Май пролетел незаметно. После той поездки Нифа долго еще прокручивала детали в своей голове. Все пошло не по плану. Даже хуже. Но несмотря на ее побег, отношения с Дайчи действительно наладились. Тем же вечером, разбирая вещи в своей токийской квартире, девушка получила первое сообщение от брата. Нарочито безразличное, словно ему нет дела до ее безопасности. Нифе не хотелось признаваться даже себе, но в то мгновение сердце забилось чуточку радостнее обычного.
Они начали списываться по несколько раз в день. Девушка узнавала, как у брата дела, следила за новостями о старшей Карасуно. Савамура не горел энтузиазмом рассказывать про тех, с кем играл. Слова матери крепко поселились под кожу Дайчи, назойливым шепотом звуча при каждом взгляде на команду.
Держи их подальше. Наблюдай. Не дай приблизиться. Смотри во все глаза.
Нифа могла предугадать его мысли даже без слов. Поэтому она не хотела делиться чем-либо с матерью. Дайчи всегда страдал гиперопекой. Глупым желанием защитить сестру от всего внешнего мира. Будь его воля, он бы сделал все возможное, только бы ни один мужской взгляд не коснулся ее.
— Если бы ты только знал, как много времени я провожу с Кенмой, — с улыбкой пробормотала Нифа, пряча телефон в карман.
Очередное сообщение Дайчи не ответило на ее вопросы о друзьях брата, но сосредоточило внимание на успехах Синтаро. Становилось все забавнее наблюдать за ходом мыслей Савамуры. Мир вне Карасуно почему-то не казался ему опасным. Или парень попросту вытеснил из своего сознания факт того, что Нифа являлась менеджером Некома и все влекущие за этим последствия. Но так было проще. Девушке не приходилось оправдывать свою дружбу с Козуме.
— Чему ты так улыбаешься? — словно прочтя ее мысли, поинтересовался парень.
В его голосе звучала ревность. Вторая проблема, которую Нифа не имела понятия, как решать. В ее идеальном сценарии разговор с Дайчи расставит все по местам, они вновь станут дружной семьей, как и раньше, а остальное останется без изменений. Только вот все обернулось каким-то фарсом.
— Синтаро стал первым в школьном марафоне. Растет таким же спортсменом, как и его старший брат.
Козуме не отводил взгляда от приставки, но атмосфера вокруг него угнетала. Сгорбившись, он изо всех сил нажимал на кнопки, словно пытался выместить на них всю злость. Нифа сложила пальцы правой руки, пытаясь добиться схожести с кошачьей лапой, и слегка коснулась плеча друга. Раз, другой. Лицо парня оставалось неизменно каменным.
— Кенма, — протянула нараспев девушка.
С ним она становилась домашней кошкой. Приходила ластиться и играть. И полное безразличие со стороны лучшего друга ее угнетало.
Босс издал вой поражения, и прежде, чем парень успел что-либо сделать, Нифа выхватила из его ладоней консоль и прижалась к нему в объятьях. Послышалось недовольное ворчание, но Кенма не пытался противиться. Он послушно обхватил спину девушки руками. Для него она была большим, чем просто друг. Частью его самого, что почему-то имела собственное тело и сознание. Козуме никогда не понимал, как ей удавалось чувствовать его эмоции и делать именно то, в чем он нуждался больше всего.
— Мне не нравится, что он требует слишком много твоего внимания, — скрепя сердце, признался парень.
— Он мой брат, ты ведь это понимаешь.
— Но это не значит, что он обязан мне нравится.
Нифа засмеялась. Непосредственность Кенмы поражала ее. Ему всегда удавалось быть честным. Для нее же это было немыслимой роскошью. Девушка пыталась всегда улыбаться, пряча истинные эмоции как можно глубже. Даже если боль жглась в груди раскаленной сталью. Она не хотела показывать слабость, давать волю тревоге, что неустанно следовала за ней по шагам.
Ей нравилась та девушка, которой она стала в Токио. Новая Сава-чан. Она была практически настоящей, если бы не поездка в Сендай. Мияги всегда умел оголять нервы словно провода. Все потаенное, сложенное бережно в дальней комнате сознания, снова разлетелось, забивая мысли.
Телефон издал звук пришедшего смс. Кенма недовольно заворочался, но Нифа не выпустила его из объятий. Это все не имело значения. Она ответит потом, когда между ними восстановиться изначальная связь.
