Куда угодно (лишь бы с тобой)

      Джейми понадобилось всего полтора часа, чтобы слепящий свет мигающих прожекторов в ночном клубе Нью-Йорка не вызывал у нее приступов паники и тошноты. Сейчас ее ладони больше не потеют, а пульсирующие в такт музыке разноцветные светодиоды становятся местами даже приятными. Огромный диско-шар осыпает все задорными бликами, и Джейми уже не щурится, словно одичалый крот, желающий залезть под стол и заткнуть уши ватой. Впрочем, к уровню громкости музыки она пока так не привыкла — кажется, заглушить ее не способен даже безумный шум нью-йоркских дорог, и на утро Джейми наверняка проснется полуглухой.       Запах алкоголя, вспотевших тел, сигаретного дыма, сладких духов и картошки фри, напоминает ей что-то из ее бурной юности, но никакой даже самый дикий ее опыт не смог подготовить Джейми к той вакханалии, что происходит сейчас в диско-клубе на землях шальных янки, куда они с Дэни прилетели всего неделю назад. Капельки конденсата медленно скатываются по высокому стакану с золотисто-коричневым содержимым под загадочным названием «Лонг-Айленд айс ти». Это… неплохо. Даже вкусно. Джейми обхватывает его ладонью, ощущая приятную прохладу, делает пару глотков и прижимает запотевшее стекло к горячей щеке, снова устремляя взгляд на танцпол.       Туда, где среди десятков прыгающих американцев, ее глаза без труда находят Дэни Клейтон, со смущенной улыбкой поглядывающую на садовницу. Вместе с этой разгоряченной, разношерстной нью-йоркской толпой она танцует уже под третью песню подряд, и ощущение нереальности всего происходящего снова заставляет садовницу отхлебнуть ледяного «чая», чтобы промочить пересохшее горло       Это была ее идея, Джейми, зайти в этот клуб. Но если бы месяц назад кто-то сказал ей, что сейчас она будет сидеть в американском ночнике, наблюдая за слегка неловкими, но такими очаровательными движениями своей девушки, садовница посоветовала бы этому человеку как можно скорее навестить психиатра. Просканировав Дэни изучающим взглядом, она еще раз повторяет в голове эти два слова. Ее девушка. Как-то не звучит, это слово совершенно не идет ей — «ее девушка». Дэни — что-то намного большее, пусть они и знакомы чуть меньше месяца. Что именно — Джейми пока сказать не осмеливается даже самой себе. Поэтому просто делает еще один глоток и глубокую затяжку ментоловой сигареты, выпуская перед собой густой дым. Тело ощутимо расслабляется.       Здесь не так и уж плохо. В той части Англии, где она выросла — да и в Эссексе, куда впоследствии переехала, — все самые шальные вечеринки проходили в небольших подвальных клубах или пабах, за пинтой-другой пенистого пива. А эти дикие пляски, больше похожие на некий кровопролитный ритуал, Джейми видит впервые — не считая, конечно, того, что показывали во множестве американских фильмов.       Дэни с энтузиазмом ей машет, и в ответ садовница тоже поднимает руку. Услышав первые ноты заводного мотива Hands Up, Baby Hands Up (вспомнить название группы Джейми не может, хоть убей, — эта песня вышла не в лучший период ее жизни, проведенный за решеткой), она начинает постукивать ногой в такт. Розовощекая и слегка запыхавшаяся, Дэни робким движением плеча снова — в третий раз — зовет ее на танцпол, но к этому она еще не готова. Нет, нет, она серьезная девушка, с серьезной репутацией. Она не может так оконфузиться перед Дэни и ее новыми друзьями-американцами. Улыбнувшись, Джейми сдвигает брови и отрицательно качает головой. А вот смотреть она готова хоть всю ночь.       На Дэни простая белая футболка, заправленная в высокие джинсы, и светлые кеды. (Весь свой гардероб из Блай они вместили в два рюкзака и три небольшие сумки — остальное Оуэн пообещал отправить им по почте, когда будет куда отправлять.) Кожаный ремень подчеркивает ее тонкую талию и плавный изгиб бедер. Светлые волосы, уложенные в аккуратные завитки, то рассыпаются по плечам, то взмывают в воздух. Танцует Дэни немного неуклюже, странновато — наверное, еще до конца не расслабилась, — и стиль этих танцев напоминает Джейми о той решительной скоростной походке гиперактивной Поппинс по коридорам усадьбы. Вспомнив ее в подробностях, садовница хихикает, но прикрывает рот рукой. Скажи спасибо, Тейлор, что она пока не видела, как танцуешь ты. Вот это точно будет гребаная хохма.       В эти дни, а точнее, в эти пару часов, Дэни, наверное, впервые за долгое время ощущает себя свободной, и Джейми ни за что на свете не хотела бы вгонять ее в смущение. Она еще не видела, как танцует Дэни, и эти милые, угловатые движения вызывают у нее желание схватить девушку прямо здесь, крепко сжать в объятиях и расцеловать. Садовница оглядывается по сторонам. Не лучшая идея. За столиком рядом — супружеская пара лет пятидесяти. Интересно. Справа — толпа подростков, тоже все по парам. Сзади — веселый девичник, в центре которого — молодая женщина в фате. Чья-то завтрашняя жена. Вряд ли, конечно, в этом громком хмельном угаре кому-то будет дело до двух целующихся девушек, но проверять местную толерантность и подвергать их обеих риску она совершенно не настроена. Это в семнадцать ее регулярно подмывало шокировать чопорную публику английских пабов страстным, максимально глубоким поцелуем с девицей после десяти минут знакомства, не боясь ни гомофобов, ни полиции. А нынешняя Джейми совершенно другая. Нынешняя Джейми психует, когда ее чай не соответствующей температуры. Нынешняя Джейми больше не бросает вызовов обществу. И нынешняя Джейми впервые так сильно хочет кого-то оберегать.       Между ними метров десять, и когда Дэни заправляет за ухо прядь волос, одаривая ее многозначительным взглядом, Джейми понимает, что, наверное, глазела на нее слишком очевидно. Садовница медленно облизывается. Но ведь смотреть не запрещено, правильно? За это не наказывают. Словно прочитав ее мысли, Дэни приподнимает руки, встряхивает волосами и начинает легко покачивать бедрами — будто бы в шутку, игриво, но своими движениями попадает Джейми прямо в сердце. Она откашливается и мягко улыбается, неуверенно, боясь сделать что-то не так, что может заставить Дэни смутиться и засомневаться в себе.       Заметно, что в роли искусительницы ей непривычно и неловко, но в этом пульсирующем свете, в толпе незнакомцев, неуклюже «соблазняя» свою садовницу, Дэни выглядит такой привлекательной, загадочной и беззащитной, такой смелой и желанной, что Джейми подбирает свою отвисшую челюсть, прикрывая рот. Дэни Клейтон — словно яркое, живое, светло-золотое пятно среди всеобщей серости. В самом центре ее тела зарождается приятная теплота, и речь не только о физическом желании. Сейчас она каждый день узнает о Дэни что-то новое, и масштабы храбрости этой с виду беззащитной голубоглазой американки не перестают удивлять ее.       