Я — Александра — нежная, счастливая девушка. Я ни от кого не зависела, каждый день жила так, будто это был последний день в моей жизни. В каждом дне присутствовала любовь моих родителей, Луки, с которым мы дружили с самого раннего детства, а со временем начали встречаться, любовь сестры, в которой я души нечаяла.
Каждый день – смех, радость, семейные ужины, завтраки, обеды. Что ещё мне было нужно?
Собственно ничего, прежняя я —Александра имела всё то, о чём мечтала в детстве.
Всё было замечательно, я была словно в раю, пока, в один солнечный день, на нас не напали татары, разрушая вокруг себя всё и вся.
— О, Аллах, два года... два года, я люблю тебя Сулейман. С каждым днём моя любовь к тебе пускает корни в моё сердце, всё глубже, что их оттуда уже не вырвать, разве что...убить. Я столько раз боролась за свою любовь, а ты, Повелитель моего сердца? — прошептала Хюррем Султан, стоя на мраморном балконе, руками сжимая перила, вспоминая свои прежние слова о потерянной жизни, когда была ещё Александрой. Нагнувшись вниз, женщина смотрела в пучину тьмы. Небо на части раскалывали молнии, дождь лил неистово, гром звучал со всех сторон. Хюррем не обращала внимания на то, что она вся промокла, она просто — напросто не чувствовала холода. Боль в сердце была настолько сильной, что все её физические мучения ушли в небытие. Только сердце разрывалось на части, вырывалось из груди на волю. Стоя под сильным ливнем, Хюррем вспоминала о том дне, когда ворвалась в покои Повелителя с кинжалом в руке. Его гнев, хладнокровность слов и строгие голубые глаза медленно убивали её. Даже тогда, в минуты отчаяния, Сулейман услышал её отчаянный крик души и отослал Татьяну из дворца. Хюррем поверила ему, с огромной тяжестью в груди ей хватило сил простить "объект своей любви", но всё повторилось вновь. Их священный "Четверг". Хюррем Султан готовилась к ночи с Повелителем и, в то же время, переживала, потому что все две недели Султан проводил время только с одной наложницей по имени Фирузе. Фирузе – словно ведьма взявшаяся из преисподней, которая имела силу над всеми членами Династии. Все молчаливо восхищались ей... За эти две недели, в свой "Четверг", которые Султан Сулейман проводит с женой, обсуждались лишь дети и дела гарема, был совместный ужин, но, как таковой, близости не было. Словно они были просто соседями. Хюррем сдерживала себя, понимала, что это всего лишь очередное увлечение наложницей её возлюбленного. Что настораживало, так это само поведение Сулеймана. Мужчина казался каким-то отстранённым, слишком хладнокровным, словно и не было её. А стоило Хюррем заговорить о Ибрагиме или Махидевран, Султан холодно на неё смотрел, всем своим видом показывая, что не желает с ней ничего обсуждать. В голове Хюррем иногда проскакивали мысли, что на неё кто-то что-то наговорил, но почему-то, Хассеки не хотела придавать этому особого значения. Может она сдалась? Когда это началось – Хассеки было не понятно. Это был не тот Сулейман, который любил её и был готов выполнить любой её каприз. Хюррем Султан всё так же стояла на террасе, не ощущая холода, не чувствуя холодных капель дождя на своём теле, которые успели пропитать всю её одежду. Всё, что чувствовала Хюррем — ноющая боль в сердце, которая не давала свободно вздохнуть полной грудью. Слёзы медленно катились по её щекам, словно вода текла из водосточной трубы. Слеза за слезой не останавливали свой поток, но это не помогало облегчить боль в груди. По сердцу словно полоснули лезвием бритвы, кровь резко стекала из ноющих ран души. Грудь сжимало до такой степени, что трудно было дышать, разум затуманился настолько, что она не понимала, происходящее в её голове. Всплывали все жуткие, до боли пронзающие воспоминания, которые с каждым днём убивали в ней любовь к прежнему Сулейману, к тому, в которого она была влюблена до беспамятства. — Госпожа, простите меня, — произнёс Сюмбюль Ага, плавно войдя в покои своей Хозяйки. — Что тебе нужно, Сюмбюль? — взревела Хюррем выйдя с террасы. — Прости, что случилось? — тут же смягчилась Госпожа. — Я узнал последние новости. Повелитель выгнал из своих покоев очередную наложницу. Почему — я не знаю, извините, — произнёс слуга, с сочувствием посмотрев на свою Госпожу. После того, как всё началось, только ему было