось всё! Она спрыгнула с подоконника и заходила по комнате, вскипая досадой и обидой на саму себя. — Приелось! Что со мной не так, Карин? Он ведь живой человек, а не сэндвич с джемом! — Она вновь плюхнулась на столешницу подоконника и обречённо добавила: — Предложила остаться друзьями, а он, кажется, обиделся. Сказал, что так не бывает. Карин не нашлась что ответить, и следующие несколько минут девушки молча изучали двор. Из дома напротив вышли супруги Мейсин. Дайске бережно поддерживал жену под руку, помогая преодолеть ступеньки: после случая с хиннагами её здоровье сильно пошатнулось. Неспешно и осторожно они добралась до скамейки и присели. Рин склонила голову на плечо мужа. Дайске обнял её за плечи. — Вот как им это удалось? — нарушила тишину Эми, кивком указывая во двор. — Как они продержались вместе столько лет и не надоели друг другу? Как так вышло, что они до сих пор друг друга любят? Как такому научиться? — Не знаю, что тут сказать — неуверенно отозвалась Карин. — У меня не такой уж большой опыт… отношений. Но знаешь, Эми, я знаю, что ты точно не плохой человек. С тобой всё в порядке. Ты просто такая, какая есть. И, по крайней мере, вы с Эйкичи расстались честно. Всегда лучше честно сказать, что проблема есть, чем закрывать на неё глаза до последнего. Она помолчала и добавила, совсем тихо: — Если тебе надоест снимать со мной квартиру, ты тоже честно скажи. — Карин, да ты что! — голос Эми вдруг окреп, наполнился решительностью. — Ты же моя подруга. Никогда мне с тобой не надоест, никогда! Друзья — это же совершенно другое. Она подалась вперёд и положила руку на плечо Карин. — Послушай, я уже и не вспомню имён тех парней, с которыми я встречалась в академии. А друзья оттуда рядом со мной до сих пор. И я жизнь за них отдам, если потребуется. Потому что… Она взмахнула руками, не зная, как лучше, как убедительней донести эту мысль. Мысль была по-настоящему важной. Она окрыляла. — Друзья и работа, — нашла наконец слова Эми. — Всё остальное в моей жизни может надоесть и измениться триста тысяч раз, но только без вас и без геройства я буду не я. Вот, как-то так. Карин улыбнулась, светло и смущённо. — Хорошо. Я рада быть твоим другом, Эми. — И я! — Эми окончательно воспряла духом и соскочила с окна. — Ух! Что-то я раскисла. Наверное, нужно перекусить. Трудно себя контролировать на голодный желудок.***
Перерыв на короткий полуночный отдых Шота сделал на крыше между Шестой и Девятой, с отличным видом на весь район. Там же, где всегда. Видимо, поэтому Шутка нашла его без труда. За спиной знакомо зашлёпали подошвы кроссовок, и секунду спустя девушка опустилась на высокий парапет рядом с ним. Как обычно, слишком близко. Шота вздохнул и отодвинулся подальше. — Давно тебя здесь не видел. — Да, я тоже по тебе скучала, — подмигнула Шутка. Подняла повыше руки, демонстрируя две увесистых коробочки с бенто. — Есть будешь? — В два часа ночи? Что там у тебя? — Настоящая еда! Витамины. Всё как обещала, помнишь? — Не помню, — пожал плечами Шота и принял одну из коробочек. Пахло вкусно. Ели в тишине. Внизу плескалось зарево огней, и темнота поднималась над ним, будто самый вкусный слой в бокале с коктейлем. Живая, бескрайняя темнота с запахами моря и осени, не чета той, что в старой каменоломне. Было хорошо. — Очень романтичное место, — Шутка, наконец, дожевала, защёлкнула коробочку и лукаво усмехнулась. — Что скажешь? Засчитаем это за наше первое свидание? Шота поперхнулся салатом. Вот по чему-чему, а по дурацким шуткам он точно не скучал. — Рано начала. Ещё три дня осталось. — Что-что? Какие такие три дня? — Уговорились на два с половиной месяца без глупых шуток. Осталось ещё три дня. Шутка наморщила лоб, пытаясь вспомнить. — Что-то такое было, да, — неуверенно сказала она. — Но это же было адски давно! Как в прошлой жизни! Забавно, что обещания двухнедельной давности ты не помнишь, а двухмесячной — вполне. — Я запоминаю только то, что действительно важно. — Ух ты! Наше свидание для тебя действительно важно! Шота покачал головой и снова взялся за палочки. Шутка безнадёжна. Наверное, нужно просто перестать на неё реагировать и не портить себе настроение. И аппетит. Кстати, почему она так странно смотрит на его порцию? — Стёрка, ты что, не будешь доедать темпуру? Можно я возьму? — Буду, не трогай. Оставляю напоследок. — Ерунда, самое вкусное надо сразу есть, пока не расхотелось! Ну же, скажи, скажи — вкусно? — Вполне. — Вот и славно. Она подставила лицо ветру и счастливо улыбнулась в темноте.