Торговый дом

      Джин даже не понял, что он её уже целует. Не смог отделить двух мгновений: того, где он стоит просто невыносимо близко к Хэлл, от другого, где он уже плотно прижимается к ней, раскрывая её губы своими. Он был так сосредоточен на медово-смоляном вкусе шарика на языке, на мысли заставить её проглотить его, что больше не думал ни о чём.       Хэлл почти неслышно застонала прямо ему в рот. Рука Джина на затылке жёстко вцепилась в волосы, не позволяя отстраниться, стянула до боли кожу, не позволяя сомкнуть губы. Вампир толкнул язык, вкатив отдающий прогорклым вкусом шарик прямо ей в горло.       Не такого поцелуя он с ней хотел. Он бы начал медленно и мягко, осторожно исследуя губы, а на деле раздвигал их, вторгаясь внутрь, не позволяя ей шевелиться. Боролся — по-настоящему боролся, — с её языком, проталкивая чёртов афродизиак как можно дальше. Хэлл забрыкалась от ощущения инородного тела, скользящего в пищевод, чуждым незнакомым вкусом расползаясь по корню языка. Она не могла оторвать рук в тяжёлых кандалах от постамента, к которому её прижимал Джин, билась и дёргалась в его объятиях в попытке отстраниться, но вампир словно бы и не чувствовал отчаянных бесполезных усилий. Выпустил затылок, жёстко сдавил пальцами горло под подбородком и сразу же отпустил, заставляя девушку невольно сглотнуть. Он считывал по малейшему движению её тела, как шарик скользнул вниз по пищеводу в желудок.       Получилось.       Джин обнял крепко, обхватил, ладонями лаская шею и голову. Давящий шум присутствовал в ритуальном зале будто бы сам по себе, гасил звуки от толпы демонов, стягивал почти болезненным обручем лоб и затылок. Он прижался на мгновение губами к щеке, скользнул ими к уху, и очень тихо и яростно прошептал:       — Не смей сплёвывать, дура, это обезболивающее!       Хэлл прекратила вырываться, закаменела в его руках. Ему даже смотреть на неё не надо было, он и так отлично представлял, как расширились в ужасе её глаза. Девушку затрясло, его обнажённое плечо намокло — то ли слёзы, то ли слюна, — и до него почти на грани слышимости донеслось «Джин, пожалуйста…»       Вампир выдохнул, резко оттолкнул её и сделал несколько шагов обратно, к шаману. Покончить бы с этим поскорее. Страх и ужас, адреналиновая неизвестность предстоящего кошмара, готового вонзить клыки в плоть — о да, отличная приправа к крови.       Но только не с Хэлл. Пусть она успокоится — в случае с ней Джин предпочтёт рябиновую сладость умиротворения. Хоть бы скорее почти безоблачное «потом»! В относительной безопасности Дома, пусть даже и захваченного чужаками. Зато к ней никто не полезет, никто больше не напугает.       — Я готов, — твёрдо произнёс он. Клиффи молча кивнул, поднимая руки:       — Повернись ко мне спиной, ангел, — Джин повиновался. — Смотри на свой приз, на символ тех, кто посмел тебя пленить. Обуздать. Кто не принял дары, что ты им нёс. Смотри… — ядовитый голос шамана лился в уши. Хэлл напротив не сводила с него глаз. Её пальцы крепко вцепились в каменный край постамента. Клиффи перешёл на шёпот. — Скоро ты получишь всё, чего заслужил…       Ладони шамана легли на лопатки вампира.       Джин сморщил невольно нос — в памяти ещё ярко горело воспоминание о ладони Тэхёна, о безумной пляске огня на коже. Но руки жреца не несли боли, только прохладу, которая плавно текла по телу.       