Пандемониум

— Что... что вы делаете с моим Ребёнком! — закричал мистер Накадзима. Его безупречная жена вцепилась в рукав его безупречного костюма, и они в ужасе уставились на пришельцев, вторгшихся в их дом. Шинпачи вытянул руки вперёд, умоляя их не устраивать ещё один межгалактический инцидент. Гинтоки и Кагура просто стояли в стороне и смотрели. Не обращая внимания на людей, гекконы окружили гигантское белое яйцо, стоящее на почётном месте на котацу Накадзимы. Старший Часовой очень осторожно постучал по скорлупе когтем, а один из его подчинённых просканировал её с помощью различных инопланетных устройств. Аманто какое-то время посовещались взволнованным шёпотом, а потом все как один сделали шаг назад и упали на колени перед яйцом, почтительно поджав когти и прижав хвосты к полу. Через мгновение старший Часовой снова повернул голову к Ёрозуе, все ещё стоя на коленях. — Вы нашли его императорское величество пятого принца, — сказал он. — Империя гекконов благодарит вас. — Принц? — нерешительно спросила миссис Накадзима. — Да, похоже, что это цыплёнок по-королевски, - сказал Гинтоки. — Ваше яйцо на самом деле украденная — или, скорее, похищенная — королевская особа. Принц из страны вот этих парней. — Вы имеете в виду, что Мой Ребёнок — мальчик? — спросила миссис Накадзима, не обращая внимания на остальное. — Дорогой, у нас будет мальчик! Её муж просиял. — А откуда точно у вас, эм, появился Ваш Ребёнок, Накадзима-сан? — спросил Шинпачи. Мистер Накадзима обнял жену за плечи. — Моя жена и я, мы так сильно хотели ребенка, — сказал он. — Мы так долго надеялись и молились. И вот однажды утром, пару месяцев назад, получили посылку: коробка стояла у нас на пороге — мы думали, там будет фритюрница для индейки, а вместо этого обнаружили, что аист принёс нам Моего Ребёнка! — Аист, — повторил Гинтоки. — Ну да, вы же знаете: аист, который приносит младенцев любящим мужьям и женам. Мы не знали, что детей доставляют в яйцах, хотя, я полагаю, раз уж это аист... — В этом есть смысл, — кивнула Кагура. — Эм, Кагура-чан, у людей это происходит не так... — начал было Шинпачи, но Гинтоки с силой наступил ему на ногу. — Ой, Гин-сан, что… — Ты намерен объяснить Кагуре, откуда берутся дети? — прошипел Гинтоки ему на ухо. Шинпачи сглотнул и поспешно сменил тему. — Но если это был не аист, тогда кто же доставил принца? И почему сюда? — Он взглянул на съёжившихся супругов. — На пиратов они вроде бы не похожи… — У меня есть гипотеза, — сказал Гинтоки. — Если бы вы хотели провезти что-нибудь контрабандой — что-то такое, что не вызвало бы подозрений ни при одном стандартном досмотре, потому что на самом деле это не являлось бы чем-то незаконным, — и при этом вы не могли бы протащить это самостоятельно, потому что за вами следили бы или что-то ещё в таком духе, а вам бы нужно было вывезти это быстрее, пока вас не поймали, то... — Вы могли бы воспользоваться службой доставки, — сказал Шинпачи. — А если там было две коробки примерно одинакового размера и веса… И, кстати, Накадзима — довольно распространенное имя. Сколько людей с такой фамилией попалось нам во время переписи в этом районе? — Значит, где-то здесь есть и шайка похитителей — с фритюрницей для индейки... — Вместо джекпота в виде выкупа, который они ждали. А поскольку они убрали маячок из яйца, то и найти его сами не могли. — Если всё так, как вы говорите, — сказал старший Часовой и поднялся на ноги, вежливо опустив хвост, — тогда эти люди невиновны. Он повернулся к супругам Накадзима. — Принц отлично себя чувствует. В этом доме с ним хорошо обращались; Империя гекконов вознаградит вас за ваши старания. — Вознаградит нас? — спросил мистер Накадзима. — Вы собираетесь заплатить нам за Моего Ребёнка? Вы не можете... вы не