***
Юнги просыпается довольно поздно — он не знает, когда вообще случился тот переломный момент, когда его организм стал выдерживать спать больше пяти часов. В смысле, да, Намджун старался укладывать его и приучать к хоть какому-то режиму, но проспать дольше трех часов Юнги редко удавалось, разве что иногда, когда он неосознанно впадал в спячку. Он просыпается и, почистив зубы и умывшись, отправляется на кухню, будучи очень голодным. Там его встречает приятный сюрприз в виде приготовленного Чимином пирога — Юнги знал этот рецепт, но как-то не доходили руки приготовить. Однако пахло вкусно. Он уже готов был приняться за еду, когда его побеспокоил звонок в дверь — Юнги был злой и голодный, а поэтому, взяв кружку кофе и направившись в коридор, он думал о том, что если нежданные гости за его дверью окажутся не слишком приветливы, то он позавтракает ими, а не пирогом. — Доброе утро, — тут же доносится из-за двери, как только Мин ее открывает, — Мин Юнги? — Здравствуйте, офицер, — вяло здоровается Юнги, — Мы давно не виделись с вами. Вы что-то зачастили. Может, уже поселитесь по соседству, чтобы не мотаться туда-сюда? — С вами по соседству я бы точно жить не стал, — смело заявляет мужчина, — Не хочу, чтобы меня постигла такая же участь, как и ваших соседей, из-за которых, к слову, я и приехал. На вас поступила жалоба о громких, — он прокашливается, — Звуках, нарушивших сон ваших соседей снизу, сверху и из двух квартир рядом. — Да, припоминаю что-то такое, — Юнги отпивает кофе из кружки и мечтательно устремляет взгляд в потолок, задумываясь, — Наверняка, мой муж был слишком громким. — Объяснитесь? — намекает офицер, вскидывая брови, — Соседи описывали это, как убийство, — он шагает вперед в желании обыскать квартиру на наличие трупа или живого Пак Чимина. — Ордер? — Юнги вытягивает руку вперед. — Объяснитесь, — повторяет мужчина. — Я трахал своего довольно звонкого и громкого мужа — Пак Чимина, с которым вы прекрасно знакомы, — Юнги щурится, — Еще вопросы? — Это было вашим первым предупреждением, — намекает офицер, — В следующий раз будет штраф. — Не волнуйтесь, следующего раза не будет, — уверяет его Юнги и хлопает дверью, желая возвратиться к завтраку поскорее. После завтрака он проводит некоторое время за лекциями, которые успел пропустить — он успевает пару раз покривиться над одной из книг, которая абсолютно не соответствовала реальности, но поспорит он уже на парах. После этого он наливает коньяк в один из стаканов и усаживается в свое кресло в спальне, прихватывая с собой книгу, которую прихватил из дома клана — все-таки, здесь у него была не такая библиотека, как там, — и закуривая.***
Чимин с Сан Хё справляются довольно быстро, уложившись в полтора часа, благодаря тому, что работали сообща. Пока Пак замешивал тесто для бисквита, девушка готовила крем и мастику. Они решили сделать одну из мышек с заметным животиком, тем самым указывая на то, что она олицетворяет Сокджина. Они договариваются о том, что торт останется у Сан Хё, чтобы лишний раз не перетаскивать его с места на место, а Чимин заедет за ним во вторник, перед поездкой в аэропорт, и Пак звонит Хину, чтобы тот отвез его обратно к Юнги. Приехав, в подъезде омега сталкивается с лифтом, который ну очень долго не хочет спускаться с двенадцатого этажа, на который он и собирался попасть. Чимин ждет лифт так долго, что думает, что можно уже и подняться пешком, но, аллилуйя, он трогается с места и едет прямиком к Чимину. — Ну наконец-то, — бубнит он себе под нос, когда двери открываются, — Здравствуйте, офицер, — здоровается он, увидев знакомого полицейского. — Здравствуйте, Пак Чимин, как раз только от вашего мужа еду, — усмехается он. — Что случилось на этот раз? — интересуется черноволосый, заходя в лифт, пока офицер, наоборот, выходит, — Его снова подозревают в краже кого-то? Я вам сразу скажу, что всю прошлую неделю он лежал без сознания, эту неделю, которую мы провели в загородном доме, он находился на постельном режиме, а вчера мы гуляли всю ночь. Алиби у него есть, могу назвать еще минимум двух свидетелей. Всего хорошего, — лифт уже собирается отъехать, как полицейский вытягивает руку, тем самым не дав ему закрыться. — Нет, в этот раз ваши соседи посчитали, что он убивал кого-то этим утром, но ваш муж уже сказал мне, что источником этих громких звуков были вы, — он усмехается, — В следующий раз постарайтесь быть потише, иначе мне придется выписать вам штраф. — Не волнуйтесь, ближайшие пол года мы вас не побеспокоим. Всего хорошего, — вновь прощается Чимин, когда офицер убирает руку, и двери все-таки закрываются. Он поднимается на уже практически родной двенадцатый этаж и открывает входную дверь ключом, который вытащил утром у Мина — ему же надо было как-то закрыть дверь, а будить старшего никак не хотелось. — Любимый, я дома, — оповещает он Юнги с порога, снимая кроссовки и проходя в комнату, — Ты не долго скучал? Как тебе завтрак, вкусно получилось? Я не успел попробовать, выпил лишь кофе. Юнги слышал привычный ритм шагов, наверное, еще тогда, когда Чимин стоял на лестничной площадке, но чтобы не выдать того, что он, как маленький щеночек, готов сорваться, только заслышав чужие шаги, он сидел в кресле ровно до того момента, пока Пак не оказался в квартире и не прошел в комнату. Мин укладывает руку на ногу, непроизвольно начавшую стучать от нервов, и, отложив книгу, встает с кресла, подходя к младшему. — Привет, любовь моя, — Юнги осторожно берет лицо омеги в руки и мягко целует его в губы, — Не долго. Я проснулся довольно поздно, так что большую часть времени, пока тебя не было, я проспал. Пирог чудесный, дорогой, просто объедение, — заверяет он Чимина и плывет руками по его плечикам, — Обязательно попробуй. Я уже говорил тебе, что ты упускаешь свой