***
Феликс не выходил из дома около недели, пока не закончилась течка, которая, слава богу, прошла легче, чем обычно. Каникулы начались ещё полмесяца назад, поэтому условия позволяли прятаться ото всех и от себя. Омега был в печали от неразделенной любви и от больной задницы. Родители не тревожили его, как будто чувствовали его нежелание сейчас обсуждать свои проблемы. И он собирался молчать, ведь по его мнению ничего особенного не произошло. То время, что он провел практически в одиночестве, пошло ему на пользу: он смирился с ситуацией и даже умудрился не думать слишком много об альфе, с которым перестал быть невинным. Феликсу было стыдно осознавать, что, возможно, Чанбин не хотел этого секса, и он использовал его насильно, но ведь альфа же не сопротивлялся? Значит, и был не так уж против, по крайней мере Ли надеется на это. Но вот по прошествии ещё трех недель Феликс начал подмечать изменения в своём организме. А пиком стало то, что его стошнило, когда он, лёжа на кровати, подумал о Чанбине, его выпускном и туалете, а точнее о том, что там произошло. Омега успел добежать до туалета, закрыться и потерялся в прострации, учитывая сколько времени он пробыл в ванной. Его буквально выворачивало, казалось, вышло все, что он съел за последние три дня. Феликс сидел (лежал) на унитазе, даже не имея сил позвать папу. Посмотрев на себя в зеркало, он узрел свое побледневшее с зелёным оттенком лицо и красные слезящиеся глаза. Не выходящий из ванной комнаты второй час сын начал настораживать родителей. Поэтому отец аккуратно уточнил у Феликса все ли в порядке, и тот, хрипя, ответил «да». Омега поднялся, умылся, слегка привёл себя в порядок и вышел, быстро проскользнув в свою комнату. Сидя на полу, Феликс чувствовал приступы тошноты именно тогда, когда начинал думать об альфе. Эта реакция организма показалась ему довольно странной. А ещё более странным было то, что Феликс продолжал думать о Чанбине последующие несколько дней. По несколько раз, днем, ночью. И каждая мысль заканчивалась над унитазом. Сначала омега мало уделял этому внимания (просто отрицал), но когда началось истощения организма, уже нельзя было терпеть и ждать. Феликс не глупый. Омега в очередной раз нависает над раковиной, омывает лицо холодной водой. Только что прошёл очередной приступ рвоты, но вызван он в этот раз не Чанбином, не воспоминаниями о совместно проведенном вечере. Он садится на край ванны и вновь устало смотрит на три разных теста в своих маленьких руках. На каждом из них одна ярко-красная полоска и вторая бледно-розовая. Хочется плакать, хочется выбежать из ванной, зарыться лицом в папину футболку и разреветься. Но слез нет, внутри пустота и слабо выраженный страх. Токсикоз. Всё это время у него был обыкновенный токсикоз (хотя, наверное, все же не обыкновенный. Обычно омег тошнит от запахов, какой-то еды или просто так, но у Ли тошнота начиналась из-за своего воображения, воспоминаний, а в этот раз вообще от вида небольших тонких полосочек). Омега смутно соображает, быстро добирается до кухни и выпивает около литра воды. Родителей сейчас нет дома. Как вообще сообщить им такую новость, или, может, можно сделать аборт, чтобы никто не узнал? Феликс всегда был замечательным ребёнком, усердным учеником и примером для сверстников и ребят помладше. В какой момент все пошло по пизде, и как он оказался в подобной ситуации? На самом деле этот вопрос волнует Феликса не так уж и сильно. Единственное, о чем он сейчас думает, так это о том, что ему безумно захотелось белого шоколада. Ли сначала хочет написать отцу, чтобы тот купил ему сладостей, но решает прогуляться сам. Омега делает ещё глоток воды, тихо молится о том, чтобы ему не стало плохо посреди улицы, проверяет наличие тестов в своём кармане (он собирается выкинуть их где-нибудь по пути в магазин) и уходит из дома. Вместо ближайшего магазинчика омега почему-то идёт в торговый центр и примерно полчаса бродит по разным