Подсушенные ирисы

Этот день словно на картине отпечатался в его памяти. Как смазанное масло на холсте — огонь слепит, отбрасывает блики в глаза, заставляет щуриться. Всё красное. Ребёнок завороженно смотрит на полыхающее произведение искусства, сжимая лампу в ладони. Жар коснулся его белоснежных волос, закручивая кончики. Жарко. Запах листвы и сухой земли, металла и горящих тел. Люди бились кулаками в витражи, красивые витражи. Они кричали в агонии, пока ребёнок снаружи стоял не в силах двинуться. Пока он наблюдал. Небо где-то там высоко, казалось, тоже было охвачено пожаром. Медленно оно испепелялось, то темнея, то снова вспыхивая искрой. Оно не хотело плакать, не хотело спасать этих людей. Воздух тяжело опускался к ногам. Тени сгущались вокруг ребёнка. Его ноздри широко раздувались от страха, когда прошло изумление красотой охваченной пламенем церкви. В ушах всё ещё стояло пение недавно живых девушек, теперь сожжённых до чёрных костей. Горячий от пепла ветер раздувал волосы, открывая миру спрятанные под чёлкой монстрьи глаза. Молитвы святого отца не дошли до бога сегодня. Сам Дьявол, казалось, вылезал из языков пламени чтобы посмеяться в лицо мальчику и улизнуть обратно в Ад. Он не хотел. Он не хотел. Это его вина, но он не хотел… Он… Возможно, сегодня он был брошен Богом. Он умолял о прощении, стоя на коленях перед десятками убитых им людей. Проливал слёзы, пока ветер раздувал тлеющую траву под маленькими ладошками. Лёгкие саднило, мальчик заходился в страшном истеричном кашле. Глотал слёзы и жар. Кожа краснела от ожогов, ирисы гладили подсушенными лепестками землю. Крики затихали, оставляя после себя лишь лёгкое трещание голодного огня.