Сила любви

       - Мамочка?! – в раздавшемся по дому вопле сына звучали настолько откровенные нотки страха, даже скорее ужаса, что Петунья, бросив все, понеслась на зов своего ребенка, преодолев лестницу на второй этаж буквально за несколько секунд и влетев в большую и светлую комнату.       Всего одного мгновения ей хватило, чтобы оценить масштаб бедствия: Дадли на первый взгляд не имел никаких ран или ожогов, но как завороженный смотрел на пылающую голубоватым огнем штору, забившись в угол между шкафом и стеной.       Второй её ребенок полными ужаса и слез глазами в каком-то ступоре сжался в комок на холодном, кафельном полу и так же неотрывно смотрел на огонь.       Еще несколько секунд были потрачены на то, чтобы дрожащими руками выхватить небольшой алый цилиндрик (спасибо предусмотрительности супруга) и с легким недоверием: а вдруг не подействует, торопливо направить струю ледяного газа на огонь.       Через несколько минут о том, что в комнате бушевало пламя, уже практически ничего не напоминало: обгорелая тряпка, что еще утром была шторой, запихнута в ведро и на всякий случай залита водой, оба ребенка тщательно осмотрены и признанны не пострадавшими от, как минимум, огня.       Правда, по тому, как Дадли стремился как можно быстрее и незаметнее покинуть комнату брата, о том кто виновен в произошедшем можно было не спрашивать. Но как бы ни любила своего ребенка Петуния, первым в её ласковые объятия устремился совсем иной мальчик - Гарри. Гарри Поттер. Ребенок её сестры. И именно ему сейчас нужно было как можно быстрее успокоиться.       Одними глазами попросив прощения у Дадли и одновременно пообещав ему, что его еще ждет разбор полетов, и возможно даже с отцом, бережно прижала худенького, вздрагивающего ребенка к себе, пытаясь по возможности успокоить.       Очередной выброс, к счастью опять никому не доставивший серьезных травм, каждый раз возвращал её в детство. Она, как старшая из детей в семье, любила свою маленькую сестренку, и так же как и тогда, сейчас именно ей чаще всего приходилось бороться с магическими выбросами. Правда, тогда, в её раннем детстве их родители назвали чертовщиной. Даже, помнится, в церковь водили... - Ну, всё, всё... - отрываясь от, да что скрывать, все-таки по большей части теплых воспоминаний детства, осторожно гладила по мягким волосикам замершего в её руках мальчика, чувствуя как до этого задеревеневший от испуга парень, понемногу расслабляется. - Ты тоже иди к мамочке, — улыбнулась она слегка заревновавшему сыну, прижав того второй рукой к себе и брату и по очереди ласково поглаживая обоих. Дети затихли.       Спрашивать сейчас что же тут произошло не время, пусть Гарри успокоится полностью, позже они и сами все расскажут. Ну а нет, у Дадли отец вечером выспросит. По-секрету, конечно. Все-таки в отличие от неё и сестры, Гарри и Дадли замечательно ладят друг с другом, и только близкие знакомые знают, что они не родные братья. - Ну, ты как, котенок? Успокоился? Может в «домике» пока посидишь? - с недавних пор чулан под лестницей был оборудован в полноценный «домик», где братья «прятались» от родителей, считая то место только своей территорией, и куда Гарри иногда нырял, когда по его словам его начинало «потряхивать». В темноте и тишине он заметно быстрее успокаивался. Кстати идею с домиком подала и сама Петуния – Лили, в своем детстве тоже иной раз искала тихие места, когда её кто раздраконил, а котёнком она его звала, чуть ли не с первого дня знакомства, такой же зеленоглазый и беспомощный.       Дадли, более непоседливый выскользнул и, вытерпев поцелуй в щечку, быстренько исчез из комнаты. Видя это и Гарри с явным нежеланием выбрался из её цепких объятий (ну как же, тоже почти взрослый!) и с обидой глянул на отсутствующую шторину. - Простите, тетя Петуния... я, правда, не хотел! Честно-честно! Просто Дадли там спрятался, когда я в туалет бегал. Думал что я в комнате один, а когда он из-за шторы выполз, сильно испугался. - Ну что ты, котя. Я на тебя совсем не сержусь, ведь ничего же непоправимого не произошло? Правда? - Мальчик несмело кивнул. - Ну вот! А шторы... я их и так планировала поменять, да все руки не доходили. Тебе какой цвет больше нравится? Персиковый или морской волны? Есть еще розовые... - Морской волны... - ожидаемо переключился на выбор цвета, полностью отошедший от недавнего пожара ребенок, непроизвольно вызвав немного расслабленную улыбку тетушки.       