Свет для Гриммо

Объятия бывают разными, и Гарри Поттер это хорошо знал. Объятия бывают злыми. Это маленький Гарри понял еще в четырехлетнем возрасте, когда дядя Вернон крепко прижимал его к себе левой рукой, опасаясь, что «урод и сорванец» сбежит от него, а правой рукой держал кожаный ремень с тяжелой пряжкой. Взмах — и хлесткий удар обрушался на тело маленького мальчика, который лишь чуть дернулся от боли — плакать от избиений Гарри разучился уже тогда, умопомрачительно быстро осознав, что слезы дядю Вернона раздражают даже больше «уродских поступков» вроде неожиданно восстановившейся разбитой тарелки или газеты, по воздуху улетевшей в открытое окно. Гарри пытался сделать свое существование как можно более приемлемым, и слезы стал позволять себе только в своем пыльном чулане — там, где его никто не видит, не слышит… Там, где всем на него плевать. Всем, кроме двух маленьких пауков — единственных друзей Гарри. Объятия бывают болезненными. Гарри никогда не думал, что болезненные объятия могут быть и приятными, и неприятными, но когда школьная медсестра при осмотре увидела шрамы от пряжки ремня на теле Гарри, она сначала долго молчала и записывала какую-то информацию в журнал, а когда тот оделся, осторожно обняла мальчика и сказала, что поможет. Медсестра пахла сиропом от кашля и чем-то терпким, и этот аромат, казалось, впился в нос Гарри, а от ее мягких объятий все равно было немного больно телу — из-за синяков. Впервые он почувствовал себя в чьих-то объятиях по-настоящему спокойно и позволил себе поверить, что она действительно поможет. Спустя два дня после этого медосмотра к ним в дом приходили какие-то дотошные странные люди, с которыми дядя Вернон вел себя более участливо, чем даже по отношению к своей несносной сестре. Гарри позже увидел какой-то переданный для них конверт, но не мог понять, в чем дело, пока не вырос и не сопоставил данные. Школьную медсестру уволили, а Гарри лишили еды почти на неделю. Также у него отняли возможность ходить в уборную, наградив лишь старым ведром. Тогда Гарри решил, что ему не нужны вообще никакие объятия. Хотя время от времени он продолжал задумываться над тем, как бы его обнимали родители, и были бы их объятия похожими на объятия школьной медсестры. Объятия бывают дружескими. Гарри полностью забыл о своем желании больше ни с кем не обниматься в день, когда они вместе с Роном спасли Гермиону из лап тролля. Перепуганная девчушка настолько была на эмоциях, что уже в коридоре кинулась обнимать их обоих. Она ничего не сказала, но свою благодарность прекрасно выразила в крепких объятиях. Стоя вплотную вместе с двумя людьми, которых Гарри начал считать своими друзьями, чувствуя, как бьется сердце маленькой Гермионы и как немного неловко Рон пытался уложить свою руку ей на плечо, он подумал, что в дружеских объятиях нет ничего плохого. Позже, когда они путешествовали в поисках крестражей и прятались от Пожирателей, Гарри понял, насколько такие объятия действительно ценны для него. И насколько важны ему Рон и Гермиона. Объятия бывают родительскими. Возможно, когда Гарри был совсем крохой, его мама действительно часто обнимала его, прижимала к себе, к своему сердцу, и делилась с ним всем теплом. Наверняка все происходило именно так: ведь она ради него пожертвовала своей жизнью — всем, что у нее было, ради его одного. Быть может, будь Гарри повзрослее, он сказал бы ей, что не стоит этого делать, что он сам пойдет на смерть, лишь бы она его обнимала в момент неминуемой смерти. И когда Гарри стоял в лесу и встретился с Лили с помощью Воскрешающего камня, он очень жалел, что она никак не сможет его обнять. Единственные родительские