чертовски потрясающий талант кулинара? Ты просто обязан был пойти на повара. Ты бы покорил весь высокий свет кулинарии Франции, клянусь тебе. — Я рад, что тебе понравилось, — хмыкает он, — Может быть, я подумаю над твоими словами и после дизайна пойду еще и на повара. У меня все равно достаточно обеспеченный муж, чтобы я мог позволить себе получить второе образование не задумываясь о поиске работы сразу после окончания ВУЗа, верно? — Конечно, детка, — Мин мягко улыбается, поглаживая большим Пака по щеке, — У тебя впереди еще шестьдесят человеческих лет, как никак. Он заглядывает нежно в чужие глаза и улыбается. — Съездил по делам? — вдруг вспоминает он, — Как там Сан Хё? Чимин тащит Мина в другую комнату, взяв за руку, чтобы не оставлять его одного в коридоре, и устало валится на кровать. — Да, съездил, — подтверждает он, — С Сан Хё все в порядке мы с ней посмотрели «Сумерки» пока го… Чуть не проговорился, — усмехается он, — Подурачились немного, она случайно испачкала мою толстовку, ну, точнее твою толстовку, мукой, когда мы решили устроить шуточную драку на кухне. У тебя были какие-то интересные планы на сегодня, или просто объедимся оставшимися сливками и будем валяться в кровати и смотреть телевизор? Юнги проходит в спальню вместе с Чимином и встает около кровати, скрещивая руки на груди и наблюдая за уставшим Чимином. — Так, дорогой, для начала ты пойдешь и снимешь с себя грязную толстовку, потому что валяться в толстовке, испачканной в муке, конечно, дело хорошее, но не в моем доме, — Мин кивает на ванную, предлагая омеге пройти в душ, — Уверен, в волосах у тебя тоже есть немного теста или муки, так что советую тебе хорошенько отмыться, а потом уже приходить сюда и валяться сколько твоей душе будет угодно, — он упирает руки в бока и опускает взгляд на ноги, задумчиво молчит, — У меня не было на сегодня никаких планов, иногда воскресенье — просто воскресенье, — он жмет плечами, — Иногда нужно просто отдохнуть и ничего не делать. Мы можем проваляться в кровати весь день или сходить куда-то — на твой выбор. Ты просто, если я правильно понимаю, хочешь эти полгода посвятить учебе, так что давай отдыхать сейчас. Будем делать, что захочешь, но, — Юнги задирает палец вверх, — Но только не смотреть Сумерки. И не Дневники Вампира. Что угодно, но не это, договорились? С меня на этот год стереотипов о вампиров хватит. Чимин приподнимается на кровати и смотрит на старшего недовольно, нахмурив брови. — Ну, вот зачем ты все настроение испортил своим душем, — бурчит омега стягивая с себя толстовку, — Мы сами валялись тут грязнее грязного, а ты меня гонишь мыться, — продолжает недовольствовать он, валясь обратно на матрас и свешивая голову с кровати, — Смотри-ка, на кровати остались лишь чистые части моего тела, — усмехается он, разглядывая снизу Мина вверх тормашками. Юнги заглядывает в телефон и хмыкает. — Знаешь, сегодня мы должны были играть на улице, — вспоминает Мин и переводит взгляд на младшего, — Мы иногда выходим поиграть в крикет или бейсбол, когда на улице туманно и темно. Не заметил сообщение от Сокджина, он написал мне еще пару часов назад. Поедем поиграть или написать, что мы пас? Он задумчиво слушает предложение Юнги, когда у него начинает болеть голова из-за неправильного положения, и приподнимается на кровати. — Скажи ему, что мы придем, если на меня, как на смертного возлюбленного вампира не нападет какая-нибудь рыжая бестия, мечтающая меня убить! — смеется он тому, что сегодняшний день обещает быть интересным, и окончательно сползает с кровати, падая вниз. — Еще одна отсылка на «Сумерки» в моем доме, я клянусь, — Юнги задирает палец в воздух, предпочитая не продолжать свою реплику — продолжение не из лучших, и Чимин должен это понимать, — Марш в душ. Я не потерплю грязнуль в моем присутствии, если только грязь навел не я, — он указывает пальцем на дверь ванной, выжидая, пока Пак направится в ее сторону. — Бу-бу-бу, какие мы вредные и чистоплотные, — будто передразнивает Чимин, — И я все равно буду оставлять отсылки на них в своих фразах. Тебе же надо будет отдыхать от чего-то в Лондоне пол года, — усмехается он, поднимаясь с пола, — Ладно, так уж и быть, ты уговорил меня, — растягивает он каждое слово, беря полотенце и направляясь в ванную, — Я иду мыть свою дурную детскую голову. Если хочешь — присоединяйся, — хихикает он, прикрывая дверь. — Я уже был в душе. Предпочту остаться тут и переодеться, а также дочитать то, что не успел. Так что сегодня принимаешь душ соло. — Кстати! Я же говорил, что вы играете в бейсбол! — высовывается из ванной Чимин, довольно хихикая, на что Юнги вздыхает, закатывая глаза. — Вампиры в Корее редко играют в бейсбол, чтоб ты знал. Мы чаще играем в крокет или шахматы, по которым я, кстати, чемпион. Юнги закуривает и переодевается в черные скинни, полосатую черную толстовку, на несколько размеров бывшую больше его собственного — это выглядело, как что-то из вещей Намджуна, судя по размеру, но в гардеробе Кима сложно было найти что-то черное, если это не костюм или что-то парадное, а поэтому Мин больше склонялся к варианту, что это его толстовка, о которой он просто забыл. Омега решает не закрывать дверь, так как, по сути, в этом нет смысла. Стесняться Юнги он уже перестал, да и если он захочет его позвать, то с открытой дверью слышно будет гораздо лучше. — Чимин, — окликает негромко младшего Юнги из кресла, беря сигарету в пальцы, — Есть пожелания, во что хочешь поиграть? Джин только сказал, что хочет бейсбол и уже оделся в бейсбольную рубашку, но если захочешь во что-то другое, то я заставлю его переодеться. Уверен, он взял с собой про запас восемь тысяч комплектов одежды. — Я не говорил, что буду играть, — Чимин как раз уже выходит из ванной, обернув бедра одним полотенцем и потирая