Внезапно воображение Джейми наполняется картинками, в которых Дэни танцует только для нее в стенах уютного отельного номера. Она в пушистом отельном халате, под которым совершенно обнаженная. Сначала она медленно стянет со своих волос одну из тех смешных ярких резинок. Потом развяжет пояс халата. При этом его ткань случайно сползет с ее правого плеча, оголит ключицу и…             Джейми откашливается, чувствуя тепло в щеках. Она на секунду отводит от нее взгляд, но когда возвращает, Дэни уже направляется к их столику, с несмелой улыбкой, опустив глаза. Голос МС, раздающийся в микрофоне, едва ли не оглушает ее, и садовница поеживается.       — А теперь парни приглашают девушек! — визжит он, и на первых же аккордах какой-то медленной рок-баллады часть людей уходит к своим столикам, а остаток танцпола быстро разбивается по парам.       — Как я вовремя ушла, — говорит Дэни, присаживаясь на их небольшой диванчик.       Для медленного танца музыку сделали потише, но им все равно приходится говорить максимально близко друг к другу, поэтому, произнося эти слова, Дэни склоняется к ее уху, и Джейми улавливает приятный, уже знакомый аромат духов вперемежку с запахом чистого, вспотевшего тела. Блондинка делает несколько глотков воды из бутылки, а затем берет свой коктейль — нечто ярко-голубое под названием «Голубая лагуна», чего Джейми пока так и не рискнула попробовать.       — Тот амбал явно хотел тебя пригласить, — кивает Джейми на высокого светловолосого парня с танцпола, бросающего многозначительные взгляды в сторону Дэни, но та в ответ хмурится и прыскает.       — Не думаю. Мне кажется, я просто наступила ему на ногу, — замечает Дэни, смахивая волосы за спину и скручивая их в тугой жгут, но тщетно — через секунду они снова рассыпаются.       От ее тела исходит приятное тепло, и когда она подсаживается ближе, Джейми через ткань джинсов чувствует на своем колене горячую ладонь, сразу же накрывая ту своей. Блики диско-шара на миг задерживаются в глазах Дэни — одном голубом, одном карем. Странная, загадочная перемена, суть которой они так до сих и не поняли. Порозовевшее, немного растерянное лицо с легкой улыбкой выглядит по-юношески свежим.       — А если бы пригласил? — спрашивает Джейми с каким-то садистским наслаждением, пользуясь моментом и зарываясь носом в теплые светлые пряди.       Дэни изображает косую ухмылку и склоняется, чтобы ответить, но толпа веселящихся девушек, отдающих подругу замуж, начинает громко визжать, когда из очередной бутылки шампанского вылетает пробка с громким «бах!». Дэни поворачивается, желая увидеть источник шума, и лицо ее на секунду окрашивается какой-то неуловимой, незнакомой эмоцией, но теплые пальцы сплетаются с ее собственными, садовницы, и крепко, уверенно сжимают. Теперь она смотрит на их слившиеся руки и потаенно улыбается. Их маленький огромный секрет, о котором они не могут прокричать так же громко, как эта невеста, но от которого внутри разгорается пламя. Ведь ты об этом подумала, да, Поппинс?       Едва в голове Джейми мелькает эта мысль, как буквально в этот же миг теплое дыхание окутывает ухо садовницы, а от мягкого полушепота на фоне романтичной рок-баллады по спине бегут мурашки.       — На самом деле я бы очень хотела… тоже хотела бы пригласить тебя на танец.       Щеки Дэни мило краснеют, и Джейми не сразу находит, что ответить. На медленный танец? Ее? Ты уверена, что хочешь этого, Поппинс? Чтобы твои белоснежные кеды были беспощадно обтоптаны? Странно, но именно в эту секунду Джейми осознает, что медленный танец она, оказывается, никогда ни с кем не танцевала. Пока она обирается с мыслями, Дэни продолжает, надавливая на ее пальцы.       — Очень хотела бы. Прижать тебя к себе так … как вот эта парочка, — Дэни со смешком указывает на танцующих неподалеку парня и девушку, увлеченно целующихся и лапающих друг друга так, будто никого, кроме них, не существует. Джейми невольно краснеет, поджимая губы.       — Поппинс, ты меня смущаешь, — бормочет она в ответ, надеясь, что при этом свете Дэни не заметит ее пылающих щек, но та замечает и, внимательно уставившись на ее лицо, хихикает и нежно обвивает рукой плечи — ничего такого, что могло бы привлечь внимание; Джейми решает сострить, чтобы спасти остатки своей репутации: — Они сейчас раздевать друг друга начнут. По-моему, у него уже стояк.       Брови Дэни удивленно взмывают — она прыскает, а затем заливается смехом. Смех у Дэни необычный, даже, можно сказать, немного дурацкий, но он ей идет — он уникальный, и это еще одна прекрасная причина, по которой в Дэни Клейтон можно с легкостью втрескаться по самые уши.       — Но на самом деле это плохая идея. И не потому что, ну… — садовница кивает на танцующие парочки, сплошь гетеросексуальные. — Просто тебе лучше не видеть, как я танцую, Поппинс. Дабы я не упала в твоих глазах на всю оставшуюся жизнь.       — Да ладно тебе. Уверена, ты очень хорошо танцуешь.       — Это ты хорошо танцуешь. А я не хочу, чтобы меня увезли с танцпола на носилках, подумав, что у меня эпилепсия.       Ее смех заразительный, и вскоре они смеются вдвоем, пока медляк подходит к своему апогею, а танцпол превращается в сплошные «мясорубки» сцепленных рук, которыми крутят по кругу пары.       Джейми замечает немного пота над верхней губой Дэни, улавливает приятный аромат дыхания, а мягкие волнистые пряди касаются ее плеча, и все, чего ей сейчас хочется, — это запустить в них ладонь, накрутить на пальцы и слегка потянуть назад, чтобы открыть своим губам доступ к нежной коже шеи. Это желание снова отзывается ощутимым импульсом между ее ног. Садовница незаметно проскальзывает рукой между спинкой диванчика и кладет руку на поясницу девушки, легко поглаживает. Ткань там теплая, влажная, и Джейми, жадно разглядывая профиль манящего изгиба пухлых губ, снова напоминает себе, что все, происходящее здесь, реально.       Что это все происходит с тобой, Джейми, мать твою, Тейлор, садовницей из глухой английской деревни. Что они с Дэни прилетели в Штаты ближайшим рейсом из Лондона, буквально через пару дней после того кошмара у озера. Что они заселились в роскошный отель, ставший для них доступным благодаря щедрому пособию от Генри Уингрэйва. Что Джейми впервые в жизни побывала где-то, кроме Англии, и впервые остановилась в отеле. Что впервые летела на самолете. Что она впервые в серьезных отношениях, и что ее девушкой стал кто-то такой невероятный, как Дэни — искренняя, чистая, привлекательная, безумно сексуальная и немного странная американка. Что уже несколько дней они с Дэни гуляют по улицам шального Нью-Йорка, смотрят достопримечательности и говорят, говорят, говорят, делясь историями из своего детства и юности, робко раскрывая друг другу самые потайные уголки своей души, а затем возвращаются в номер и часами целуются, совсем не робко, пока их губы не распухают. Что Дэни, прекрасная, милая, отважная Дэни, еще так мало зная ее, уже так сильно ей доверяет — ей, с жутким детством, постыдным тюремным прошлым, любовью к смачной матерщине и неизменной пачкой сигарет в кармане. И что Джейми с такой же силой доверяет ей в ответ — так, как не доверяла никому и никогда.       