Songwriting

— Спасибо, Александр Георгиевич, — почти шепчет охрипшим голосом Леша, обхватывая холодный стакан с водой. — Ты называл меня совсем по-другому сегодня ночью, — Саша садится на край кровати, убирает челку с лица молоденького барабанщика, заглядывая в его почти серые голубые глаза. — Даже матом крыл, когда я… — Извините, пожалуйста, — Мещеряков перебивает, он чувствует, как к щекам приливает кровь, когда босс заставляет его вспомнить прошедшее. А в голове не укладывается. Как это? С Александром Васильевым, кумиром отрочества, как это вообще могло произойти? Он ведь почти годился ему в отцы. От ощущения собственных пальцев стало странно. Вот они, негнущиеся, трясущиеся фаланги, обхватывающие холодный стакан, чувствующие холод от стекла, и сегодня ночью эти же самые пальцы, точно эти же, держались за взмокшую спину постанывающего поэта. — Ну вот почему ты такой? — усмехнулся Васильев, встал с места, глазами нашел комод, с которого взял свежее полотенце и прикрылся наконец, направляясь в душ. Это все равно было странно: ощущать тепло, сдерживаемое одеялами, и понимать, что это тепло скрывшегося с глаз певца. Когда Алексей вспомнил, как звучал в ушал, почти звеня, голос Александра, отдаваясь эхом в голове, ему стало даже не по себе, как он думал. У него появилось такое ощущение, будто он сделан из ваты, но почему же тогда было так хорошо это ощущать? Почему при мысли, что это могло бы продолжиться, у него замирает дыхание, и становится оно как будто чьим-то украденным, а ранее любимые хиты о любви так ревностно становятся ненавистными? И ведь началось, нет, это был просто повод, в общем, случилось это вчера, когда Саша решил показать молодняку новую песню, которая войдет в следующий альбом. «Раздвоение личности», так назвал его горячо любимый певец, и начал играть шестеркой с прихлопом какой-то аккорд, а после него пошел и другой, и вот уже в голове Мещерякова вырисовывается сама по себе барабанная партия. — Нравится? — спросил Александр, в последний раз проводя по струнам, а Алексей не заметил, как разрушил и без того хлипкую стену разницы возраста между ними, когда бесцеремонно, заслушавшись пением, уселся на кровать старшего товарища. Ему хотелось хлопать в ладоши, кричать, сказать, как сильно ему нравится и что так же сильно он хочет перестать слышать песни о бывшей. Он уже давно не понимает, как пришел к этому моменту, но путь занял у него лет семь. Когда он впервые увидел Васильева с глупой, даже нелепой стрижкой под горшок, с этой странной челкой и так заражающе покачивающего головой, как будто он обсасывал микрофон, Леша влюбился в этот голос, хотя привела его на концерт нравившаяся ему на тот момент девчонка из параллельного класса. Ему было пятнадцать, и он впервые услышал что-то настолько родное, что он сразу понял, что должен связать свою жизнь с этим, взялся сначала за гитару, потом за барабаны, пытаясь выучить как можно больше песен. Сейчас он, конечно, поверить не мог, что он этой ночью чувствовал кумира внутри себя, как пару лет назад не мог поверить, что играет в его группе, как немногим позже отгонял мысли об оказываемом ему внимании со стороны Саши, повторяя: «Он относится к тебе, как к сыну, уймись, идиот.» Все же внутренний голос надежды оказался прав. Леша не помнил, почему слова вообще слетели с его губ, но он все же сказал Васильеву, что не может слушать песни о его бывших, какими бы они ни были прекрасными. Он не помнит, как он это говорил, но запомнил, наверное, на всю жизнь, как Саша посмотрел на него исподлобья, затем на его лице появилась очаровательная ухмылка. — Да неужели? — в тот момент барабанщик узнал о том, что все же наверное слишком откровенно пялился на Александра все это время. Он не помнит, как объяснялся, как сначала хотел сказать, что заботится по-дружески и видит страдания наставника, но правда в итоге вылилась сама, и вот он уже признался во всех грехах сам, пока с лица певца так и не сошла улыбка. Он помнит, как Васильев коснулся его губ большим пальцем, остальные располагая на челюстях, затем чуть приподнял руку, заставляя закрыть рот, а палец лишь показывал еще понятнее, что Мещерякову пора бы заткнуться. — Тш-ш-ш, — сказал Саша, затем прижался к мягким губам своими, убирая