Завтра — ложь

— Убирайтесь с глаз моих долой! Прочь!— кричал донельзя рассерженный сид Али, откинув от себя злополучную справку, словно она его обожгла подобно огню.— Чтобы к вечеру вас здесь не было, иначе получите по заслугам что вам причитается! Негодная, пропащая, шармута, пусть Аллах обрушит своды этого дома на твою голову! Твоя мать ничему тебя не научила, она воспитала не дочь, а проклятие для нашего рода!— от возмущений хозяина сотрясались даже своды его огромного риада, с его губ срывались самые изощрённые проклятия в адрес племянницы, презревшей все законы морали, что царили на их родине, и её бразильского любовника. — Сеньор Али, ну зачем же вы так,— слабо попытался оправдаться напрочь ошалевший от сыпавшихся на их головы проклятий Лукас,— мы можем поговорить спокойно и... — Молчи, окаянный!— воскликнул старший мужчина, разрезая словно потяжелевший воздух резким взмахом ладони.— Пусть с твоих губ не сорвётся больше ни одного слова, иначе вас сейчас же схватят и потащат на площадь, как и положено, и я лично буду наблюдать как вас закидают камнями, без капли жалости! Лукас открыл и снова закрыл рот, разумно предполагая, что впрямь лучше промолчать. По спине прошёл рой мурашек от осознания, что они с Жади прошлись по очень тонкому льду. Что было бы, реши этот человек впрямь отправить их обоих на площадь? Там даже связи его отца не помогут — их уже растерзает безумная толпа, прежде чем он успеет сделать хоть один звонок! Он поймал взгляд побледневшей Жади, что намертво сжала его руку, стоило ему протянуть к ней ладонь, думая что она должна сейчас испытывать, когда её единственный ближайший родственник отказывается и проклинает её во весь голос. Сеньор Али вовсе не стеснялся в выражениях — сравнение их с какими-то джиннами (он слышал мельком во время вводной экскурсии по Марокко, что местные почему-то очень их боялись) и исчадиями ада было самым мягким из его лексикона! Причём Лукас не понял даже половины ругательств — мужчина в запале частенько переходил на родной арабский, но тон голоса говорил сам за себя, что даже к лучшему, что он ничего не понимает. Кажется, Жади тоже не очень хорошо знает арабский? Она говорила, что её знания родного языка, которые всё же пыталась ей передать мать, очень поверхностны, а быстрый говор местных она и вовсе не понимала. Но разве незнакомый язык мог скрыть буквально сочившуюся из её родственника ненависть? Разум подсказывал, что они ещё очень легко отделались — когда сид Али прочитал протянутую Жади справку, он сначала побледнел и временно потерял дар речи, потому у них было несколько минут на путаные объяснения, и уже после этого весь ад вырвался наружу. Впрочем, несмотря на внешнюю бледность, глаза у Жади горели, и чем больше дядя её оскорблял — тем выше она поднимала голову, с её глаз не сорвалось ни одной слезинки, хотя руки у неё были холоднее льда. Наверное, в этот момент он ещё раз в неё влюбился, восхищаясь силой духа Жади. — Я не могу уехать,— спокойно заявила Жади с высоко поднятой головой, глядя в глаза родственнику. — Что?— сид Али снова потерял дар речи. Его просто поразила наглость девушки! — Вы не отдали мне мой паспорт, без него я не могу уехать,— как ни в чём не бывало заметила девушка, искренне надеясь, что её голос не дрогнет.— Ещё вы должны подписать разрешение на выезд из Марокко. И разрешение на брак. Она не будет рыдать в присутствии дяди Али, не после всего, что он сказал даже не о ней (к этому она себя готовила), а о её бедной матери! Жади не собиралась терпеть подобные оскорбления в адрес матери, Саула за всю свою жизнь не сделала ничего плохого и на заслужила, чтобы её проклинали, особенно когда её уже нет в живых чтобы ответить! Этого Жади точно не простит! Увидев выражение лица дяди Али после её ответа, девушка была почти уверена, что он не сдержится и таки поднимет на неё руку, но мужчина на удивление сдержал побуждение вытрясти из наглой девчонки всю душу. Окинув молодых людей тяжёлым взглядом, от которого Лукас невольно поежился и нервно пригладил волосы свободной рукой, Али ушёл к себе в кабинет. Жади и Лукас синхронно вздрогнули, услышав как хозяин дома громовым голосом призывает к себе несчастную Зорайде, которой достанется ни за что просто потому что хозяин безумно зол и готов проклясть кого угодно. Оглядываясь назад, для юных любовников всё сложилось относительно неплохо. Али Эль Адиб не стал позорить свой род объявлениями о бесчестии племянницы и публичными наказаниями, вместо этого подписал необходимые документы