Свет для Гриммо

Драко искренне надеялся, что прожить две недели без Гарри, пока тот будет в командировке в Ирландии, ему будет до ужаса просто. Что, в конце концов, такого? Всего лишь две недели, в другой стране, на другом острове… Драко Люциус Малфой в войну выжил, прожив с Волдемортом под одной крышей, что ему стоит подождать всего лишь две недели, пока Поттер разделается с делами — точнее, с одним конкретным? — Чертов Поттер, чертово Министерство, чертова Ирландия, ненавижу вас всех, — шептал Малфой, кутаясь в теплый флисовый плед, подаренный Гарри на трехмесячную годовщину их отношений. — Ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу… — взвыл он и укрылся с головой, стараясь спрятаться от пугающей темноты. Ночь ассоциировалась у него с двумя противоположностями: временем любви, ласки, щемящей сердце нежности и умопомрачительным спокойствием, когда он засыпал в теплых объятиях любимого Гарри, и со страшными снами, душащими, скребущими душу воспоминаниями о войне и ненавистью к себе, если приходится оставаться в темное время суток без своего гриффиндорца. Они не должны были быть вместе, никогда, ни в одной из жизней. Именно так писал чертов «Ежедневный Пророк», когда Гарри и Драко впервые в открытую вышли на прогулку по Косой Аллее, держась за руки. Чего только стоило гриффиндорцу убедить Малфоя, что тот действительно заслуживает любви и они оба имеют все права заявить о своих чувствах, дабы не скрываться и чувствовать себя свободнее… Знали об этом лишь Гермиона, Пэнси и Рон. Уизли приходилось выслушивать недовольство Гарри, считавшим, что он в любом случае защитит честь Драко и вообще, раз уж он — Герой по опусам Скитер, то впервые в жизни использует этот статус и заставит прислушаться к своим словам. Грейнджер же утешала тревожащегося Драко, который боялся, что открытием этих отношений заставит Гарри страдать от очередных гневных заявлений в прессе, которые он и так не выносил, и тот не выдержит и вообще призадумается и его бросит. А Драко этого не выдержит — слишком устал со всем бороться, слишком боялся, что любимый человек его оставит, выбросит, и слизеринец не справится, не теперь, не после того, как узнал и почувствовал, что значит — быть взаимно влюбленным, быть с Гарри — таким светлым, добрым, чудесно ласковым и заботливым. Терпению Гермионы, казалось, не было предела: каждый раз, когда Драко заваливался через ее камин в полнейшей истерике, она усаживала его на диван, приносила теплое какао, выслушивала его сбивчивую речь и мягко и целенаправленно объясняла, что Гарри никогда его не оставит и почему. Пэнси же, если вдруг Грейнджер не оказывалось дома и он направлялся к другой своей подруге, лишь фыркала, наливала Малфою огневиски и заставляла выпить пару стопок без закуски, после чего давала пощечину со словами «ты идиот» и звонила в камин Поттеру. Тот перемещался чуть ли не в ту же секунду и накидывался с поцелуями и объятиями на Драко. Малфой даже не знал, чей способ успокоения работал лучше — Грейнджер или Паркинсон. Как вообще оказалось, что лучшей подругой Малфоя наравне с Паркинсон стала магглорожденная? Никто не понимал — ни Пэнси (впрочем, позже она ухитрилась подружиться с гриффиндорцами и даже извлечь из этого пользу для себя), ни Рон, ни Блейз, ни Тео… Лишь Луна напевала что-то о том, что противоположности притягиваются и вообще, мозгошмыги теперь летают совершенно в другом направлении, и Джинни твердила, что если бы не предубеждения о факультетах, которым их всех учили с детства, они давно уже все общались. Они сдружились огромной компанией, и то, что в Хогвартсе казалось совершенно невероятным, случилось. Теперь каждую пятницу они собирались вместе у кого-нибудь дома, играли в настольные игры (порой даже маггловские, и Драко мысленно соглашался, что порой они интересные, но говорить остальным об этом не планировал), распивали алкоголь и делились самым сокровенным. Благодаря таким встречам они действительно открывались друг другу и становились ближе. Друзья, к слову, поддержали Гарри и Драко, когда стало известно об их отношениях на всю Англию. Блейз даже собирался устроить тотализатор на тему того, как скоро «Пророк» угомонится, но своенравная Грейнджер тут же заткнула его. Тогда новости об связи Гарри и Драко не смаковали разве что в Азкабане. Впрочем, по письму, которое