Едва ладони Клиффи коснулись его спины, как толпа вокруг загудела на одной ноте, будто бы не разжимая губ. Снова захлопала, как в тронном зале: кулак одной руки ударял по раскрытой ладони другой. Глухие хлопки синхронизировали волны льющейся по спине прохлады. Руки на его спине становились всё холоднее и холоднее, и Джину казалось, что мир вокруг него тоже вымораживает, становится синим, как лучи двух голубых солнц в почти белом небе этого мира. Гул толпы нарастал и становился всё громче, начинал давить на уши. Он зарычал сквозь зубы — холод становился невыносимым, демон внутри прорвался, меняя его лицо. Сквозь треск мороза в ушах Джин услышал приветственные крики зала — зрители славили и подбадривали его вампирскую сущность. Периферия зрения расплылась снежным крошевом, алые зрачки теперь ловили в фокус только фигуру девушки у алтаря. Глаза Хэлл напротив были полны ужаса. Осознание того, что её сейчас будут есть — а она даже не будет этого чувствовать, — пугало её больше клыков и чёрных трещин вокруг глаз Джина. Их она, в конце концов, видела за проведённое вместе время слишком часто.       Нутро перекручивало, будто из его плоти вытаскивали шипы. Вот только понять Джин не мог, делают ли это с его телом или с его мозгом? Ему казалось, что холод длится вечность, словно целый ледниковый период замедлился и растянулся в его сознании. Он менялся под воздействием это колючего холода, что было странно для бессмертного существа, которое должно вроде бы оставаться неизменным. И единственное, что отвлекало внимание от сковывающего тело мороза, была Хэлл, которая напротив него тоже менялась.       Вот только она — под воздействием наркотика. Он видел, как страх постепенно уходил из её глаз, сменяясь возбуждением. Пока руки Клиффи освобождали его от оков проклятия, Хэлл освобождалась от паники и страха: поводила плечами, головой, приоткрывала губы. Так и не в силах сдвинуть руки, слабо дёргала ими, будто пытаясь поднять тяжёлые цепи. Тело девушки начало невольно тянуться к Джину, единственно возможному здесь партнёру. Она начала ёрзать и стискивать ноги, потирая колени друг о друга, в ритм своего участившегося дыхания. Желание читалось теперь в её расширившихся зрачках.       Боль Джина всё росла и росла по кривой верх, и скоро он перестал видеть Хэлл тоже. Кровавая пелена застила глаза. Губы оказались прокушены, струйка собственной крови обожгла подбородок контрастом со льдом, текущим от ладоней шамана. Рык из его глотки раскатился по ритуальному залу так, что затрясся потолок, обсыпая демонов мелкой пылью. Те продолжали гудеть и хлопать, и этот звук по нарастающей выворачивал наизнанку ушные раковины.       Ему казалось, что он покрылся инеем, морозной коркой, и сейчас треснет, разломается, рассыпется в мелкую пыль. Последняя, самая болезненная ледяная волна почти погрузила сознание Джина в темноту — и вдруг всё закончилось.       Он замер в абсолютной тишине, по-новому принимая своё старое-новое тело, освобождённое от оков проклятия. Свою жажду, такую сильную, что способна была обескровить весь мир. Его словно поднимало на волне счастья и наконец-то спокойствия, избавив от мерзкого болезненного чувства где-то внутри. Будто Хосок сковал не только его голод, а его самого запер в глубоком подвале, а сейчас Клиффи своими ледяными ладонями разрушил стенки этой темницы — он дышал полной грудью, видел ясно, слышал чётко.       Он упивался эти мгновением забытой свободы, с каждым глотком пахнущего камнем воздуха. Чувством голода, своей жаждой, азартом близкого пира впереди.       Вампир оторвал взгляд от низкого потолка и перевёл его на Хэлл.       К жажде крови прибавилось кое-что ещё.       Вожделение — жадное, голодное. Оно упивалось заранее приготовленной и поднесённой ему на блюдечке победой.       Хэлл смотрела на него, не отрывая глаз. Она была натянута и напряжена как струна, тяжело дыша и то и дело облизывая губы. В ней не осталось ни капли страха. Таблетка от Свистуна и правда оказалась волшебной.       — Ты свободен, ангел, — тихо шепнул за спиной Клиффи. Кажется, у них с магией и правда был напряг, потому что шаман тут же начал оседать. Джин уловил это лишь краем глаза, как и пару подручных демонов, что кинулись жрецу на помощь. Он не отрывал взгляда от девушки, и едва к его плечу прикоснулась стоящая позади него рафианка, словно дав разрешение — сорвался с места, держа цель в перекрестье алых зрачков.       Хэлл без сомнений подалась всем телом навстречу, ожидая его объятий.       Возможно, она надеялась на поцелуй. Возможно, она вообще ничего не ждала, полностью затуманенная эффектом дури. Вампиру сейчас было плевать. Свобода от незримых оков ударила Джину в голову. Он дёрнул рубашку Хэлл, обнажая плечо и впился клыками в желанную плоть, мгновенно прокусывая кожу насквозь.       Её кровь была слаще мёда. Ярче вина. Пахла солнцем и била в голову хмельным и терпким ароматом рябины. Джин сделал глоток, другой, так полно и сочно чувствуя вкус, что застонал от счастья, и услышал, как рядом с его ухом Хэлл стонет тоже. Будь ей сейчас больно — она бы кричала, но чёртов наркотик застил всё похотью, не давая ей осознать происходящее. Но именно похоть и оторвала Джина от девушки, не позволив ему прикончить её на месте.       В конце концов, Таффи была права — трахнуть её он хотел не меньше, чем выпить, и мысль о том, что он может совместить, мутила разум.       Он поспешно оторвался, провёл языкам по двум ранкам от клыков, слизав капли, склеивая их слюной, не позволяя истечь кровью. Убрал клыки, вынюхивая шею, и впился в губы, целуя так страстно, будто и тут съесть хотел. Кандалы под пальцами треснули как стекло, грохот упавших на пол цепей влился в гудение, отрезая их двоих от всего остального мира.       Хэлл отвечала, без страха принимая его язык, так же жадно и голодно лаская своим. Она была очень горячей — по мнению Джина, даже слишком, и разве это не было побочкой? Но ему стало всё равно, едва она руками вдруг добралась до его бёдер, протянула пальцами по джинсам почти у самого паха, вызывая дрожь. Джин, всё так же целуя, лихорадочно добрался до её талии, путаясь в подоле рубашки. Руки Хэлл скользили по его обнажённому торсу, то и дело спускаясь вниз. Острое сожаление мелькнуло, тут же исчезнув — не было у них сейчас ни времени, ни возможности медленно раздеться, насладиться друг другом. Мысленно Джин тут же дал себе клятву, что всё это обязательно будет позже: когда всё закончится и они вернутся в Дом, когда она будет целиком и полностью его — в конце концов, рафианцы ему обещали. Он сможет поохотиться, утолит голод, и не будет хотеть выпить её всю. А сейчас он лишь остатками сознания контролировал себя, оголтело набрасываясь на желанный приз.       Ритм извне нарастал, в такт биения их сердец, ускорялся, подстёгивал. Не давал времени трогать, касаться, хватать, ласкать и лапать. Джин попадал в незримые биты — добрался до талии, едва проведя руками вдоль рёбер девушки. Расстегнул пряжку пояса, дёрнул молнию и пуговицу штанов, и те неожиданно легко поехали вниз. Джин поспешно вслед за ними содрал и трусы, и те вместе со штанами завязли внизу на кроссовках. Джин подхватил за талию, сажая на постамент, провёл ладонями вдоль ног, выцеловывая лодыжки и стаскивая тряпки вместе с обувью, отшвырнул сторону. Развёл колени, вклиниваясь между. Снова накинулся с поцелуями, без разбору накрывая подбородок, нос, щёки, мягкие податливые губы. Он шептал что-то прямо в них — мольбы?.. угрозы?.. признания? Он не помнил, бессвязными почти словами направляя её движения.       