можете купить наше дитя! — Эм, Накадзима-сан, технически это не ваше дитя, — сказал Шинпачи. — Технически это вообще ещё не чьё-то дитя, — сказал Гинтоки. — Сейчас это всего лишь суфле на первом этапе... — Гин-сан! — Нет, вы не можете забрать Моего Ребёнка! — Миссис Накадзима всхлипнула и заметалась вокруг аманто, пытаясь накрыть яйцо своим телом в шёлковом кимоно. Гекконы наблюдали за ней, сильно подёргивая хвостами и вразнобой моргая. — Так бесцеремонно прикасаться к принцу! — прошипел один из них. — Расслабьтесь, — сказал им Гинтоки, — она просто держит его в тепле. Вы же сами сказали, что они обращались с ним правильно. — Если она хочет ещё несколько мгновений насладиться обществом принца, мы можем это позволить, — заявил Старший Часовой гекконов. — Как только прибудет имперский корабль, её всё равно придётся убрать в сторону. Мистер Накадзима решительно скрестил руки на груди. — Я должен попросить вас уйти: вы расстраиваете мою жену и ребёнка. Если вы не уйдёте, я буду вынужден вызвать полицию. — Накадзима-сан, — сказал Шинпачи, — боюсь, полиция захочет вернуть яйцо гекконам. — Пардон, — сказал Гинтоки, — но вы же знаете, что, не разбив яиц, яичницу не сготовишь... шучу! — поспешно добавил он, когда четыре пары жёлтых глаз ящеров угрожающе уставились на него. — Простите, не знал, что лёд под моими ногами тонок, как яичная скорлупа... — Если я не могу вызвать полицию, — закричал мистер Накадзима, — тогда я обращусь... я обращусь к Джоишиши! Они заставят аманто прекратить вмешиваться в жизни людей… — Да, их лидер неравнодушен к гадким утятам, — сказал Гинтоки, — но этого я допустить не могу. Гекконы — слишком хлопотные парни, не стоит с ними связываться. К тому же это сын их императора... Ответ Накадзимы был заглушен донёсшимся с улицы рёвом термоядерного двигателя. — Транспорт прибыл, — объявил Старший Часовой, хотя в этом и не было никакой нужды: вряд ли прибытие прошло незамеченным для кого-нибудь в радиусе километра. Корабль Империи гекконов вместо того, чтобы практично сесть в космопорту и прислать машину, завис прямо посреди городского квартала, незаконно припарковавшись в воздухе перед домом мистера Накадзимы. Гинтоки выглянул в окно, окинул взглядом массивный корабль, ощетинившийся новейшим вооружением аманто, и присвистнул. — Ну, если уж класть все яйца в одну корзину, то лучше выбрать вот эту. От корабля к балкону квартиры протянулся телескопический трап, с которого спустилась дюжина гекконов, облачённых в девственно-белые одеяния, под стать безупречной скорлупе яйца. За ними плыла лёгкая, как пёрышко, капсула, задрапированная атласом цвета слоновой кости, — в воздухе её держали антигравитационные репульсоры, каждый из которых стоил целое состояние. Одетый в белое геккон осторожно положил яйцо в колыбель, четверо из них подняли её и поместили в капсулу — так, словно это был самый хрупкий в мире шар для боулинга. — М-мой Малыш, — всхлипнула миссис Накадзима, промокая глаза – Шинпачи с виноватым видом протянул ей салфетку. Муж снова обнял её и тоже прослезился. Гинтоки вздохнул. — По крайней мере, ты знаешь, что о твоём ребёнке позаботятся, так ведь? Он будет со своим народом, и к нему будут относиться как к... э-э... принцу. Разве могут родители желать большего? — Но, Гин-чан, — сказала Кагура, глядя на супругов, — это неправильно... — Что у людей ребёнок — яйцо? Да, это не… — Нет. — Кагура покачала головой. — Даже если у людей обычно не бывает таких детей — у этих двоих есть, ведь правда? Они приняли его так, словно это был их ребёнок. Заботились о нём, ждали, когда он вылупится, держали его в тепле, любили его — даже если они не должны были этого делать, то всё равно сделали. Даже если на самом деле это не их дитя, оно им нравится. Если