отделам. В конце концов, Феликс все же заходит в продуктовый и набирает полкорзины разных видов шоколада. Вообще-то он бы не остановился на половине, если бы не пристальный взгляд, прожигающий в нем дыру. Ли боится поднимать голову, потому что знает, что удача всегда на «его» стороне. Но и стоять, нагнувшись и ничего больше не делая, он тоже не может. Поэтому, слегка вздернув голову вверх, он натыкается на удивлённый и рассерженный (?) взгляд Со Чанбина. — Блять, — тихо произносит омега. — И тебе привет, — довольно строго отвечает Чанбин. — Какого хрена, Ли Феликс? — Прости, я не хотел, — Феликс говорит так непринуждённо, стараясь выглядеть спокойным и, возможно, немного сожалеющим. — Хотя нет, вру, я хотел. Но мне жаль, что я не спросил твоего мнения… — Тебе не кажется, что ты сильно облажался? — смотрит осуждающе. — Какого хрена ты сбежал? Какого хрена я должен переживать о том, как ты себя чувствуешь, у меня ведь даже нет твоих контактов. Тебе повезло, что мы не встретились на следующий день, потому что я бы не сдержался и придушил тебя. — Я же извинился, — Ли цокает и закатывает глаза. — Прости ещё раз, если задел тебя. Я не хочу больше обсуждать это, поэтому можем ли мы забыть об этом случае? — Скажи мне только: как ты? Дальше делай, что хочешь. — Со мной все хорошо, лучше некуда. Вот, видишь, пришёл за покупками. Омега показательно приподнимает перед собой корзину и смотрит на её содержимое. Он не может оторвать глаза от множества различных упаковок и глубоко в себе удивляется: ему теперь не просто не хочется шоколада, он, кажется, его теперь ненавидит. Ли неожиданно ощущает, как к горлу подступает недавно выпитая вода, щеки рефлекторно надуваются, а рот оказывается зажат ладошкой. Феликс быстро опускает корзину на пол и испуганно оглядывается по сторонам, совсем забыв о рядом стоящем альфе. — Феликс, что случилось? — взволнованно спрашивает. Но Чанбин не дурак и без слов прекрасно понимает, что омеге нужно в туалет. Он также быстро окидывает взглядом местность вокруг, хватает Ли за руку и тащит в сторону ближайшей уборной. — Отпусти меня и уходи отсюда, Чанбин! — успевает крикнуть Феликс, прежде чем согнуться над унитазом, высвобождая не только воду. Альфа не слушает и не двигается с места. Он аккуратно придерживает немного длинноватые прядки блондинистых волос. Когда Ли уже без сил собирается опуститься на колени, Со подхватывает его за талию, удерживая в таком положении, чтобы рвота не пошла через нос. Ещё около минуты омегу мучили позывы, но после вроде все успокоилось. Феликс еле поднялся, встав на собственные ноги. Он устало оглянулся: туалет, закрытая кабинка, он и Со Чанбин. Воспоминания невольно навеивают, а тошнота подступает с новой силой. Из глаз брызнули слезы от того, что горло сильно болит, кислорода уже не хватает, кажется, будто ещё немного и наружу выйдут все органы. — Феликс, это ненормально, — испуганно шепчет альфа и завязывает волосы в хвостик резинкой со своего запястья. — Это продолжается уже слишком долго, тебе нужно в больницу… Неожиданно Ли быстро поднимается и выбегает из кабинки, в этот раз Чанбин не медлит и выходит сразу же за ним. Омега стоит над раковиной, умывается и полоскает рот. Закончив, он резко оборачивается и практически врезается в альфу. То самое «практически» Ли зачеркивает сам — упираясь лбом в грудь Чанбина. Тот хорошо слышит, как Феликс тяжело дышит. Он аккуратно касается тела омеги, гладит спину, слегка прижимая того к себе, и второй рукой перебирает растрепавшиеся волосы. — Что случилось, Ли Феликс? Съел что-то не то или заболел? Омега упрямо молчит. Ли кажется, что от лёгкого ненавязчивого запаха Чанбина он чувствует себя лучше. По крайней мере дыхание успокоилось, и он стоит сам уже около минуты (дома же ему приходилось отсиживаться от получаса до половины дня). — Если ты продолжишь молчать, я отнесу тебя в больницу. — Не нужно. В последнее время немного мучает тошнота. Все