объятия, которые он получил, были от Молли и от Сириуса. Молли считала (и считает) Гарри своим еще одним сыном, и если раньше ему казалось, что Молли просто поддерживает сироту и дает ему своими теплыми мягкими объятиями (чем-то похожими на объятия той медсестры) некую поддержку, то в день, когда она в качестве родителя пришла поддержать его перед испытанием Турнира Трех Волшебников, Гарри осознал, что она действительно принимает его в качестве сына. И тогда Гарри крепко обнял ее — так крепко, будто она и была его мамой. Сириус обнимал его не менее крепко, и его объятия запомнились Гарри ароматом каких-то терпких сигар и искренним желанием оградить его от всех проблем. Гарри знал, что всегда может прийти к Сириусу для какого-то разговора, знал, что тот всегда обнимет и таким образом скроет Гарри от невзгод, выпавших на его долю… Да, с Сириусом сложно было поговорить по душам: ветреный сам по себе, он не считал многие проблемы Гарри такими уж проблемами, тем более, в период грозящей войны с Темным Лордом, да и Азкабан оставил свой отпечаток. Однако в его объятиях Гарри чувствовал себя как за каменной стеной, словно он закрыт в замке и никто не сможет его найти. Гибель Сириуса при защите Гарри разрушила все внутри. И ничьи объятия не заменили бы крепкой хватки крестного. Объятия бывают смертельными. Удивительно, но именно об этом Гарри подумал, когда в самый разгар Битвы за Хогвартс схватил Волдеморта за его мантию, крепко обнял, прижав к себе, и вместе с ним рухнул с разрушенной башни. Волдеморт, пытаясь бороться с несносным мальчишкой и отобрать у него палочку, носился по всей территории Хогвартса и не давал им обоим разбиться. Тело Волдеморта было хладным и мерзким, и обнимая его таким образом, не желая, чтобы тот вырвался, Гарри подумал, что именно так может иногда ощущаться смерть. Волдеморт пал, не справившись с силой Бузинной палочки, признавшей своего истинного владельца, а Гарри подумал, что вряд ли снова кого-то сможет обнять после ощущения смерти в себе и возле себя. Объятия бывают любимыми и любящими. Гарри считал, что был влюблен несколько раз в своей жизни. Первой любовью, вопреки всем представлениям, стала вовсе не Чжоу, а Седрик. Когда Гарри понял, что ему понравился парень, он пытался избежать мыслей и представлений о нем всеми способами, а они, как назло, все больше и больше лезли в голову. Седрик обнял его за все время лишь однажды, и сердце Гарри трепетало. Объятия с Чжоу на пятом курсе оказались какими-то нелепыми — впрочем, как и поцелуй, который и вовсе не оставил у Гарри никаких приятных эмоций. Крепкие, даже порой душащие объятия Джинни оставляли в душе Гарри некий трепет и поддержку. После войны их объятия стали какими-то иными, и Гарри осознал, что объятия с Джинни стали похожи на объятия Рона и Гермионы — более дружескими. Впрочем, кажется, именно это почувствовала и Джинни, и после небольшого разговора они условились оставаться друзьями. Джинни нашла себе любовь в лице Невилла, и Гарри искренне за них радовался, желая и самому когда-то получить любимые объятия. И он их приобрел: спустя пару лет после падения Волдеморта, когда случайно в Косом переулке наткнулся на пьяного вусмерть Драко Малфоя. Видеть своего бывшего врага в столь упадническом состоянии для Гарри было несколько странно, но гриффиндорское стремление всех спасти и в этот момент взяло верх. После недолгих переговоров Гарри узнал, что Драко везде отказывают в приеме на работу, и сегодня его выгнали из последнего места, куда бы он мог устроиться — черт подери, его выгнали из уборщиков в магазине, и на что содержать поместье и мать после конфискации всех богатств их семьи, Драко