волосы вторым, — Я лишь сказал, что поеду. Я не лучший игрок в такие игры, да и к тому же, кто знает, с какой силой вы можете запульнуть в меня этот мяч? А если я не поймаю или не отобью? Нет-нет-нет, я буду только смотреть. — Под «во что ты хочешь поиграть» я имел в виду «на какую игру ты хочешь посмотреть», — уточняет Юнги. — Если честно, мне все равно, главное чтоб вы повеселились, — усмехается Пак. Чимин подходит к шкафу и чешет голову в поисках подходящей одежды, напевая шепотом себе под нос композицию, игравшую в ненавистном Мином фильме, когда главные герои играли в бейсбол. — Oh, baby, don't you know I suffer? Oh, baby, can't you hear me moan? You caught me under false pretenses. How long before you let me go? Oh-oh you set my soul alive, — он усаживается на кровать, натягивая на себя черные джинсы. Юнги наблюдает исподлобья за переодевающимся Паком, который, как назло, напевал запрещенную композицию из запрещенного в этом доме фильма и отчаянно его не замечающим. — Ты точно хочешь сжить меня со свету, — устало замечает Юнги, потирая переносицу. Чимин оборачивается на Юнги так удивленно, будто совсем забыл о том, что тот все это время сидел буквально в нескольких метрах от него. — Ой, как неловко вышло, — театрально произносит он, — Я уж и забыл, что ты здесь сидишь. Если что, — он натягивает на себя чистую водолазку с высоким горлом, захваченую с собой из дома, и накидывает сверху красный теплый кардиган, — То я готов, и мы можем ехать. В своем кардигане Чимин выглядел очень мягко и уютно что ли, по мнению Юнги, а поэтому, встав с кресла, он обвивает его руками, прижимая к себе. — Можем ехать? Хин уже ждет внизу. Я сделал тебе кофе в термосе, чтобы ты не замерз там. На поле немного прохладно. Пак в ответ обнимает старшего и чуть посмеивается. — Вот видишь, дорогой, я же даже не смотря на мою любовь к «Сумеркам» тебе нравлюсь, — он почесывает чужую кожу на затылке под волосами, и оставляет на миновском виске легкий поцелуй, — Оу, спасибо большое за кофе. Чимин бежит на кухню, забирая кофе, и возвращается в коридор, обувая черные ботинки. Он смотрится в зеркало и понимает, что тут чего-то не хватает, поэтому вновь берет с собой свой рюкзачок — чисто для красоты. Юнги накидывает на себя черную пухлую болоньевую куртку, выжидая Пака в коридоре. Он ворошит свои и без того растрепанные черные волосы, открывая дверь, за которой уже стоит Хин. — Добрый день, Ваше Величество, — здоровается Хин, оглядывая принцев, — Сегодня чудесная погода, не правда ли? — Просто дьвольски прекрасная, — соглашается Мин, — Поговаривают, в аду всегда такая. — Что ж, я так и думал, — усмехается альфа и поворачивается к Паку, пока они идут к лифту и спускаются на нем, — Как ваше самочувствие? — Здравствуй, Хин, у меня все прекрасно, — улыбается он, — А ты… Хочешь поговорить о погоде? Я не очень люблю дождь. И вообще холод и сырость не мое, — хочет сказать омега спокойно, но хватается за руку Юнги, буквально чуть ли не падая со смеху, — Да ну, смешно ведь! — Была ли это отсылка на «Сумерки», и должен ли я что-то с этим сделать? — хитро уточняет Хин. — Нет. Но этот молодой человек решил сегодня побить все рекорды по цитированию «Сумерек», — раздраженно замечает Юнги, — На тропу войны со мной решил встать Его Величество. Впрочем, я предупредил его о последствиях. Они усаживаются в машину и Чимин по своему обыкновению падает на миновское плечо, но надолго его не хватает, и он приподнимается, укладывая свою руку на чужое лицо. — Юнги, я хочу тебя поцеловать. Ты только не возбуждайся, ладно? — шепотом усмехается он, — Сегодня я не собираюсь тебе помогать. — Я постараюсь, — заверяет шепотом Юнги Чимина, прикрывая глаза и прикладывая ладонь к его щеке, — Ты в этот раз постарайся меня не седлать, и я изо всех постараюсь не возбуждаться. Чимин накрывает губы Юнги своими и тягуче целует, иногда чуть покусывая. Он забирается свободной рукой под чужую толстовку, ощупывая холодное тело, и нежно проводит пальцами по коже, очерчивая мышцы. Юнги поддается вперед, притягивая Пака ближе к себе. Он укладывает руки на его шею и ласково поглаживает его кожу там, нежно целуя его губы. — Постарайся, я повторюсь, это в твоих же интересах, — напоминает младший, отрываясь, — Потому что я ничем тебе помогать не буду, буду просто смотреть, как ты будешь пытаться играть с башней в штанах, — он проводит языком по чужим губам и вновь чуть отстраняется. — Душа моя, я просто помастурбирую сам, — Юнги усмехается и жмет плечами, — И я буду счастлив, если ты посидишь со мной и посмотришь. Но, к счастью, я все еще не возбужден. — Ты сказал не седлать тебя, да? Просто по-моему это самое удобное положение для поцелуев в машине, но раз уж ты так категорично настроен против этого, — Чимин берет Мина за шею руками и утягивает вслед за собой в горизонтальное положение, заставляя расставить руки по бокам от своей головы, — Думаю, так тоже будет вполне удобно, — ухмыляется он, — Хин, что бы тут не происходило, постарайся, пожалуйста, сосредотачиваться на дороге, — обращается он к водителю, после притягивая Юнги ближе к себе и вновь впиваясь в его губы поцелуем. Он вновь ведет одной рукой ниже по его туловищу и в этот пробирается под футболку, чтобы оглаживать чужую спину. Мин заваливается на Чимина, не прерывая поцелуя, но когда тот пробирается руками под его футболку, он хватает его запястья и прижимая по бокам от его головы. — Нет, детка, никаких рук, — предупреждает Мин, — Я запрещаю тебе касаться меня. Я, как ты выразился, не хочу играть с башней в штанах. Только поцелуи, — Мин мягко чмокает омегу в его губы, — Неужели тебе не хватило вчерашнего, дорогой? — Может быть, не хватило, — хмыкает Чимин, медленно сгибая свою ногу в колене, упираясь им в чужой пах, — Хотя, да, знаешь, ты