Убирать то, что мешает

- Сдохни… Кисаки. Такемичи!       Выстрел прогремел. Как взрыв. Как оглушающий раскат грома. Отдача прокатилась по руке Такемичи, и спаянный крик, вырвавшийся из двух глоток, повторно громыхнул в голове. А потом мир накрыла тишина. В этой тишине Кисаки опустился на колени; ткань, обтянувшая его острые коленки, пропиталась влагой. Такемичи видел, как Тетта открывает и закрывает рот, как его лицо искажается в гримасе то ли боли, то ли ярости. Как тянет свои длиннющие пальцы к нему. Такемичи медленно закрыл и открыл глаза. Нет, Кисаки тянет свою ублюдскую руку не к нему - к Хине. Хину Такемичи тоже видит. И Майки. Майки. Майки. Майки. Он только что выстрелил в тринадцатилетнего ребенка. Застланный снегом мир вдруг показался Такемичи ослепительно белым. Его рука дрожала, от кончиков пальцев до самого предплечья. Сердце бухало где-то над кадыком. Ханагаки опустил взгляд на Тетту. Скрученного, беспомощного, едва ли не обоссавшегося Тетту. Он вдруг почувствовал себя… Когда я впервые убил… - Такемичи, какого хуя?! - Таккун, не надо! …Я ничего не почувствовал.       Майки хватает его за плечо. Дергает так сильно, что Такемичи едва не теряет точку опоры. Теряет. Падает. Проваливается вниз. По крайней мере, так ему кажется. Хотя, вот жеж, смотри, не упал. И твердая, как ему раньше казалось, рука Майки не смогла пошатнуть это равновесие. А Тетта, как не посмотри, всё ещё жив. А Хина когда-нибудь, на этом самом месте, умрет.       Может ли быть так, что время остановилось? Такемичи все ждет, а Кисаки никак не сдохнет. Майки трется рядом, то ли в желании немедленно вырубить друга, то ли надеясь предугадать, когда у Ханагаки окончательно откажут тормоза, и он начнет палить по всему, что движется. Палить. Кажется, он только что слышал потрескивание огня за спиной. Лето. Визг шин. Кисаки навсегда запомнит, кто в него стрелял. Такемичи вздыхает едва заметно. Косится мрачно на бледное лицо Майки. Тогда я подумал, что все трудности… - Кисаки, ты никогда не задумывался, что, - Такемичи не улыбается, взгляд Тетты прожигает его насквозь, – все проблемы можно легко решить убийством? - Ну давай, герой. Чё, зассал?       Майки делает еще одну попытку приблизиться к Такемичи. Рывком, стрелой шалой – так, как только он это умеет. Но Такемичи легко отводит руку, в которой сжимает пистолет, направляет дуло в лицо друга. В огромных глазах этого Майки совсем нет отчаянной усталости Манджиро. Пока нет. Такемичи держит его на расстоянии нескольких гребанных метров. Подносит свободную руку к своему лицу, указательный палец прижимается к губам, призывая всех к молчанию. Ему так необходима эта тишина. Если отпустить Кисаки сейчас, то он будет мстить. Будет же, да? Лимонный свет фонаря кажется Ханагаки раскаленной солнечной лампой. Жарко. Это ведь правильно. Убирать то, что мешает. Майки вопит что-то неразборчивое. Выстрел гремит снова. Тетта заваливается на бок, нелепо согнувшись. В его лбу, ближе к левому виску, теперь пуля. Теперь не оживет. Хина визжит. А Такемичи морщится. Слишком много шума. Суета. И всё же… - Майки, - Такемичи оборачивается. На его лице расползается широкая, но блеклая улыбка. Майки хмурится, оттесняет девчонку себе за спину. – Проблема решена. …Такемичи чувствует себя обновленным.