***
Помогая сестре разбирать вещи на чердаке, Куроо постепенно погружался в свои мысли. Медленно уплывал вслед за течением, что несло его к воспоминаниям, касаться которых он всячески избегал. После окончания летнего лагеря стал уж слишком очевидным факт того, что жизнь разделилась на «до» и «после». И не только лишь его собственная. Тетсуро не слишком уж любил влезать в чужие жизни с наставлениями, но он не мог не смотреть. Оставалось лишь притворяться безучастным. Парень несколько раз пытался заговорить с Нифой о том, что произошло, но так и не мог найти нужных слов. Он даже не был уверен, что услышал то, что услышал. В тот вечер было слишком шумно. Над головой грохотали фейерверки, вокруг смеялись люди. А взгляд смоляных глаз, устремленный на Куроо, влек магнитом. Парень словил себя на том, что попросту неспособен отвернуться. Граница реальности размылась, заставляя Тетсуро сомневаться в собственном рассудке. Прокручивая в собственной голове то мгновение, он снова и снова пытался расслышать слова Мизуки. Ее губы двигались, не произнося ни слова. Словно все в сознании Куроо противилось воспроизведению признания. Он не знал, что чувствовать, но каждый раз, пытаясь собраться с мыслями и написать девушке, парень останавливался. Кондо не была просто девочкой. Она была младшей сестрой Бокуто, а это обязывало к определенной ответственности. Любое развитие событий влекло за собой последствия. Если признание было реальность, то что чувствовал он сам по отношению к девушке? А если же не было, тогда как в данном случае выбросить из головы вероятность того, что он мог бы нравиться Мизуки? Чего, черт возьми, он вообще ждал от сложившейся ситуации? Не хотелось признавать, но едва ли не впервые ему отчаянно необходима была Нифа. То некое подобие дружбы, что установилось между ними благодаря Кенме, было способно спасти его от бесконечного хождения по кругу. Но парень медлил. Он слишком отчетливо видел, как собственные чувства жглись в ней кислотой. Савамура тонула в океане безмолвия, и не ему было бросать ей спасательный круг. Разве один утопающий в силах помочь другому? От привычного трио из Некомы не осталось и следа. Каждый из них менялся по-своему. Тетсуро впервые задумался о том, что не он был якорем для Кенмы и Нифы, а они для него. Воспринимая болезненно изменения, они все же учились приспосабливаться. Ломаясь, они снова и снова собирали себя заново, находя необходимые шестеренки. Лагерь сделал их сильнее. Тех двоих, но не его самого… Тот, кто снова и снова чертил рамки, оказался заперт в них. Савамура видела в нем наставника, человека, который был способен взять под контроль собственную жизнь. Был ли Куроо таким на самом деле? — Эй, Тетсу, ты чего замер? Парню пришлось несколько раз моргнуть, чтобы сфокусировать взгляд на сестре. После того, как родители отдалились друг от друга, им пришлось нелегко. Тогда Тсумико стала для него примером. Тетсуро знал, как много она плакала и как тяжело переживала каждую ссору, но продолжала уверять брата, что все наладится. Этого так и не случилось, но к тому моменту, как очевидным стал приближающийся развод, для обоих это превратилось в неизбежную реальность, к которой они были готовы. Наверное, попытка снова убедить себя в том, что все наладится, и заставила Куроо застрять в собственной иллюзии. До выпуска оставалось всего полгода. Впереди маячило будущее, где рядом не будет ни Кенмы, ни Нифы, ведь им предстоит пережить еще один школьный год. И ему следовало приспособиться к изменениям, что уже активно перестраивали привычный уклад вещей. — Прости, мне нужно позвонить. Отложив в сторону бабушкину пряжу, Тетсуро поднялся на ноги и направился к лестнице. Он не знал, сумеет ли Нифа выделить ему немного времени до отъезда, но понимал, что пришел ее черед осветить ту тьму, в которую он постепенно погружался все глубже и глубже. Быть может, капитан Некома нуждался в ней столь же неистово, как и Кенма.***