вчера мог стараться и лучше. Нет, все, конечно, было неплохо, но могло было быть поинтереснее. — Тебе лучше быть осторожнее со своими высказываниями, — рекомендует Юнги и поджимает губы, сдерживая за зубами стон. Он вспомнил все молитвы, которые знал, потому что если он сейчас возбудится, то все, конец, он проиграет в этой игре. Чимин облизывает свои губы и чуть приоткрывает рот, намекая Юнги, что он снова может его поцеловать, и старший впивается поцелуем в его губы. Только он успевает проскользнуть языком в рот Пака, как их прерывает Хин. — Мы скоро будем подъезжать, — сообщает он. — Ладно, Юнги, поднимайся, пора заканчивать, — спокойно говорит Чимин, пытаясь выпутать руки из его захвата, — Сокджин сейчас опять беситься будет, если откроет дверь, а мы тут валяемся. — Слушай сюда, дорогой: ты не останешься безнаказанным, — предупреждает Мин, — Запомни это. Наказание приходит, но не всегда сразу. — Ты уезжаешь от меня на пол года, неужели думаешь, что сможешь придумать наказание похуже? — хмыкает Пак, — Не пустишь меня в аэропорт? Машина останавливается, и Юнги, поправив футболку, вылезает из машины, осматриваясь. Он помогает Паку вылезти и благодарит Хина, который тоже выбирается из машины и хлопает дверью. — Кто сегодня играет с нами? — интересуется Мин, закуривая и опираясь на крышу машины. — В общем-то, очень много народу со стороны предыдущих правителей, — признается Хин, хмурясь и поднимая взгляд к небу, — Но приехала Госпожа Пакпао. Хотите поздороваться с ней? — Обязательно, — отзывается весело Юнги, кивая, — Но сначала нам надо встретиться с Сокджином и Намджуном. Где они, кстати? В беседке? — Юнги оборачивается к Чимину, проводя ладонью по его плечу, — Там беседка впереди и гостевой домик. Мне нужно поздороваться с некоторыми гостями. Сможешь пойти найти там Намджуна и Сокджина? — Да, конечно, — соглашается Чимин, — Я постараюсь поскорее. Чимин уходит на поиски советников, по дороге здороваясь с некоторыми проходящими мимо вампирами, которых видел на балу и на свадьбе несколько недель назад. В беседке на лавочке он замечает Намджуна и ускоряет свой шаг. — А где Сокджин? — интересуется он и в этот момент видит младшего Кима, чья голова еле выглядывала из-под стола, между ног старшего, — Хорошо, я понял. Хорошего времяпровождения, — быстро прощается он, направляясь обратно к Юнги. Сейчас Чимин пожалел, что начал эту дурацкую игру в машине с «я тебя поцелую, но ты не возбуждайся», потому что сначала чуть сам не проиграл еще в салоне, а данная ситуация его добила. Он жалеет о том, что надел слишком узкие джинсы, и снимает свой кардиган, повязывая вокруг пояса. — Здравствуйте, Госпожа Пакпао, — чуть склоняет он голову, подходя к женщине, которая как раз разговаривала с Мином. — О, Чимин, здраствуй, — здоровается женщина и расплывается в улыбке, — Приятно видеть тебя! Выглядишь счастливым, это хорошо. — Взаимно, Госпожа, — улыбается Чимин, — Я тоже рад вас видеть, рад, что вы присоединитесь к сегодняшней игре. Дорогой, могу я украсть тебя на пару секунд, когда вы договорите? — он держит старшего за руку. — Да, у нас все прекрасно, — подтверждает Юнги, притягивая Чимина к себе и улыбаясь. Он оборачивается на младшего и заинтересованно вскидывает бровь, — Украсть меня? Мы, Чимин, мы немного… — Все хорошо, Юнги, ступай, — Пакпао кивает и машет рукой в воздухе, заглядывая своими ярко-зелеными глазами в глаза Чимина и хитро улыбаясь, — Уверена, у Чимина на тебя большие планы, чем у меня на тебя с диалогом. — Подозреваю, что так и есть, — Мин кивает и наклоняется, целуя руку Госпожи, — До свидания, было приятно пообщаться, Госпожа. Чимин еще раз склоняет голову, тем самым поблагодарив Пакпао за отпущенного Юнги. — Спасибо, что разрешили украсть. Я обещаю вам, что он обязательно вернется в ближайшем будущем, — усмехается он. Чимин дожидается пока Юнги закончит свой диалог, чуть оттягивая его в сторону. — Я, эм, нашел Намджуна и Сокджина, но они, как бы сказать, заняты, — он приближается к Миновскому уху и тихо шепчет, — Джин отсасывает Намджуну в беседке и… — он аккуратно пробегается пальцами по чужой груди вверх, — Я готов признаться, что проиграл в своей игре… Можем ли мы тоже… Уединиться? Можем подрочить друг другу, или я могу тебе отсосать, пока буду дрочить сам себе? Юнги улыбается, услышав весьма интересное предложение, но больше ему интересно то, что омега признал свое поражение. Это просто отлично. — Знаешь, дорогой, я бы с удовольствием, — признает Юнги, обводя ладонью чужую щеку, — Но у тебя висит одно неполученное наказание, насколько ты знаешь, так что сначала ты получишь по заслугам, — он притягивает Чимина к себе за талию, направляясь к гостевому домику, — А уже потом я посмотрю на твое поведение. Чимин слышит не самую приятную новость — ему придется расплачиваться за все, что он сегодня успел натворить, а, если подумать, сделал он не мало: улегся грязный на кровать, отказывался отправляться в душ, несколько раз упомянул «Сумерки» после нескольких предупреждений, устроил не лучшую игру в машине, и ослушался запрета на прикосновения к старшему, да еще и прикоснулся не просто за руку, а коленку под пах поставил. И это все за несколько часов, Чимин! Да это просто бинго! — Н-наказание? — повторяет он, нервно сглатывая скопившуюся слюну, — Хорошо, я… Хорошо. Чимин идет вместе с Юнги до домика, стараясь переставлять ноги максимально аккуратно, чтобы не доставлять себе лишнего дискомфорта. Юнги заводит Чимина за руку в домик, не обращая внимания на сидящего за столом Намджуна. Как только дверь закрывается, Пак быстро стягивает водолазку, отбрасывая ее с болтавшимся на бедрах свитере куда-то подальше, Мин делает несколько шагов вглубь комнаты и, валясь на одно из кресел, находившееся около дивана, усаживает на