----------------------------
Дорогой Азирафель! Да, представь себе, еще одно письмо — уже второе меньше чем за полвека. Это для тебя достаточно часто? Ты сам знаешь, у меня их писать получается так себе. Может, лучше встретимся лично? Назначь время и место — так я пойму, что голубь не затерялся снова. Твой друг Кроули----------------------------
Ангел и демон стояли в Сент-Джеймсском парке возле домика смотрителя птиц. В парке было более людно, чем обычно, но им все же удалось найти относительно уединенное место. Пока что их заметила и осмелилась приблизиться только одна утка. Азирафель пожалел, что не взял с собой хлеба. — Ты, значит, в порядке? — спросил Кроули. Азирафель удивленно взглянул на него. Кроули упорно смотрел на воду — высокий, мрачный, весь одетый в черное от цилиндра и до ботинок из змеиной кожи. Ему незачем было спрашивать — у Азирафеля, как обычно, всё было хорошо. Ведь он-то не превращался в змею, а его лошадь не вернулась домой в ад. Видимо, Кроули спрашивал, потому что делал так всегда. — Превосходно, — ответил Азирафель. Голос его звучал устало и лишь чуть-чуть печально. — А Бентли, выходит, так и не вернулась? — Не-а. Паренек исправил почти всё, но ей лучше будет дома. Этот мир не слишком подходил ей. — Кроули бросил утке немного голубиного корма, который оставался в кармане. Та настороженно подошла, склюнула зерна и ретировалась. — Мне очень жаль, — сказал Азирафель. — Ну что уж теперь... Кто знает, может, когда-нибудь изобретут способ передвигаться без лошадей. Какой-нибудь... — Кроули задумчиво наморщил нос, — маленький одноместный поезд или вроде того. Они молча смотрели на воду. На другом берегу стояла высокая фигура. Незнакомец кормил уток, и они, крякая, собрались вокруг него. Кроули искоса взглянул на ангела. — Твое начальство с тобой связывалось? — Нет. Разве что небесные голуби опять затерялись. Кроули дернул уголком рта, и Азирафель просиял, но тот уже снова отвернулся. — Ага. Ну, значит, всё... всё теперь снова нормально. — Да, — Азирафель издал нервный смешок. «Не засыпай снова, — думал он. — Надо просто сказать ему: “Не засыпай снова”». Он произнес запинаясь: — Мне почти кажется, что я не знаю, чем заняться теперь. — Продолжать веселиться по полной, как и раньше, — усмехнулся Кроули. Что-то было в тоне, которым он это сказал. Хоть он и смеялся, но смех звучал фальшиво, и это причиняло боль. Тем более что Азирафель действительно получал удовольствие от жизни и немного гордился этим. Может, думал он, это произведет впечатление и на Кроули, — но в глазах демона, похоже, всё это ничтожная мирская суета. Будто Азирафель впустую тратил время на развлечения, вместо того чтобы... даже непонятно, вместо чего. И это отношение ранило сильнее, чем ангел готов был признать. — Полагаю, ты теперь вернешься в кровать, — голос его зазвучал несколько выше, чем ему хотелось бы, — раз уж светское общество настолько тебе претит. — Я, конечно, счастлив был бы посмотреть, как ты играешь королеву бала, но... — Довольно! — оборвал его Азирафель. Он резко повернулся к Кроули, и змеиные глаза за стеклами очков широко раскрылись. Утка, начавшая было осторожно подбираться к ним, быстро заковыляла прочь, возбужденно хлопая крыльями. — Что плохого в том, что я хорошо проводил время? Тебя-то там не было! Кроули отшагнул назад, взмахнув руками в поисках опоры, и в то же время нашел моральную опору в язвительности, к которой всегда прибегал в подобных случаях. Только на этот раз, хоть он и заговорил едким тоном, он не успел придумать подходящие к тону слова. — Да в том-то и дело! — Почему, когда я радуюсь жизни без тебя, ты ведешь себя так... — воскликнул