Быстрая песня, пришедшая на смену медляку, снова задает на танцполе бешеный ритм. Джейми касается спины Дэни чуть выше поясницы, крадется по позвоночнику и накрывает влажный затылок, и веки Дэни едва заметно трепещут. Она шумно вздыхает и, кажется, немного бледнеет.       — Все нормально?       — Да. Я просто… — блондинка пожимает плечами, и в ее улыбке мелькает грусть, — мне так хорошо сейчас. Наверное, я никогда не чувствовала себя так… так легко, что ли. Так правильно, — Дэни сглатывает и делает паузу, опустив глаза, и Джейми молчит, не перебивая. — Я иногда бывала в таких местах с… с Эдди, но он всегда отзывался о них с легким презрением. И я… мне казалось, что я что-то делаю неправильно. Я была уверена в этом.       — Что именно неправильно?       — Ну… не знаю. Я же учительница. Хороший человек. Должна подавать пример.       — Да, должна. В долбаной классной комнате, Поппинс. Но разве учительнице младших классов нельзя ходить на дискотеки? Ей разве нельзя получать от жизни удовольствие?       — Наверное, нельзя, — вздыхает Дэни.       — Хм. — Джейми делает затяжку, выпуская дым густым облаком. — Может, ей и трахаться нельзя?       Лицо Дэни тут же покрывается краской, но ее сдавленный смешок говорит, что Джейми попала в точку. Они еще не дошли до этих подробностей, — и садовница не уверена, что хочет их слышать, — но Дэни рассказала ей достаточно, чтобы сделать выводы. Вчера, лежа обнаженной на смятых простынях и положив голову ей на живот, она тихо призналась, что максимально к ощущению удовольствия приближалась лишь наедине с собой, опустив руку в трусики и иногда фантазируя о какой-то случайной привлекательной девушке, которую увидела днем в супермаркете. А потом, естественно, грызла себя диким чувством стыда, обвиняя в эгоизме, развратности и глубоком неуважении к Эдди и его прекрасной, доброй семье.       — Может, и это тоже нельзя, — тихо отвечает Дэни.       — Ну… что ж. Очень жаль, в таком случае. Потому что мне очень нравится делать это с учительницей младших классов. И я планирую продолжать в том же духе.       Дэни смущена, но взгляда не отводит. Ее глаза искрятся, но это не только блики прожекторов, и в голову Джейми совершенно некстати врываются тревожные мысли. Интересно, догадывался ли ее парень все те долгие годы, что что-то не так? Видел ли смятение в ее глазах? Улавливал ли отстранённость, скованность? Или же Дэни была слишком хорошей актрисой, слишком воспитанной и благодарной пуританской девочкой, чтобы хоть как-то дать своим чувствам выйти наружу? Наверняка она считала свои желания, свое влечение к женщинам постыдным. Наверняка плакала, но замечал ли он это хоть раз? И если да, то предпринимал ли хоть что-то? Или предпочитал закрывать глаза и списывать все на месячные, как часто любят делать мужчины?       Сердце Джейми сжимается в груди, словно под тяжелым прессом. Чувствовала ли Дэни себя вообще когда-то счастливой? А если бы они не встретились в Блай, как долго еще ее бы преследовал призрак Эдди, вселяя глубокий стыд и необъятное чувство вины? Дэни то смотрит ей в глаза, то опускает взгляд на губы, и у Джейми, взбудораженной и возмущенной своими же мыслями, возникает идея, которую она решает реализовать сию же минуту, здесь и сейчас, пока не передумала.       Она встает, хватает Дэни за руку и тянет на танцпол.       — Что?..       Блондинка в недоумении семенит за ней, а когда понимает, ее лицо озаряет искренняя улыбка, открывающая крупные зубы — улыбка радостнейшая из всех, что Джейми когда-то видела. Остаток пути Дэни проходит вприпрыжку.       — Считай, что тебе сегодня крупно повезло, Поппинс.       Песня Джейми незнакомая — что-то среднее между быстрым диско и чувственным романсом. Бархатистый мужской голос пронзительно тянет: I, I just died in your arms tonight… и когда Джейми заводит их обеих в самую гущу, игнорируя локти и колени, то и дело стукающие ее по ребрам и ногам, она ожидает, что сейчас начнет стесняться, что будет чувствовать себя крайне неловко и скованно, что ее будут раздражать все эти люди, но ощущения эти почему-то не приходят. Ни одно из них. И Джейми решает дать себе шанс.       Дэни начинает двигаться, взяв ее за руки, и ей ничего не остается, кроме как довериться. Садовница конфузливо улыбается, опускает глаза — она даже вспомнить не может, когда в последний раз танцевала, но ее конечности странным образом вспоминают движения, будто делали это всю жизнь, и вот ее тело уже ритмично раскачивается, и это, мать твою, весело. Увидев трепетное ликование в глазах Дэни, она тоже не может сдержать улыбку. Не смотри на меня так, хочется попросить Джейми. Иначе мои колени сейчас превратятся в сраный пудинг.       — Ты удивишься… но я никогда раньше не была в таком месте, — признается Джейми ей на ухо.       Дэни сдвигает брови, и это взгляд умиления — такой, каким смотрят на розовощеких карапузов и пушистых котят, а не на грубоватых садовниц в рваных джинсах. Она склоняется, словно желая что-то сказать ей, но вместо этого целует ее в щеку, прямо около уха — пять-шесть быстрых, отрывистых, почти незаметных поцелуев, оставляющих на лице Джейми яркий румянец.       — Тогда я счастлива быть твоей первой, — произносит она и целует ее снова, на этот раз под мочкой уха, прикрывая свои движения волосами, что со стороны выглядит как обычный разговор двух девушек на громком танцполе.       Что-то в этой атмосфере всеобщего веселья заставляет Джейми полностью расслабиться. Никто ее не знает, никто ее здесь не осуждает — никому до них нет совершенно никакого дела. Она танцует так, как подсказывает ей тело, обменивается с Дэни задорными улыбками, раскачивается и, уловив слова песни, подпевает вместе с Дэни и веселящейся, кричащей и подпрыгивающей толпой. Людей столько, что даже шаг в сторону не сделаешь, но это не мешает Джейми полной грудью вдохнуть эйфорическое ощущение свободы. Она в Нью-Йорке, на дискотеке. Они молоды, и с Дэни все будет хорошо. Она поправится, избавится от этой нечисти, чем бы это ни было, а Джейми будет рядом. Всегда, если Дэни этого захочет. И ей больше никогда не придется бояться.       