ладонь на шею. Он нежно сминал чужие губы, вплел свои пальцы в короткие волосы, прижимая ближе, а его свежая щетина, он знал наверняка, покалывала щеки Леши. Через примерно две дюжины секунд он начал отстраняться, пока Алексей все тянулся за ним, но в итоге Саша удержал его на месте, освобождаясь. — Ты уверен, что ты хочешь этого? — Обычно такое спрашивают перед тем, как поцеловать, — Мещеряков был почти возмущен, что его так нагло прервали, и в то же время хотел снова ощутить все это. Желание легко уложило на лопатки мелкую обиду. — Ты должен знать, на что соглашаешься, — зная ответ молодого барабанщика заранее, сказал лидер. Леша вдохнул, собираясь что-то возразить, но не нашел никаких причин возражать, а потому, пользуясь моментом, сам взял чужое лицо в свои ладони, нервно копируя чужие движения. — Блять, — Алексей почувствовал, как к паху приливает кровь, а воспоминания о вчерашнем побуждают ожидаемые реакции организма. Он прикидывает, сколько времени ему ждать до возращения Александра, успеет ли он решить проблему самостоятельно, но потом осознает, что не знает, сколько времени уходит у поэта на душ, и что он может выйти в любой момент. Словно услышав мысли, Саша выходит из душевой, теперь одетый. Почему-то Леше на ум приходят строки разных песен вперемешку, хотя он их никогда не путал. — Я отправил Диме песню вчера, — Леше было почти больно это слышать, знать, что кому-то Васильев раньше показал. — Нам стоит собраться сегодня, у него что-то есть на уме по поводу ритм-партии, — тот входит вглубь спальни, потирая переносицу. — К вечеру Вадим с Колей подойдут, — Александр невольно зарылся в лохматые волосы юнца, поглаживая голову. — Ну вставай давай. — Александр Георгиевич, — тихо обращается Мещеряков. — Са-ша, — по слогам поправляет его Васильев. — Не надо так меня называть после всего. — Саша, — пробуя на вкус имя, говорит Леша. — Я не могу написать партию на ходу. — Я же знаю, что можешь, — улыбнулся Саша. — Хватит прибедняться, вставай с кровати и собирайся, Кунин уже выехал в студию. Когда они приехали, щеки Алексея вновь пылали, потому что Васильев решил над ним поиздеваться в поездке. Александр сидел за рулем, то и дело кладя руку на колено барабанщика вместо того, чтобы держать на коробке передач, и скользил все выше, несильно сжимая. При нехитрых манипуляциях он сохранял спокойное лицо, и продолжал что-то говорить, ожидая ответа от Леши, который не мог вымолвить и слова, когда сильные пальцы музыканта выстукивали какой-то ритм на внутренней стороне бедра. — Привет, — сказал Дима, заметив смущенное выражение на лице барабанщика. Дмитрий уже сидел с подключенным басом и что-то наигрывал, когда двое вошли в студию. Он точно знал, что произошло: сам как-то проходил через это, и был неудивлен тому, что Александр тоже решил развлечься с Алексеем. Он почувствовал несильный укол какой-то странной ревности, но сильнее было любопытство. Саша снял куртку, прошел внутрь, по-хозяйски оглядывая помещение. Он взял в руки гитару, вновь огляделся, смотря то на барабанщика, то на басиста. — Начнем? Дим, ты же на «скажи» написал? Кунин кивнул, не сводя взгляд с Леши. Он хорошо помнил, что Мещеряков вел себя точно так же рядом с ним пару лет назад, когда это случилось впервые, и незаметно усмехнулся мыслям. Леша заметил, и почувствовал себя еще более стесненным. Еще бы: два старших товарища оглядывали паренька, зная наверняка, как он выглядит под одеждой, помня его исступленный голос и фразы, которые он произносил. — Да, конечно, — помявшись, Алексей сел за установку, не поднимая глаз. Стоило ли говорить, что репетиция была… не знаю, назовете ли вы ее удачной или нет, но менее, чем через час, Леша был зажат между двумя телами. Кунин опирался на стол, и Мещеряков был прижат к нему спиной, пока Васильев напирал спереди, жадно целуя его губы и раздвигая его ноги. Дима тем временем расстегивал рубашку барабанщика, целуя его шею, лопатки и спину, упираясь своей промежностью сзади. Леша был готов поклясться, что они сговорились, но был неправ. На самом деле, Васильев был благодарен ему за басиста, с которым все члены группы установили ментальное взаимопонимание и быстро сыгрались, и, как оказалось, пары заговорческих взглядов