Слушая ровное биение сердца в груди друга, девушка думала о том, как же так вышло, что он впустил в свою жизнь кого-то вроде нее. Шумный сгусток эмоций в противовес здравому смыслу. Нифа знала, Кенма не очень любил волейбол, просто своих друзей он ценил намного больше, чем пытался показать. Для него это было чем-то особенным. Сказать по правде, никто из них не был выдающимся игроком, но именно то, что они действовали, как одно целое, и делало их сильными.
— Вы что здесь устроили? — недовольный голос Куроо громом разразился над их головами.
Сильные мужские руки быстро разняли объятья. Нифа словила на себе укоризненный взгляд капитана.
— У него нет смысла спрашивать, но ты, Нифа? Ты хоть понимаешь, что твое поведение выглядит двусмысленно? Не вздумайте при команде так миловаться.
Кенма перевел недоуменный взгляд с Тетсуро на девушку. Он не понимал, что запретного было в их близости. Отчего-то их дружба всегда выглядела какой-то грязной, когда Куроо начинал о ней говорить.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Что дурного в простых объятьях?
Парень обреченно вздохнул. Иногда ему казалось, что эта девчонка с луны свалилась. Никакие нормы приличия, признанные в Японии, ее словно бы не касались. Люди пускали слухи и за меньшее, но казалось, Нифу и вовсе не волновало, что подумают о ней окружающие. Она бесстыдно флиртовала с одноклассниками и никогда не следила за словами. Позволяла себе касаться парней, не задумываясь о последствиях. И пусть Куроо знал, что голову Кенмы никогда не посетят постыдные мысли о ней, парень все равно считал своим долгом сберечь между ними дистанцию.
Тетсуро и сам не всегда правильно понимал слова девушки. Она так часто признавалась в любви им двоим, и каждый раз это звучало как-то неправильно в его сердце. Речь шла вовсе не о том нежном чувстве, но невольно парень содрогался каждый раз, слыша подобное в свой адрес. Это вызывало двойственные эмоции.
— Есть какие-то границы, которые нужно соблюдать. Для людей эти отношения не выглядят нормальными. Уж ты-то должна понимать.
Но Нифа не понимала, а Куроо всегда тревожился из-за этого. Для нее такое общение было вполне приемлемым. Девушка открыто выражала свои эмоции, не стесняя себя рамками. Будь то прикосновения или приятные слова, улыбки или случайные взгляды, но то, во что Нифа не вкладывала особого смысла, для окружающих ощущалось совсем иначе. Поэтому Тетсуро никогда не позволял себя обнимать. Поэтому тщательно следил за командой, чтобы те не пересекали границ и не придумывали себе того, чего нет.
— Она просто обняла меня, Куроо. В моей комнате, где нас никто не мог бы увидеть.
— То, что именно это ты считаешь оправданием, убивает, — разочарованно простонал капитан.
Нифа продолжала сидеть на полу, глядя на парня снизу-вверх. Кенма стоял поодаль. В полутьме комнаты казалось, что и его, и ее глаза светились. Тетсуро потер переносицу. Он исчерпал свои аргументы. Для этой парочки привычные устои были сравнимы с абсурдом. Чьей-то прихотью.
— Тебе придется принять тот факт, что это неприемлемо. Так прикасаться можно только к тому, с кем стоишь во взаимоотношениях. Если ты не хочешь, чтобы о тебе пошли слухи, то прекратишь.
Куроо продолжал смотреть исключительно на Нифу. К ее сердцу еще был шанс достучаться. Не изменить, но хотя бы направить. Воззвать к ее здравому смыслу. Девушка вздохнула.
— Я обещаю не делать так на людях. Этого достаточно?
— Ты не…
— Капитан, ты не сможешь отобрать у меня Кенму, — перебила Нифа. Ее голос был тверд и не требовал возражений. — Он моя семья. Мне все равно на мнение общества. Если придется, я буду защищать свое право делать то, что я считаю правильным.
Девушка поднялась на ноги. Время постепенно приближалось к ночи, и ей предстояла дорога до дома. Сделав пару шагов в сторону двери, она обернулась и посмотрела на Куроо.
— Ты знаешь, что я никогда не позволю себе перейти черту, Куроо-сан. Я умею держать дистанцию и успешно делаю это с остальными членами команды уже год. Честно говоря, мне грустно слышать, что в твоих глазах я все еще легкомысленная девчонка, не знающая границ.
Когда дверь за Нифой закрылась, Тетсуро перевел взгляд на Кенму. Тот вновь уселся перед телевизором с консолью в руках. В комнате повисло гнетущее молчание. Подобное было редкостью и всегда становилось результатом размолвки одного из них с Савамурой.
