friends will be friends

Что плохого в осени? Да, в общем-то, ничего, многим нравится. Пышная яркая красота природы, свежий воздух, которого так много, будто лёгкие вот-вот лопнут от его обилия. Можно носить вязаные кардиганы, тёплые носки, любимые ботинки с грубой подошвой. И, конечно, это пора стильных курток и пальто с безразмерными шарфами, в которые так уютно кутаться прохладным вечером. Это пора сезонных вкусностей: яблочный штрудель с корицей, тыквенный суп с ржаными сухариками, ароматный глинтвейн или чай с имбирём. А уж что говорить про Хэллоуин! С самого первого сентября все живут ожиданием буйных украшений, таких банальных, но таких любимых тыкв, летучих мышек и черепов с паутиной. Так, казалось бы, что плохого в осени? Ноябрь. Ноябрь — месяц для проверки устойчивости нервной системы и здравого рассудка. Низкое свинцовое небо, давящее на мозг своей мрачностью, насмешливо встречающее тебя ежедневно, снова и снова, сразу после пробуждения как бы говоря: «Я всё ещё здесь, а ты как хотел?» Все дни сливаются в один непрекращающийся хмурый кошмар с холодными косыми дождями и промозглыми ветрами. Джинсы мокнут от грязной воды, летящей от проезжающих машин, обувь не выдерживает глубины луж и пропускает влагу, заставляя носки противно липнуть к замёрзшим ступням. Никому не удаётся переносить такие прелести жизни в радостном расположении духа: люди озлобленные, усталые, срываются друг на друге, будучи даже незнакомыми, стоя в очередях или в битком набитом транспорте. Словом, ужасно. Никакого уюта и тепла картиночек пинтереста — только раздражение и усталость. В один из таких ноябрьских дней Чимин стоит у служебного входа небольшого ресторанчика в центре города. Чёрные корявые ветви деревьев колко вгрызаются в серое однотонное небо, с которого противно моросит, а из канализационного люка неподалёку идёт белый пар. Чимин стряхивает пепел с сигареты и обхватывает себя за талию одной рукой, недовольно ёжась. Лениво мелькает мысль, что для кожанки стало действительно холодно, и пора переходить на что-то потеплее, и Чимин утыкается в клетчатый шарф, объёмным хаотичным кольцом повязанным вокруг его шеи, и выдыхает дым через нос. На экране блокировки без четверти одиннадцать утра, но несмотря на не такое уж ранее время, Чимин чувствует себя полностью разбитым, потому что лёг спать он примерно пять часов назад, из которых час добирался сюда, а ведь у него сегодня нет ни пар, ни работы. Выходной. Долгожданный. Но Тэхён разбудил его звонком и, сто раз извиняясь, попросил привезти ему на работу форму — вчера он её постирал и забыл на сушилке. Чимин, не отнимая лица от подушки, сжимал зубы, чтобы не сорваться и не послать друга куда подальше, но понимал, что так реагирует, только потому что не выспался. Пообещав Тэхёну немедленно выйти из дома, он, словно в тумане, вставил линзы, оделся в первые попавшиеся вещи и, упаковав форму, выскочил в холодное серое утро. Чимин ждёт Тэхёна уже около пятнадцати минут, того, видимо, никак не хотят отпускать откуда-то нарисовавшиеся в такую рань посетители или грымза-менеджер. Он раздумывает, закуривать ли ему третью сигарету, но, взвесив риски, решает воздержаться, иначе его может стошнить, ведь Чимин не завтракал. В этот момент дверь служебки распахивается, и из неё вылетает явно взвинченный не на шутку Тэхён. На нём нет верхней одежды — только бежевая фланелевая рубашка в крупную клетку, заправленная в чёрные джинсы, его мятные волосы с тёмными отросшими корнями чуть взъерошены, а лицо искривлено злостью. Чимин молча протягивает ему сначала свёрток крафтовой бумаги с формой внутри, а потом — пачку сигарет. — Спасибо. Тэхён принимает ту же позу, в которой до этого стоял Чимин, потому что его немного потряхивает от холода. Тот не спрашивает, почему он не оделся — наверняка, ему капали на мозги выговором за отсутствие одежды официанта, вот он и выбежал в спешке. — Какая же холодина, блять. Чимин кивает. — И не говори. — Можно я заберу пачку? Эта стерва меня точно не отпустит сбегать в магазин. — Так я же тебе и принёс. Домой куплю на обратном пути. Тэхён спешно докуривает, тушит окурок о перила небольшой лесенки, кидая его в импровизированную пепельницу из-под жестяной банки, и мажет Чимина по выцветшим розоватым волосам. — Спасибо, солнце. Пойду хуячить, пока она меня не прибила. Чимин, улыбаясь, кивает и провожает взглядом скрывающегося за служебной дверью Тэхёна. Теперь можно домой.