Ритм торопил, делая движения сумбурными, лихорадочными. Джин горел, и Хэлл горела в ответ, расстёгивая поочерёдно ремень и молнию его джинс. Он подхватил за талию, потянул за собой на расстеленный плащ, забираясь на алтарь, нависая сверху. Она, кажется, не сомневалась в том, что делает, стаскивая с его бёдер штаны, высвобождая каменный стояк, который упёрся в её живот. Каждое касание её ладоней ожогом теперь горело на коже, возбуждая до запредельной черты. Джин не отрывался от её губ — не мог, не хотел, — они были пьянящими и кружили голову не хуже, чем её кровь. Он скользнул между ног девушки рукой, добрался до нежных складок, выбивая несдержанные охи и стоны одними лишь касаниями. Хэлл текла — сильно, много, пальцы вампира мигом покрылись вязкой плёнкой, и он перестал сомневаться. Обхватил член, толкнулся, сходя с ума от ощущения упругой нежности, прошептал куда-то ненужное, но важное «готова?» — и одним напористым движением вошёл до конца.       И замер, отодвигаясь и ошалело глядя на Хэлл.       Та выгнулась, закатив глаза. Цапнула свою же ладонь зубами, мелко и часто дыша.       Тонкая преграда лопнула под напором, всё-таки подарив ей боль первого соития. Джин еле удержал себя на месте, сознавая, какой же он дурак и как же всё паршиво на самом деле. Он думал о ней много, но даже заподозрить не мог, что она! в двадцать четыре! с её образом жизни! и девственница…       Его остановили её ноги, неожиданно крепко сжимаясь вокруг его бёдер. Глаза Хэлл влажной плёнкой вновь обнимала похоть. Наркотик не позволял боли проникнуть в разум, остановиться, он гнал её дальше, крепко пришпорив нервы в яростной гонке за первым в жизни оргазмом. Джин чуял всеми своими вампирскими чувствами, как нечто нарастало внутри девушки, волной цунами поднималось всё выше и выше, готовясь на гребне вознести её к небесам.       Застывшее тело, в которое он так бесстыдно вторгся, стремительно отходило от внезапной хлёсткой боли, разогревалось, расслаблялось под ним и вокруг него. Джин толкнулся на пробу раз, другой — очень медленно, очень плавно и совсем чуть-чуть. Хэлл вдохнула, обвила его руками, доверчиво пряча лицо между плечом и шеей, раскрываясь и подаваясь навстречу.       Ритм снова поймал их в ловушку. Гудел и гнал, ритуальным барабанным боем отдаваясь в ушах. Джин выцеловывал лоб макушку, уши девушки, всё, куда только мог дотянуться. Пропустил руки у неё под спиной, обхватил крепко и начал двигаться уже для себя, отдаваясь податливому телу под ним полностью и абсолютно. Скользил своей обнажённой кожей по клетчатой рубашке, раздражаясь оттого, что она одета, и двигался, двигался, неумолимо ведя их обоих к финалу.       Это (с тех пор, как он стал вампиром) всегда было больше, чем просто тело к телу, кожа к коже. Джин чувствовал, как кипит и стремительно разносится по венам Хэлл медово-винная кровь, как стучит сердце, чувствуя его так, будто оно билось его руке. Он ощущал каждый её натянутый и звенящий от предвкушения нерв, каждую клеточку горящей кожи с рябиновым ароматом, он чуял её как себя — и двигался, не останавливаясь. Он наслаждался тем, как она начинает сжиматься и упруго пульсировать, как теснота становится ещё теснее.       И за секунду до того, как девушку выбросило в небытие, тёмная сеть трещин легла вокруг глаз вампира, загорелась алыми исками радужка, а клыки впились ей в шею.       