Когда их взгляды останавливаются друг на друге дольше обычного, танец постепенно становится медленнее. Они все еще держатся за руки, и музыка будто отходит на второй план, а людей теперь гораздо меньше. Дэни облизывает разомкнутые губы, делает полшага вперед, и их бедра теперь легко соприкасаются в чувственном ритме. Ладони Джейми устраиваются на бедрах девушки, чуть выше ягодиц, прижимают и сразу же чувствуют ответное движение. Имитирующее, любопытное. Дэни ставит колено вперед — так, что оно оказывается у Джейми между ног, и ее смелые ритмичные покачивания никто не счел би ничем иным, кроме танца двух нетрезвых подруг. Они в толпе, и на них никто не смотрит, и это возбуждает — возбуждает Джейми намного больше, чем она ожидала, это приятное давление между их бедер, между ее ног, где-то в самом ее центре. Руки ползут вверх по спине Дэни, прижимают ее ближе — они все еще раскачиваются в такт музыке, но теперь эта музыка звучит лишь для них двоих, их собственный ритм, неспешный и магнетический, в котором они теряются, видя лишь друг друга.       Дэни смотрит на нее, не моргая. Взволнованно, с надеждой и легким страхом, и когда Джейми прижимается щекой к ее противоположной, то слышит шумный выдох, чувствует дрожь в теле девушки. Ощущение азарта, опасности и внезапной смелости пульсирует в венах, и она медленно находит краешек губ Дэни и целует, осторожно, замечая, как сразу смыкаются ее веки, как покорно она приоткрывает рот, как горячо дышит в ее собственный, и как ее руки хватаются за ткань футболки на спине садовницы. Их танец не прекращается, но губы встречаются еще раз, теперь уверенней, пусть и почти невинно, без языков, и где-то в глубине души садовница осознает, что они в толпе незнакомцев, что делать так нельзя, что так совсем небезопасно, но все присутствующие пьяны и заняты лишь собой, они видят их первый и последний раз в жизни, и в этот — лишь в этот момент Джейми решает отпустить ситуацию. Ведь от Дэни безумно приятно пахнет, ее спина соблазнительно изгибается, а бедра плавно двигаются, синхронизируясь с движениями языков, и Джейми отпускает все — плевать на все, кроме сладких, еле слышных выдохов.       Когда музыка в очередной раз сменяется, заполняя стены клуба каким-то гулким, неприятным техно-саундом, Дэни отстраняется и тянется к ее уху.       — Давай уйдем.       В ответ у Джейми получается только кивнуть.       С танцпола они уходят за руки — Джейми идет, опустив глаза, но сердце в ее грудной клетке буквально подпрыгивает, а ноги почти не слушаются. Краем глаза она замечает на себе два пристальных взгляда той сидящей рядом пятидесятилетней парочки, перешептывающейся и подозрительно напоминающей ей заядлых гомофобов. Дэни бросает на столик десятку, поставив на нее стакан со своим недопитым голубым коктейлем, а Джейми замечает две вещи: первое, что она не смотрит по сторонам, и второе, что она сильно покраснела. У нее даже уши красные. Дэни, хорошая, образцовая Дэни, только что сделала кое-что запретное — то, о чем, наверное, даже не фантазировала, — и садовница самодовольно улыбается. Что ж, теперь у нее будут совершенно иные воспоминания о дискотеках.       Забрав куртки из гардероба, они выбегают на улицу, где холодный ночной ветер ноябрьского Нью-Йорка заставляет Джейми съежиться и плотнее прижать к себе куртку. А еще она понимает, что почти ничего не слышит. Пока Дэни пытается словить такси, Джейми прислушивается к шуму проносящихся мимо автомобилей, но улавливает их будто сквозь толстую стену. Или сидя в бочке. Она закрывает уши руками и снова открывает.       — Черт, Поппинс. Мать твою. Похоже, я оглохла.       — Это скоро пройдет, — отвечает Дэни, хохоча; из ее рта идет пар. — Через час-полтора. Не бойся.       — Уверена?       У обочины останавливается такси, и они быстро запрыгивают внутрь. Назвав водителю адрес отеля, Дэни берет ее за коленку и хочет что-то сказать, но внимательно изучающие их глаза пожилого мужчины в зеркале заднего вида останавливают ее.       — Ну как, повеселились, девочки?       — Простите? — переспрашивает Дэни.       — В диско-клубе? Как повеселились?       — О… нет. Мы от друзей едем, — вежливо отвечает Дэни, запихнув руку в карман своей куртки.       — А вы откуда?       Они с Джейми переглядываются. Любопытный старый хрен. Джейми хмурится, но решает отмолчаться, дабы своим акцентом не привлекать к ним еще больший интерес.       — С юго-запада.       — У тебя знакомый говор. Ты из Иллинойса?       — Айова, — нехотя отвечает Дэни, но старается держаться доброжелательно.       — Всегда знал, что в Айове самые красивые девушки, — улыбается дед, оголяя свои кривые желтые зубы, и Джейми с отвращением кривится, даже не пытаясь скрыть свою гримасу, но получает легкий толчок локтем в ребро, а укоризненный взгляд Дэни без слов говорит ей: «Эй, просто будь вежливой, ладно?»; остаток пути они едут в тишине, прерываемой его периодическими матерными комментариями о паршивых навыках вождения других водителей.       На прощание хрыч советует им не ходить без своих парней в столь поздний час, и когда они наконец-то заходят в теплое, светлое фойе отеля, Джейми выдыхает с облегчением. Она знала, что американцы общительные, но, по правде говоря, не ожидала, что настолько.       — В следующий раз возьмем с собой парней, — саркастично отмечает Джейми в лифте, в ответ на что получает неоднозначную улыбку.       В их просторном номере пахнет свежестью и немного лавандой. Джейми расшнуровывает кеды и плюхается на краешек кровати, наблюдая за тем, как Дэни разувается, отправляет их верхнюю одежду в шкаф и берет с тумбочки ярко-розовую резинку, чтобы стянуть волосы в хвост.       — Боже… наконец-то. Хотела взять ее с собой и забыла. — Дэни разворачивается спиной к комоду и слегка опирается на него; на ее щеках все еще играет румянец — то ли от жары в такси, то ли от еще не утихшего волнения. — Как твои уши?       — О, получше. Но если что, слуховой аппарат оплачиваешь мне ты.       — Что?! Это была твоя идея, пойти в клуб.       — Да. Но разве я знала, что американцы все сплошь глухие и слушают музыку так громко?       — И что, я теперь должна отдуваться за всю свою нацию?       — Именно. Я же отдувалась за всех несчастных англичан, глотая твои жуткие чаи.       — Они вкусные! Ты просто разбалованная, — нахмурившись, восклицает Дэни, делая к ней два шага, и когда Джейми протягивает руку, девушка быстро преодолевает остаток дистанции, оказываясь стоящей прямо перед ней, между ее слегка раздвинутых коленей.       — Нет, Поппинс, — Джейми поглаживает заднюю поверхность ее бедер, чуть ниже ягодиц, смакуя ощущение мягких форм, а Дэни кладет руки сначала на ее плечи, а затем на затылок, окунает пальцы в волосы. — У тебя совершенно невкусный чай. Но все остальное…       От этого комментария, вопреки ожиданиям, Дэни не смущается: она касается щек Джейми ладонями и приподнимает ее лицо, убирает с него волосы, приглаживая их и заправляя за уши, и от этих невесомых прикосновений у садовницы возникает желание ощутить ее обнаженную кожу, что она и делает, высвобождая футболку из-под ремня и заползая под нее руками, где они встречаются с теплой, немного липкой от пота плотью. Дэни заметно сглатывает.       — Ты меня поцеловала, — произносит она полушепотом, будто говорит что-то неприличное. — Прямо на танцполе, Джейми.       — Да. Поцеловала. — Улыбка Дэни осторожная, но такая живая и сияющая, что Джейми уже мысленно грызет себя за то, что скажет дальше, пусть эти слова и необходимые. — Но… впредь? Такого лучше не делать, Дэни. Это опасно. Сама понимаешь. — Она кивает. — Я рискнула. Возможно, даже повела себя глупо. Не все люди добрые. И не все принимают то, чего не понимают.       — Да, не все. Я знаю, я понимаю, но просто… я чувствовала себя так… И мы же не делали ничего плохого.       — Не делали.       — Но мы все равно не можем делать так на людях.       Эти слова она произносит частично с интонацией вопроса, и садовница качает головой, заглядывая в большие глубокие глаза, оба из которых благодаря отражению от светло-синего покрывала на кровати сейчас кажутся лазурно-голубыми, без той неизвестно откуда взявшейся темноты.       — Не можем, Дэни. Когда ты в меньшинстве, это значит, что других больше, и ты в опасности, — произносит Джейми.       Задрав ее футболку, она целует живот вокруг пупка, и когда ладони крадутся по ребрам, а затем оказываются под грудью, касаясь ткани лифчика, с губ Дэни сходит еле слышный выдох.       — Но можем делать это здесь. Сколько угодно.       Одну руку Джейми опускает на ее бедро и жадно, властно сжимает — так, будто не делала этого месяцами и безумно соскучилась, хотя за последнюю неделю у нее было столько физической близости, столько прикосновений, сколько не было, наверное, за всю жизнь — а если говорить о их качестве, то ничего подобного у нее и вовсе не было. Второй рукой она уже массирует грудь через ткань лифчика, хоть и понимает, что торопит события. Они с Дэни все еще узнают друг друга, прощупывают территорию, стараются не спешить, давать друг другу пространство и время, но, по правде говоря, все случилось у них так стремительно, а Дэни была такой напористой, что в какой-то момент садовница просто отпустила свой страх перед переменами и вообще перестала задумываться над тем, как в ее жизни за столь короткий срок произошло так много. К тому же, Дэни такой темп развития отношений совершенно не беспокоит. Она и так слишком долго сидела в шкафу.       Поцелуи на обнаженном животе становятся жадными, но когда ее рука ползет по внутренней стороне бедра, Дэни осторожно отстраняет ее. Прежде чем Джейми успевает подумать, что и впрямь поторопилась, она сообщает, что хочет сначала сходить в душ.       — Чувствую себя потной и несвежей. Я быстро, ладно?       — Конечно. Я тоже, после тебя. В чертовом клубе было слишком жарко.       Перед уходом, пусть даже и всего на десять минут, Дэни склоняется и целует ее, неспешно, но глубоко, и этот поцелуй, это обещание того, что будет после, Джейми сразу же чувствует между своих ног, остро и интенсивно.       Пока Дэни в ванной, садовница накидывает куртку, выходит на небольшую террасу, примыкающую к их номеру, и зажигает сигарету. Прислушиваясь к звукам мегаполиса, она осматривает кусты можжевельника и самшита в длинных белых горшках и касается их жестких листьев кончиками пальцев. Видок у них унылый — похоже, этим крошкам тут очень одиноко. До ее ушей доносятся крики полуночных гуляк, полицейские сирены, музыка из соседнего квартала. Их отель не в самом центре, но здесь, мать твою, и центра-то как такового нет. Весь город — это один сплошной центр. Оуэн в конце семидесятых был в Нью-Йорке и рассказывал, что этот город никогда не спит, но чтобы понять масштабы этого безумства, его нужно только увидеть своими глазами. Джейми тарабанит ногтями по металлическому поручню балкончика. Слава богам, ее долбаный слух окончательно вернулся.       Хмель от двух коктейлей развеялся, оставив после себя только странный привкус во рту и небольшую вялость. Все, что Джейми видит перед собой — это смятенный, но полный возбужденного восторга взгляд Дэни, выходящей из клуба. Дэни, впервые целовавшейся с девушкой на виду у всех. Дэни, которая еще пару недель тому назад неуклюже флиртовала, не зная, как сообщить садовнице о своих неуместных желаниях, поэтому сообщала о них в самой непосредственной, бесхитростной и доступной форме. То есть, прямым текстом. Погрузившись в эти воспоминания, садовница осознает, как мало еще времени прошло с тех пор — и как много еще она хочет узнать о Дэни Клейтон. Она для нее уже не экзотическая загадка, но еще и не до конца раскрытая книга.       Едва она тушит окурок, как стеклянная дверь на террасу открывается, и в ней появляется Дэни, в отельных тапочках и огромном белом халате.       — Я уже, можешь идти.       — Ты быстро.       — Могу сгруппироваться, когда нужно.       Ее чистое лицо порозовело и посвежело, и Джейми, еще немытой и с запахом сигаретного дыма во рту, даже немного неловко целовать ее, такую плюшевую и ароматную — было бы неловко, если бы Джейми было лет девятнадцать и она все еще парилась по поводу таких глупых вещей. Но ей давно не девятнадцать, поэтому они с Дэни развратно целуются прямо в дверном проеме, смело лаская друг друга языками и исследуя тела раскрытыми ладонями, — до тех пор, пока от порыва ветра Дэни не дрожит, и вместо очередного поцелуя Джейми целует ее в нос.       — Пойдем, а то простудишься.       В номере Дэни, с распухшими губами и затуманенным взглядом, прислоняется к стеклянной двери и берет руки Джейми в свои.       — Только тоже не задерживайся, хорошо?       — Я пулей, — подмигивает Джейми и, прежде чем скрывается за дверью ванной, видит, как Дэни заползает на высокую огромную кровать и укладывает голову на белые подушки.       Душ она принимает действительно в считанные минут — этому Джейми научилась в череде приемных семей, где было по 5-6 детей, и на душ каждому выделялось по столько же минут. Сейчас эти воспоминания максимально от нее далеки, но вот навык пригодился. Вытираясь пушистым полотенцем, Джейми вдыхает его приятный аромат, свежий и хрустящий. Джейми даже зубы чистит — ей тоже хочется благоухать. Около раковины — расческа Дэни, несколько резинок для волос, пара небольших баночек — крем, бальзам для тела — и зеленая косметичка. Джейми никогда ни с кем не путешествовала, и все эти мелочи вызывают на ее лице глуповатую улыбку, словно она впервые в отношениях и лишь открывает для себя прелести совместной жизни. Что, впрочем, не очень далеко от правды.       