Завтра — ложь

Глаза нещадно болели. Яркий свет казался в это мгновение самым ужасным врагом, а горло до того пересохло, что ему не удавалось выдавить и слова, получался лишь сдавленный хрип, вопреки его усилиям. Пожалуй, никогда в своей жизни до этого он не чувствовал столь сильной жажды. Что же случилось? Его память в первые мгновения после пробуждения напоминала разбитый калейдоскоп, осколки которого ослепляли своей интенсивностью, сталкиваясь с солнечными лучами, будто он смотрел фильм, и парню понадобилось несколько минут, чтобы в принципе осознать, что этот самый человек, кадры из жизни которого мелькают у него перед глазами, и есть он сам. Немного упорядочив свои мысли, Диогу попытался вспомнить, что же такого приключилось, почему он чувствует себя, точно как после недельного запоя на фазенде бывшего одноклассника, и даже хуже, и таки вспомнил: поездка в Марокко, короткая связь в отеле со знойной блондинкой, которая вдруг оказалась невестой его отца, к его величайшему шоку (Да уж, при всех его загулах, такого с ним ещё не было! Бывало конечно, что у отца появлялись симпатичные подружки, с которыми он сам, чисто теоретически, не прочь был развлечься, но, конечно, такого себе не позволял, фантазии так и оставались фантазиями! А здесь такой казус...), дальнейшая ссора с Леонидасом, возвращение в Бразилию и переезд к Альбиери. Был ещё его братец, где-то познакомившийся с арабской девушкой, из-за чего отказался ехать обратно в Рио, задержавшись на Востоке. Вот ещё одна странная вещь: впервые такое было, чтобы брат не рассказал ему все подробности о своей подружке, не захотел даже толком познакомить с девчонкой. Это немного задело, хотя Диогу не показал этого брату. Разве он какая-то кисейная барышня, чтобы нюни из-за глупостей разводить? А раньше-то у них всё было с Лукасом на двоих, и даже девушки, бывало частенько, что они одновременно встречались с одной, которая даже не догадывалась, что они — не один и тот же человек. Впервые это случилось, когда им было лет пятнадцать: у Лукаса появилась девушка, однако как-то так получилось, что она сочла в итоге Диогу более весёлым и начала гулять уже с ним. Разве он был в этом виноват? Это же просто развлечение! Но Лукас почему-то устроил из этого целую драму, похлеще тех, за которыми следит по телевизору их бывшая нянюшка Далва, и неделю ему и слова не говорил, что дико бесило. Извиняться он, конечно, не стал, просто подговорил другую свою подружку, чтобы она якобы "бросила" его и ушла уже к его брату, а потом просто предложил с того самого момента, чтобы не было недоразумений, встречаться с девушками вдвоём. Главное только, чтобы другая сторона не узнала правду, а не то это грозит скандалом,– девицы до того часто кричали и лили слёзы, что становилось дико скучно. Правда с братом иногда было трудно повеселиться, вечно Лукас не мог уяснить главное правило относительно этих девушек: развлечения, пара-тройка ночей, а потом — чао; Диогу говорил брату, что если так дальше пойдёт, одна из этих хитрых девиц эдакого чувствительного олуха быстро заарканит и потащит под венец, а потом ещё забеременеет, чтобы уж наверняка! Далеко ли ходить? Взять их приятеля Тавиньо, славный был парнишка, а теперь вот семьянин, и это в самом расцвете лет — вся жизнь коту под хвост! Интересно, неужели у Лукаса впрямь серьёзные планы относительно этой Жади? Ну и имя, однако же! Диогу готов был хохотать до упаду (правда ребра слишком уж саднили от одной попытки пошевелиться, потому он счёл, что лучше таки сдержать свой первый порыв), представляя своих потенциальных племянников наполовину арабами. Правда образ девушки был крайне расплывчат, потому что он в глаза её не видел. Зная Лукаса, который всегда был чересчур чувствителен, братец вполне может отчебучить нечто эдакое и таки взять в жёны эту восточную диковинку! Нежелание "делиться" с братом о чём-то, да говорило,— ну и пусть делает что хочет! Ему какое дело? Не его же под венец потащат – Боже упаси! Он вот тоже, признаться, не хотел больно много распространяться о своих встречах с Маизой (в порыве не очень-то свойственной ему сентиментальности даже фотографию её на своём столике поставил, чего ранее сроду не делал, что тут же было замечено вездесущей Далвой), а уж тем более — делиться! Ещё чего, Маиза не какая-то там однодневка, чтобы делить её с кем-то! И тут последние пазлы мгновенно сложились в его голове! Маиза! Он же должен был лететь к ней на день рождения в Ангру, хотел впечатлить всех, появившись на торжестве на вертолёте, чтобы никто не думал, якобы его рассказы об уроках полётов — только попытка покрасоваться лишний раз, а потом с размаху предложить ей статус официальной девушки. Маиза, наверное, и без того уже таковой себя считает, но пусть всё будет формально и красиво,— женщины любят широкие жесты и признания, причём все, как на подбор, уж в этом сомневаться не приходилось. И он даже сел в вертолёт, а потом всё как-то вышло из-под контроля. Никак не получалось вспомнить, умудрился ли он как-то посадить вертолёт, или же... Парень даже дёрнулся, когда полная картина происходящего наконец сложилась в его голове, а потом тут же упал обратно, потому что каждая часть тела, казалось, немилосердно болела, ещё и аппараты начали, как назло, противно пищать, вызывая очередной приступ головной боли, от чего даже перед глазами потемнело. Значит его вертолёт упал и он оказался в больнице! А Маиза, наверное, считает, что он просто забыл, или банально не захотел приехать на её день рождения. Или ей сообщили? Сколько же он здесь валяется? Есть в этой дурацкой клинике, чёрт побери, хотя бы одна живая душа, которая наконец принесёт ему стакан воды и ответит на его вопросы, каких было огромное множество! А может его засунули в какую-то бюджетную дыру, потому и не идёт никто? Взял ли он с собой документы, без которых его личность могли и не установить? Ну конечно, наверное так оно и есть: никто банально не знает, кто он такой! В приступе острой обиды и жалости к себе же, Диогу представил, что валяется здесь уже чёрт знает сколько времени, может неделю или месяц, не может даже пошевелиться, а его отец в это время наверное развлекается со своей стервой и о нём не вспоминает. А может узнал – вертолёт-то зарегистрирован на имя Леонидаса Ферраса – и нарочно оставил его здесь подыхать! Чего уж там? Незаменимых нет! Как от сына, отец уже от него отказался, а в компании и того проще! Нарядит в костюм Лукаса и посадит — даже против воли последнего – в кресло управленца, братец начнёт возмущаться, но против отца не пойдёт, особенно если тот сыграет очередной "приступ". Сколько Лукасу не толкуй, а ему невдомёк, что у отца вечно сердце или давление скачет, стоит только нерадивым отпрыскам поступить не так, как ему нравится! А может Леонидас и вовсе станет ждать, пока его пассия родит ему новых детей, только здесь уж отцу надо проявить осторожность и не отходить от неё ни на час, если не хочет воспитывать плод чужой страсти! От Лукаса тоже помощи не стоит ждать, неизвестно, в Рио ли он и вовсе. Но где же Альбиери? Раньше крёстный никогда его не подводил. Неужели и ему теперь на него наплевать? И пусть – пусть все делают что хотят! А ему лишь бы сползти с этой кровати и оторвать дурацкие провода, а там уж он уйдёт отсюда и уедет куда подальше от всего этого дурдома! – Ну-ну, и куда вы, молодой человек, извольте объяснить, собрались с переломанными ребрами, сотрясением и кучей других травм? Далеко ли уйдёте? Рановато для путешествий, не находите?