прислал Люциус, так не казалось. Откуда он узнал о том, что Драко теперь живет с Поттером и не просто как друг, так и осталось загадкой. Впрочем, слова «искренне надеюсь, что ты хотя бы не снизу» Гарри решил считать родительским благословением от Люциуса. «Максимально возможным», — добавил тогда изумленный Драко. В ту ночь они «доказали» Люциусу, что плевать хотели на то, кто там сверху, а кто — снизу. Обе позиции хороши. Нарцисса же сразу, как только узнала, поддержала сына, сказав лишь одну фразу: — Было бы странно, если бы спустя столько лет, которые ты только и делал, что при каждой удобной возможности упоминал имя Гарри, вы не были вместе. Каждое письмо твоя фамилия, Гарри, упоминалась раз двадцать, — с улыбкой говорила она. — Мама, я упоминал его в контексте «я ненавижу этого Поттера, опять он выпендривается со своей «Молнией»! — возмутился Драко, краснея из-за неловкости и толкая ногой хихикавшего гриффиндорца. — Драко, твой отец постоянно обзывал меня альбиноской, потому что я отличалась от Блэков цветом волос, и что в итоге? Когда я на пятом курсе начала встречаться с мистером Ноттом, он его заколдовал в бабочку и в итоге сам чуть не вылетел из Хогвартса за эту выходку, — усмехнулась женщина. — А потом Люци заявил, что раз уж я не умею выбирать мужчин, он сам продемонстрирует мне, каким должен быть настоящий джентльмен. И в итоге женился на мне. Так что не надо, Драко, говорить мне о том, что ты действительно ненавидел Гарри. Тем более, что я видела, как перекосилось твое лицо, когда… Лорд сказал, что Гарри Поттер мертв. Драко всего передернуло от воспоминаний. Тот день навсегда впился ему в память, и не только страшными моментами, смертями и полным исчезновением с лица Земли того, кто чуть их не уничтожил. Самым главным и самым ужасающим для него стал именно тот момент, когда он увидел Хагрида, несущего на руках тело Поттера. Еще тогда он понял, что его сердце разбилось, даже когда не услышал подтверждения. А в секунду, когда раздалось «Гарри Поттер… мертв!» Драко понял, что и сам умер где-то внутри. Эти слова, словно лава, выжгли его душу, оставив лишь мертвый страшный пепел. Он чуть позорно не разревелся и не заорал от боли прямо там, среди десятков учеников, преподавателей и чертовых Пожирателей. Когда Волдеморт позвал его к себе, единственное, о чем думал Малфой — о сожалении отсутствия палочки. Как же он мечтал наставить ее на это безносое ублюдство! Услышав те же слова зова от Люциуса, Драко мечтал заорать: «Неужели ты не видишь?! Я мертв!». В момент, когда его позвала мать, парень увидел в ее взгляде мягкость, любовь и просьбу доверять. Именно это и дало Малфою-младшему оторвать ноги от разрушенной лестницы и направиться на другую сторону — туда, куда он совершенно не хотел, но направился к матери. Лишь она держала его там. Драко чуть не вырвало на Лорда, когда тот сделал попытку его обнять. Он начал успокаиваться, только почувствовав прикосновение материнской руки. Еще мгновение — и в его руках оказалась волшебная палочка. — Ты сам все поймешь, — прошептала она, сжимая его ладонь. Спустя несколько секунд после пронзительной и такой правильной речи Невилла он действительно все понял. И поймав буквально на мгновение одобрительный взгляд матери, ринулся на другую сторону с криком: «Поттер!» и кинул ему волшебную палочку. Позже, уже гораздо позже были суды, бесконечные зачитывания протоколов обвинения, постоянные первичные заседания, пустота в груди, но счастье от осознания, что Гарри где-то там жив. Увидеть его на финальном заседании по его делу стало для Драко совершеннейшей неожиданностью. Слышать слова в свою защиту — особенно. А когда прозвучало спасительное «оправдан ввиду обстоятельств», он чуть не потерял сознание. После заседания, когда Драко освободили в зале суда, они встретились на лестнице на самом выходе, и Гарри попросил его «буквально на пару слов». Малфой, гордый Малфой наплевал на прежний аристократический статус своей семьи, воспитание и честь и попытался поблагодарить Поттера за заступничество, однако тот быстро его осек. — Не стоит благодарности, Драко. Я сделал это потому, что это справедливо. Ты давно уже искупил свои прошлые поступки, перейдя в самый важный момент на другую сторону. А перешел ли ты потому, что посчитал это выгодным или действительно поменял