хорошо, ты можешь идти, — голос хриплый. Омега хочет отойти, но Чанбин крепко обнимает его за плечи, не позволяя отстраниться. — Как давно у тебя это продолжается? Ты понимаешь, что станет с твоим организмом, если ничего не делать? — Не я первый, не я последний, — тихо усмехается. — Я, можно сказать, заболел, и такое состояние абсолютно нормальное в моей ситуации. — Что за болезнь, Феликс? — альфа не отстаёт, будто пытается добиться конкретного ответа, будто подозревает что-то. Омега все же немного (пара сантиметров) отстраняется и шарит руками по карманам. Он хмурит лицо, когда не находит ничего, вспоминая, что уже выбросил несчастные тесты. Он кладёт ладони на плечи Со, привстаёт на цыпочки и наклоняется к самому уху альфы. — Я беременный, — шепчет Феликс. Больше ему нечего сказать, поэтому он просто молчит и ждёт. Он не меняет своего положения, так как боится смотреть альфе в глаза. Но и не рассказать Ли тоже не мог, если Чанбин хочет знать это — пожалуйста, пусть знает, что в чужом теле есть частичка его души. — Черт-черт-черт… Альфа, ошарашенный такой новостью (по правде говоря, у него были опасения на этот счёт, но он смел надеяться на то, что Феликс не забеременеет), медлит несколько мгновений и подхватывает Феликса, сильно сжимая в своих руках. Тот сначала вздрагивает, но после кладёт голову на большое плечо. Феликс чувствует, как в носу начинает щекотать, а глаза невольно мокреют. Он хотел истерики, чтобы выплакать всё, быть спокойным и равнодушным, но явно не в такой ситуации. Если плакать в объятиях альфы, то только у своего отца, ведь больше никто не заслужил видеть его слабым и уязвимым. Но Ли не может сдерживаться. — Тише, маленький, — произносит Чанбин такую знакомую фразу. — Тебе ещё нужно что-то в магазине? — он отнимает от себя омегу. Феликс вспоминает про гребаный шоколад, и его щёчки надуваются, а в животе снова появляется неприятное чувство, поэтому альфа понимает все и быстро снова прижимает Ли к себе. — Тогда пошли к тебе, я думаю, нам нужно поговорить.***
Феликс пропускает альфу в свою комнату, запирает дверь на замок и падает на кровать. Он жестом приглашает альфу приземлиться рядом, и тот присаживается на край. — Я хочу услышать твоё мнение насчёт ситуации, в которой мы оказались, — начинает Чанбин. Он неловко кладет руку на живот омеги, когда тот переворачивается на спину. — Во-первых, в этой ситуации оказался только я. А во-вторых, я думаю сделать аборт, но ничего не понимаю в этом и не знаю что, куда и как. — Кто знает о твоей беременности? — альфа гладит впалый живот. Картины обнаженного Феликса всплывают в его голове. — Только ты и я. Хотя я и сам узнал только сегодня. Не знаю, стоит ли говорить родителям или кому-то ещё. На самом деле мне страшно даже подумать о том, какая реакция у них будет, — он останавливает руку, водящую вверх-вниз по его животу, но не убирает, а оставляет свою ладонь поверх. — Это неправильно, если твои родители не узнают об этом. И… — Со немного мнется, — ты допускаешь другие варианты исхода событий? — Возможно, но маловероятно. Мне нужно хотя бы окончить школу, Чанбин, я не могу сесть дома с ребёнком без возможности получить образование и работу. А повесить все заботы на папу тоже плохая перспектива. У меня нет выбора… — Выбор есть всегда. Я хочу сказать, что если ты готов, мы могли бы попробовать вместе. И с твоего позволения я хотел бы оставаться рядом с тобой, даже если ты решишь избавиться от плода. Я же правильно понимаю, и ты потрахался со мной не просто из-за начавшейся течки? И… это был твой первый раз? — Не произноси слово «избавиться», чувствую себя убийцей… В остальном ты прав. Ты нравишься мне, я воспользовался ситуацией, использовал тебя, лишив себя девственности. — И меня заодно, — шепчет альфа и усмехается, опустив голову. — Так ты не желаешь попробовать? — Я не знаю, Чанбин… Это все так сложно, — омега садится перед Чанбином. — Поцелуй меня, тогда я дам тебе