и потребовал чтобы молодые люди немедленно покинули Марокко и больше не смели ступать на эту землю. Единственным условием патриарха Эль Адиб была свадьба, причём немедленная, потому с ними в качестве сопровождающего отправился слуга Ахмед, которому поручили наблюдать за свадьбой, а потом без промедления проводить новоиспечённых супругов в аэропорт. Жади не дали даже попрощаться с Латифой и Зорайде, только вытолкали за порог вместе с Лукасом, так же резко бросив им наспех собранные сумки с вещами девушки. Ахмед даже не пытался помочь с багажом, хотя обычно исполнял в частности обязанности носильщика для гостей хозяина, а когда Лукас заикнулся о необходимости забрать вещи из отеля, окинул парня презрительным взглядом, словно хотел испепелить. Впрочем, остановку в отеле они всё же сделали, откуда пошли прямо в посольство, где и был заключён их брак. Стоило отметить, что совсем не так молодые люди представляли себе свою свадьбу, но деваться было некуда. Лукас с опозданием пожалел, что не догадался по пути остановиться и купить хотя бы нормальное кольцо, потому им пришлось обменяться простыми серебряными лентами, других колец на месте просто не имелось. Ему только и оставалось шепнуть, что в Бразилии они устроят подходящую церемонию. Несколько часов спустя Лукас переводил взгляд от иллюминатора самолёта на свою новую жену, крепко спящую в кресле. Жади успела сменить своё восточное одеяние на обычные для Бразилии джинсы и топ, а потом её просто разморило от пережитого стресса. Впрочем, парень тоже был в глубоком шоке. Нет, он был уверен, что любит Жади и свадьба — правильный шаг, но не ожидал, что всё произойдёт в один день. Ему было не по себе от идеи объяснить отцу как у него внезапно появилась невеста, а теперь планы резко изменились и предстояло вместо этого сообщать, что он успел жениться. Не надо было гадать какой будет реакция отца: Леонидас объявит сына безумным и безответственным, а может и вовсе выставит из дома вместе с молодой женой, заблокировав доступ к счетам. Оставалась надежда на помощь Диогу, но это если брат не посмеётся над ним, и если они с отцом успели о чём-то договориться, потому что перед отъездом они рассорились в пух и прах. — Лукас?— парень повернул голову к Жади, что внимательно смотрела на него, словно хотела прочитать все его мысли. — Я думал, что ты спишь?— Лукас был уверен, что она крепко спала ещё минуту назад, но её голос вовсе не звучал как голос только что проснувшегося человека. — Нет, я не спала, просто притворялась, хотела чтобы ты поверил, что я сплю,— честно призналась ему девушка. — Зачем?— удивился Лукас. — Думала посмотреть как ты будешь вести себя когда я не смотрю. Ты...— она удручённо вздохнула.— Ты сожалеешь, что на мне женился, да? На тебе лица нет, наверное ты проклинаешь тот день когда связался со мной... — Что? Нет, это неправда!— Лукас поспешил опровергнуть её мнение, чувствуя себя виноватым, что будучи женатым всего пару часов уже успел расстроить свою жену.— Я рад, что ты моя жена! Просто всё случилось так быстро и внезапно, я пытался придумать что нам теперь делать, если мой отец не захочет принять нас...— Жади не пыталась перебить и только кивнула, показывая что внимательно слушает, и теперь он всерьёз нервничал, прочищая горло чтобы рассказать правду.— Дело в том, что мой отец очень богат, Жади, один из богатейших людей в Бразилии на самом деле, у него огромное предприятие, недвижимость, ценные бумаги и счета, но у меня...— Лукас глубоко вздохнул и решился.— У меня без него ничего нет, Жади. Я только защитил диплом и нигде не работал, а мои выступления приносят только небольшие гонорары, даже меньше чем получают горничные в доме моего отца... Потому, если он не захочет нас принять, я почти нищий. Конечно, есть небольшой счёт, доставшийся нам с братом от матери, и я думаю, что Диогу не откажется отдать мне мою часть денег, но в сравнении с богатством моего отца этого очень мало... — И ты думаешь, что меня это беспокоит? — А разве не должно?— ответ Жади его поразил, и он даже не смог это скрыть.— Я знаю, что у вас в Марокко принято чтобы муж полностью обеспечивал жену, мог купить ей дом и несколько килограммов золота, я же лично видел как твой дядя составлял контракт для Латифы. — У нас в Марокко?— хмыкнула Жади.