♡

Вернувшись, Чимин падает на незастеленную кровать и отключается практически моментально. После более двух часов дрёмы он чувствует себя значительно лучше и идёт заваривать кофе, жаря к нему нехитрые тосты. Наслаждаясь ароматом готовящегося лакомства, он пишет Тэхёну, интересуясь, жив ли друг, и получает ответ почти сразу. Тот присылает фото разбитого стакана и просьбу помочь составить завещание. Чимин смеётся и перекидывается с Тэхёном шутками о том, какую урну для праха тот предпочитает. Окинув взглядом их крохотную съёмную квартирку, Чимин решает, что раз уж хозяйство сегодня на нём, то надо бы заняться давно отложенными домашними делами. Он сортирует вещи и загружает стирку, наливая в специальное отделение новенький ароматный кондиционер для белья; пылесосит, выбрасывает мусор и идёт в ближайший супермаркет. Поставив готовиться ужин, он моет ванную и туалет, меняет постельное бельё и даже находит в себе силы немного погонять пыль с немногочисленных полок, а вечером он заваливается в ванну с морской солью и залипает в тикток, смеясь с дурацких видео. Около полуночи приезжает Тэхён, замёрзший, голодный и злой. Чимин уговаривает его сходить в душ, уверяя, что это поможет смыть с себя тяжёлый день и согреться, и, пока тот плещется под горячими струями, Чимин разогревает для них густой суп с морепродуктами и тыквенно-мясной пирог. Когда распаренный Тэхён выползает из душа и со скрученным на голове полотенцем приходит на кухню, Чимин встречает его полным столом и двумя банками их любимого пива. Тэхён разрождается каким-то счастливейшим скулежом и крепко обнимает сидящего на табурете Чимина, на что тот похлопывает его по заднице, довольно улыбаясь. После ужина плюхнувшись в чистую постель в маленькой комнате, освещённой тёплым желтоватым светом ночника, Тэхён издаёт блаженный стон. На нём любимое домашнее чёрное худи, заношенное и мягкое, и Чимин с удовольствием залезает сверху, сминая пальцами приятную ткань. Он лежит на Тэхёне, перекинув одну ногу через его бёдра, и поглаживает влажные лохматые волосы, а тот улыбается, веки опущены, но уже скоро он обхватывает Чимина руками вокруг торса и зарывается лицом в ямку между его шеей и ключицей. — Тш-ш-ш, Тэ, отдыхай, малыш, ты устал, — шепчет Чимин, касаясь губами чужого лба. Чимин чувствует, как внутри него плещется нежность и забота, надуваясь в груди большим воздушным шаром. Тэхёна хочется заласкать и закомфортить, стереть без следа весь накопившийся груз негатива. Тому до мурашек и урчания нравится, когда его купают в любви, а уж её у Чимина в избытке, и он только рад делиться ею со своим ближним. Тэхён легонько водит губами по чужой коже, жадно вдыхает запах, забирается ладонями под футболку Чимина и беспорядочно оглаживает спину. Он ластится, как большой кот, выпрашивает нежностей, и Чимин наконец чуть отстраняется, чтобы в следующую секунду мягко коснуться его губ своими. Такие уж у них отношения. Кто-то скажет, что они с ума сошли, раз постоянно предают свою драгоценную многолетнюю дружбу неоправданному риску, но им плевать. Их чувства выше условностей и общепринятой морали. Им это нужно, им так хочется. Это всего лишь один из способов проявления любви, не извращение и не падшая мораль. Только любовь. Чимин целует его медленно, аккуратно захватывает то верхнюю, то нижнюю губу, чуть сжимая своими. Он наклоняет голову, не разрывая поцелуй, и продолжает перебирать мятные волосы, слегка проходится ногтями по коже головы и чуть массирует её подушечками пальцев. Тэхён с удовольствием подставляет свои тёплые губы и так же неспешно, может, даже немного лениво, отвечает. Его худи нереально огромное, оно просто безразмерное, и Чимин обожает его за это, потому что сейчас подаётся назад, приподнимаясь на локтях, и ныряет под него. Тэхён смеётся, ведь это выглядит совсем по-детски, а ещё потому что Чимин щекочет его чувствительные рёбра своим дыханием, пока змеёй ползет к вырезу. Наконец появившийся Чимин улыбается, его лицо выглядит невинным, однако хитрым, он облизывает свои пухлые розовые губы, и Тэхён впивается в них совсем не нежно, в отличие