Азирафель. Кроули хотел сказать: «Когда я думаю, что ты хорошо проводил время, то жалею, что меня не было рядом», — но тут из глубин подсознания всплыло кое-что еще, что он не собирался говорить и даже не сформулировал полностью. Оно поднималось желчью в горле, и Кроули выпалил: — Потому что я представляю себе, как ты развлекаешься без меня, и мне становится страшно. Азирафель резко выпрямился. Кроули, как будто захваченный движением ангела, перестал падать назад и вернул себе равновесие. — Страшно? Но почему? — по голосу ангела было слышно, что он искренне растерялся. — Я боюсь, что больше не буду тебе нужен, — хмуро признался Кроули. Азирафель осторожно выдохнул. В своей коричневой и алой одежде он выглядел таким теплым среди зелени парка. Он осторожно произнес: — Будет ли достаточно, если вместо того, чтобы нуждаться в тебе, я буду хотеть… Кроули уставился на него. — ...хотеть, чтобы ты был рядом? — неловко добавил Азирафель. — Я хотел, чтобы ты был рядом во время всего этого. Они стояли и смотрели друг на друга посреди парка, принадлежащего людям, как будто имели малейшее право быть здесь на следующий день после неслучившегося конца света и кричать друг на друга. Поэтому Азирафель постарался, чтобы его голос звучал тише, — но все же не смог освободить его от закипающей ярости. — Знаешь, как это выводит из себя — когда ты наконец-то стал достойным чужого внимания, наконец-то стал уверенным в себе, интересным, популярным, в первый раз за сотни лет стал кем-то — и все равно этого недостаточно тому, на кого ты действительно хочешь произвести впечатление? Понимаешь, как опускаются руки от этого? Я вращаюсь среди ярчайших людей, среди лучших из лучших, в первый раз за тысячелетия чувствую себя звездой — а тебя даже нет рядом, чтобы это увидеть! Чтобы хоть раз увидеть меня ярким! — Ты хотел впечатлить меня? — спросил Кроули хрипло, но ангел упорно продолжал: — Все эти века, когда я был никем, когда чувствовал себя старым замшелым пнем, — уж тогда-то ты был поблизости и видел это! Когда я потерянно брел, не поспевая за меняющимися временами, когда я слепо продирался сквозь годы… — Но ведь у меня бывало точно так же! — воскликнул Кроули, поднимая руки в примирительном жесте. — И ты тоже каждый раз бывал рядом. Девятый век! Ты помнишь меня в девятом веке? Или в Китае пару тысячелетий назад. Да я был просто неудачник, мне приходилось скрываться, чтобы хотя бы выжить. Все меня ненавидели, Азирафель, — даже ты наверняка хотел бы меня избегать. Неужели ты не помнишь тех времен, когда я бывал совершенно жалок?.. Лицо Азирафеля выразило нескрываемое удивление. — Я никогда не считал тебя жалким. — …и ты еще считаешь себя самым отверженным!.. Что? — Я никогда не считал тебя жалким. Кроули нахмурился — это была еще одна привычная реакция. На другом берегу пруда высокий незнакомец почувствовал себя неловко, решил, что в этот разговор ему вмешиваться не стоит, попрощался с утками и вернулся в седло. — Безусловно, у тебя бывали трудные времена, — продолжал Азирафель рассудительным тоном. Как и всегда, он просто объяснял свою точку зрения. — Иногда ты хандрил. Но я всегда считал, что это просто недолгий спад, это скорее касалось общества, в котором мы жили, а не тебя лично. Просто люди в эти эпохи тебя не понимали. Но я всегда помнил, каким ты был до того, и был уверен, что через век или два ты снова поднимешься и найдешь свое место под солнцем. — И ты... никогда не считал, что это достойно презрения? Даже чуть-чуть? — Кроули поморщился от своих слов и от сопутствующих признаний — но, в конце концов, за день до этого он чуть не сгорел, направляясь на адском скакуне на