любишь кого-то, не имеет значения, пусть даже вы не родственники, ведь так? Вы всё равно можете быть семьей. И это неправильно — забирать ребёнка из семьи. — Кагура-чан... — пробормотал Шинпачи, но не стал ей возражать. Гинтоки посмотрел на него и Кагуру, потом перевел взгляд на плачущих супругов Накадзима. Затем он посмотрел на гекконов, собравшихся вокруг их драгоценного принца, заключённого в яйце, снова вздохнул и шагнул вперёд. — Эй, босс Часовых. Никто пока никуда не уходит; надо ещё уладить кое-какие детали. — Вознаграждение, разумеется. — Старший Часовой кивнул. — Вы получите справедливую компенсацию — мне сказали, что у вас почасовая оплата, так? А дорога сюда заняла, — он посмотрел на часы, — почти полчаса. — Да, — сказал Гинтоки, стиснув зубы и мысленно проклиная себя: можно было бы немного затянуть поиски, по крайней мере, на день или два. — Дело не только в деньгах. Слушайте, я не очень разбираюсь в том, что касается вашей расы, но насколько сильно то, что происходит за пределами оболочки, влияет на дитя, когда оно ещё находится в яйце? На Земле детёныши морских черепах меняют пол в яйце в зависимости от того, насколько жарко в их гнезде, и птенцы вылупляются, уже зная голос своих родителей... — Видишь, Гин-чан всё-таки не спал во время того документального фильма о природе, — прошептала Кагура Шинпачи. — Я же говорила тебе, что он не слишком стар, чтобы научиться чему-то новому. — К чему ты клонишь? — спросил Часовой геккон. — Это яйцо здесь уже два месяца, — сказал Гинтоки, — лежит тут, в этой квартире, его согревают эти два человека, с ним разговаривают человеческие голоса и к нему прикасаются человеческие руки. Должно быть, для него это был шок, когда его украли — похитили? — а потом ему пришлось облететь половину Галактики. А теперь вы забираете его и снова куда-то везёте — что, если принц, живя в скорлупе, привык к этому месту, к этим родителям? Если все эти изменения окажутся для него непосильными, может быть, он просто решит вообще никогда не вылупляться... Часовой хлестнул хвостом, его шея раздулась, будто в горле застрял воздушный шарик, чешуя встала дыбом. — Это смешно... — начал он, но один из гекконов в белом, сопровождавших капсулу с яйцом, наклонился и что-то прошипел ему на ухо — ну, или туда, где располагалось бы ухо, если бы оно у пришельцев было. Геккон шипел на своём языке, поэтому Гинтоки понятия не имел, о чём речь, но сообразил, когда шея Часового сдулась до нормальных размеров. — Возможно, ты прав, — неохотно признал геккон. — Отлично, тогда вы можете оставить принца здесь — пусть вылупится… — Поэтому, — перебил Старший Часовой, — чтобы сохранить элементы нынешнего окружения принца, мы возьмём с собой этих двух людей: пусть греют его и говорят с ним — так, как они делали это раньше. — Подожди, это не… — Хорошо, — сказала миссис Накадзима. — Вы можете дать нам пару часов, чтобы собрать вещи, или надо ехать прямо сейчас? — Вы можете собраться, если хотите, — великодушно разрешил Часовой гекконов. — Хотя, — он обвёл квартиру взглядом, — я не вижу здесь ничего такого, чего Империя не могла бы предоставить вам, причём гораздо более высокого качества. — Э-э, так вы готовы отправиться с ними? — спросил Гинтоки. — Ради Моего Ребёнка? — мистер Накадзима и его жена сияли, от слёз не осталось и следа. — Конечно, мы готовы! Во время кратких сборов и телефонных звонков в последнюю минуту, Ёрозуя слонялись вокруг в основном для того, чтобы гекконы не отказались от выплаты вознаграждения, тогда как Гинтоки пытался придумать, как бы обосновать счёт на миллион йен в час. Может быть, если заявить, что это их стандартная ставка при работе на Империю... в любом случае миллион йен для Империи — мелочь... Когда супруги Накадзима