на грани вызова было достаточно. Алексей не предпринимал попыток сбежать, хотя желание провалиться под землю со стыда было сильным. Он не знал, куда деть свои руки, то кладя их на плечи фронтмена, то пытаясь зацепиться за стол, и ему казалось, что его хотят разорвать на две части. Все, что приходило ему на ум — маты. Но это было еще ничего по сравнению с тем, как почти одновременно оба мужчины направились к его ширинке, намереваясь освободить его. Воздух застрял на середине выдоха, когда кто-то из них двоих обхватил его член, сжимая и водя по нему через пару слоев ткани, и он почувствовал наглые ухмылки своими губами и кожей, дернувшись. — Дима сегодня сказал мне правду о том, что у тебя еще даже не было с девушкой, когда он впервые тебя трахнул? — прошептал Васильев на ухо, зная, что Дмитрий все тоже прекрасно слышит. Такие слова голосом любимого певца задели какие-то струны внутри барабанщика, и он снова дернулся, обвитый чужими руками. — Скажи, — Васильев прекратил какое-либо воздействие, слегка отстраняясь, и басист быстро смекнул, тоже останавливаясь. Леша был готов завыть, не зная, куда себя деть от смущения: он не хотел ничего говорить, но уж точно не хотел, чтобы кто-то из них останавливался. Найдя компромисс, он несмело кивнул, стараясь не смотреть на кумира. — Я сказал скажи, а не кивни, — настоял Васильев. — Да, — тихо ответил Мещеряков. — Громче, — скомандовал он, и голос прозвучал почти оглушающе в относительной тишине. — Да, — повторил Леша немного громче. — Уже лучше, — Александр вновь припал губами к нежной коже. Алексей чувствовал, как Дима твердеет, прижимая его к себе, и в тот же момент к нему вновь тесно прижался своей твердью Васильев. Он почти заскулил в жажде контакта, как вдруг чужая рука скользнула под широкую резинку нижнего белья, держа его длину и чувствуя ее тепло. Мещеряков рвано выдохнул, чувствуя, как дрожит. — Пожалуйста, — не в силах терпеть, и догадываясь, что будет дальше. Словно по команде, Васильев широко улыбнулся. — Попроси лучше, — подал голос Кунин, убирая взмокшую челку с лица Алексея, зарываясь пальцами в волосы и слегка оттягивая его голову назад. — Выебите меня, — Мещеряков сказал это неожиданно для себя и двух своих друзей. — Прошу, — добавил он, тяжело дыша. Втроем они переместились на диван, и Леша не заметил, как теперь оказался повернут лицом к Диме и спиной к Саше, и Александр быстро стянул с него штаны вместе с бельем, затем поглаживая ягодицы и зная, что Леша сейчас ни за что к нему не повернется лицом. Он видел красные уши и шею, и как он слегка отдергивается, стоит надавить на вход. — Не кусайся, — со смешком выдал Кунин, целуя мягкие губы и гладя талию барабанщика. Не взвешивая все против и за, будто поддаваясь какому-то толчку, Васильев опустился, раздвигая ягодицы и языком проводя между, чувствуя, как Мещеряков сжимается от неожиданности и тихо стонет в губы басиста, когда Александр надавливает. Фронтмен знал, что Леша тщательно себя прочистил, чтобы к вечеру быть снова готовым к нему, и в тот момент ему стало даже немного смешно от такой самонадеянности, но понял, как сильно ошибался насчет себя. У Саши не было много опыта в этом, но он следил за реакциями, и вскоре начал чувствовать, как Алексей подается назад, навстречу ласкам, и тогда прекратил. — Я знаю, что у тебя есть презервативы, Леша, — сказал Васильев, держа его за бедра. Мещеряков в смятении потянулся к джинсам, не отрываясь от поцелуя, что-то промычал, и Саша сам взял их, вытряхивая их карманов пару оберток. Он в рекордную скорость накрутил на себя латекс, прижимаясь к Леше, и, снова взяв его в руки, медленно протолкнул себя внутрь. — Нежнее, Саша, — предупредил Кунин, вновь укушенный барабанщиком в момент пенетрации. Тот же повис на плечах басиста, чувствуя, как в него еще медленнее входит гитарист. — Блять, — парень толкнулся навстречу, ощущая, как Дима обхватил его член рукой, медленно водя по длине. Другая рука Дмитрия осторожно взяла запястье Леши и потянула ниже, давая Алексею ладонью почувствовать его возбуждение. Мещеряков без слов понял, чего тот хочет, и слегка оттолкнул басиста, расстегивая его ширинку. — Великолепный вид, — ухмыльнулся Александр, видя, как он достаточно умело берет в рот