ответ. Альфа смотрит в спокойные в отличии от своих глаза напротив. С одной стороны он вроде ничего не чувствует к Ли, кроме интереса, но с другой он будто ощущает какую-то связь между ними. Он выжидает ещё пару секунд и подаётся вперёд, касаясь мягких искусанных губ своими. Поцелуй длится всего несколько мгновений, но этого хватает, чтобы Феликс принял решение. — Мой организм говорит, что он не против секса с тобой, хотя это странно, потому что до этого меня тошнило от воспоминаний о том вечере в туалете. — Феликс, — проскуливает Со, падает лицом на подушку и еле понятно проговаривает, — я не об этом хотел узнать. — Да я понял. Просто информирую, мало ли там тебе захочется, а ты побоишься, что мне неприятно. Дай мне пару секунд… — Я приму любое твоё решение, ведь в первую очередь это твоя жизнь, в которой я не имею никакого права что-то решать. Захочешь сделать аборт, оставить ребёнка, видеть меня рядом или же не быть со мной — я постараюсь поддержать тебя в любом случае, только дай мне знать. — Я однозначно хочу тебя, но ребёнок… — Если ты беспокоишься насчёт учёбы, я мог бы предложить тебе взять академический отпуск или, чтобы не отставать на год в обучении, можно перевестись на домашнее обучение. Ты сейчас не в выпускном классе, а за время беременности я могу отлично подтянуть тебя по всем предметам по программе второго класса. Если твои родители вдруг откажут в помощи, то моя мама будет рада поддержать нас, я уверен в этом. — Хорошо. Я соглашусь с тобой. Мы будем вместе, и скорее всего на этот учебный год я перейду на домашнее обучение. Я же могу поменять решение, если вдруг чуть позже передумаю? — Конечно, маленький, — Чанбин улыбается, — ты сам решаешь, как устраивать свою жизнь. Я попытаюсь создать все условия для твоего блага. — Тогда может мы полежим вместе, а то меня снова начинает тошнить? Они неловко ложатся на кровать, и Феликс сразу же утыкается носом в грудь альфы. Чанбин легонько приобнимает его за плечи. Так проходит, наверное, около получаса. После альфа собирается уходить, Ли обещает ему в скором времени поговорить с родителями. Прощаясь, в дверях парни пересекаются со старшими Ли, Чанбин немного смущается от неожиданной встречи, но старается показать себя с хорошей стороны. Родители Феликса приветствуют молодого альфу и по-доброму улыбаются сыну.***
Омега переминается с ноги на ногу, стоя перед отцом, который то ли делал розетку, то ли чинил, то ли ломал. Сначала он молча наблюдал, но когда отец повернулся, вопросительно взглянув на сына, тот начал. — Пап, можно с тобой поговорить? — Конечно, — старший Ли сразу оставляет свое дело и садится на диван, так кстати стоящий неподалёку, хлопая ладонью по месту рядом. Отношения в семье Ли всегда были построены на любви, доверии и взаимопонимании. Но несмотря на то, что Феликс омега, более открытое общение у него было именно с отцом, а не с папой. Так сказать, они просто на одной волне, отчего у папы-омеги иногда кружится голова. — Пап, я… переспал с альфой. — Ох, — глаза альфы округляются, и он вздыхает, — ну-у, что я могу сказать, ты уже стал взрослым… На самом деле в этом нет ничего плохого, это естественно для альф и омег. Всё же было по желанию? — Феликс кивает, и отец притягивает его к себе, обнимая за плечи. — Это же тот молодой человек, что был у нас не так давно? — Ага. Он мне уже давно нравился. — Хэй, а почему я только сейчас узнаю, что мой пирожочек, оказывается, уже некоторое время влюблен? — альфа не больно щипает Феликса за бок, и они оба хихикают. — Тебе не о чем переживать, если тебе хорошо с этим человеком. Только… если в скором времени вы… ещё раз. кхм. в общем ты понял, то предохраняйтесь, пожалуйста, всякое может произойти, если не быть осторожным. Если нужна будет помощь — обращайся или я могу подсказать что-либо твоему парню. Вы же встречаетесь? — омега кивает. — Пап, я… беременный. Тишина. Старший Ли прикладывает ладошки к ушам Феликса, закрывая