***
Он никогда не был таким выдающимся, как Се Лянь. Нет, конечно же, Ци Жун не собирался признавать даже возможность существования у самого себя недостатков и со всеми, кроме горячо любимого брата, держался самоуверенно и высокомерно. Впрочем, иначе и быть не могло: все его жалкие сверстники, заботившиеся только о том, как бы не завалить полугодовой тест и где бы на этот раз провести выходные, не стоили абсолютно ничего. Однако в глубине души Ци Жун не мог не осознавать, что редкими талантами природа его не наделила. Кроме высокого положения приемной семьи, он ничем не выделялся среди массы обычных школьников: не блистал незаурядным умом, не покорял с раннего детства все пять искусств, да и идея посвятить себя целиком и полностью будущей профессии его мало привлекала. Но, вопреки беспокойству госпожи Се, у него никогда не было трудностей с выбором дальнейшего пути. Он давно уже решил, что пойдет по стопам своего выдающегося брата и станет первоклассным врачом, чтобы в один день оказаться с ним на равных и доказать, что он стоит каждой секунды уделенного времени. К сожалению, это значило, что Ци Жуну следовало прикладывать всё больше усилий, ведь пока что такие ценные крупицы внимания излишне занятого Се Ляня он мог только под видом помощи со сложным материалом. Вот только не удалось. Он провалился. Смог поступить только на платное обучение. Не сказать, что хоть кто-то был удивлен: успехами в учебе Ци Жун обычно не блистал, зато был немало известен в качестве злостного нарушителя школьных правил и главной головной боли преподавателей. Застать его на своем месте во время занятий было практически нереальной задачей. Как правило, он еще в начале дня сбегал на крышу и пропадал там до последнего звонка, а если и спускался, то лишь во время обеденного перерыва, одним только видом распугивая всех учеников в коридорах. Впрочем, ожидать другого не представлялось возможным: Ци Жуна нередко заставали за оскорблением одноклассников или насмешками над младшими. Ходили даже слухи, что на первом году обучения его чуть было не выгнали за избиение какого-то мальчишки, но было ли это правдой, достоверно никто не знал. Так или иначе, позорного исключения все эти годы удавалось избегать лишь благодаря финансовым вложениям семьи Се. Но к экзаменам он ведь действительно готовился! Ежедневно Ци Жун проводил на крыше долгие часы, обложившись учебниками и справочными материалами, заучивал все новые и новые определения, не упускал ни единой детали, тщательно по нескольку раз перерисовывал схемы, чтобы запомнить все в лучшем виде. Неудивительно, что в итоге его старания окупились сполна — по результатам вступительных испытаний Ци Жун оказался в десятке лучших из сотен сдававших. Не то, чтобы основания сомневаться в своих силах вообще были, но все же он имел полное право собой гордиться. Вот только никто так и не узнал об этом.***
Все дело было, как обычно, в Гу Цзы — не зря Ци Жун всегда говорил, что тот приносит одни только проблемы. Как сошлись эти двое, не знал никто, но звание самой странной пары школы они получили с первых дней. Гу Цзы был хилым, имел весьма болезненный вид, вечно ходил весь в синяках и ссадинах, вздрагивал каждый раз, когда его окликали, и запинался после каждого слова. Казалось, он был идеальной мишенью для насмешек, но вопреки всем ожиданиям Гу Цзы стал единственным человеком помимо Се Ляня, чье присутствие Ци Жун терпел в своей жизни. На самом деле за волнующей всех тайной их знакомства стоял обычный шантаж. В то время как Ци Жун изо дня в день открыто прогуливал казавшиеся ему бесполезными уроки, нарываясь на очередную угрозу отчисления, Гу Цзы, всегда остававшийся в тени, мог беспрепятственно улизнуть практически с любого занятия, оказавшись вновь всеми забытым и никем не замеченным. Так однажды и произошло внезапное столкновение. Поначалу Ци Жун и вовсе не заметил, что крыша, вопреки обыкновенному, не пустовала: до этого дня никто даже не пытался соваться туда в страхе, что простым оскорблением не отделаться. Он, как и все дни ранее, уже было углубился в очередной справочник по органической химии, как где-то сбоку раздался сдавленный кашель. Ситуация оказалась до крайности неловкой: если же Гу Цзы просто боялся, что спускаться вниз ему предстоит отнюдь не по лестнице, то вот для Ци Жуна быть увиденным за подобным занятием было большим ударом и по самолюбию, и по репутации злостного нарушителя правил. Какой вообще хулиган из ботаника, не показывающего носа из-за книг? Поэтому настороженно разглядывая друг друга, будто ожидая в следующую секунду внезапной подставы, слово за словом они пришли к шаткому соглашению: пока Гу Цзы чувствовал себя в полной