– как ни в чём не бывало поинтересовался доктор, последние пару минут молча наблюдавший за усилиями пациента, поправляя очки на носу. – Ну наконец-то,— вместо ответа прохрипел больной, с возмущением уставившись на врача, причём очень знакомого — тот явно работал в клинике Альбиери, пусть по имени он его и не знал; значит он тоже был в клинике крёстного, а не в чёрт знает какой дыре, что уже изрядно успокаивало, но вместе с тем только больше раздражало, что к нему столько времени никто не подходил,— я уж думал здесь все вымерли! Даст мне кто-то наконец воды? Что вообще со мной? – А вы не помните? Вы сели в вертолёт, к слову, не имея лицензии на управление лётным средством, но попали в бурю, вертолёт упал и вы получили травмы, что было, как по мне, закономерно после такой глупости,— подавая пациенту стакан воды, спокойно, но в то же время не скрывая своего неодобрения из-за столь безбашенного поступка, вещал медицинский работник.– К слову, вам очень повезло: не только выжили, но и ходить сможете очень скоро, как только переломы срастутся, вы просто в рубашке родились. Ваш отец переполошил всю клинику, как и Альбиери, он тоже дневал здесь и ночевал, особенно с тех пор как вы вышли наконец из комы. Я уже молчу про вашу экономку, она однажды пыталась проникнуть в реанимацию на пару со знахаркой, уверяла, что уж она сумеет мигом поставить вас на ноги! Мы едва её вывели отсюда!– он позволил себе коротко рассмеяться. Диогу тоже не удержался и расхохотался, представляя, как старая добрая Далва на пару с какой-то проходимкой пытается пробраться в реанимацию престижной клиники, однако от смеха ужасно болели ребра, даже дыхание перехватило. Одна рука была забинтована, но другой он чисто случайно коснулся своего лица и понял, что что-то не так, ещё раз провёл по щеке, вдоль которой и впрямь был теперь длинный шрам, если смотреть со стороны. Доктор тоже заметил замешательство пациента: – Шрам скорее всего останется навсегда, но, повторюсь ещё раз, главное, что вы живы, сеньор Феррас. Вам крупно повезло, что вас вовремя нашли, читая отчёт об аварии, я очень удивился, что вы остались в живых. Судьба определённо любит вас, потому решила дать ещё один шанс. — Сколько я здесь валялся?– задал парень очередной вопрос. Выслушивать о том, что он баловень судьбы, ему как-то сейчас не хотелось, а уж тем более – слушать упрёки от совершенно незнакомого человека. Кто этот врач и вовсе такой, чтобы говорить, что там было закономерно, глупо или ещё как-то в его поступках? Хотя, облегчением было, конечно, что он таки жив, с этим сложно поспорить. Диогу никогда не был поклонником высокопарных фраз в духе Питера Пэна и не особенно задумывался о том, что будет дальше — после жизни, казалось, об этом стоит начинать думать не раньше семидесяти, а до этого впереди целая жизнь, потому как-то не по себе было от мысли, что с этой самой жизнью он едва не расстался по чистой случайности. Ещё и шрам этот... Диогу всегда ревностно относился к своей внешности, потому невольно испытал желание увидеть себя в зеркало, посмотреть, насколько всё плохо. Может бороду отвести? Ну хоть Лукасу будет радость — теперь их путать никто не станет! – Вы были в коме около недели, молодой человек, повторюсь, это очень серьёзно,— повторил врач, делая записи показателей аппаратов.– Как вы себя чувствуете сейчас? – Будто по мне танк проехался. Вы здесь экономите на обезболивающих, а? А я-то думал, это приличная клиника! – Если вам нужно больше лекарства, достаточно нажать на вот эту кнопку, на датчике, который у вас на пальце. Но не советую усердствовать, оно вызывает привыкание. Что же, показатели неплохие, если дальше так пойдёт – очень скоро сможем вас выписать,— рассудил мужчина.– Я сейчас свяжусь с вашим отцом и сообщу, что вы очнулись и с вами можно увидеться... – Нет, с отцом видеться не хочу!— перебил тут же Диогу, испытывая мрачное удовольствие от мысли, что отец таки думал о нём, переживал, а теперь вот ему скажут, что сын с ним говорить не хочет. И пусть — будет знать на будущее, на чью сторону надо вставать!– Так ему и передайте, что я не хочу его сейчас видеть. Может быть как-то потом, если он подождёт, я и подумаю об этом... – Я вас понял,– дипломатично кивнул доктор, не желая лишний раз вмешиваться в семейные дела пациентов.– Отдыхайте. Я позже ещё загляну вас осмотреть,– с этими словами он покинул палату.