их. — Твою ж… Но омега все слышит. Он сильно сжимается, боясь пошевелиться. Альфа сначала хочет встать, выйти и подышать свежим воздухом, но отбрасывает эту идею, ведь оставлять сына после такого признания плохая идея. Старший Ли и представить не может, что сейчас чувствует Феликс, но ему точно не сладко. — У-ух, так, подожди секунду, мне нужно подумать, — отец гладит блондинистую голову. — Хорошо, ладно. И что ты решил? Или ты ещё не думал? — Я ещё не уверен. Изначально я хотел прервать беременность, но сейчас больше склоняюсь к тому, чтобы все-таки этот ребёнок появился на свет. — Твой парень знает? — омега кивает. — Что он думает об этом? И как его зовут-то хоть? — Чанбин. Он сказал, что поддержит меня вне зависимости от моего выбора. Но мне страшно делать этот самый выбор. Что если я ошибусь? — Главное, не волнуйся, малыш. Я согласен с твоим альфой, в первую очередь именно ты должен принимать решение. Но просто чтобы ты знал, мы с папой поможем тебе, если ты решишься на этого ребёнка. — Кстати, о папе… Не мог бы ты сам сообщить ему новость о том, что месяцев через восемь он станет дедушкой? Боюсь, я не смогу донести ему эту информацию так, чтобы он не упал в обморок. — Конечно, я поговорю с ним, хотя думаю, и у меня так не получится. Оба смеются. Феликс глубоко вздыхает, когда альфа тихо шепчет: «Уже месяц».***
— Милашка, твой животик просто прекрасен, — Чанбин наклоняется и семенит поцелуями по уже выступающему животу омеги. — Ты же слышишь, наш ребенок говорит, что нам не нужна физика. — Наш малыш говорит, что папа должен учить все предметы в равной степени. Он же хочет хорошо окончить школу и поступить куда-нибудь? Сейчас тебе ничего не мешает — ты не высиживаешь по два часа в туалете. Уже почти половина срока, Феликс, потом у нас не будет времени заниматься. — Детка, наш папочка такой зануда… но зато ты будешь отличником в школьное время, как и я, наверное, скоро. — Ага. Альфа снова целует, только теперь поднимается к шее и оставляет там неяркий след. Он садится, просовывая свои ноги под ноги Феликса и раздвигая их в разные стороны. Чанбин слегка задирает футболку омеги, оголяя низ живота, и мягко гладит пальцами. Через несколько мгновений он перемещает ладони на бедра Феликса и поочередно массирует каждое, иногда пробираясь пальчиками под шорты и щекоча нежную кожу. — Это приятно, — проговаривает Ли, немного выгибаясь в спине, когда Чанбин давит чуть сильнее. — И возбуждает капец как. — Да блин, — альфа тут одергивает руки и закатывает глаза. — Еще раз сказанешь что-то подобное, я больше совсем не буду к тебе прикасаться. У тебя ни стыда, ни совести нет. Я читаю чуть ли не каждую статью в интернете про беременных, гадаю, как сделать тебе приятно, а ты… — Так я же и говорю, что это приятно. Не знаю, что там у других, но мне нравится возбуждаться от тебя, только ты бы еще давал мне, я вообще был бы на седьмом небе от счастья. Но ты то не хочешь, то тебя мои родители за стенкой смущают, то ты боишься… Я уже тут четыре месяца лежу, да только и делаю, что хочу тебя. — Слушай, то, что мы один раз потрахались, не делает нас взрослыми. Терпел же ты как-то шестнадцать лет, потерпи еще? И вот как ты сможешь стонать, если при любом малейшем звуке мы будем услышаны. Да и мы не можем знать наверняка, вдруг тебе нельзя, внутри тебя все еще наш ребенок. — Можно мне, — повышает голос Феликс, — я спрашивал у врача, все мне можно. А папа и отец не маленькие и должны прекрасно понимать, что у двух молодых людей есть потребности. Думаешь, они не трахаются? — Ай, всё, замолчи, пожалуйста. Во сколько, твой отец сказал, они вернутся сегодня? — Ближе к вечеру, — омега хитро и довольно лыбится, как ребенок, которому дали желанную конфетку. — Тогда на, бери все, что пожелаешь, — Чанбин берет Феликса за руки и тянет, ложась на спину и усаживая того на свои бедра. — Посмотрим, не растерял ли ты навыки возбуждать меня одним звуком за четыре-то месяца.