безопасности, он ничего не видел и не знал. Однако Ци Жун просчитался: Гу Цзы оказался поразительно прилипчивым, непоколебимо сносил любые оскорбления с широкой улыбкой на лице и в ответ лишь пытался наброситься с объятиями, ничуть не смущаясь холодности и грубости друга. Да, их своеобразные отношения со стороны вполне можно было назвать дружбой. Впрочем, свою привязанность к Гу Цзы Ци Жун яростно отрицал и срывал злость на любом, кто лишний раз пытался затронуть эту тему. Какая к чертям привязанность? Его раздражала одна только мысль о том, что его внимание могло принадлежать его дражайшему брату не полностью, Ци Жун чувствовал, будто предавал его, когда приходилось уделять свое свободное время кому-то еще. Какая тут дружба и привязанность к бесполезному однокласснику, которого многие и за человека не считали? Его просто выводил из себя тот факт, что кто-то мог осмелиться выпустить пар на того, кого сам он не имел возможности даже пальцем тронуть. Да, все было именно так и никак иначе.***
Гу Цзы был жалким. Именно такое мнение складывалось у каждого, кто хоть раз наблюдал за ним дольше двух минут. Неуверенный и суетливый, он никогда не блистал талантами, да что уж тут говорить, он и учебу еле тянул. Поэтому каково же было удивление Ци Жуна, когда он поднял оброненную Гу Цзы брошюру для абитуриентов лучшего медицинского университета страны, того самого, что окончил его потрясающий брат. Тогда-то и выяснилось, что уникальный факультет китайской традиционной медицины оказался заветной мечтой его одноклассника, в исполнимость которой Гу Цзы и сам уже с трудом верил. Наверное, Ци Жун так поступил тогда чисто из жалости. Ему ведь не было совершенно никакой разницы, занимался он днями в одиночестве или где-то сбоку будет околачивался еще и Гу Цзы. А вслух… вслух он повторял только для того, чтобы лучше запомнить, это ведь известный прием. Да, всё было именно так. Ну не старался же он ради этого бестолкового человека? Кто вообще поверит в такой бред? Внезапный звонок от надоедливого Гу Цзы никогда не предвещал ничего хорошего, а в день объявления результатов вступительных экзаменов и подавно. Однако вместо ожидаемого словесного потока без особо смысла Ци Жуна встретила полная тишина. Он даже было подумал, что за ночь оглох, но последовавшее через пару секунд молчания тихое предложение оказалось громче всяких криков. Гу Цзы был разбит. Он провалился. Бесполезный шумный Гу Цзы, обычно в любое время дня и ночи сияющий своей раздражающей улыбкой, сегодня был совершенно другим. Подавленный и немногословный, словно потерявший всякую надежду, а с ней и последние силы. Хоть Ци Жун от него почти не слышал рассказов о семье, вечные синяки по всему телу говорили сами за себя. Должно быть, для отчаявшегося Гу Цзы это была единственная возможность что-то изменить. В тот день Ци Жун, пожалуй, впервые в жизни поставил чужое благополучие выше собственных желаний, хотя позже он называл это не иначе как временное помешательство. Уже спустя пару часов он отдавал приемной комиссии подписанный договор о платном обучении, а еще через час этот невыносимый Гу Цзы позвонил снова, тараторя что-то о системном сбое и чудесном перемещении на одно место выше, что позволило ему оказаться над проведенной чертой отсеивания. Он был принят на бюджет. Громкостью этой фразы Гу Цзы чуть было не оглушил Ци Жуна, который в свою очередь не стал сдерживать недовольство таким неугомонным поведением и безжалостно сбросил вызов. Но уже через минуту на экране его смартфона снова мозолило глаза сияющее от счастья лицо. И даже его собственная гримаса в этот момент отдаленно напомнила улыбку. Про то, что это был никакой не сбой, кроме самого Ци Жуна, больше никто не узнал.***
Со временем Ци Жун стал замечать, что незаметно для себя самого оказался как никогда близок к своей мечте. Поступление в медицинский университет действительно вывело его отношения с дорогим братом на новый уровень: заботливый Се Лянь, уже знакомый с трудностями обучения, стремился по возможности поддержать младшего, отыскал свои старые записи и справочные материалы, помогал найти подход к каждому преподавателю и даже иногда позволял Ци Жуну находиться в своем кабинете во время приема. Это было восхитительно, его брат был восхитительным. Больше всего Ци Жун любил те дни, когда в клинике, где работал Се Лянь, ему позволяли наблюдать во время операций. Такая тонкая работа не могла не восхищать: выверенные, предельно точные движения скальпелем, аккуратные разрезы, полная концентрация внимания без возможности отвлечься даже на секунду — любая ошибка или попросту дрогнувшая рука могли нанести непоправимый вред. Царившая в операционной атмосфера