не представлял. На пьяную голову он даже проболтался о возможности суицида (впрочем, на следующий день Малфой об этом и не вспомнил), и Гарри подумал, что это совершенно несправедливо: Драко оправдали, но такое ощущение, что все плевать хотели на решение суда. Не зная, можно ли аппарировать Драко в пьяном состоянии в мэнор, Гарри просто дотащил его на себе до площади Гриммо и дома уложил его на диван, давая проспаться. С утра, подумал Гарри, можно будет попробовать о чем-то договориться, и пошел спать и сам. Кошмарные сны преследовали Гарри почти все время после Битвы за Хогвартс, к зелью Сна-Без-Снов у него возникло привыкание, и теперь почти каждую ночь он просыпался с криками. Однако Гарри запамятовал и не поставил Заглушающее заклинание, так что его крик ужаса услышал даже чуть протрезвевший Драко. И вот, спустя два года после Битвы за Хогвартс, на площади Гриммо Гарри плакал, прячась в уютных и теплых объятиях Драко Малфоя. От него все еще несло каким-то дешевым алкоголем вперемешку с легким пряным ароматом одеколона, его рука осторожно и успокаивающе гладила Гарри по спине. Гарри то и дело вздрагивал, все еще не до конца отойдя от сна, где Волдеморт наживую сдирал кожу с самого Драко. Гарри крепко обнимал Драко в ответ, словно боясь, что если он его отпустит, то сон исполнится, Волдеморт вернется из ада и претворит кошмары в жизнь. — Поттер, это всего лишь сон, что бы там тебе ни снилось, — тихо сказал Драко. — Все хорошо… — Ничего не хорошо, — пробурчал он, прикрывая глаза. — Ничего. Тебя все ненавидят, хотя ты оправдан, я не могу нормально спать. Ничего не хорошо. — У нас, во всяком случае, есть одно преимущество, — заявил Драко, поудобнее обхватывая бывшего гриффиндорца. — Это к-какое? — сбивчиво спросил Гарри. — Мы живы. Несмотря на тот ужас, что мы оба прошли, мы все еще живы. А Волдеморт сдох, уже окончательно. Гарри что-то непонятно пробурчал. — М? — Ты теплый, — вдруг сказал Поттер. — Логично, что не холодный, я все еще жив, Поттер, — фыркнул Драко в своей обычной манере, и это вызвало робкую улыбку Гарри. — Я… просто… Когда мы падали с башни, я специально обхватил Волдеморта, чтобы не удрал. Он был холодный. Как мертвец. — Фу, Поттер, ну у тебя и вкусы. Обнимашки с Волдемортом устроил, даже тут удивил. Гарри прыснул от смеха, крепче сжимая Драко в своих объятиях. Теплых. — Это до сих пор противный момент моей жизни. И между прочим, ты тоже с ним обнимашки устроил, я видел! — воскликнул Гарри. — Эй, да я откуда знал, что он меня обнимет! Я вообще к матери шел! — возмутился Драко, впрочем, Гарри из объятий не выпускал. — А ты сам полез! — Ну да, конечно, нуждаюсь в обнимашках, — фыркнул Поттер, понимая, что в какой-то мере действительно в них нуждался. — Все в них нуждаются. Ты — особенно, — вдруг сказал Драко. — Тебе больше всех досталось. Но знаешь… Ты прав. От Волдеморта веяло смертью. А от тебя, несмотря на все кошмары, буквально несет жизнью. — Это всего лишь одеколон, — пробурчал Гарри, и парни вместе рассмеялись. — Правда, он с нотками Амортенции, как мне сказала Гермиона. Она мне его подарила. — Жестокая женщина, я ее боюсь, — фыркнул Малфой. В эту ночь они заснули на кровати вместе, обнимая друг друга. И спустя три года, стоя у алтаря вместе с Драко Малфоем, Гарри понял, что по-настоящему любимые и любящие объятия он получил именно тогда. Объятия вперемешку с алкоголем и одеколоном с пряным ароматом. Позже, конечно, аромата алкоголя не было, и в объятиях Драко остался лишь легкий пряный аромат одеколона, запах мягких волос Малфоя… И самое главное было в этих объятиях: ощущение защищенности, заботы и искренней, чистой и крепкой любви.