Когда она выходит, Дэни лежит на спине с противоположной стороны кровати, скрестив прямые ноги и подложив под голову руку. Она не сразу замечает Джейми — ее задумчивый взгляд устремлен в потолок, — но когда Джейми, завернутая в полотенце, плюхается с разгону на живот, матрас от этого спружинивает, слегка подбрасывая блондинку в воздух, и Дэни хихикает. Ощущение свободы — свободы быть собой, быть дурашливой и по-детски незрелой — для садовницы все еще непривычное. Джейми подползает ближе и кладет подбородок на краешек плеча девушки. Пряди светлых волос вокруг ее лица и шеи влажные, а пальцы, касающиеся теперь ее щек и контура губ, пахнут ванильным гелем для душа. Интересно, о чем она думала? Джейми не хочет давить. Если посчитает нужным, расскажет сама. Спустя буквально минуту комфортного молчания Дэни начинает говорить, и, судя по ее интонации, это будет что-то непростое.       — Знаешь, никогда не понимала всего этого ажиотажа вокруг поцелуев. То, о чем мои одноклассники шептались? Я была уверена, что они это все выдумывают, чтобы друг перед другом повыделываться. — Она с грустью посмеивается, но Джейми не смеется. — Когда мне было шестнадцать, Эдди впервые поцеловал меня по-взрослому. Вернее, я сама его заставила — приперла к стене за зданием школы. В том возрасте все наши одноклассники уже вовсю занимались сексом, а мы с ним едва целовались. Это было ну… не очень, мягко говоря. А если честно, то ужасно, — она снова смеется, но Джейми продолжает молчать. — Я все пыталась что-то ощутить, сама не знаю, что, но оно не приходило. Я его минут пятнадцать там мучила. Даже вспоминать стыдно.       В ее голосе появляется легкая дрожь, и Дэни делает глубокий вдох.       — Со временем он стал делать это лучше, но то, о чем все говорили, о чем писали в книгах… Я не понимала. Часто плакала, потом злилась. На себя, потом на него, потом снова на себя. Мне не нравилось, когда он целовал меня на людях, я всегда стыдилась этого. Не то что было это прям отвратительно, это было нормально, но… Так прошло почти одиннадцать лет. В итоге я решила, что, ну… что наверное, дело во мне. Я вообще не способна получать удовольствие. От поцелуев. От… — Дэни облизывает губы и переходит на шепот, — от секса. Решила, что это просто не мое. В жизни есть куча других удовольствий.       Из наружного уголка ее глаза катится маленькая слезинка, и Дэни быстро вытирает ее, виновато отворачивается.       — Прости, я не хотела портить вечер своими соплями.       — Ты ничего и не портишь. Слышишь? — Джейми проводит пальцем по влажному месту, оставшемуся на ее виске. — Ты можешь рассказать мне все, что хочешь. И когда хочешь. Не твоя вина, что тебя насильно впихнули в сраную американскую мечту, которой ты не хотела.       Смахивая еще одну слезинку, Дэни кивает. Ее щеки покрываются едва заметными алыми пятнышками, и Джейми приподнимается на локтях, чтобы ее разглядеть получше.       — Поэтому когда я поцеловала тебя впервые, тогда в теплице, я почувствовала…       Она молчит, и садовница закусывает губу, стараясь сдержаться, — вот ее пошлый комментарий точно может все испортить, — но слова сами выпрыгивают из ее рта.       — Ты возбудилась?       — Очень, — выдыхает Дэни, слегка покраснев, но желание раскрыться оказывается сильнее смущения. — Я… не могла уснуть. Постоянно думала об этом чувстве о том, как сильно хочу испытать его снова. Как сильно хочу тебя. И как я наконец-то поняла, о чем все шепчутся.       — Наверное, ты так сильно отреагировала только потому, что я у тебя была первая, — хмыкает Джейми, хотя и сама знает, что это не так, но зачем-то продолжает язвить. — Может, с какой-то красоткой все было бы еще круче.       — Что? Причем тут это, — закатывает глаза Дэни и поворачивается на бок; Джейми тоже меняет положение, переваливаясь на спину, и теперь девушка частично нависает над ней, опираясь на локоть. — Несешь какую-то хрень.       — Да я шучу, Поппинс. Просто… ты меня тогда конкретно обидела. И до сих пор не извинилась, кстати. Но я… — садовница задумчиво хмыкает, — скажем так, я той ночью тоже долго не могла уснуть. Меня так никто и никогда не цеплял. Ты просто что-то с чем-то.       — А ты, ну… касалась себя? — простодушно спрашивает Дэни, будто интересуется, пила ли она чай.       — Нет. Была слишком зла на тебя.       — Прости. Мне было очень стыдно. Я тогда… мне показалось, что я снова увидела Эдди. — Кончиками пальцев Дэни водит дорожки по ее обнаженным плечам, грудной клетке и доходят до края полотенца, прикрывающего грудь. — Но с тех пор этого больше ни разу не повторялось.       — Ты больше не видишь его?       — Нет. И не увижу, — решительно качает головой Дэни. — Я вижу только тебя… Можно?       Она приподнимает краешек полотенца, и Джейми кивает, громко сглатывает. Дэни раскрывает ткань на ее груди с таким трепетным ожиданием, словно разворачивает долгожданный рождественский подарок. Полотенце расползается на стороны, оставляя Джейми совершенно голой. Взгляд Дэни на ее грудь, живот и ниже — особенно ниже — такой пристальный, что садовницу в какой-то момент даже наполняет незнакомое чувство застенчивости.       — Ты покраснела.       — Нет.       — Да. Я же вижу, — лукаво улыбается Дэни и склоняется к ее губам, целует, осторожно и бережно, накрывая ладонью ее живот чуть выше лобка. — Можешь со мной не притворяться, Джейми.       Вместо ответа Джейми тянется вниз, к поясу и, развязав его, высвобождает Дэни из халата, бросает ткань на пол. Когда они обе оказываются на боку и прижимаются друг к другу, стены номера наполняются шорохом хрустящих отельных покрывал и тихим шепотом. Джейми прячет лицо в изгибе шеи и нежно целует, касается языком мочки уха и области под ним, прежде чем их губы сливаются в поцелуе, мокром и глубоком, уже совсем не осторожном. Мягкое, теплое тело Дэни вжимается в нее еще сильнее, и от ощущения твердых сосков, трущихся об ее собственные, Джейми издает порывистый стон, а ее колено инстинктивно протискивается между ног Дэни. Она надавливает — легко, — но сразу же слышит искреннее, исступленное «о», произнесённое в ее губы с горячим выдохом.       Каждая их близость сейчас первая, каждое прикосновение — новое. Лаская ее язык своим, Джейми продолжает медленные, размеренные толчки, а когда буквально через минуту чувствует теплую, скользкую влагу на поверхности своего бедра — там, где оно соприкасается с областью между ее ног, — то думает о том, как глубоко заблуждалась Дэни все эти годы, полагая, что не способна получать удовольствие от секса. Дэни — чувственная, темпераментная девушка, и, по правде говоря, сила ее темперамента оказалась для Джейми неожиданностью. Дэни любит секс — просто она всю жизнь занималась им не с тем.       