взгляды… Это пусть думают другие. Я-то видел твой взгляд и знаю, что ты был искренен, — сказал тогда Гарри, мягко глядя на слизеринца. — Я вообще не за этим тебя позвал… Драко замер. Поттер мог попросить все, что угодно, и Малфою бы пришлось это выполнить — даже элементарно из благодарности за то, что национальный Герой чудом отмазал его от Азкабана. — Даже если бы ты не перешел на другую сторону, я бы все равно сделал все возможное, чтобы вытащить тебя. По одной простой причине. Я… думаю, ты хорошо помнишь, что я преследовал тебя на шестом курсе, — начал гриффиндорец. Малфоя аж всего передернуло. Он похолодел, вспомнив, что происходило тогда. Это было одним из самых страшных периодов в жизни Драко. Два года подряд. Первый — наполненный страхом, болью, ощущением дамоклова меча над его головой, когда Поттер постоянно следил за ним с одной стороны, и Волдеморт, ожидавший выполнения задания — с другой. Второй — пронзенный отчаянием и стремлением исчезнуть навсегда. — Я тогда пытался себя убедить, что преследую тебя и слежу по той причине, что считал тебя Пожирателем, — у Драко похолодели руки. — Впрочем, так и оказалось, но на самом деле по большей части я выслеживал тебя совсем не за этим. Гермиона первой догадалась, потом и Рон… и лишь я сам до последнего пытался убедить себя, что я просто ищу справедливости. Но преследовал я тебя по той причине… что пытался понять, что с тобой. Почему ты превратился в подобие себя… и почему меня это так тревожило. Лишь спустя несколько месяцев, когда мы рыскали по стране в поисках крестражей, я понял, в чем дело, почему ты меня так беспокоил. Потому что… я влюбился в тебя, как последний идиот, — Гарри грустно усмехнулся и опустил взгляд. — Да-да, ваш гребаный национальный Герой, мальчик-который-выжил — гей, — он нервно потер лицо, все еще не решаясь поднять взгляд на Драко. — Я в тебя влюбился, сам не знаю, почему. Мне нравится в тебе все, даже твоя чертова язвительность и ненависть ко мне… Это ужасно странно, но… я даже это в тебе люблю. И признаюсь я тебе в этом лишь по той причине, что… хочу этого. Знаю, для тебя все это смешно и не важно вообще, знаю, но мне плевать. Рассказываю это по той причине, что дальше это не будет иметь для тебя никакого значения. Даже если ты расскажешь об этом «Пророку», мне будет все равно. Я завтра защищу твою мать на судебном заседании, ее освободят, и после этого я исчезну навсегда из магического мира. Я решил уйти к магглам, и там меня никто не найдет. Все равно я выполнил свою функцию, для которой, как оказалось, меня и растили — чтобы убить Волдеморта… — Гарри поднял взгляд, и онемевший от признания Малфой с изумлением заметил стоявшие в глазах гриффиндорца слезы. — Снейп сам сказал в воспоминаниях их разговора с Дамблдором, что меня растили, как свинью на убой! Я ненавидел Снейпа… но черт подери, он был прав. Дамблдор после того, как понял, что я — крестраж, не видел иного выхода, кроме как… вырастить меня и отдать на смерть. Лишь бы для всеобщего блага… Я не должен злиться ни на него, ни на Снейпа, но злюсь, и даже на тебя злюсь, потому что тебе все равно всегда было по-настоящему плевать на меня, ты просто меня ненавидел, но… а, к черту. Просто знай, Драко… В этом мире существует как минимум один человек, который искренне тебя любит, даже такого язву. Живи, я уверен, ты со всем справишься и еще заставишь людей чтить свою фамилию — ты ж слизеринец, придумаешь, — Гарри снова улыбнулся с болезненной грустью во взгляде и положил руку ему на плечо. — Все у тебя будет хорошо, — он развернулся и собирался было уйти, как Драко, быстро понявший, что еще немного — и Поттер уйдет навсегда, резко развернул его к себе. Малфоя всего колотило, он пытался собраться со словами после пронзительной речи гриффиндорца — той, которую Драко никогда даже не надеялся услышать. Но вот — они оба тут, на лестнице, стоят, не понимая, что им делать дальше. — Ты, чертов Поттер… — только и смог сказать Драко, резко сжимая плечо Гарри. — Ты… ты… Нихрена ты не знаешь, плевать мне или нет!!! Не знаешь, имеет это для меня значение или нет!!! Пошел ты… ты… да пошел ты! — и в противовес своим словам он схватил Поттера за лацканы пиджака и, резко притянув к себе, впился с поцелуем в теплые желанные губы. Гриффиндорец обомлел, но ему хватило буквально пары секунд, чтобы