Куроо не знал, что сказать. Он был уверен в своей правоте и в том, что защищает эту парочку от осуждающих шепотков за спиной. Но разочарование, написанное на их лицах, свидетельствовало лишь о том, что именно он и становился этим голосом осуждения.
***
Нифа практически злилась. Ей хотелось позволить эмоциям высвободиться, но вместо этого грудь заполняло тоскливое одиночество. Снова. Куроо не впервые обращал внимание на поведение девушки, и ей начинало казаться, что даже сам капитан считал ее какой-то неправильной. Испорченной.
Она часто слышала эти шепотки за спиной. Для девушки подобное поведение казалось чем-то постыдным. Ей часто завидовали из-за того, что Нифа общалась с волейбольной командой свободно. Но она не видела в этом какой-то исключительности. Она всего лишь исполняла обязанности менеджера, да и то спустя рукава. Относилась ко всем одинаково, а искренне любила лишь Кенму.
Но для девушек в школе это не имело значения. Для них тактильность Нифы стала сродни пороку. О ней говорили гадости за спиной, заставляя считать себя никчемной. Она не была самой красивой или самой популярной, просто умела быть доброй ко всем без исключения. Только вот эту доброту вечно принимали за что-то большее, нежели вежливость.
Подобные обвинения со стороны Тетсуро вонзились шпилькой в сердце Нифы и болезненно воспалялись все сильнее. Бредя в сторону своего дома, девушка то и дело отгоняла назойливые мысли о том, что капитан прав, а она вовсе не изменилась, оставшись такой же жалкой, как и во времена Мияги. Девушкой, что лишь навязывала всем свое общество, позволяя себе больше, чем следовало.
Вдруг в памяти всплыл звук уведомления, которое она так и не открыла. Выудив из кармана телефон, девушка разблокировала экран. Сочетание цифр было ей незнакомо, и первой мыслью было попросту удалить сообщение, не читая. Но внутренний голос нашептывал, что ей все же стоило заглянуть в содержимое.
Открыв сообщение, Нифа не поверила своим глазам. Замерев посреди улицы, она смотрела в светящийся экран телефона, будто бы ожидая какого-то подвоха. Но секунды сменяли друг друга, а текст все так же оставался неизменным.
«
Надеюсь, ты не против, что я пишу тебе, Сава-чан. Подумал, раз мы готовимся к отборочным на национальные, то и вы тоже. Желаю удачи.
Сугавара Коуши»
Это казалось каким-то глупым сном. Она и думать забыла о том, что оставила ему свой номер телефона. Дурацкий бунтарский порыв, что вдруг охватил ее в тот вечер, давно прошел. Тогда ей хотелось разозлить Дайчи, заставить его принять, что она взрослая и может самостоятельно решать за себя. Ей казалось правильным включить свою обаятельную сторону и попытаться отвлечь от того всплеска эмоций, чьим свидетелем он стал.
В такие дни в ее голове звучал хор голосов, говорящий о том, что ее слишком много. Слишком много чувств, слов, мыслей, привязанностей, которые душили ее саму. Нифе так часто твердили, что стоит научиться держать все при себе, что в какой-то миг она попросту пришила улыбку к лицу, чтобы никто не увидел, что за ней скрывалось. Именно такой она и стала для старшей Некома.
Не зная, что ответить, девушка убрала телефон в карман. Отборочные и правда были уже на носу, и ей следовало больше думать о благополучии команды. Но мыслями она то и дело возвращалась в ту короткую поездку, которая разорвала тщательно наложенные швы. Она практически убедила саму себя, что ей нет дела до мыслей окружающих, но собственный внутренний голос жалил сильнее всего. Он напоминал Нифе о том, кем она так отчаянно хотела быть, но все равно не являлась. И возвращал к истокам, давая понять, где ее место.
Телефон вновь издал звук пришедшего смс. Девушка неохотно потянулась к нему, снимая блокировку с экрана.
«
Я был слишком груб, прости. Просто не хочется слушать потом всякую грязь».
Нифа вздохнула. Долго злиться она попросту не умела. Да и сам капитан не так чтобы очень часто просил прощения. Обычно все сводилось к молчаливому перемирию. Но в этот раз он затронул что-то сокровенное внутри ее души. То, о чем она предпочитала не думать. То, что слишком уж роднило ее с Ойкавой. Чувство, что сколько бы она ни старалась, все так или иначе обречено.