битву с Люцифером. Всё можно пережить — даже разговор начистоту. — Не говори ерунды, — сказал Азирафель, который тоже ехал на том скакуне, и этот опыт ничуть не поколебал его. Он и сейчас отказывался колебаться — даже разговаривая начистоту. — Ты Змий. Ты... ты Энтони Кроули. Я тебя хорошо знаю — ты всегда приземляешься на ноги... Когда у тебя есть ноги, конечно. — И ты... — Кроули сощурился. Его губы сложились во что-то, почти напоминавшее улыбку, хотя полной уверенности в этом не было. — Ты хотел произвести на меня впечатление? Азирафель снова резко помрачнел. — Послушай, ни для кого не секрет, что ты лучше меня ладишь с людьми. Ты более компанейский, ты эффектнее, ты лучше приспосабливаешься. Всегда можешь поддержать разговор. Мне же большого труда стоит вспомнить, какую степень близости принято выражать в текущем десятилетии, какие эмоции уместно выказывать, и это всё усложняет еще больше. В сравнении с тобой я почти всегда просто старый... старый резонёр. — Ну так это то же самое! У тебя случаются неудачные го... десятилетия. Даже века... Азирафель взглянул на него почти сердито. — ...но ты не... не резонёр. Он сказал это с совершенно серьезным лицом, и Азирафель смягчился: — Да полно тебе. На вечеринке мне с тобой не сравниться. На этот раз Кроули определенно слегка улыбнулся: — А мне с тобой не сравниться на балу. Послушай, я знаю, что думают о тебе другие. Иногда — что ты замечательный. Иногда тебя считают обаятельным, хоть и странноватым. Бывают и времена, когда водиться с такими, как ты, немодно. Но мне-то виднее. — Это... это... — ангел пытался подобрать слова, — …почти любезно с твоей стороны. — Прекрасно. Теперь мне придется носить еще более темную одежду, чтобы люди не обольщались на мой счет. — К моде на все темное я не присоединюсь, — отрезал Азирафель. — Я перешел на тартан, и для меня это достаточно серьезная перемена. Пока что буду придерживаться этого стиля. «По крайней мере, это не индийские огурцы», — мысленно смирился Кроули, оглядывая клетчатый жилет. — Ну ладно, ладно, — сказал он. — Но только если ты не против появиться на очередном приеме в компании человека в узких брюках и самых странных очках в мире. Азирафель просиял, и Кроули смущенно отмахнулся. Они некоторое время стояли посреди парка. Недавняя утка решила дать им второй шанс и на этот раз привела друзей. Вскоре ангел с демоном были окружены птицами, и Кроули передал Азирафелю немного птичьего корма, чтобы разделить его на всех страждущих. — Кроули, ты только подожди немного, — произнес Азирафель, — и однажды найдешь что-то настолько стильное, что буквально влюбишься, будешь пользоваться им десятки лет и не променяешь ни на что другое, пока оно окончательно не устареет. — Может, оно и устареет, но стильным-то быть не перестанет! — Именно так, мой мальчик. — И еще, ангел. — Да. — Когда тартан все-таки выйдет из моды, и когда ты не будешь поспевать за временем и станешь употреблять словечки из восемнадцатого века, и когда люди будут называть тебя старомодным, потому что ты дружелюбнее и вежливее, чем принято в этой эпохе, и когда мир будет требовать от тебя каких-нибудь нелепостей, а ты откажешься, просто потому что никогда не меняешься, даже чтобы идти в ногу со временем... Кроули перевел дыхание. Они шли через парк, и солнце над Лондоном светило ярче и сильнее, чем когда-либо за последние полвека. Кроули бросил взгляд на ангела, идущего с ним бок о бок, и тот выжидательно взглянул в ответ. — ...Ты всегда будешь достоин того, чтобы знаться с тобой. Азирафель улыбнулся ему. — Оба мы, дорогой мой, бываем не ко времени. Кроули усмехнулся. — Но зато у нас есть все время мира!