понять — он действительно, черт подери, ни черта не знал, и парень с почти болезненным, желанным стоном ответил, перехватывая инициативу. Их первый поцелуй был похож фактически на драку, на борьбу — чувственный, с нотками ярости — и друг на друга, и на мир, раскинувший их по разные стороны баррикад, с всепоглощающей страстью и невыказанной любовью. В тот момент им действительно было плевать, увидит их кто или нет, что произойдет дальше, как им вообще жить потом — они не думали ни о чем, лишь отдавались во власть долгожданному и казавшемуся невозможным порыву чувств. Минутами позже они аппарировали с лестницы прямо в дом на Гриммо, и там, наконец дорвавшись друг до друга, открывшись чувствам и эмоциям, впервые познали любовь в ее физическом великолепии. Под покровом темноты, при свете лишь одной тусклой свечи раздавались треск одежды, чувственные звуки поцелуев, рваные всхлипы и тихие, словно стеснительные стоны. Неловкие ласки впервые дорвавшихся до любви тел были особенно желанны. Гарри признался тогда, что для него это впервые и знает обо всем лишь из учебников. Драко хмыкнул и низким от возбуждения голосом ответил: — Вот и будешь меня учить, умник. — А ты…? — А меня, Поттер, с четвертого курса возбуждал лишь один очкастый придурок, которому, как я думал, похер на меня, — он притянул Гарри за шею и рвано поцеловал, другой рукой расстегивая не поддающийся ремень. — Да чтоб тебя…! Гарри оказался до ужаса внимательным и чутким любовником, и Драко наслаждался каждой секундой рядом с ним, полностью отключившись от реалий остального мира. Следующим утром они снова оказались в одном зале судебного заседания. Гарри вновь защищал семью Малфоев — теперь в лице Нарциссы, а Драко с беспокойством смотрел на мать и украдкой позволял себе желанные взгляды на импульсивного, эмоционального гриффиндорца. Надо сказать, эта тактика сработала, и Нарциссу оправдали довольно быстро. Обняв наконец своего сына после освобождения, она собиралась подойти к Гарри, но тот после завершения судебного процесса как сквозь землю провалился. Драко разрывали эмоции: от радости за мать до рвущей душу на части тоски из-за исчезновения Поттера после такой чувственной ночи. Позже, когда Малфой был уже в Мэноре, Гарри пришел к ним через камин и сообщил, что был вынужден уйти, чтобы договориться о деле Люциуса и предупредил, что скорее всего, единственное, что он сможет сделать — не допустить Поцелуя, Визенгамот настроен очень решительно. Гарри действительно появился и на третьем судебном заседании Малфоев, снова был эмоционален и прямолинеен. Драко изумлялся такому Гарри, но чувствовал в глубине души какое-то удовлетворение. Люциус обомлел, когда прозвучало судебное решение. Частичная конфискация имущества на ремонт Хогвартса и восемь лет Азкабана. Все доводы Гарри были приняты, и именно это повлияло на исход дела. В дальнейшем Поттер выступал на делах Пэнси Паркинсон и Грегори Гойла. Парень все же попал в Азкабан, правда, на два года с частичной конфискацией имущества семьи, Паркинсон же, как и Драко, удалось освободить от тюрьмы, так как девушка напрямую не участвовала в делах Лорда, в связи с чем доказать ее вину оказалось проблематично. А ее стремление выдать Гарри Волдеморту сам гриффиндорец объяснил страхом за свою жизнь, а в такие моменты люди не владеют собой. Его искренняя убежденность в этом помогла уговорить судей. И снова Гарри исчез до того, как изумленная защитой Героя Паркинсон успела его поблагодарить. Более того — Гарри даже закрыл Гриммо от ее писем, и Пэнси пришлось передавать письмо через Драко. Поттер объяснил, что все равно зол на девушку за то ее решение и простить ему сложно, но защитить ее посчитал правильным. Прошло не меньше года, прежде чем Гарри и Пэнси смогли нормально взаимодействовать. Да, Гарри ни в какой маггловский мир не отправился: как сам объяснил, не было смысла, раз ему ответил взаимностью человек, ради которого он согласен на все. Они вскоре решили жить вместе, и Гарри рьяно убеждал Драко переехать к нему на Гриммо и сам собирался обо всем сказать Нарциссе, однако слизеринец впал в истерику и в итоге согласился лишь на один вариант: якобы он переехал в квартиру. Парень даже специально снял небольшую в полумагическом районе. На деле же Драко действительно перебрался к Гарри и взялся за переобустройство