были готовы к отъезду — несомненно, к облегчению других жителей квартала, которым, наверняка, надоело, что корабль аманто парит над улицей так низко, что затрудняет движение, — гекконы поднялись на борт: сначала хранители яиц в белом, затем Часовые. Старший Часовой ждал в стороне, чтобы сопроводить супругов. А потом был неловкий момент, когда пришлось просить об оплате — Часовой заверил, что деньги будут переведены в течение дня — и ещё более неловкий момент прощания с людьми, которых они едва знали. — В общем, да, удачи вам там во вселенной, — сказал Гинтоки, затем схватил мистера Накадзиму за руку и на мгновение оттащил его в сторону. — Псс, кстати, прихвати-ка это, — и он незаметно сунул тому несколько цветных журналов. — Тут найдётся несколько, э-э, идей о том, как получить ребёнка без аиста или яйца. После того, как мистер Накадзима поблагодарил Гинтоки за прощальный подарок и поднялся со своей женой по трапу на корабль, Шинпачи прошипел: — Гин-сан, ты же не отдал ему случайно все эти... эти журналы?! — Нет, все я ему отдать не мог: мне бы тогда что осталось? — До свидания! — крикнула Кагура, помахав кораблю, когда он убрал трап и поднялся над улицей. Воздух, завихряясь, вырывался из сопла и опрокидывал велосипеды, стоявшие на тротуаре. — Наслаждайтесь, растя свою ящерицу! Не позволяйте ему никого кусать! — Мудрейшие слова для любого родителя, — пробормотал Гинтоки. Он тоже помахал кораблю с чувством огромного облегчения, как будто корабль снял груз с его плеч, забрав титулованное яйцо. Отчасти это, естественно, было связано с удовлетворением от осознания того, что, когда он завтра проверит свой банковский счёт, там должно быть больше нулей, чем он привык видеть. Но отчасти — и в гораздо большей степени — это было осознание того, что дело сделано. Месяц закончился, и некоторые моменты больше никогда не повторятся. Линейное время –в каком-то смысле отличная штука. Когда Шинпачи сказал: — Так, пора возвращаться в контору. День ещё только начался, может, у нас появится новый клиент, — Гинтоки не колебался ни секунды и ничего больше не опасался. Тот факт, что в конторе уже навели порядок, тоже воодушевлял. — Ребята, вы отлично там прибрались, — заметил он на обратном пути. — Я даже не заметил трещины в столе. — О, это новый стол, — сказал Шинпачи. — Тама-сан принесла его нам после того, как закончила остальную уборку. Отосе-сан сказала, что, поскольку большая часть мебели всё равно принадлежит ей, она просто прибавит оплату замены к нашей арендной плате. — Вот карга. — Гинтоки покачал головой. Отосе всегда одерживала верх: ей требовалось быть уверенной в том, что он должен ей больше, чем когда-либо сможет вернуть. В её возрасте ей бы следовало получше разбираться в некоторых вещах. Вот к чему приводит отсутствие детей или внуков, которых можно было бы баловать: вместо них приходится потакать жалким, недостойным бездомным существам. — Как думаешь, Гин-чан, с ними там всё будет в порядке? — спросила Кагура и отвела в сторону зонтик, чтобы на ходу посмотреть на чистое небо. — С этой парой и с гекконами. — Ты имеешь в виду Маму и Папу. — Гинтоки пожал плечами. — Да, с ними всё будет в порядке. Люди легко приспосабливаются; мы можем устроить дом везде, где бы ни оказались. И у них уже есть семья, так что всё нормально. Для Земли тоже неплохо, если в Империи гекконов будет принц, который вырастет, думая о землянах как о родителях. Шинпачи поправил очки. — Так вот почему ты не возражал, чтобы они поехали? Потому что это сближает нас с гекконами? — Нет, — сказал Гинтоки. — Я просто хотел убедиться, что мама и папа не потеряли своего ребёнка. — Тебе пришлось бы сражаться, если бы они не захотели уходить, — сказал Шинпачи. — Я имею в виду гекконов — ты