— Лукас, я едва понимаю арабский, и жила там от силы два года за всю свою жизнь. Я выросла в Бразилии и практически не помню своего отца, а моя мать всю жизнь тяжело работала чтобы свести концы с концами. У меня не было ни дорогих вещей, ни денег, и не потому что мама не хотела дать их мне, а потому что у нас просто их не было. Когда я стала старше и хотела иметь карманные деньги, я помогала матери шить на заказ или делала браслеты из ракушек для моих одноклассниц, потому ты должен поверить, что я не привыкла к богатству, роскоши и не стремлюсь к этому. — Но твой дядя... — У моего дяди свои взгляды на жизнь, а у меня — свои,— пожала плечами Жади.— Если бы я разделяла его мнение, вышла бы за мужа по его выбору и жила как порядочная восточная жена. Но это не то, что я выбрала. Я выбираю свободную жизнь, я выбираю тебя, Лукас. Вопрос только в том, выбираешь ли ты меня... Лукас почувствовал как в горле у него образовался комок, потому что никто прежде не говорил, что выбирает его, никто — до Жади. Отец и Далва всегда отдавали предпочтение Диогу, как и крёстный Альбиери, и если верить их бывшей няне, их мать тоже больше любила Диогу. Хотя он не мог бы вспомнить даже лицо женщины, которая дала ему жизнь, не будь в особняке альбома с множеством фотографий, больно думать, что уже в младенчестве его считали хуже Диогу. Брат бы просто рассмеялся над его глупой сентиментальностью и дразнил долго и нещадно, вздумай он вести беседы на такие темы. У него конечно были приятели и девушки, с которыми он встречался (часто чтобы угодить брату), но в этом общении не было особой близости, и конечно никто из них не выбрал бы его превыше всех остальных, Жади же разорвала отношения с последней оставшейся семьёй и уехала в страну, где у неё не было близких, ради него. Если до этого он был уверен, что полюбил её и никогда не сможет забыть, теперь он был уверен вдвойне. И пусть отец думает что угодно! Разве Леонидас когда-нибудь спрашивал его что он думает? — Конечно, я выбираю тебя, Жади,— кивнул Лукас, наклоняясь к губам девушки. У отца был Диогу и его драгоценная компания, а вскоре может появиться жена и новые дети, он даже не заметит его отсутствия, а у него будет Жади. И они построят счастливую семью, и никто из их детей не будет думать, что его любят меньше другого. Молодые слились в сладком поцелуе, лелея мечты и надежды, которые — они верили — вскоре станут реальностью, ведь они вместе.

***

Диогу недовольно поежился и скинул одеяла, которыми заботливая Далва пыталась укрыть его ноги, как будто они отказали. Ему было жарко, и вообще парень считал сущей глупостью, что приходится возиться с дурацкой коляской, как будто он инвалид. Да, у него была сломана нога и несколько рёбер, и на его теле наверное было больше ссадин чем за всю его жизнь до этого, но с помощью костылей он бы вполне справился! По крайней мере, в этом он был уверен до тех пор пока не попытался самостоятельно спуститься по лестнице, когда у него внезапно потемнело перед глазами. Диогу повезло, что проходивший мимо пациент помог ему и он не свалился с лестницы, что было бы очень прискорбно со всеми его травмами, но плохо было то, что после этого врачи настояли на коляске, иначе ему пришлось бы остаться в больнице ещё на месяц или два, пока он не поправится достаточно по меркам врачей. Он мог бодрствовать и читать какое-то время, пока его не настигали головные боли, и даже передвигаться по комнате и в ванную на костылях, но более длительные дистанции были проблемой и приходилось мириться с использованием коляски. Доктора утверждали, что ему ужасно повезло и он поправляется даже чересчур быстро, но Диогу казалось, что прошла целая вечность, и он обнаружил, что стал крайне раздражительным из-за вечного безделья и неспособности делать что-либо полезное или хотя бы весёлое. Только Маиза могла в эти дни его немного развеселить, но Диогу был слишком горд чтобы ей в этом признаться или попросить остаться подольше. И без того бесило, что все их «свидания» ограничиваются тем, что она читает ему газеты как старику, потому что от мелкого шрифта у него болела голова и плясали пятна перед глазами, либо терпеливо возила его по садовым дорожкам в инвалидной коляске. Обнадеживающее однако начало отношений! Конечно, раньше у Диогу и не было особенно серьёзных отношений, во что бы ни верили его бывшие подружки, но по крайней мере он был уверен, что они как следует повеселились! — Я не голоден, Далва,— Диогу не хотел даже смотреть на еду. Его до сих пор колотило после ночного кошмара, где он горел в вертолёте, хотя он не стал бы никому в этом признаваться. Парень решил, что попросит у Альбиери какое-то снотворное посильнее, когда тот придёт его навестить после работы, а пока хотел остаться один, но от заботливой Далвы не так-то просто было избавиться, что стоило бы предугадать. — Как же так, мой мальчик?