дома Блэков, ибо… — Я не собираюсь жить в склепе! Мой дом до Волдеморта был светлым красивым местом, и я таким же классным сделаю и твой дом! — Наш дом, — уточнил Гарри, и сердце Драко сделало кульбит. Спустя время Блэк-хаус действительно преобразился и словно бы задышал по-новому. Драко, чувствуя важность и магического, и маггловского мира, сумел скомпоновать в доме предметы быта обоих, чему Гарри был искренне благодарен. Именно в тот момент Малфой необъяснимым образом подружился с Грейнджер. Она просто пришла в дом на Гриммо ровно в тот момент, когда Драко объяснял Гарри необходимость светло-сиреневого тона обоев в гостиной. Малфой думал, что изумленная Грейнджер снова, как на третьем курсе, врежет ему, а потом будет требовать объяснений от своего друга. Однако гриффиндорка, быстро справившись с удивлением, заявила, что согласна с Драко, и светло-сиреневый подойдет гостиной как нельзя лучше. С Роном он подружился несколько позже, хотя, как потом выяснилось, Гарри после «повторного знакомства» Драко с Гермионой сам признался ему, что состоит в отношениях с Малфоем, живет вместе и уходить не собирается. Уизли был в сильном шоке и попросил дать ему неделю, чтобы «обдумать, как так вышло». Поттер выполнил эту просьбу, и Рон действительно через неделю прибыл на Гриммо с тортом с патокой, дабы «зарыть топор войны и споров» и решив вспоминать только хорошее из периода жизни в Хогвартсе. Драко нашел в себе силы извиниться за свое поведение и даже объясниться перед Роном и Гермионой, и в скором времени все пошло своим чередом. Немного проблематично оказалось подружиться остальным слизеринцам — Блейз, Пэнси и Тео поначалу категорически противились общаться даже с Поттером, но позже пошли навстречу Драко и согласились на одну совместную беседу. В ту ночь Рон с Блейзом заснули вместе на диване в светло-сиреневой гостиной, Тео признавался в любви Гермионе, пока та слушала Пэнси, доказывавшую, что Грейнджер обязательно надо купить изумрудное нижнее белье (Драко даже думать не хотел, как разговор между ними об этом зашел). Спустя несколько встреч к ним присоединилась Джинни, которую Малфой поначалу до ужаса ревновал и даже устраивал парочку скандалов Гарри (за которые упорно извинялся, выбрав идеальный, как он считал, способ — ублажая гриффиндорца в постели). Однако на следующую встречу девушка пришла с Оливером Вудом и не слезала с его колен, что успокоило Малфоя. Последней к ним присоединилась Луна, и то — лишь потому, что долгое время путешествовала по миру, знакомясь с разными видами фей. Тем временем отношения Гарри и Драко крепли, и парни, полностью обустроив свой дом, начали думать, что делать дальше, кем им быть. Малфой никогда особенно не желал трудиться в Министерстве или заниматься делами рода, как его отец. Из ряда профессий, которые его относительно интересовали, он в результате выбрал для себя специальность колдомедика, но сомневался, что ему вообще позволят пройти обучение, не то чтобы работать. Вторым вариантом стало продолжение дела Снейпа: Драко неплохо знал зельеварение и подумывал над вариантом продавать зелья чуть дешевле, чем в других магазинах, и привлечь покупателей за счет того, чтобы создавать их специально под каждого определенного человека, но работать под оборотным зельем, ибо догадывался, что у Малфоя, несмотря на оправдательный приговор, мало кто решится приобретать товар. Гарри разнес в пух и прах оба варианта, заявив, что Драко вполне достоин учиться и трудиться колдомедиком, и если он хочет заниматься зельеварением, то может делать это открыто, и если Драко не решится выбрать один из этих вариантов и в открытую пойти на получение специализации, то Гарри сам сделает так, что Малфоя пригласят. Дальше был скандал, ссоры и споры, но ультиматум гриффиндорца подействовал: блондин, не желая, чтобы за него что-либо делали и вообще лишали самостоятельности, подал заявку на обучение колдомедицине. Каково же было его удивление, когда его пригласили на собеседование. Оно, конечно, прошло не идеально — из-за некоторых профессоров, которые стереотипно по-прежнему считали его Пожирателем и вообще врагом народа. Однако его познания, а также искреннее желание получить специальность, и толика умения расположить к себе людей и убедить их в своем видении, спасибо урокам Люциуса, сделали свое дело, и