свои колени Чимина, впиваясь в его губы, а затем переходя поцелуями на его шею. — Пока что меня полностью устраивает мое наказание, — усмехается Чимин, откидывая голову назад и тут же меняется в лице, замечая Джина. — Юнги, меня просили спросить будешь ли ты… — за дверью появляется Сокджин, который тут же в дверях и останавливается, — Ого, похоже, ты нашел занятие поинтереснее бейсбола. Можно присоединиться? — Сокджин-и, привет, — отрываясь от шеи Пака, здоровается Мин, а затем проходится языком по собственным губам, — Да, конечно, дорогой, присоединяйся. Выпорешь Чимина. Джин вскидывает брови и жмет плечами, но протеста не выражает, заходя в домик и закрывая дверь на ключ. — Стоп, в смысле выпорешь? — чуть ли не визжит Чимин, спрыгивая с Юнги и убегая в дальний от них двоих угол, вытягивая руки, чтоб они не подошли близко к его заднице, упирающейся в стену, — Давайте мы все сейчас успокоимся, — нервно выдыхает он, — Сокджин выйдет, а я просто получу свой секс, и все довольны. Давайте? — Чимин-и, детка, — начинает ласково Юнги, закуривая, будто не он секунду назад приказал Джину пороть его, — Ты сегодня и так собрал бинго плохо мальчика, а теперь ты еще и от наказания отскакиваешь? Так никуда не годится. Сокджин-и, — Юнги откидывает голову на бок и смотрит на Кима, вскидывая брови, — Скажи мне, что делают с мальчиками, которые плохо себя ведут? — Связывают, — Джин кусает губу и, расстегнув ремень на своих брюках, и, вытянув его из шлевок, складывает в несколько раз, начиная постукивать им по руке, — Иди сюда, котенок, я буду предельно нежен, обещаю. — Да, золотце, лучше бы тебе послушаться Сокджина, — нежно намекает Юнги, — Если за ремень возьмусь я, то ехать в машине на обратном пути ты будешь стоя. — Самое смешное, Чимин-и, — Джин приближается к младшему, — Что он не шутит. На тебе живого места не останется, если он будет тебя пороть. Так что позволь мне. Чимин пытается бегать от Сокджина по сторонам — очень наивно бегать от вампира, который быстрее человека раз в двадцать, но Ким позволяет младшему омеге побегать некоторое время, чтобы тот хотя бы выплеснул адреналин. — Сокджин, одумайся, — настойчиво просит его Чимин, — Ты же не сделаешь этого. Ты сам просил меня не причинять себе вред, вспомни свои слова. Неужели сейчас ты готов меня выпороть? Чимин перебегает от него в другой угол, пытаясь скрыться. Он бегает по всей комнате с полуголым торсом и расстегнутой ширинкой, из которой даже через белье можно разглядеть возбужденную плоть, что выглядит, скорее всего, максимально нелепо и для кого-то, может быть, даже уморительно. Бегает, хотя знает, что действительно сам довыделывался за последние несколько часов и, учитывая то, как Юнги относится к дисциплине, и то, что Пак это прекрасно знал, он практически собственноручно подписался на наказание. — Шутки шутками, Чимин-и, — Джин возникает сзади Пака и стягивает его запястья своим ремнем на спине, а затем, подхватив его на руки, укладывает на диван грудью, присаживаясь на его бедра и упираясь руками в поясницу, — Не передашь ремень, Юнги? — Конечно, — Юнги закусывает сигарету меж зубов, вытягивая кожаный черный ремень из своих скинни, складывая его и бросая Сокджину. — Последние слова? — Ким ухмыляется, наклоняясь к уху Чимина, стягивает с него джинсы вместо с бельем. — Нет, Джин, пожалуйста, отпусти меня, — недовольно брыкается младший, когда его затаскивают на кровать, — Ты не сделаешь этого, Джин, — утверждает он, хотя, видимо, пытается убедить в этом сам себя, но в руках у старшего уже ремень, а у него самого ягодицы уже не прикрывает никакая одежда, — Юнги-хенним, умоляю, простите, — переходит он на шепот, поворачивая голову на Юнги, хотя понимает, что это его уже не спасет. — Да что ты? — удивленно уточняет Джин, проводя пальцами по чужой оголенной коже и, замахнувшись, дважды бьет ладонью, — А тебя Юнги, я готов поклясться, просил не раздражать его и предупреждал о наказании. И где ты сейчас? Лежишь и ждешь свои, — он поднимает голову на Мина, — Сколько раз мне его ударить? Чимин всхлипывает от первых ударов, но старается молчать, от неожиданности он сгибает ноги в коленях, чуть не ударив Кима, за что мысленно говорит себе «спасибо», а то, вдруг, Сокджин решил бы добавить какой-нибудь отсебятинки. — Давай начнем с пятнадцати, а там уже посмотрим на его поведение, — предлагает Юнги, чуть сползая по креслу и расставляя ноги. — Ну-у, не брыкайся, Мин-и, — утешает его Джин, вновь пару-тройку раз ударяя ладонью по чужим ягодицам, — Я знаю, что тебе нравится, когда к тебе применяют немного силы, милый. Тем более, у тебя стоит, так что если хочешь кончить сегодня, то лучше бы тебе быть послушным. Услышав, что по нему пятнадцать раз проедутся ремнем, Чимин вгрызается зубами в диван, чтобы не кричать громко, так же решив не приператься, так как если на счет Джина он был не очень уверен, то Юнги точно мог ужесточить наказание, так что оставалось лишь терпеть, немного ерзая в попытках все-таки выбраться. Пак хнычет еще громче от новых ударов, так как на этот раз они приходятся по уже травмированной коже. — Считай вслух, Чимин, — отзывается Мин с кресла, — Собьешься со счета — я попрошу Джина начать заново. Будешь хорошим мальчиком — может, смягчу тебе наказание. — Хорошо, хенним, я… Я буду хорошим, буду считать вслух, — соглашается Чимин, выпуская ткань изо рта — так она теперь будет мешаться— и согласно кивая. Сокджин замахивается не сильно и бьет по ягодицам омеги ремнем — ощутимо, просто чтобы Чимин понял, что это — разгон. — Один! — вскрикивает Пак, когда Джин первый раз проходится по ягодицам ремнем. — Назови Юнги правильно, милый, — рекомендует ласково Джин, ударяя Пака второй раз, — Он ведь для тебя господин. — Да, он Господин! — вскрикивает Пак еще раз, стискивая