— тут же засуетилась домоправительница.— Ты плохо себя чувствуешь? Может надо позвонить доктору? Зря ты всё-таки не стал пить настойки от доны Флоринды, они бы мигом тебя на ноги поставили... — Не надо никому звонить,— Диогу даже не стал по обыкновению шутить из-за её помешательства на нетрадиционной медицине,— меня просто бесит, что я до сих пор прикован к этому... А отец тем временем продолжает развлекаться, пока я торчу здесь! В каком он клубе вчера был, не подскажешь? Наверное ищет новую безголовую блондинку, чтобы согреть его постель! — Ты слишком строг к отцу, мой мальчик,— заметила Далва, тем не менее не отрицая где вчера был Леонидас. Как она могла, если фотографии отца Диогу и Лукаса в обнимку с парой молодых женщин, а позже — танцующего с одной из них уже украсили сводки утренних газет, объявляя, что один из богатейших людей Бразилии снова свободен.— Ты же видишь как он старается загладить свою вину перед тобой! И ту женщину он опять прогнал! — Да уж, смотреть как её оставили под воротами было приятно,— хмыкнул Диогу.— Хотя на месте отца я бы таки воспользовался возможностью и переехал её... Но этого недостаточно, Далва. Ему придётся здорово постараться, чтобы я подумал о прощении. Это не может быть так просто, неправда ли, что он всего лишь извинился и прогнал свою шлюху? Мне нужно больше доказательств, что в будущем он не поставит кого-нибудь ещё выше собственного сына. Экономка не успела ответить, потому что с нижнего этажа послышались гневные крики Леондаса. И Диогу был достаточно заинтригован, чтобы пожелать увидеть что происходит собственными глазами. К его раздражения, понадобилось слишком много времени чтобы банально спуститься по лестнице, и ему пришлось мириться с помощью Далвы и её причитаниями, что не надо ему так перенапрягаться. И главное, что он вправду любил Далву, почти как мать, которую он не помнил, но иногда её общество правда утомляло, особенно когда ты практически прикован к постели. — Что происходит?— в гостиной он увидел злого отца, расхаживающего по комнате в ярости, пока Лобату пытался его тщетно успокоить. — Твой брат...— Леонидас в ярости сплюнул, не находя слов.— Он дурак! Безответственный мальчишка, совсем не думающий о своём будущем! — И из-за этого вся злость?— усмехнулся Диогу, с трудом усаживаясь на диван, потому что стоять было трудно.— Ты вечно так говоришь. Что нового? — Только что звонил Альбиери,— объяснил Лобату, потому что Леонидас был занят тем, что прожигал сына взглядом.— Судя по всему, твой брат женился на молодой марокканке, некой Жади... — Матерь Божья!— ахнула Далва. — Женился?— Диогу не сдержался и рассмеялся, не обращая внимания на взгляды отца, потому что только его глупый брат мог так испортить себе молодость.— Это правда неожиданно. Я конечно знал, что у некоторых людей срывает крышу после того как они лишат девушку девственности, но не настолько же... Впрочем, от этого романтичного дурака чего-то похожего и следовало ждать. — Если бы он только женился!— Леонидас сделал глоток виски, чтобы успокоиться.— Если верить дяде девчонки, она беременна от твоего глупого брата! Судя по всему, он в пустыне последние мозги потерял... Немыслимо! — Уже?— Диогу снова рассмеялся.— Ну и Лукас! Силён братец, признаюсь, не ожидал... — Здесь нет ничего смешного!— возмутился Леонидас.— Твой брат рушит свою жизнь, потому что неспособен держать штаны застёгнутыми, а ты смеёшься! — Зато он наверное здорово повеселился, пока делал этого ребёнка,— пожал плечами парень, развлекаясь от всей ситуации.— И это его жизнь, если хочет — пусть портит, тебе то что до него? — Нет, я не могу больше этого терпеть!— резко заметил Леонидас, возмущённый дерзостью сына.— Клянусь, я пытался быть терпеливым, но это не может так продолжаться! Сколько ещё ты будешь надо мной издеваться? Сколько раз я должен извиниться? — Как знать,— усмехнулся Диогу, инстинктивно поднимая руку к шраму на лице,— некоторые шрамы никогда не заживают...— после этого молодой человек ушёл, с трудом ковыляя по лестнице, но не желая принимать постороннюю помощь. В душе он ликовал, потому что лицо его отца в этот момент побледнело и он не нашёл слов. Раздражённый своей слабостью и медленным выздоровлением, брат Лукаса чувствовал себя особенно мстительным, желая чтобы Леонидас никогда не забывал, что он мог погибнуть при крушении вертолёта, что шрамы всю жизнь будут напоминать тот день.