Драко действительно смог поступить, выбрав поначалу направление ликвидации проклятий, однако позже передумал и сменил его… неожиданно на ведение беременности и акушерство. Это решение он объяснил тем, что сам появился на свет далеко не сразу, да и роды были тяжелыми, так что выбрал помогать тем, кто был в такой же ситуации, как и его родители и он сам. Но Драко знал, что Гарри догадывался об истинной причине такого решения: Малфой предполагал, что мало кто из тех же авроров позволит ему даже приблизиться для лечения и помощи из-за его прошлого. В этот раз, правда, Поттер давить не стал — то ли заметил интерес Драко к новой специальности (а Драко почему-то заинтересовался маггловской генетикой и нашел в ней отклики с магическим наследованием), то ли решил, что и так достаточно повлиял на парня. Сам Гарри долго не мог понять, чего он действительно хочет. Он шутил, что в детстве мечтал стать строителем и построить себе новый дом, где не будут жить Дурсли (Драко пытался несколько раз разговорить гриффиндорца на эту тему, но тот после нескольких попыток сказал, что сам поделится, когда найдет на это силы, и бывший слизеринец от него отстал). На пятом курсе он собирался быть аврором, однако после войны это желание как отбило, хотя все ждали от него именно этого. Однако на одной из встреч, на которые его в первый год таскали постоянно (и потом Гарри жаловался Драко, как его эта бравада бесит), он заявил, что свою функцию по защите мира он выполнил и больше он не хочет этого делать и теперь он вполне волен творить свою жизнь так, как желает сам, а Аврорату требуются серьезные перемены, поскольку даже в Битве за Хогвартс большую часть боев держались семикурсники и преподаватели, а авроров было не так много. Да и в принципе если бы Аврорат сразу проверил его воспоминания о финале Турнира Трех Волшебников и убедились в том, что Лорд восстал и начал собирать свою армию, если бы Аврорат не мечтал все разрешить иначе и не перекладывал основную ответственность на подростка, то войну можно было бы завершить с меньшими потерями. И вообще, как заявил Гарри, верить пророчеству беспрекословно — глупое и зряшное дело, так как оно говорит лишь об одной из вероятностей, и толковать его можно было по-разному, и вообще, если бы Волдеморт не воспринял бы его серьезно, то не пошел бы «отмечать равного себе» и ничего бы не было. Правда, Гарри потом сильно жалел о сказанных словах и даже порывался пообщаться со Скитер, чтобы та опубликовала его извинения, однако Драко, Гермиона и неожиданно вся семья Уизли его остановили. Как показало время, это было правильным решением. Поначалу имя Гарри Поттера как только не полоскали на страницах прессы, однако потом последовали анонимки из Аврората, в которых они подтверждали слова национального Героя и что неоднократно некоторые авроры заявляли о необходимости жестких мер и перемен, однако их никто не слушал. Позже несколько авроров выступили официально. Робардс и Кингсли негодовали, однако вскоре Гарри снова из врага превратился в героя. Некоторые снова предлагали Гарри стать аврором, чтобы навести порядок, однако тот заявил, что не собирается никого подсиживать и ему это неинтересно, он не хочет работать в этой сфере. От него наконец отстали, прося лишь иногда о небольших интервью. Путем долгих размышлений и споров Гарри нашел ту нишу, в которой он хотел бы работать. Благодаря взаимодействию с Гермионой они создали новую образовательную программу для магглорожденных волшебников. На своем примере они доказали, что ребятам, которые только попадают в волшебный мир, сложно адаптироваться к его реалиям, даже в самых элементарных вещах — таких, как навык писания пером. В итоге их совместно созданную программу по введению в магический мир одобрило Министерство, и при Хогвартсе открылся новый курс, который начинал работать за месяц до основных занятий. Первый год был пробным и оказался удачным. В дальнейшем Гарри прошел специальную педагогическую подготовку в одной из академий по ускоренной программе, и второй год подтвердил важность и необходимость их программы. Поттера начали приглашать в другие учебные заведения с лекциями, рассказывать о своем опыте, один раз попал даже в магическую школу в Америку. Позже в Ирландии нашлись спонсоры, пожелавшие открыть образовательное учреждение, которое