Слова Иваизуми вновь утонули в шуме ее собственных мыслей. Ри было неловко в очередной раз переспрашивать, поэтому она просто кивнула, искренне надеясь, что не соглашалась в тот момент на что-то, что исполнить будет попросту не в силах. Девушка поняла, что это свидание было ошибкой с самого первого мгновения. Еще до того, как Хаджиме открыл рот в попытке сделать комплимент. То, что она увидела в его глазах, снова и снова эхом отбивалось от ее внутренностей, вызывая зуд в костях. Ойкава ерзала на стуле, не способная расслабиться, и попивала из фаянсовой чашки давно остывший латте. Не растворившийся до конца сахар хрустел на зубах. Казалось, все взгляды мира обратились на них. Парня, преисполненного надеждой, и девушку, что чувствовала себя загнанным зверем. Это было так нечестно. Пытаясь доказать самой себе то, что она не была схожа с братом, Ри неосознанно ранила другого человека. Последние полчаса она и вовсе не думала об их разговоре, бросая тревожные взгляды на телефон. Будто бы ожидая спасительного звонка или сообщения, что поможет ей убраться как можно дальше. — Ива-чан, я так не могу. Слова сорвались с губ прежде, чем девушка сумела бы их остановить. Хаджиме слегка выгнул брови, но замолчал, терпеливо ожидая объяснений. Ойкава тяжело выдохнула. Шум в голове постепенно утих, являя истину. Для той, кто всегда рационально подходил к любому вопросу, Ри позволила себе слишком увлечься самоанализом. Тогда, сидя напротив человека, что временами был ей больше братом, чем Тоору, она осознала, что ответ давно созрел в ее голове, и лишь подсознательный страх заставил отложить разговор с Иваизуми. — Будет нечестно давать тебе надежду, ведь я понимаю, что не испытываю к тебе каких-либо чувств, кроме уважения и некой благодарности. Ты заслуживаешь кого-то, кто сможет любить тебя, но я — не тот человек. С каждым произнесенным словом с плеч Ри словно осыпался груз, что она тянула долгое время. Быть может, нерешительность со стороны Нифы в собственных чувствах повлияла и на саму Ойкаву, заставив ту дать слабину. Но она вновь обрела равновесие, расставив по местам каждую тревожную мысль. Хаджиме не изменился в лице. Ни один мускул не дрогнул. Лишь где-то в глубине его глаз Ри заметила, как нечто надломилось. Для той, кто никогда ранее не влюблялась, ей было трудно представить, что чувствовал парень на самом деле. В одно мгновение три года его жизни превратились в пыль. — Спасибо тебе за искренность, — губ Иваизуми коснулась едва различимая горькая улыбка. Протянув руку, Ойкава слегка сжала ладонь парня пальцами. В этот жест она попыталась вложить всю имеющуюся у нее поддержку. Ей действительно хотелось как-то приободрить его, заверить, что там впереди его ждет очаровательная девушка, способная залечить ту рану, что сама Ри безжалостно наносила. — Я очень не хочу стать Тоору. Мне не стоило вовсе приходить сегодня, ведь это было лишь моим желанием доказать себе, что я — не он. Ты не должен страдать из-за того, что я всего на какое-то жалкое мгновение испугалась превратиться в своего брата. Именно поэтому прошу, чтобы ты отпустил меня. Как та, кто мог бы стать тебе младшей сестрой, я от всего сердца буду молиться о ком-то, кто будет в десятки, сотни раз лучше меня. Подобрав телефон со столешницы, Ри направилась к выходу из кофейни. Она понимала, Хаджиме нуждается в одиночестве. Ему необходимо было время, чтобы попрощаться с полыхающим мостом за его спиной. Ойкаве пришлось бросить горящую спичку, глядя в его глаза, и она посчитала это платой за собственную ложь. Сердце болело. Так и должно было быть. Если бы она ничего не почувствовала, разрушая чужую жизнь, это было бы знамением того, что ее страхи таки воплотились в реальность.