бы дрался с ними за яйцо. Даже если это привело бы к межгалактическому инциденту. — Да, и это бы тоже было весело, — сказала Кагура, размахивая зонтиком, как бейсбольной битой. — Я так и не отплатила им за все те укусы. — Гин-сан, — сказал Шинпачи, слишком тихо для улицы — так, словно не хотел, чтобы его услышали посторонние, — тогда... на прошлой неделе, когда ты вступил в схватку с гекконами. Я знаю, что отчасти у тебя с головой было неладно: меч гипнотизировал тебя или что-то в этом роде. Ты на самом деле плохо соображал. Но когда ты думал, что мы были... Когда ты пошёл... напал на посла... ты понимал, что делаешь, так? Ты знал, что может произойти, к каким неприятностям это приведёт. Кагура, идущая вприпрыжку чуть впереди, замедлила шаг. Она не оглядывалась, но оказалась достаточно близко, чтобы слушать. Они были молоды, намного моложе Отосе или даже его самого; они повидали в этой жизни слишком мало, чтобы суметь всегда отличить ложь от правды, — по крайней мере, пока. Но даже самая правдоподобная ложь не прозвучит убедительно для того, кто, задавая вопрос, на самом деле уже знает ответ. Гинтоки длинно выдохнул. — Да, — сказал он. — Я знал. Шинпачи остановился прямо посреди тротуара, как вкопанный. — Мы бы этого не хотели, — сказал он. — Кагура-чан и я — мы бы никогда не захотели, чтобы ты делал что-то подобное. — Я знаю, — сказал Гинтоки, в свою очередь понимая, что будет дальше: просьба — и обещание, что такое не повторится, что бы ни случилось. Он посмотрел на небо — на удивление чистое, голубое, хотя сейчас должен был начаться сезон дождей. Что ж, облака подвели, но вдохновение — нет. — Ребята, вы хоть вывели Садахару на прогулку до того, как пришли гекконы? — Нет! — сказала Кагура, внезапно встревожившись. — И ему, должно быть, тоже одиноко — особенно после того, как он всё это время торчал в доме Шинпачи… — Что значит, торчал в моём… — Представлять не хочу, во что превратилась контора к нынешнему моменту. А Тама так старалась с уборкой… — сказал Гинтоки, качая головой. — Надо вернуться и как следует его выгулять! — Хорошо, — сказал Гинтоки, — но сначала мы установим пару основных правил. Кагура, готовая рвануть к дому, остановилась. — Основных правил? Гинтоки кивнул и поднял вверх палец. — Во-первых, не отпускать поводок. И если пёс всё равно сбежит, то на какую бы частную территорию он ни забрёл — в сад, в чью-то гостиную, что угодно, — мы ждём снаружи, когда он вернётся. — Запрет на незаконное проникновение на чужую территорию — это разумно, — сказал Шинпачи. — Как насчёт того, чтобы не принимать вознаграждения за дела, в которых мы в действительности не помогали? — Наверно, годится, — неохотно согласился Гинтоки. — И раз уж мы об этом заговорили, никакой «Сакуры» не в сезон. — ...Гин-сан? — О-о-о, — сказала Кагура. — Тогда я говорю: никаких смертей. Никто, никогда. — Я думаю, что это вечное правило, Кагура-чан, — пробормотал Шинпачи. Кагура поковыряла в носу и демонстративно стряхнула результат с пальца. — Хорошо, хорошо, тогда как насчёт — никаких новых мечей! — Ладно, — сказал Шинпачи, кивая, — никаких странных фламбардов, или катан, или занбато, или рапир, или сабель, или чего-то ещё. Независимо от того, кто их предлагает и какие в них вделаны драгоценности, и сколько миллионов йен они могут стоить. Согласны? — Согласна, — сказала Кагура, вертя в руках свой зонтик. — Согласен, Гин-сан? — сурово спросил Шинпачи. Гинтоки посмотрел на упрямо скрестившего руки Шинпачи, идущего слева, потом — на Кагуру, весело скачущую справа. Оба они двигались, дышали и были живыми, слишком громкими и яркими, чтобы быть чем-то иным, кроме реальности. — Да, — сказал Гинтоки, похлопывая по деревянной рукояти своего боккена. — Мне и этого хватит. Конец