от поцелуев, что были до этого. Худи сковывает чиминовы руки, но ему это совсем не мешает — он обвивает ими Тэхёна, перекладывая свой вес почти полностью на него, и между ними не остаётся ни миллиметра пространства, кожа к коже, и Тэхён сорвано выдыхает в чужие губы, от чего Чимин забирает инициативу. Он целует его глубоко, сильно, сплетая их мокрые языки, а Тэхён подчиняется, они словно танцуют вальс, их тела двигаются согласно друг другу. Идеально. Сердце ухает вниз и тут же подскакивает к горлу, оставляя будто весь кровоток в паху, Чимин потирается бёдрами о член Тэхёна, и тот нетерпеливо толкается навстречу. Он мнёт руками задницу Чимина, прижимая за неё ближе к себе, хотя — куда уж ближе? Но хочется вплавиться, слиться, хочется отдать себя без остатка и забрать столько же. Чимин прикусывает уголок Тэхёновых губ, и тот взрыкивает. — Чими…н-и! — Чего ты хочешь, Тэ? — игриво спрашивает тот, легонько кусая кадык. — Скажи мне. — Хочу… потрогать тебя. Чимин хмыкает, лаская языком шею Тэхёна. — Ты уже меня трогаешь, дурак. Тэхён снова рычит, только более явно и громко. Он перекатывается, подминая под себя Чимина, начиная целовать его жадно, голодно, вжимается в его бёдра своими. Тот всё ещё в плену тэхёнового худи, выгибает спину, аккуратными ладонями скользит к чужой груди и большими пальцами обводит ореолы сосков. Тэхён начинает толкаться, на нём нет белья, так что через хлопковые пижамные штаны твёрдый член ощущается запредельно близко, и Чимин ужасно стыдно всхлипывает. Он сильнее трёт его соски, немного сжимая их, и Тэхён стонет, стонет, стонет… Он приспускает свои штаны и стягивает домашние спортивки Чимина, а тот брыкается ногами, чтобы снять их полностью, Тэхён кладёт свои большие горячие ладони на его колени и задирает их вверх, прижимая лодыжки к бёдрам. Он вновь припадает своим членом к чужому паху, Чимин низко хрипло стонет, и Тэхён проводит языком по его щеке. Они двигаются плавно, размеренно, сердца заполошно бьются, вибрацией отдаваясь в грудных клетках. Чимин чувствует, как счастье пузырьками шампанского шипит и лопается в горле, он нашёптывает на ухо Тэхёну глупости, а у того всё тело покрывается мурашками от сладкого голоса с нотками хрипотцы. — Тэ, такой сладкий, мой хороший Тэхён-и…да! Ох, Тэ… Тэхён так хорошо пахнет: его шампунь, его кожа, его возбуждение. Терпко, сладко, словно вино, и Чимин пьёт его, пьёт и пьянеет с каждым глотком одного воздуха на двоих между открытых в удовольствии губ. Он лижет выступающие крылья ключиц, заслуживая в подарок надломленные стоны, тянется вниз и обхватывает их стволы, но ладонь не смыкается, и Тэхён делает то же самое с другой стороны уже своей рукой. Они безобразно разгорячённые, потные, дыхание кажется раскалённым и обжигающим зацелованную кожу, продолжают сплетаться языками, просто так — без поцелуев, абсолютно развратно. Чимин чувствует, как из уголка его рта течет тонкая струйка вязкой слюны, но это только больше распаляет, и он с нажимом проводит большим пальцем по головке Тэхёна. — Чимин-и, Чимин-и.! Ах, блядский…ах! Чимина прошибает от этих хриплых стонов, и он падает в оргазм, кажется, в саму бесконечность, утягивая с собой Тэхёна, которого бьёт крупная дрожь. Глаза щиплет, по щеке Чимина скатывается одинокая слеза, а губы тянет улыбка. Тэхён всё ещё утыкается в его плечо, не размыкая сжатых на нем зубов, и силится восстановить сбитое дыхание. Чимин лежит под ним и не верит, что всё это происходит с ним — сколько раз в прошлой жизни он спас планету, если в этой заслужил такое счастье? Он пропускает мятные пряди сквозь пальцы, водит ногтями по выпирающим шейным позвонкам, пока Тэхён не поднимает голову. Тот несколько секунд смотрит на Чимина, и в его глазах, кажется, нежность всего мира, а затем бережно касается припухшими губами уголка чиминовых губ. На улице идёт дождь, барабаня крупными каплями по карнизу, угрожающе завывает ветер и ломится внутрь между оконных рам, а голые ветви стоящей под окнами липы царапают стекло. Но дома тепло, дома сухо, дома Тэхён. Чимин довольно щурится и снова заключает его в крепкие объятия.