позволено входить в покои Хюррем Султан, не считая служанок. Только Сюмбюль видел её красные глаза, опухшие от слёз, и слишком бледное для живого человека, печальное лицо. А иногда, он слышал запретные разговоры Султанши с самой собой. Никто кроме него не видел кровавых слёз её души, израненное сердце любимой фаворитки Султана, его законной жены. Не смотря на боль, которая пронзала её сердце, женщина всегда выходила из своих покоев, и, с высоко поднятой головой, ходила по коридорам дворца, гарема, и улыбалась как всегда. Ни один человек не подозревал, что на самом деле чувствовала их Госпожа. Рабыни, служащие, только глумились и потешались над Хюррем, больно ранили словами её душу, забыв о доброте рыжеволосой девушки. Проходили дни, недели, а затем и месяцы, улыбка их вечно "Смеющейся Госпожи" исчезла навсегда. Во дворце Султана Сулеймана больше не звучал смех Хассеки. Не было больше той улыбки, которая освещала все коридоры дворца, на подобии яркого солнца. Хассеки Хюррем Султан словно была оболочкой: улыбалась, шутила, но её глаза... глаза были словно мёртвые, отстранённые, слишком глубокие, слишком задумчивые.... Словно в изумрудных глазах Госпожи утопало всё счастье, оставляя после себя глубокий кратер печали и отрешённости. Сколько прошло с измены Султана Сулеймана — никто не заметил, а вот день, когда Хюррем Султан стала грустной заметили все. И каждый из слуг и рабынь понимали её, хоть и ненавидели. Сколько всего Хюррем пережила, чтобы взойти на вершину пути, и тут, словно кинжал вонзили в её спину... Вот только кинжал врага не так страшен, как холодность любимого человека. Этот пронзающий до боли, душераздирающий, смертельный удар в спину был нанесён самим Султаном Сулейманом. Этот удар Хюррем ожидала от любого находящегося человека во дворце, но только не от него. Хюррем долгое время жила "наготове". Её ненавидели многие во дворце. Но именно после этого удара изменилось всё. — Сюмбюль, сегодня одна, завтра другая, а где же его невеста, которая смеялась над моей израненной душой? — Хюррем смотрела невидящим взглядом на своего слугу, но вместо него видела образ Сулеймана. — Госпожа, может я чем-то помогу вам, — искренне спросил мужчина, но Султанша его не слышала, словно находилась в бреду. — Уйди! — шепотом произнесла Хассеки. — Уйди, Сюмбюль! — закричала девушка, когда тот стоял, не сделав шагу. Сюмбюль, встревоженный состоянием девушки, ушёл. "Если нет любви, меня тоже нет". — эхом прозвучали слова в голове Хюррем. Женщина обессиленно села на тахту и вновь заплакала горькими слезами. Тем временем, в покоях Валиде Султан. — Вы бы видели её лицо, — смеясь сказала Махидевран. Она была на седьмом небе от счастья, что Хюррем теперь страдала, рыдала и не выходила из своих покоев несколько дней подряд. "Плачь, Хюррем, плачь! Ты будешь на моём месте" — думала Махидевран, смотря на Валиде и Хатидже, которые её радость особо не разделяли. Махидевран, конечно, было плевать на это. — Махидевран! Остановись, наконец! — неожиданно для себя закричала женщина. Махидевран не ожидала такого от Валиде. И улыбка тут же сошла с её лица. — Но... — Никаких "НО", Махидевран. С меня хватить, ступай в свои покои! — тут же сказала Валиде, всем своим видом показав, что не желает видеть наложницу. Махидевран покорно встала, поклонилась и ушла, чертыхаясь про себя. Больно уж Махидевран Султан радовалась чужому горю, что и не понравилось самой Валиде Султан. Сейчас месть в сторону Хюррем, а дальше кто на очереди? — Матушка? — Хатидже посмотрела на женщину, сжав её ладонь. Девушка сама понимала реакцию своей матери, но что-то было всё равно не так. Со временем Хатидже сама начала сочувствовать Хюррем, но её никто не поддерживал, что изменилось сейчас? — Я не хочу видеть Махидевран! Она слишком много берёт на себя, — произнесла женщина обняв свою дочь в знак утешения. — Я понимаю Вас, матушка. — С каждым днём я всё более благосклонна к Хюррем Султан, — произнесла Валиде, чем удивила себя. Хатидже медленно отстранилась от матери и посмотрела на неё, не ожидая такого ответа от родной матери. — Не смотри так на меня, Хатидже, — сказала Валиде. — Матушка, я разделяю ваше мнения, более чем, но теперь мы не вправе что-то изменить. — Я понимаю, но сейчас мы должны дать понять возлюбленной