Что бы она не говорила, как бы ни играла, внутри все равно каждый раз возникала колючая льдинка страха, только через час-два, отпуская с мыслью, что и на этот раз ОНО прошло мимо. Уточнять что за «ОНО» Петуния для себя еще в детстве зареклась. К огромному счастью такие опасные выбросы были крайне редко – один – два в год. Чаще случалось что-то по мелочи: то карандаши прилетали в руку, или падавшие хрупкие предметы на миг зависали над полом...       Остальная часть дня прошла спокойно. Шторы заменены, моющиеся обои протерты, комната проветрена. По молчаливой договоренности никто случившееся старался не вспоминать.       Только после плотного ужина, уложив Гарри спать, тетя, дядя и Дадли заперлись в своей спальне, а притворяющийся спящим Гарри в одних носках прокрался к щелке, планируя подслушать, о чем говорят его... родители? Хотя он и называл их тетя и дядя, но любил вполне искренне, практически не помня своих родителей. Смутное воспоминание чего-то теплого и родного было, но не более.       Когда-то давно, в школе, его как-то спросил одноклассник, когда увидел как его с братом встречает тетя Петуния: А почему ты маму называешь тетей? Когда его с братом тетя Петуния забирала из школы, она и к нему и Дадли относилась одинаково, и видимо то, как он её называет воспринимали... грубостью? Тогда он просто не понял вопроса.       Нет, он словами знал отличие, но и сам не очень понимал. Наверно сейчас, для себя он ответил бы так, что тетя это тоже мама, просто она называется тетя...       Пробраться к двери зала, где сейчас проходило «пропесочивание» брата его заставило чувство вины. В отличие от Дадли, уверенного, что он поступил неправильно, сам же Гарри считал что в случившемся старший брат не виноват. Просто тот так неожиданно возник перед ним, что-то, липкое и горячее в его душе, что он всегда пытался сдерживать, неожиданно вырвалось и только чудом не попало на Дадли.       Нет, он, конечно, знал, что про все, что странного происходит с ним нельзя никому рассказывать, чтобы его не забрали из любимой семьи, но узнать, что с ним не так, ему казалось очень важно.        - ... Дадли! Ты понимаешь, что шторы в комнату стоят почти десять фунтов, а твои солдатики, которые, кстати, нашлись у тебя же под кроватью меньше двух? Но это шторы! Выкинуть и забыть. Но ты понимаешь, что сам мог пострадать? - Нет, я ни в коем случае не призываю тебя отказаться от общения с братом, но пойми, он в своем роде...э... болен. Да. Именно неизлечимо болен! Типа рака... – Видимо подобрав правильное название того, что происходит с Гарри, да еще и, вставив «страшные» слова он чуть успокоился и с шумом отпил что-то из стакана. Сам же Гарри, припав ухом к замочной скважине, с каким-то внутренним ужасом ждал продолжения. Неужели он действительно настолько серьезно болен? О том, что такое рак они с братом узнали на прошлой неделе. У мистера Эдварда – учителя в их школе, который очень много курил, нашли рак, но судя по тому, как поменялось отношение к нему... В общем, у Гарри очень нехорошо заныло где-то в груди.        - Понимаешь, сын, — подключилась к беседе тетушка, — Гарри действительно серьезно... хм... болен, и мы тебе уже не раз запрещали его пугать. Подумай сам, что бы было, если бы в этот раз загорелась не штора, а твоя одежда? Пойми, что мы тебя очень любим, малыш, просто в общении с братом нужно быть чуточку внимательнее... - Да понял я уже, я больше не буду его пугать... - пробурчал явно недовольный Дадли. - И друзьям своим не позволяй! Недавно я сама Пирса отчитывала, когда тот после школы Гарри дразнил... Пойми, он твой брат. Младший брат! – голосом выделила слова Петуния, — Нормальная семья, это когда каждый поддерживает другого. Посмотри на себя: Ты намного сильнее его, да и отец с тобой занимается – мы же тебя с детства учим, что слабых нужно защищать!       Гарри тихонько отполз от двери, и, стараясь не скрипеть досками, направился в свою комнату, уверенный, что ничего нового уже не узнает. Родители Дадли еще час будут его «песочить», явно переживая за него.       Ему же теперь предстояло подумать. Получается, он серьезно, скорее всего, даже смертельно болен? Ну а что ему прямо не говорят, так он в телевизоре видел, что часто от пациентов скрывают правду, чтобы не расстраивать. Умирать ему совсем-совсем не хотелось.