была настолько невероятной, что захватывало дух. В такие минуты не только врачи были предельно сосредоточены на своей работе — сам Ци Жун тоже не позволял себе практически никаких лишних движений, полностью поглощенный ходом операции. Казалось бы, все складывалось лучшим образом, и даже все еще не отлипавший надолго надоедливый Гу Цзы стал менее раздражающим. Наверное, Ци Жун был бы не против остановить течение времени и остаться в этих мгновениях навсегда. Но вскоре… все стало рушиться прямо на глазах. Его чудесный брат начал всё чаще задерживаться в клинике, и уделять время Ци Жуну в той же мере, что и раньше, оказалось гораздо сложнее. Нет, конечно, Се Лянь пытался, как всегда, ничем не показывать усталость, нередко помогая ему в ущерб собственному сну. Но, каким бы эгоистичным ни считал сам себя Ци Жун, никто, даже он сам, не заслуживал подобных жертв со стороны излишне доброго брата. Именно поэтому он все реже и реже просил помощи, в случае вопросов ссылаясь на появление нового, более мягкого преподавателя. Никто так не узнал, что это была очередная ложь, а сам Ци Жун вновь засел за книги с удвоенным усердием. Теперь у него появилась новая цель — урвать себе рабочее место в «Небесной канцелярии», тем самым получив возможность видеться с Се Лянем гораздо чаще и дольше. Ци Жун был уверен: он способен добиться гораздо большего по сравнению с тем, чего уже достиг. И он не позволит никому в этом сомневаться. А через месяц он узнал правду. Задержки Се Ляня были никак не связаны с работой. Его бесценный брат просто предпочел ему компанию другого.***
Хуа Чэн. Ци Жун в качестве исключения даже запомнил имя этого жалкого парнишки, россказням которого так легко поверил Се Лянь. Как вообще это ничтожество посмело даже просто взглянуть на его талантливого и уникального брата?! Ци Жун не находил себе места от его наглости. Естественно, он не раз пытался образумить Се Ляня, напомнить, что этот парнишка не стоил и его пальца, но неожиданно серьёзный брат оставался непреклонен. Более того, спустя несколько попыток он даже достаточно жестко осадил Ци Жуна, пригрозив всё же донести до родителей, из-за кого вся семья была вынуждена временно пользоваться услугами такси. И тогда Ци Жуна захлестнула ярость. Он из года в год делал всё, чтобы добиться признания со стороны Се Ляня: старательно учился, стойко терпел весь ошивавшийся рядом сброд, слушал все советы и поучения невероятно почитаемого брата, какими бы до смешного наивными они ни были, пытался сдерживать себя, только бы не увидеть разочарования в таких дорогих сердцу глазах. Но что в итоге? Сейчас, несмотря на все свои многолетние старания и упорство, он оказался абсолютно бессилен, повержен случайным, ничего не стоящим парнишкой, который был даже неспособен своими собственными силами сдать экзамены. Разве мог его прекрасный брат так его предать? Как стало понятно совсем скоро, мог. Совершенно незаметно для остальных, но катастрофически быстро для самого Ци Жуна, это ничтожество стало все больше проникать в жизнь Се Ляня, забирало все больше и больше такого ценного внимания, оттесняя его самого далеко на задний план. Это выводило из себя. Казалось бы, только недавно его милый брат проводил вечера только с ним, смеясь с очередной университетской истории, а сейчас не проходило и дня без того, чтобы этот безродный парнишка не сидел в комнате Се Ляня, с омерзительным благоговением слушая объяснения нового материала. И как вообще госпожа Се могла позволить ему присоединиться к их ежедневным семейным ужинам? Ци Жун сгорал от силы незнакомых ему чувств. А тот день и вовсе стал для Ци Жуна худшим в его жизни. За семейным ужином, который уже давно перестал таковым быть, Се Лянь просто поставил родителей перед фактом, что они с Хуа Чэном встречаются. Тогда Ци Жун впервые в жизни ощутил такую оглушительную смесь эмоций: всепоглощающее отчаяние, абсолютную беспомощность, жгучую ревность и затмевающую глаза злость. Однако язык работал быстрее: в тот самый момент он впервые оскорбил своего ненаглядного брата. — Брат! Так значит малолетних начал совращать? Совсем совесть потерял! Пёсья… пёсья подстилка! С тех пор Ци Жун больше не появлялся в доме семьи Се. Он не желал видеть жалящее разочарование и упрек в глазах родственников, становиться свидетелем отвратительнейшей влюблённости падшего в его глазах брата, которая никогда не будет направлена в его сторону. Постепенно Ци Жун смог убедить всех, что испытывает к ранее безмерно почитаемому брату лишь ненависть из-за его ориентации. Но самого себя обмануть не удалось. Он больше всего на свете хотел оказаться на месте Хуа Чэна. В глубине души Ци Жун просто хотел, чтобы его полюбили.