член Димы. Тот, в свою очередь, взял барабанщика за волосы, насаживая его глубже и слыша, как протолкнулся в горло. — А говоришь нежнее с ним, — толкаясь глубже в напряженную задницу, отметил Саша. — Ты его даже не подготовил, — Дима посмотрел обсуждаемому в глаза, в которых встали слезы. — Обижает тебя? — с шутливой нежностью спросил мужчина, медленно двигаясь внутри. Александр с очередным движением случайно вырвал у парнишки стон, проходящий через горячую плоть Дмитрия, и оба едва заметно улыбнулись. Васильев погладил барабанщика по спине, чувствуя, как его мышцы начинают расслабляться, и немного ускорился, закрывая глаза и облизывая губы, пытаясь представить, что тот чувствует, и его движения стали более резкими. Кунин гладил мягкие волосы нижнего, продолжая ощущать приятные вибрации, и как Мещеряков пытается не сжать челюсти при очередном толчке сзади. Двое вскоре нашли идеальный темп, и Леша потянулся к своему члену, пытаясь приблизить себя к оргазму, как вдруг Дима резко вошел в него. — Не трогай себя, — его голос прозвучал почти грубо, и Александр своими глазами увидел, как Леша послушно убрал руку, смотря куда-то вверх. Через еще какое-то время комната вся наполнилась звуками, и почти одновременно оба гитариста закончили, оставляя следы своего семени на уставшем теле Леши. — Молодец, — шепотом сказал Кунин, нежно пройдясь ладонью по щеке парня, эти слова явно предназначались только для него, но Саша услышал, хоть и не подал вида. Он надел свои джинсы, сел на диван нормально, наблюдая за действиями двух других. Леша сидел с раздвинутыми ногами, и Дима, придерживая его бедра, медленно взял его в рот. Не прошло и пяти секунд, как послышался первый тихий стон Мещерякова, несмотря на то, что Дмитрий двигался медленно. Пальцы барабанщика легли на голову басиста, пытаясь заставить его взять глубже, но он быстро убрал их, будто опомнившись. Веки Мещерякова были полуопущены, нижняя челюсть упала, и между распахнутых ярких губ вылетали стоны. Вскоре он с протяжным стоном, сжав свое бедро до побеления костяшек, кончил. Кунин поднялся, оставил кроткий поцелуй на лбу барабанщика, и завалился на диван, нащупывая в кармане пачку сигарет. Леша потянулся к открытой пачке, за ним и Васильев, тихо наблюдавший за происходящим так, будто его не было в этой комнате. — Шли над городом притихшим, — намного медленнее, чем в песне, пропел Александр, улыбаясь, и последовал короткий взрыв хохота. Впрочем, после обеда, когда Сергеев пришел в студию, ритм-партия не была готова. — И что же вы тут тогда делали? — спросил соло-гитарист. — Хуи пинали, — ответил басист с улыбкой, глянув на барабанщика. — Предлагаю пойти в бар, — откликнулся лидер. — Все равно без ритм-партии нечего ловить. Вадим поднес к уху телефон, намереваясь предупредить Колю о переносе, Леша смиренно потопал, смотря в пол, все еще не в силах переварить то, что с ним случилось сегодня, смотря то на Диму, то на Сашу. Александр шепотом обратился к басисту. — Ну ты его и выдрессировал, я смотрю, — улыбнулся певец. Кунин ответил загадочной улыбкой, ехидно посмотрев на Васильева. Ему многого стоило не засмеяться в этот момент. В этот день зима укрыла Питер снегом, и ночь быстро вошла в свои права. Леша дремал, сидя за барной стойкой, краем уха слушая какие-то непринужденные разговоры мужчин. Дима сидел возле него, наблюдая за уставшим юнцом, когда Васильев вернулся к компании. Через полчаса они сидели уже втроем, сначала Вадим, а потом Николай были отвлечены телефонными разговорами с женами, и ретировались, запоминая, что нужно купить домой. — Его бы разбудить, — сказал Саша, затем посмотрел на басиста. — Пусть спит, — ответил Дмитрий. — Мы его сегодня изрядно вымотали. — Я просто думал, что он… — Александр замолчал, посмотрел на свои руки, затем вернул взгляд на Диму. — В общем, он ко мне собирался, — соврал Васильев. — Да неужели? Мы с ним договаривались, что ко мне приедет, — Дима вскинул брови. — Сейчас у Леши спросим. Кунин хотел остановить фронтмена, но тот легонько потряс парня за плечо. — А? — Алексей встрепенулся, и ровно сел. — С кем домой поедешь? Басист повернулся к барабанщику, ожидая услышать ответ. Саша немного наклонился вперед, готовясь смотреть, как Леша растеряется.