Движения Дэни постепенно ускоряются. Она трется о ее ногу чуть резче, вздохи ее наполнены тихим отчаянием, и Джейми накрывает ягодицы девушки, направляя слегка расхлябанные, неточные движения бедер. После очередного, особо интенсивного толчка Дэни бросает удивленный взгляд между их тел и плотно смыкает веки, запрокидывает голову, а Джейми только и остается, что жадно целовать открывшуюся ей кожу шеи, плеч и ключиц. Все это длится несколько минут, без единого слова — лишь их стоны и влажные звуки слияния мокрой плоти, губ и того, что ниже. В стонах Дэни появляется знакомый надрывный оттенок, но Джейми знает, что этих движений — этого трения, пусть и такого возбуждающего — мало. Дэни сможет лишь подобраться к финалу, но таким образом его не достигнет.        Потерявшись в собственном возбуждении, ощущая острое желание быть с Дэни максимально близко, слиться с ее порозовевшим телом и показать, на какое наслаждение оно способно, Джейми делает то, о чем думала еще ночью в Блай после того, как Дэни впервые робко взяла садовницу за руку возле ее машины. То, что, возможно, Дэни даже немного смутит, но Джейми так хочется этого, так сильно хочется, а желание между ее ног такое пульсирующее и мучительное, что места для сомнений в ее голове не остается.       Медленно перекатывая Дэни на спину, она устраивается между ее ног так, чтобы прижаться к ее лобку своим. А затем к ее складкам. Трение совсем легкое, но они обе уже очень мокрые, поэтому плоть легко скользит, и Дэни издает милейший стон удивления. От интенсивности ощущений у Джейми подкатываются глаза. Она делает несколько вдохов. Господи боже.       — Джейми…       Приподнимая ногу Дэни, она целует ее щиколотку, теперь внимательно присматривается к лицу девушки, немного ошарашенному, к ее взгляду, устремленному в то место, где они соединены. Взгляду, полному любопытства. В подсознании Джейми всплывает слово — название тому, что они сейчас делают, вычитанное из одного грязного лесбийского порно-журнальчика начала восьмидесятых, — и какая-то садистская часть ее хочет это слово произнести вслух, просветить не ожидавшую подвоха Дэни Клейтон, но Дэни и так изумлена до глубины души, а ее кожа, каждый сантиметр ее и без того вспыхнул.       — Тебе нравится? — шепчет Джейми, оставляя еще несколько поцелуев — теперь на коленке.       — Я… — Дэни сглатывает и делает несмелые движения бедрами. — Я даже не знала… Откуда ты… о боже… так что, можно было?       Они в унисон посмеиваются.       — Можно. И еще много чего можно.       — Ты должна была сказать мне раньше. Такое нельзя скрывать.       От звука ее очаровательного смеха Джейми чувствует себя легкой, свободной — будто огромный груз, о котором она даже не знала, только что свалился с ее плеч. Смех, однако, длится недолго, поскольку Дэни тянется к ее бедрам, немного ерзает, принимая более удобную позу «ножниц», и притягивает ее к себе смелее. Эта перемена смещает трение к их самым чувствительным точкам, и громкий, протяжный стон вырывается из горла Джейми.       — Боже… как это… — шепчет Дэни, то закрывая глаза, то устремляя взгляд вниз; ее нога плотнее прижимается к плечу Джейми.       — Приятно?       — Так… так все делают? У меня… о боже…       Она накрывает лицо ладонями, когда Джейми, вооружившись ухмылкой, совершает несколько круговых движений бедрами. К поверхности ее кожи кровь приливает так сильно, что выглядит Дэни так, будто весь день провела под палящим солнцем. Она хочет смотреть вниз, но с каждым влажным трением веки ее захлопываются автоматически. Джейми чувствует — видит своими глазами, — какой мокрой она становится. Между ними очень много влаги, она горячая и скользкая, и Джейми приходится стиснуть зубы, чтобы заставить свои бедра двигаться плавно, а не вжать Дэни в матрас и не начать вталкиваться в нее в том развратном, безудержном, совершенно не женственном темпе, которого требует ее тело.       Когда они входят в некий ритм, голова Дэни утопает в мягкой подушке, шея плавно изгибается. Она тихо стонет, шепча слова наслаждения, — о том, как это приятно, о том, как ей хорошо, — и Джейми с ней абсолютно согласна. Она будто делает это все впервые — словно в ее жизни не было больше никого, кроме Дэни, и физические ощущения слияния, подпитанные глубокой нежностью, которую она испытывает к девушке, поражают своей остротой и новизной. Их отношения — это пока еще маленький, хрупкий росток, едва раскрывшийся бутон, но Джейми чувствует себя в фазе полного цветения — такой совершенной, такой удовлетворенной и свежей, как никогда ранее.       Когда доверчивый взгляд Дэни в очередной раз останавливается на ее лице, у Джейми возникает идея.       — Хочешь попробовать? Сверху?       Дэни кивает — слишком быстро и энергично. Джейми помогает ей подняться, а сама ложится на спину — серия несколько неуклюжих движений, сопровождаемых смущенными смешками. Ее колени расходятся в стороны, но Дэни надавливает на них, разводя еще шире, увлеченно облизывается, трет внутреннюю сторону ее влажных бедер вверх-вниз. Пряди длинных светлых волос немного слиплись и спутались, соски порозовели, напряглись, и то, что Джейми видит перед собой, максимально далеко от образа аккуратно причесанной, благопристойной гувернантки, какой она увидела ее впервые.       — Ты такая… — Дэни накрывает ее складки раскрытой ладонью, бережно растирает. — Не верится, что я это все вижу перед собой… что могу вот так смотреть… трогать. — В ее взгляде появляется оттенок сожаления. — Что могу быть… сверху.       Закусив губу, Джейми осмеливается спросить.       — Никогда не была?       — Никогда не хотела.       — Мне нравится, когда ты сверху, — Джейми касается ее живота, берет в ладошки грудь и сжимает. — Ты становишься такой… властной. Будто хочешь меня оттрахать до потери пульса.       При этих словах Дэни парадоксально, как по команде, приходит в милое замешательство, что вызывает у Джейми улыбку, однако спустя секунду девушка тихо, но уверенно сообщает, что действительно хочет это сделать с ней — оттрахать, — и хотела сделать это еще в поместье. Прямо на кухне, пока никто не видел. Садовница хочет как-то сострить, но Дэни, переставив колено через ее левое бедро, прижимается к ней лобком, и Джейми чувствует ее мягкие волоски там, ее распухшие складки, твердый, горячий клитор между ними, и несказанные слова сарказма — да и вообще все остальные слова — выпархивают из ее головы, словно испуганные голуби.       Дэни и впрямь властная, когда оказывается сверху. Она крепко сжимает ее бедра и экспериментирует с новыми для нее движениями, с темпом, и Джейми, как сильно ей бы ни хотелось ощутить давление сильнее и быстрее, позволяет ей исследовать. От этих занимательных экспериментов Джейми тяжело дышит и покрывается тонким слоем пота, и когда Дэни находит достаточно быстрый ритм, заставляющий их обеих почти одновременно простонать, Джейми смотрит на нее пристально, дотошно изучает, желая запомнить каждое движение, каждый вздох и снова — в сотый раз — напоминая себе, что это все реально. И что Дэни Клейтон, порядочная, примерная Дэни действительно трется об нее мокрой киской на отельной кровати, шепча какие-то непристойности, которых от нее никто и никогда не ожидал бы.       