позволяло бы получать первичные знания о мире магии, а также общие знания — ранее их дети в волшебном мире получали исключительно на дому, что было удобно не для всех. Для организации, подбора учителей и составления программы пригласили Поттера и Грейнджер. Гермиона была занята работой в Министерстве, но согласилась составить программу для некоторых общих предметов, таких, как математика, английский язык и подобные. Гарри на основе уже имеющейся программы создал курс по магическому миру, а заодно привлек к этому делу неожиданно заинтересовавшегося Драко. Бывший слизеринец предлагал кандидатуры преподавателей, которых помнил сам, подсказывал, как найти к ним подход, чтобы убедить работать в такой школе. Эта помощь оказалась кстати. Понадобилось два года, чтобы отстроить хорошую школу, подобрать преподавателей и персонал в принципе, организовать весь процесс и принять первых учеников. На последние подготовительные мероприятия и открытие и первые занятия нового образовательного учреждения пригласили и Гарри, и Гермиону, и неожиданно — и самого Драко за помощь в организации. Однако Малфой не пожелал приехать по ряду причин: хоть это и стало бы показателем того, что их фамилию все же не так сильно считают вражеской, однако Драко понимал, что не все будут рады его видеть. К тому же на тот момент все уже знали об их отношениях и опасался, как бы это не стало камнем преткновения. Но главным было то, что у него начинались учебные занятия в академии, и последний курс являлся самым важным, к тому же, у него почти сразу стартовала практика. Хоть он искренне хотел отправиться с Гарри, но решил, что и для самого Поттера, и для него будет полезнее остаться. Гарри поуговаривал его, но после убеждения Драко принял его позицию и отправился в Ирландию на две недели. Настолько надолго они не разлучались, и это стало настоящим испытанием для Малфоя. В те редкие ночи, когда он оставался один, его каждый раз преследовали страшные сны. В первые месяцы после войны они вообще стали его постоянным спутником, а «Сны без сновидений» продавали не слишком-то часто. В то время его спасением стал Гарри, который, стоило Драко проснуться в холодном поту, пробуждался сам и, крепко обнимая, успокаивал его добрыми словами и теплыми объятиями. Позже эти сны ушли и возвращались лишь тогда, когда Малфой оставался со своими страхами один. В первую ночь отъезда Гарри Драко в комнате везде мерещились оборотни, и в итоге он ушел спать в гостиную при свете камина. Во вторую ему приснилось, что Гарри действительно умер в Битве за Хогвартс, и Кричер отпаивал его каким-то успокоительным. В третью Драко все же купил зелье «Сна без сновидений» и выпил, и это стало первой ночью, когда он спал спокойно. В четвертую, пятую, шестую и седьмую он поступал точно так же. В восьмую зелье не подействовало, и Малфой выл от отчаяния. Сначала ему мерещились Пожиратели, которые пришли его убить, потом ему приснились крики Гермионы в зале мэнора, и он, плюнув на все, собрался отправиться камином к Паркинсон, однако той дома не оказалось, видимо, в очередной раз отправилась гулять к какому-то французу, с которым познакомилась не так давно. Тогда он, пораздумав, помчался к Тео и случайно прервал их поцелуи с Гермионой, после чего тут же отправился домой, дабы не получить от обоих. В конечном итоге в эту ночь он остался у Луны, которая дала ему зелье «от мозгошмыгов» и напевала колыбельные, пока Драко не заснул. Как ни странно, он действительно выспался и рассыпался в благодарностях девушке наутро. Та лишь сказала, что все понимает, дала ему еще одну бутылочку какого-то зелья, но больше приютить его не могла: днем отправлялась портключами в Аргентину беседовать с единорогами. Драко изумился, но ничего не сказал по этому поводу. В девятую ночь он смог заснуть после зелья Луны дома, однако постоянно мерз, из-за чего проснулся злым и недовольным. В десятую Малфой таки переночевал у Паркинсон, наплевав на ее возмущения и смешки, что он «не спит без своей любимой мягкой игрушки». В одиннадцатую Драко все же отправился на квартиру к Рону и Джорджу и пожалел об этом: казалось, близнец, потерявший брата, спустя время восстановления решил шутить за двоих. Малфой не мог на него за это обижаться, но обещал себе отомстить за выросший деревянный нос и розовые длинные волосы до пят, в