Она выгнулась в мостик в ослепляющем оргазме. Джин пил медленно, смакуя, чувствуя, как неторопливо в него вливается живительная кровь, как от жара, трения, пульсации разбухает ствол, выстреливая в тесную глубину. Как их слепляет в единое целое этими ощущениями, и оторваться друг от друга в такой момент казалось невозможным. Её крыло всерьёз, по-настоящему сильно — вампиру казалось, что у Хэлл не просто оргазм. Словно волна, ощутимая на вампирском уровне чувств, разошлась от стонущей бесстыдно и громко в его руках девушки, прокатилась и по нему, дыбом подняв все волоски на теле.       Джин замер, кое-как отрываясь от неё, от сладкой рябиновой крови. Протянул языком по второй метке на шее и бессильно упал, еле держа себя на локтях, чтобы не раздавить Хэлл совсем.       Он никогда такого не переживал.       Ни человеком, ни вампиром, чёртовы пять секунд полного, абсолютного единения.       Сожаления и вину вымело из головы этим всепоглощающим чувством. Ради ещё таких же пяти секунд он, если надо, предаст её снова.       Слух возвращался, давя на уши тишиной. Джин, носом зарывшись в растрёпанные рыжеватые волосы, с так и торчащими из остатков узла палочками, приподнял голову.       Вокруг царила безмолвие. Секунду, другую, десять — а затем зал взорвался приветственными криками.       Джин, пытаясь осознать происходящее, мутным взглядом обводя окружающее пространство.       Они, чёрт побери, были тут не одни.       Вампир перевёл взгляд на Хэлл.       В глазах девушки медленно рассеивался туман. Тело в его объятиях постепенно избавлялось от напряжения. Он чуть отодвинулся, выскальзывая из неё, и она приходила в себя, по-прежнему не отрывая глаз от низко нависающего потолка. У Джина миллион слов вертелся на кончике языка, но произнести он не мог ни одного. И к сожалению, остатки размазанной крови по плечам и шее Хэлл манили давно голодающего вампира просто жутко, организм требовал впиться ещё, выпить до капли. Он почти раскрыл рот, решив всё же начать с имени, как…       — Вай-вай-вай, др-рагоценный, ты посмотр-ри на себя, — раздался мелодичный голос за спиной. Рафианка обошла его, подобралась совсем близко, стоя сбоку. — Ты так хорошо постар-рался. Человечек такой слабый и беспомощный сейчас. Такой покор-рный, даааа?       Джин мотанул головой. В глазах Хэлл коитальная нега медленно сходила на нет, кайф от наркотика растворялся. Она сейчас очнётся и…       Будет ненавидеть его всю свою оставшуюся жизнь.       А он себя — всю свою, в теории приближённую к бесконечности.       Будет ли оправданием то, что она свою хотя бы проживёт?       — И где же мой приз за все старания? — процедил сквозь зубы Джин, всё ещё лёжа на Хэлл, скрывая под собой обнажённую девушку и не желая даже голову поворачивать к рафианке. Таффи вместо ответа вдруг припечатала ладонь к его плечу, совсем как Тэхён к лопатке, словно только и ждала этого его вопроса. Вот только болью его обожгло во сто крат слабее, всего лишь легко кольнуло кожу, когда ало-чёрные кляксы, похожие на рой камней, обвили то ли восьмёркой, то ли знаком бесконечности руку, пересекаясь на внутреннем сгибе локтя.       — Добр-ро пожаловать в семью, амбассадор-р, — сладким голосом шепнула Таффи, и протянула длинным раздвоенным языком по его щеке и скуле. Джин дёрнул головой и наконец-то рискнул посмотреть на Хэлл.       Маска вампира снова исказила его лицо от неожиданной боли после приятной неги, и девушка, лёжа под ним, так близко глядя в его лицо, должна была как минимум испугаться.       Вот только…       Джин сморгнул, не понимая что видит.       В прищуренных глазах Хэлл было любопытство. Азарт. И странное, злое веселье.       А затем она забросила руки себе за голову, схватила две длинные, деревянные, обвитые тонкой нитью серебра по всей длине шпильки, и с размаху одним точным движением воткнула их в глаза стоящей слишком близко к ним Таффи.