зубы, — Господин, это был второй удар… — Умничка, ты отлично справляешься, — замечает Юнги, затягиваясь. — Не брыкайся, милый, а то я нечаянно могу попасть по твоим чудным бедрам, а мы же не хотим, чтобы пострадали твои ножки, верно? — Джин нежно проводит по боку Пака и оставляет поцелуй на его лопатке, а затем вновь бьет ремнем. Два раза подряд. — Третий… Четвертый… — шипит Пак после поцелуя в лопатку, смотрит на Мина не со злостью в глазах — с тихой мольбой о прощении и извинениями. Юнги встает с кресла и медленным шагом подходит к дивану. Он пару секунд стоит над Чимином, смотря на него сверху вниз, а затем, выдохнув дым куда-то в сторону, присаживается на корточки и с прищуром смотрит на Пака, роняя голову на бок, пока Джин наносит еще один удар по чужим ягодицам. — Пятый, — чуть тише отзывается Чимин, чтобы не кричать Юнги в лицо. — Знаешь, я же предупреждал тебя, — начинает Мин, протягивая руку к лицу Чимина и проводя большим пальцем по его щеке. Сокджин дважды бьет по одному и тому же месту. — Шестой… Седьмой! — чуть вскрикивает от быстрых ударов по одному и тому же месту. — Сколько раз ты сегодня не слушал меня, м? Ты знал, что я не забываю такие вещи, как непослушание, но подумал, что раз у меня хорошее настроение с утра, то можно вести себя, как плохой мальчик? Нельзя, Чимин, — ремень проходится по уже раскрасневшейся коже Пака, а затем Сокджин ведет ногтями по ней, чуть царапая и раздражая еще больше. — Айщ! Восьмой! — шепчет в обивку дивана. Ему чертовски сложно сконцентрироваться. Чимин обязан считать сколько раз наносят удары по его уже очень красной коже, и слушать, что говорит ему Юнги, заглядывая в мокрые глаза, а Джин с каждым разом придумывает, как бы ударить побольнее. Пауза перед девятым ударом прерывается тихим хныканьем младшего омеги, от того, что его кожу нещадно царапают длинные ногти. — Разве послушные мальчики забывают про дисциплину, Чимин? — еще один удар, и Юнги щурится, — Разве ты забыл про то, что всегда получишь за свое мерзкое поведение? Ты будешь всегда получать за то, что будешь злить меня, лучше бы тебе это поскорее запомнить, — Мин наклоняется к лицу Чимина и рассматривает его, пока Джин бьет еще трижды, сильно замахнувшись. — Девятый… Десятый, одиннадцатый, двенадцатый, — чуть ли не шепчет Чимин. Эти удары не лучше, но и не хуже прежних. Ему уже не так больно от самих ударов, как от соприкосновения ремня, с размаху врезающегося в его нежную кожу, со свежими ранками-царапинами. Чимин произносит исключительно количество полученных ударов. Он не только боится сбиться, если начнет отвечать Юнги, он попросту понимает, что ему нечего ответить, ведь старший прав. Чимину не раз давали понять, что стоит прекратить. Он знал, что Мин любит дисциплину и наказывает за непослушание. — Ты заслужил быть наказанным, но заслужил ли ты лежать связанным и получать пятнадцать ударов ремнем за непослушание, как какая-то оборвашка? Ты ведь не оборвашка, Чимин, ты — принц, и ты должен знать, что соответствует поведению принца, а что — нет, — еще два удара, и Юнги отстраняется. — Тринадцатый… Четырнадцатый… — проговаривает Пак, ожидая окончания этой пытки. — Так что, скажи мне, неужели ты забыл про то, что нужно соблюдать правила? Неужели ты забыл про дисциплину? В конце концов, скажи мне, что признаешь, что ослушался и получаешь по заслугам справедливо, — Джин наносит еще удар, — Напомни-ка мне, Сокджин-и, а не это ли было пятнадцатым ударом? — Так точно, Юнги, — Джин улыбается, расправляя ремень в своей руке. — Тогда, может, Чимин, — Юнги заглядывает в глаза Паку, — Скажешь нам, какой урок ты выучил? Или пятнадцати ударов не хватило для твоей сучьей задницы? Может, хочешь дойти до сорока пяти? Чтобы точно и наверняка запомнить, что больше всего я люблю дисциплину, а меньше всего — когда ее нарушают? Может, хочешь попросить прощения? — Очень хочу извиниться, — тут же откликается Чимин, — Господин, простите меня, я признаю, что ослушался. Я действительно думал, что раз у вас хорошее настроение, то я могу делать абсолютно все и оставаться безнаказанным. Каждый раз думал, что вы сможете допустить еще одну мою оплошность и закроете на нее глаза. Н-Не нужно доходить до сорока пяти ударов, я понял, что буду прекрасным образцом дисциплины и буду слушаться вас, что вам больше не придется применять ко мне такие меры. Прошу, Господин, вы простите меня? — Отлично. Я рад, что ты все понимаешь, — Юнги гладит старшего по волосам, заинтересованно впитывая каждую его эмоцию, — Как думаешь, Сокджин-и, может, дойдем до двадцати пяти ударов для профилактики? — Прошу, не надо двадцать пять, я все осознал, — шепчет Чимин, шмыгая носом. — Хм-м, — старший омега задумчиво мычит, рассматривая красную кожу на чужих ягодицах, — Я думаю, пока что с него хватит. Все-таки, он ведь и не так сильно провинился, верно? И, к тому же, признал свою ошибку и выучил свой урок. Я думаю, он искупил свою вину. Чимин чуть расслабляется, когда Сокджин «встает на его сторону» посчитав, что с него достаточно. — Спасибо, Сокджин-и-хен, — тихо бормочет он, развернув голову. Юнги поднимается, отходя к кофейному столику и туша сигарету в пепельнице, забрав у Кима свой ремень. — Смотри, как зазнался, — хихикает Джин шепотом на ухо Чимину, — «Господин». Юнги оборачивается и, сузив глаза, подходит обратно к дивану. Он вынимает револьвер из кобуры и направляет на Сокджина, взводя курок. — Ты забыл как говорить с Господином? Может, мне заставить Чимина тебя выпороть? — Юнги щурится, пялясь на чуть испуганного Сокджина. — Простите, — тут же отзывается Сокджин. Чимин чуть дергается от страха, когда Мин достает револьвер. Он все еще боялся его пьяного с оружием в руках, так как это даже без Юнги уже плохое сочетание. Но Сокджину, к счастью, за его примерное