Джейми кончает первой — это происходит неожиданно и бурно, когда Дэни проникает рукой между их соприкасающихся складок и погружает в нее два пальца. Она так возбуждена, что ей достаточно всего лишь несколько ритмичных толчков, чтобы тихо вскрикнуть в губы Дэни, прижавшиеся к ее рту. Наслаждение разливается по ее телу, от центра к ногам и кончикам пальцев — пальцев на ее руках, которые растрепанная, раскрасневшаяся блондинка вдохновенно целует. Около минуты Джейми просто тяжело дышит, вкушая это блаженное ощущение расслабленности, пока Дэни осыпает ее лицо крошечными поцелуями, но оставлять свою девушку неудовлетворенной она не собирается. Поэтому укладывает ее на спину и когда начинает опускаться вниз, то мигом улавливает трепетную, радостную надежду в широко распахнутых голубых глазах.       Изначально Джейми не уверена, что это хорошая идея, — на часах за полночь, а Дэни, как оказалось, так сильно нравится получать оральные ласки, что буквально через пять минут к ним в номер наверняка позвонят с ресепшена, вежливо попросив сделать потише телевизор (ведь откуда еще могут раздаваться стоны удовольствия в номере двух девушек?), и тогда Дэни сгорит со стыда. Но девушка смотрит на нее в таком упоенном предвкушении, что Джейми вручает ей одну из небольших декоративных подушечек и просит держать ее рядом, на всякий случай, на что получает энергичные кивки. «Все, что угодно, только позаботься обо мне», — молит без слов Дэни, раскрывая колени. — Не оставляй меня».       Джейми вылизывает ее жадно и развратно, умышленно громко причмокивая и постанывая, — она знает, что потом это заставит Дэни покраснеть. Девушка изо всех сил старается быть тише, и ей это удается, но подавленные вскрики выливаются сильной дрожью, продолжительной и сладкой, во всем ее теле. Три пальца Джейми проскальзывают в нее не беспрепятственно, но это вторжение желанно. Буквально за две минуты Дэни кончает дважды, и этой второй оргазм, ожидаемый, но все равно слишком стремительный, все же вынуждает ее накрыть лицо подушкой. Между ног Дэни вся красная и распухшая, и Джейми, нежно целуя ее, задумывается о том, не будет ли у нее на утро неприятной чувствительности, ведь они завтра собрались раньше встать и много ходить. Может, стоит пока немного поумерить пыл? Насладиться Нью-Йорком?       Эта мысль теряется, когда Дэни тянет ее на себя, вспотевшую и дрожащую, и крепко обнимает. К черту Нью-Йорк.

      ***

      Через час им обеим все еще не спится. Джейми, завернувшись в халат, смотрит по телевизору какой-то глупый мультфильм (какого хрена американцы в час ночи показывают мультфильмы?) про утку в пиджаке и с голой задницей — вроде «Дональд Дак». Что-то такое она, кажется, видела и в Англии. Дэни лежит рядом, в футболке и крошечных шортах, прижавшись к ней и закинув на нее обе ноги, жует батончик из мини-бара, за который им придется заплатить втридорога, и листает путеводитель.       — Завтра пойдем в Метрополитен-музей. Всегда хотела посмотреть их египетскую коллекцию.       — Как скажешь.       — Ты не хочешь?       — Я не фанат музеев, если честно. Но ради тебя готова на эту пытку.       Дэни хмурится.       — А послезавтра можем пойти в ботанический сад, — сообщает Дэни, ткнув пальцем в картинку в путеводителе; Джейми с открытым ртом рассматривает изображение огромного розария.       — Вот это уже интересней.       — И я тоже ради тебя пойду на эту пытку, — иронизирует Дэни с подкатом глаз, но потом задумчиво смотрит в потолок, — хотя… нет, не ради тебя. Я тоже очень люблю ботанические сады.       Джейми целует ее в лоб и по-детски — в губы, трет ее голую коленку.       — Я, ну… не была слишком жесткой?       — В смысле?       Взглядом Джейми указывает вниз, на область между ее ног.       — О… нет. Совсем нет.       — Уверена? Боюсь, чтобы на утро тебе не было… неприятно.       — Ну… даже если и будет, оно того стоило, — смущенно улыбнувшись, Дэни закрывает путеводитель, откладывает его на прикроватную тумбочку и смотрит вниз, на свои руки; ее щеки немного алеют. — Я… слышала о таком и часто мечтала… ощутить. Каково это, когда на утро болит из-за того, что ночью было слишком хорошо и слишком много.       — Дэниель… да ты развратница.       Дэни игриво толкает ее локтем в бок и морщит нос.       — Не называй меня так.       — Прости, — хохочет Джейми. — Прости, Поппинс. Больше не буду.       — Меня так мама называла. И все друзья. И Джуди. И… Эдди тоже. Особенно он. Я просила называть меня Дэни, но они упорно не хотели, говоря, что это мальчишеское имя. А я же девочка. Но… если серьезно, об этом… состоянии я услышала от мамы, как бы дико это ни звучало.       — Поподробнее?       — Я подслушала, как она рассказывала подруге о вчерашней ночи, проведенной с очередным хахалем. Сказала, что она еле ходит. Мне тогда было двадцать и мне это показалось крайне отвратительным. Хотелось пойти проблеваться, — Дэни демонстративно закладывает два пальца в рот. — А потом ну… я часто плохо спала и утром выглядела уставшей, и надо мной тогда подтрунивали на работе. Мол, у вас с Эдди была бурная ночь. Я отшучивалась, но…       Джейми крепко сжимает ее руку, подносит к губам и целует. В ее лексиконе сейчас нет слов, способных описать то чувство глубокого возмущения, что ее переполняет.       — Так что, да. Пускай болит. Я не против, — добавляет Дэни шепотом, прижавшись к ее лбу своим, а затем тоже целует Джейми сухими, немного шершавыми губами; у ее поцелуя привкус шоколадного батончика. — Оно того стоит.       Они устраиваются в позе ложечек — Дэни прижимает ее к себе спиной и перед сном просит рассказать еще что-то о себе. Джейми рассказывает о том, как начала учиться садовничеству — об этом она готова говорить вечно, — и как сделала свою первую композицию из хвойных, будучи за решеткой, — об этом она вообще бы не упоминала. Но Дэни эта часть ее прошлого совершенно не тревожит, поэтому Джейми говорит. Открывается. Поначалу было непривычно так безоговорочно доверяться кому-то — лежать, прижавшись к человеку спиной, и не видеть его. Позволять так покровительственно обнимать себя за талию, принимать тысячи поцелуев в затылок. Честно говоря, ей непривычно и до сих пор — после стольких лет душевного отшельничества за полторы недели к этому вряд ли привыкнешь, — но ощущение, что она знает Дэни намного дольше — может даже всю свою жизнь — упорно не отпускает ее.       За окном в очередной раз раздается вой полицейской сирены. Вес теплой руки на ее талии кажется Джейми желанным и родным. Наверное, в 7:30 они не встанут, как планировали, но плевать. Завтра Джейми пойдет с ней в Метрополитен-музей. И во все гребаные музеи мира, если Дэни того захочет. Куда угодно, лишь бы с ней.