моего сына и твоего брата, что мы на её стороне. — Но как? Мы и половины плохого не делали, но Хюррем считает иначе, потому что мы с самого начала были против неё, — не понимала Хатидже. — На всё нужно время, дорогая моя. Уже поздно, может ты останешься во дворце этой ночью? На улице погода совсем разбушевалась, — более мягко предложила Валиде, пытаясь унять бурю злости на бывшую Султана. — Я поговорю с Ибрагимом, он всё ещё в покоях повелитель. Отдохните, матушка, а с утра мы позавтракаем все вместе, — улыбнулась Хатидже. — Конечно, моя дорогая, — улыбалась женщина, — Может пригласим Хюррем и детей? Что-то, я давно не видела её. — Я спрашивала о ней. Сюмбюль сказал, что Хюррем с самого утра решала некие вопросы, касательно гарема. Она три дня не выходила из своей комнаты после вашего собрания, — грустно произнесла сестра Повелителя. — Вот завтра и начнём налаживать отношения. Иди, моя дорогая, тебе тоже нужно отдохнуть. — Как скажите, матушка. Спокойной вам ночи, — Хатидже Султан улыбаясь поклонилась Валиде и вышла в коридор, направляясь в бывшую комнату Ибрагима. Покои Махидевран Султан. — Ненавижу! Эта ведьма испоганила всю мою жизнь. Она ведьма! — закричала женщина резко сев на кровать, сжав ладони в кулаки. В глазах женщины плясали молнии гнева и ненависти. — Госпожа, что произошло? — как всегда любопытная Гюльшах хотела узнать новости самой первой, чтобы быть в курсе всех событий. — Эта рыжая, и не выходя из своих покоев, портит мне жизнь. Совсем скоро сама Валиде встанет на сторону этой чертовки Хюррем, — от злости Махидевран не могла сидеть на одном месте, поэтому она начала нервно расхаживать по комнате. — Госпожа, может пора устранить её? Султан от неё отвернулся, увлёкся очередной женщиной. Теперь никто не в силах её защитить, — осторожно предположила прислуга. — Нет, Гюльшах, — Махидевран резко остановилась и посмотрела на служанку, — Пусть немного помучается, — зловеще улыбнулась бывшая фаворитка Султана. — Поняла, Госпожа, — Гюльшах улыбнулась своей Хозяйке, зная, что в скором времени они нанесут очередной удар Хассеки их Повелителя. — Достань мне яд. У меня есть план. — Извольте, Госпожа, — Гюльшах поклонилась и вышла из покоев исполнять желание Махидевран Султан. Утро следующего дня. Хюррем стояла на балконе, встречая рассвет. Сегодня, как и предыдущие бессонные ночи, женщина проводила всё время на свежем воздухе, смотря вдаль. Она пыталась не думать о том, что происходило в покоях Повелителя, но время от времени её взгляд с ночного неба перемещался на его балкон. И как же она была разочарована, когда не видела его. Неужели Фирузе настолько сильно увлекла его, что Сулейман даже не выходил на балкон, чтобы насладится свежим ночным воздухом. А может быть, он не выходил из-за дождя? Как бы Хюррем не пыталась, все её мысли занимал только он. Услышав шуршание в комнате, Хюррем поняла, что Нилюфер уже проснулась и готова к рабочему дню. Глубоко вздохнув, женщина стёрла со щёк слёзы, отбросив все свои страхи и сомнения, заперев чувства внутри, под семью печатями, Хюррем зашла в комнату. — Нилюфер, достань моё красное платье, и приготовь хамам, — сказала Хюррем. "С меня довольно. Я должна быть сильной. Я это так всё не оставлю!" — Хюррем подошла к зеркалу, внимательно осматривая своё опухшее лицо и красные глаза. — Госпожа, всё готово, — произнесла через несколько минут девушка. — Благодарю. Сегодня я должна выглядеть лучше всех, — кое-как улыбнулась Хюррем и они, вместе с Нилюфер, направились в хамам. Во время проведения очищения тела и проведения прочих процедур, Хюррем всё время не покидало чувство тревоги. Печаль и тоска всё сильнее сжимали её, и без того, израненное сердце. Пока служанка помогала Хозяйке принимать ванну, Хюррем всё чаще вспоминала о причине своей боли. Неужели всё так и закончится? Повелитель действительно её разлюбил? Где же та прежняя любовь, красивые слова, стихи, нежность любимых глаз и тепло рук? Где та любовь, из-за которой можно умереть, за которую не жалко и жизнь свою отдать?... "Хюррем, хватит!" — прошептала женщина сама себе. — Матушка, я рада вас видеть, — в хамам зашла Михримах со служанкой и поклонилась матери. — Моя луноликая, — искренне улыбнулась Хюррем, — как ты, солнце моё? — Я хорошо, а вы как, матушка? Как