поведение, не то что у Пака, удается остаться без пули в черепе одним «простите». — Отлично. Веди себя хорошо тоже, — предупреждает Юнги, убирая револьвер. Он подходит к рюкзаку Чимина и достает оттуда небольшой бутылек смазки, прокручивая его в руках, — Что ж, мы пообещали тебе удовольствие, если будешь хорошим мальчиком, так что… Джин встает с дивана, уступая свое место Мину, который, развязав Паку руки, пристраивается сзади, мягко оглаживая его ягодицы ладонью. — Но, согласись, будет нечестно, если мы с тобой получим удовольствие, а Сокджин-и, который был сегодня так снисходителен к тебе и бил не в полную силу, — Мин бросает мимолетный взгляд на старшего омегу, который вздрагивает, — Нет. Отсосешь ему? Уверен, ему понравится твой чудесный ротик. — Джину? — нервно сглатывает младший омега, — Х-хорошо, как скажете. Джин, ты позволишь? — Пак приподнимается на локтях, двигает Кима за ноги, поворачивая к себе, и тянется к чужим брюкам, но прерывается на громкое мычание, закусывая губу, от ощущения чужих пальцев в себе, и еще чуть приподнимает бедра, покачивая ими из стороны в сторону, когда Юнги, измазав пальцы в смазке, и проталкивает в Чимина сразу два, но не для растяжки, а чтобы смазать Пака изнутри, чтобы он не чувствовал противного жжения. Мин, быстро расправившись со своими брюками, одним движением входит в омегу, ладонью ударяя несколько раз по его заднице и впиваясь в нее ногтями. — Ай, блять! — тянет Чимин, вновь потянувшись к ширинке зеленых брюк, — Господин, пожалуйста, не кончайте внутрь. Мы без резинок, у меня все джинсы будут в пятнах, — обращается он к альфе, стягивая с Кима всю мешающую ему одежду. — Ох, я совсем забыл, — вспоминает Юнги, аккуратно выходит из младшего, придерживая его за бедро, выуживает из заднего кармана джинс фольгированную квадратную упаковку, надрывает ее и, раскатав презерватив по члену, входит в Чимина обратно, начиная задавать легкий темп и покрывая его лопатки поцелуями, — Спасибо, что напомнил, детка. Чимин решает не высказывать свое недовольство на счет презервативов — Юнги вчера ему все понятно объяснил: задница Пака чуть лучше чем его рот, они не дома, а ходить в грязной одежде не всем по душе, — а поэтому лишь слегка недовольно мычит. Он обхватывает рукой возбуждение Джина, пару раз проводя по всей длине, и проводит большим пальцем по головке, разнося предэяккулят. — Я собираюсь начать, — шепчет он, посмотрев вверх, и приближается губами к головке, начиная посасывать. — Да, конечно, милый, — откликается Сокджин ласково, оглаживая чужую макушку поощряюще. Он опирается согнутой в локте рукой на подлокотник дивана и откидывает голову, кусая губы. Чимин сопровождает свои действия плавными движениями ладони по всему стволу, иногда просто поглаживая большим пальцем вздутые венки. Наигравшись, он начинает брать глубже, продвигаясь губами ровно до половины, и иногда выпускает член изо рта с громким чпоком, чтобы немного отдышаться. Юнги плавно толкается в омегу, а затем, наблюдая за тем, как тот откровенно играется с Сокджином, входит в него до основания, прижимаясь к его спине грудью. — Детка, что за непотребство? Мне ты делаешь глубокий горловой, а с Сокджином просто играешься, когда он заступился за тебя? Неправильно, — он чуть давит на затылок Пака, ненавязчиво, чтобы тот не задохнулся, просто показать ему, что он делает недостаточно, — Ну же, сделай Сокджину приятно. Младший наслаждается плавным и медленным темпом, который позволяет ему сосредотачиваться и на действиях Юнги, от которых он тихо постанывал, и на своих. Он также решает не пререкаться насчет замечания альфы о том, что Чимин делает недостаточно, чтобы удовлетворить Джина. Пак подхватывает Кима руками под бедра, для своего удобства, и начинает совершать более активные движения головой, расслабляя глотку, и вскоре упирается носом в чужой лобок при каждом толчке. Он отодвигает голову, обхватив губами лишь головку, и резко продвигается до основания, чуть задерживаясь, тем самым предоставляя Джину возможность подольше почувствовать заднюю стенку своего горла. Иногда он проворачивал голову, для более острых ощущений, и отдалялся назад, выпуская член изо рта, и запрокидывал голову, собирая языком с губ стекшую слюну. Почувствовав, что член Сокджина начинает пульсировать, он меняет губы на руку, и быстро проводит несколько раз по всей длине ствола, позволяя Джину излиться на его лицо, высоко простонав. — Господин, я… — он пытается набрать в свои легкие побольше воздуха, — Я сделал Сокджину приятно. Могу я тоже кончить? — Да, конечно, дорогой, — нежно отзывается Юнги, ускоряя свой темп, помогая Чимину кончить. Он укладывает руку на член Пака и быстро водит по нему, подстраивая движения руками под свой такт. Он ждет, пока Чимин кончит, изящно прогнувшись в спине, а затем, совершив несколько толчков, кончает в омегу, прижимаясь грудью к его спине. Он целует его шею, осторожно выходя из него. Юнги отходит от волны оргазма, накрывшей его, а затем, выбросив использованный контрацептив, застегивает свои джинсы и закуривает, поглаживая по плечу младшего. — Ты хорошо справился, — отзывается наконец Сокджин, вернув на место свои белье и брюки, — Но теперь ты точно не сможешь поиграть с нами. — Сокджин-и, я и не собирался с вами играть, и как раз собирался посидеть в сторонке, — усмехается он, — Но мне приятно, что вы оба за меня волнуетесь. — Он может полежать на кушетке на терассе домика, — предлагает Юнги, затягиваясь и переводя взгляд на Чимина, смотря на него вверх ногами из-за откинутой головы, — Верно, детка? — Да, точно, — соглашается Сокджин, — Попросим принести ему чего-нибудь попить. Тем более, Намджун тоже не захотел играть. Вы можете вместе посидеть, поболтать, если хочешь. — Полежать, поболтать, — поправляет его