Wonderland

      — Ну ёбана, — патетично и со вкусом, с упором на убегающее в далекие дали «ё» и догоняющее его двойное «а» произносит Тэхён. Вихрастая голова на краю шезлонга с облупленной краской чуть кренится в сторону, длиннокостное, немного тощее тельце на горячем дереве жужжит и сопротивляется каждому движению, черные круглые очки приварены к переносице, а наверху — оранжевая бляха раскаленного солнца и кочковатая небесная рвань. Бока ноют от ребристой, непригодной для сна поверхности, но это всё равно лучше, чем урок математики в душном классе двумя этажами ниже.       Тэхён не сразу видит, что кто-то мнется на периферии, но когда все-таки замечает — лицо у него становится таким кисло-злым, будто ему насильно в рот запихали целую жменю лиминов и заставили жевать.       — Дадут мне помереть спокойно — нет, да, не знаю? — позевывает во весь рот, оглушительно щелкая клыками, по-кошачьи дергает ногами, в носу нестерпимо начинает свербеть; лицо девчонки, перекатывающейся с пятки на пятку, сереет, но глаза жадно следят за старшеклассником — взорвется или нет — и Тэхёну от этого так смешно, что хочется выть. — Не смотри так, мартышка, кина не будет, а будешь смотреть — лицо съем.       И зубами щелк-щелк, поднимаясь со случайного лежбища на крыше старшей школы. Девчонка, кажется из параллельного класса, тянет руку вперед, задевая фалангами чужой локоть. Рука, в руке — коробка с запиской, по лбу — испарина, в глазах — прилежное и самобытное раболепие. Всё-таки девчонки — странный народ. По всей школе слухи ходят, бродят, перекисают, словно бражка или кефир, о том, какой же Ким Тэхён мудак по жизни, по характеру и по гороскопу, а они всё равно коробочки ему тащат.       Отбитое чудо успевает скрыться за поворотом, облачко успевает съесть солнце, а Тэхён успевает сесть на бортик и вытянуть ноги-жерди. В коробке не то лимоны в сахаре, не то мармелад в виде лимонов и со вкусом лимонов. Тэхён кладет дольку на язык и шумно втягивает сахарный слой со слюнями внутрь, раскрывая записку: сердечки, признание, приглашение на свидание и ещё что-то конфетно-девчачье, наивно-пошлое, так остро режущее по подростковым рецепторам. Тэхён тщательно пережевывает до одури кислый мармелад и скидывает коробку с крыши куда-то в кусты под окна директору.       Он смотрит на белый квадрат бумаги и борется сам с собой, потому что ужасно хочется вздернуть девчонку, у которой лицо в крапинку и отвратительный вкус на сладости. Карты складываются тронутым пасьянсом, когда на крыше появляется Чимин, и вот кто-то более умный и совестливый, конечно, удавил бы эту затею в зародыше, но Тэхён хватает её и несет в народ, потому что ненавидит лимоны и кислый привкус на языке.       — Чими-и-и-и-н-а! — тянет изо всех сил, распахивая руки в готовности для объятий. — Как ты, дружище? Спина не болит, хвост не отваливается? Могу ли я заинтересовать тебя невиданной щедрости предложением, от которого ты не сможешь отказаться?       Шпалой преграждает путь, вынуждая случайно попавшее в колесо ухтыжблятьприключение остановиться. Расправляет помятую записку. Разумеется, делает добрые-добрые глаза:       — Слабо уложить отправительницу в койку?       — Слабо? — Чимин взрывается хохотом, парадоксально детским и прокуренно-хриплым, — Тэхён-а, нам чё, десять лет?       — А если я отдам тебе свою тачку, которую родители подарили? Там пробег нулевой, туда ни моя, ни даже Чонгучья жопа не залезали.       — Срок?       — Месяц, и сними доказательства на телефон.       — Не то, чтобы я был против, но чего это вдруг? — кидает старший через плечо, когда Тэхён стоит уже у самого выхода с крыши.       — Ненавижу лимоны, хён.