ваше самочувствие? — Михримах улыбалась и с нежностью в глазах смотрела на женщину, которая подарила ей жизнь. — Уже всё хорошо. Как дела в Гареме? — Всё хорошо, некоторые спрашивают о вас, — Михримах внимательно смотрела на мать и понимала, что Хюррем Султан вовсе не болела. Причина её страданий сейчас был на заседании "Дивана" вместе со своим верным другом Ибрагимом Пашой. — Сегодня я возьмусь за исполнение своих обязанностей, — улыбнулась Хюррем. — Это прекрасно, — обрадовалась Михримах. Её матушка улыбалась и эта улыбка была только для неё и её братьев. Хоть и глаза женщины были грустны, Михримах никогда не сомневалась в любви матери к себе и Шехзаде. А тем временем, в самой глубокой части дворца, в старом мраморном павильоне, где почти никто не бывал, стояли два человека, мужчина и женщина, обсуждая новый "коварный" план, как избавится от возлюбленной Султана. — Ты всё понял? Следи за ней и при первой же возможности нанеси удар. Я хочу, чтобы она дрожала от страха, чтобы не могла ночью сомкнуть своих глаз. — Я всё понял, Госпожа. Какие успехи с письмом? — поинтересовался высокий смуглый мужчина, довольный проделанной им работой. — Идеально. Наш Повелитель даже не смотрит в её сторону. За это тебе особое вознаграждение, — сказала женщина, вытянув из-за пояса мешочек с золотом, она протянула его верному слуге. — Благодарю вас, моя Госпожа. — А теперь иди. В скором времени Хюррем Султан и Повелитель направятся во дворец Хатидже Султан. Когда она будет ехать обратно во дворец одна, тогда ты и приступишь к своим обязанностям. — А если она будет не одна? — тут же задал вопрос мужчина. — Поверь, ещё как будет, — весело улыбнулась женщина, — А теперь, ступай. — Слушаюсь. День во дворце прошёл, на удивление Хюррем, спокойно. Большой неожиданностью для неё стал завтрак с Валиде и Хатидже. Сначала Хюррем показалось странным то, что сестра её возлюбленного сама пришла и, чуть ли не силой, потянула Хассеки в покои Валиде Султан. Совместный завтрак? Давно такого не было. А ещё, Хюррем удивилась тому, как сестра и мать Повелителя относились к ней. Они были слишком вежливы, что настораживало рыжеволосую женщину. Дальше, день прошёл словно в тумане. Хюррем Султан занималась делами гарема, провела время со своими детьми, радуясь тому, что половину дня она и не вспоминала о Султане, а служащие и наложницы старались не упоминать имени Падишаха, чтобы ещё больше не расстраивать Хассеки, которая не смотря на свою боль и разочарование, всё также уделяла им своё время. Чуть позже Хюррем ужинала с рабынями, узнавала как их дела, нужно ли им чего-то, а ближе к вечеру направляясь в свои покои, она встретила своего любимого в сопровождении Ибрагима Паши. Проклиная всё на свете, девушка не могла просто взять и уйти. А жаль... — Повелитель, — девушка опустила голову и поклонилась, — Паша́, — улыбнулась Хюррем, но улыбка была кривой и вынужденной. — Здравствуй, Хюррем, как обстоят дела с гаремом? — холодно спросил её Сулейман, что не укрылось от Ибрагима. Визирь внимательно наблюдал за разговором Повелителя и Хюррем. "Что же с ними произошло?" — подумал Паша́ теперь уже разглядывая Хассеки Султан. Девушка за эти два месяца немного похудела, кожа была бледнее обычного, а глаза...глаза были в глубокой печали, красные, видимо от большого количества пролитых слёз. Где же её знаменитая улыбка? Паша́ размышлял и не заметил, как его достопочтенный Повелитель закончил разговор с женой. Словно очнувшись ото сна, Ибрагим смотрел на девушку, Повелитель был на половине пути к своим покоям, а Хюррем стояла и смотрела в спину удаляющегося мужчины. Странно, но за эти месяцы вражда между Пашо́й и Хюррем "сошла на нет". Давно он не слышал колких фраз от женщины, не видел гнева в её глазах, Хюррем словно сгорала, как та свеча, которая стояла на столе, о которой все забыли и давали возможность сгореть до тла и потухнуть навсегда. Вот такие вот странные сравнения роились в голове Параглы. С чего бы это вдруг? — Хюррем Султан, — поклонился Паша́ и начал уходить, когда вдруг обернулся и окликнул женщину. — Встретимся завтра в саду и поговорим. — Хорошо, — монотонно ответила Хассеки и отвернулась, оставив мужчину, озадаченно смотреть вслед девушке, уходящей от него по коридору дворца... Продолжение следует...