которых он пару раз запутался и упал. Выспаться ему снова не удалось, так как постоянно во сне ложился на эти волосы и давил себе на скальп, отчего просыпался. Благо, наутро все вернулось на круги своя и на первые занятия Драко пришел в нормальном виде. В двенадцатую он все же отправился к матери в мэнор, хоть и понимал, что вряд ли сможет заснуть в месте, где проживал Волдеморт. В итоге сон его сморил только в комнате Нарциссы, куда он заявился к ней, спящей, уже глубоко за полночь, и улегся на полу. Из комнаты он сбежал рано утром, надеясь, что она его там не заметила. В тринадцатую Драко, с трудом решившись, отправился в дом к семье Уизли. Молли приняла его со всем добродушием, и парень искренне удивлялся: как она может его терпеть, учитывая, сколько его отец оскорблял их, сколько он сам высказал в их сторону… Однако, когда об их отношениях стало известно широкому кругу лиц благодаря «Ежедневному Пророку», Молли и Артур в этот же вечер заявились на Гриммо с огромным домашним лимонным пирогом, чтобы поддержать и поздравить их. Драко чуть не разинул рот, когда Молли сказала, что они все — давно одна семья, и раз Гарри выбрал Драко в качестве своего партнера, то верит ему и любит, а значит, и они ему будут верить и любить. Малфой, правда, не особенно в это поверил, но когда Молли передала ему на Рождество собственноручно связанный свитер с буквой «D» на груди, как и другим членам семьи и Гарри, в нем что-то перевернулось с ног на голову. Второй раз в нем так все кувыркнулось, когда, однажды прибыв по делам в мэнор, он увидел Нарциссу и Молли, спокойно беседующих за одним столом и распивающих чай с пирогом с патокой, явно приготовленном миссис Уизли. Но это была совсем другая история. В предпоследнюю ночь перед прибытием Гарри Драко смог выспаться в доме у семьи Уизли, но следующую, несмотря на убеждения Молли, все же решил остаться дома у себя. Правда, уже сто раз об этом пожалел. Драко кутался все больше в плед и пытался заснуть, стараясь не отвлекаться на тени, отбрасываемые огнем в камине, и пугающим стуком капель в окно. Дождь и гром под вечер прямо-таки разбушевались, и теперь завывания ветра все больше заставляли блондина сжиматься на диване. Он подсознательно старался спрятаться от пугающих воспоминаний, когда в такие же страшные ночи с бурей в мэноре пытали людей и их жуткие мучительные крики разносились пугающей какофонией звуков по всему замку, когда Волдеморт наказывал и его, и отца за любые прегрешения, даже порой за выдуманные. Однако ничего не получалось: стоит только отпустить себя и свои мысли и попытаться отдаться в объятия Морфея, как тут же в подсознании возникали страшные картины из прошлого, стоило ему раскрыть глаза — как тут же тени превращались в преследователей, и Драко, взвывая в очередной раз, прятал голову под подушку. До возвращения Гарри была всего одна ночь, и она стала самой мучительной. В половину третьего ночи Малфой, не выдержав, достал присланное Гарри в конце прошлой недели письмо. Увы, часто сов гонять не позволяла погода: начало осени выдалось дождливым, к тому же, бедных птиц было элементарно жаль, и на такие расстояния им приходилось летать довольно долго, поэтому переписываться часто у них не было возможности, отчего Драко чувствовал себя еще более оторванным от любимого человека. Малфой перечитывал строчки его письма, в которых Гарри рассказывал о событиях в Ирландии, но кратко, объяснив, что лучше опишет все лично, но не забыл упомянуть, что имя Драко особо выделяли, сказав, что он оказал огромную поддержку в подготовке и формировании коллектива. Но особое место заняли слова признаний гриффиндорца. Он хоть и умел выражать свою любовь больше действиями, нежели словами, однако даже простое «я люблю тебя, мой прекрасный Дракон, и ужасно скучаю по тебе и заобнимаю, когда приеду» затапливало сердце радостью и чувством. Так, постоянно перечитывая письмо, Драко заснул с бумагой в руках, надеясь, что уже завтра вечером Гарри прибудет назад и следующая ночь не будет такой одинокой, не надо будет вынужденно терпеть это расстояние между ними. Однако Гарри Поттер не был бы Гарри Поттером, если бы не перевернул все с ног на голову. Поэтому рано утром Драко Малфоя впервые за эти две недели будил не магический будильник, а ласковые объятия и горячие губы любимого гриффиндорца.