***

Молодая шатенка сидела около большого окна, задумчиво уставившись куда-то вдаль, пока чашка чая остывала у неё на руках. В это время в столовой хлопотала горничная, благоразумно не пытаясь выдернуть дочь хозяйки из транса, в котором та находилась уже целую неделю, всякий раз, когда появлялась дома. Так было целую неделю, с тех самых пор, как Маиза узнала, едва разлепив глаза на утро после своего дня рождения, что её парень, на которого она даже обидеться успела за пропущенное торжество, стал жертвой авиакатастрофы, сев за штурвал перед бурей, и нынче находится в больнице, где борется за свою жизнь. Девушка не могла избавиться никак от мысли, что всё это из-за неё: если бы только не решила отмечать свой день рождения в Ангре, если бы не дразнила Диогу, что он на самом деле преувеличил свои успехи и вовсе не так близок к получению лицензии пилота, как он сам утверждал, этого никогда бы не случилось! Ах, какая незадача, что праздник обернулся в подобный кошмар, а о том, что парень мог и вовсе не выжить, погибнуть на месте, Маиза и вовсе запретила себе думать! К счастью, родственники парня не пытались её обвинять, как она сначала боялась, впервые появившись в клинике, а бывшая няня Диогу – экономка в доме Феррасов – и вовсе отнеслась к ней тепло, как к дочери. Иногда даже родная мать, занятая прежде всего своей жизнью (их отношения стали несколько прохладными с тех пор, как не стало отца Маизы), не проявляла к ней такой теплоты, как эта незнакомая женщина, которой для симпатии к ней было достаточно уже того, что она, как заявила сама Далва, безумно нравилась Диогу. Будь ситуация более радужной, Маиза была бы очень польщена. Кстати, от экономки она так же узнала, что у Диогу есть брат-близнец, путешествующий где-то по Марокко; отец Диогу и Лукаса был категорически против того, чтобы сообщать новости другому сыну. Но ей ли лезть в уклад чужой семьи? Вот если бы она однажды стала там невесткой... Но возможно ли такое? У Диогу была репутация парня довольно ветреного, не склонного к серьёзным отношениям. Об этом вещала ей и приятельница (они учились на одном потоке) Лидьяне, советуя глядеть в оба, если не хочет упустить парня, когда накануне своего дня рождения она навещала беременную подружку в больнице; сама Лидьяне, казалось, даже в родах побежит по следам своего ненаглядного Тавиньо, если узнает, что тот хотя бы услышал о другой женщине, не то что посмотрел на неё! Хотела ли она для себя подобного будущего, постоянной неуверенности в себе и в завтрашнем дне? Девушка тряхнула головой, отгоняя мысли, которые лезли в голову совсем не вовремя: сейчас нужно думать не о симпатиях Диогу или его увлечениях, и не о воображаемой семейной жизни с ним, а о том, чтобы он поскорее очнулся! Тогда-то и раздалась трель телефона где-то в доме, а вскоре горничная подошла к девушке, протягивая ей трубку: – Сеньора Маиза, вам звонят. Из резиденции Феррасов. — Да?– она выхватила трубку дрожащими руками, едва успевая при этом поставить в сторону чашку, чтобы не испортить светлый джемпер чаем.– Я слушаю! Далва? Он очнулся?!– шатенка немедленно вскочила на ноги, улыбка расплылась по её лицу.– Да, я немедленно еду в больницу, Далва!– будто в подтверждение, едва положив трубку, она схватила сумочку, лежащую на столике в холле, и направилась к выходу из дома.– Диана, я ухожу! Если мать вернётся домой и спросит, скажи, что я не знаю, когда вернусь!