Юнги и усмехается в такой гадкой и поганой улыбке, не сдерживает своего смеха, смеется сквозь сжатые вокруг сигарету губы. — Ты только глянь, какой мессир нынече противный, — фыркает Джин, подходя к зеркалу, поправляя свои чуть растрепанные волосы и заправляет ремень в свои брюки, — Совсем уже страх потерял. — Я все еще в состоянии дотянуться до револьвера, — пропевает Юнги ненавязчиво. — Молчу, — невинно отзывается в ответ Джин, дергая ручку двери, — Чимин, попросить принести тебе чего-нибудь? Пак успевает подняться с дивана, натянув джинсы с бельем, и сходить в маленькую ванную, пока старшие спорят, что он будет делать оставшийся день. Он успевает умыть свое лицо водой, смыв чужое семя с себя, и чуть смочить водой волосы, зачесывая их назад. — А есть вино? — оживляется он, когда его спрашивают, что ему принести, — Я бы не отказался, — он поднимает свои вещи, сброшенные ранее на пол, и хочет улечься обратно на диванчик, — Ой, кажется, я его немножко подпортил. — Вино? Конечно, есть, — отвечает Ким, — Попрошу официанта принести тебе. Ты ведь любишь красное, верно? — Думаю, он сейчас любое выпьет, лишь бы расслабиться, — хмыкает Юнги и, вытянув сигарету с губ, медленно опускает взгляд на диван рядом с собой, — Это уже не наши проблемы, дорогой, не волнуйся. Вот, Сокджин, — Юнги тянет руку с сигаретой к Киму, а затем кивает на белесое пятно на диване, — Именно поэтому я против вельветовых диванов. Посмотри, они же такие уязвимые. Я всегда за кожаные: с них можно все тряпкой стереть. Я, Сокджин, собираюсь заменить все бархатные обивки в доме клана на кожаные, чтоб ты знал. — Ну, ты интересный, — фыркает Джин, опираясь на косяк двери, — Ты хоть знаешь, сколько денег угробишь на замену всех бархатных обивок на кожаные? А сколько уйдет на уход за этим? Это совершенно неразумные траты, — заявляет он. — Можно подумать, я буду твои деньги на это тратить, — Юнги раздраженно закатывает глаза, выдыхая дым в потолок. — Именно, Юнги! Если ты не забыл, все участники клана платят налог на пребывание в клане, и из этого складывается бюджет клана! — Сокджин всплескивает руками, — В этом бюджете и мои деньги есть! Если ты не забыл, то тебе нужно было жениться и получить это наследство, в первую очередь, не потому, что ты меркантильная жадоба и хочешь денег, чему я искренне удивлен, а потому, что ты с момента пребывания в клане не платил ничего и погряз в долгах, а денег, чтобы выплатить долги, у тебя нет! Если ты будешь так бездумно тратить деньги на такую ерунду, то тебя скинут с трона. — Бла-бла-бла, какой ты нудный, — заявляет устало Юнги и машет рукой, предлагая Джину убираться, — Вали. Я устал тебя слушать. — Ты невыносимый, — Джин закатывает глаза и хлопает дверью. — Я буду ждать Вас на улице, — предупреждает Чимин Юнги, надевая свои водолазку и кардиган, и, следуя за Джином, открывает дверь, оглядываясь, — Я… Я могу надеть Вашу куртку? Не думал, что на улице настолько холодно. Юнги встает с дивана и подает Паку свою куртку, выходя вместе с ним на террасу. — Конечно, детка, держи. И почему ты все еще зовешь меня на «Вы»? — он усмехается и кивает на небольшой столик, за которым сидел Намджун, разглядывающий поле, и на кушетку, стоящую рядом, — Приляг, тебе скоро принесут вина, — говорит Мин и целует Пака в щеку, притянув его к себе. — Я думал, что Вы… Что ты все еще злишься на меня, — признается омега, — Ты предложил дойти до двадцати пяти ударов, и я подумал, что ты не простил меня, но раз уже можно, то буду на ты. — Надеюсь, в этот раз я постарался лучше, чем в прошлый, — ухмыляется Юнги, наклоняясь к чужому уху. — Родной, — омега тоже наклоняется к чужому уху и шепчет, — В этот раз ты был просто на высоте. Мне нравится, когда ты двигаешься плавно. Чимин накидывает на себя чужую объемную куртку и укладывается на кушетку недалеко от Намджуна, по дороге до нее вновь хихикая свое излюбленное «я опять похож на вареник». Почувствовав небольшое жжение на коже, он решает вернуться в домик за небольшой подушечкой, и уложив ее себе под бедра, расслабленно выдыхает, откидываясь на спинку кушетки. — Намджун-а, а ты знаешь правила бейсбола? — тихо спрашивает омега, наклоняясь в сторону Кима, прикрыв рот рукой, чтобы те, кто собрался играть, не услышали его, — Я просто не знаю абсолютно ничего и хочу понимать, когда мне надо будет радоваться, что Юнги выиграл. Намджун, сидящий за столиком около кушетки, смотрит на Чимина, а затем переводит взгляд на поле, пожимая плечами. — Прости, Чимин, но я сам ничего в бейсболе не понимаю, — признается Намджун, закидывая ногу на ногу и отпивая зеленый чай из своей форфоровой чашки, — Видишь вон тех, кто в черном? Если они орут, значит команда Юнги выигрывает. Если орут другие, значит Юнги и Сокджина, мягко говоря, оттрахали, — Намджун смотрит за официантом, который ставит на столик бутылку вина и бокал, благодаря его. Он наливает Чимину половину бокала и любезно подает ему, — Тем более, если бы и знал, то не стал бы объяснять. Сокджин рассказывал мне уморительную историю про то, как он долго и упорно объяснял тебе правила покера, а ты все равно не понял. Так что, да, — Намджун усмехается и выглядывается в бегающих по полю и орущих вампиров, — Как же обидно, что мы тратим свою жизнь на это. А могли бы ведь лекарство от ВИЧ разрабатывать сейчас. — Ну, на самом деле, не так уж долго и упорно он мне все объяснял. Представь себе ситуацию: ты полный профан в покере, к тебе подсаживается Сокджин, показывает тебе комбинации, коворит что у тебя есть четыре кона чтобы сделать что-то со своим рукавом — вопрос: при чем тут рукав когда мы играем в карты, а не в кофты, — выкладывает перед тобой еще несколько и спрашивает: «дает ли тебе что-то шестерка червей?». Представил? Вот ты понял бы хоть что-то из того, что я тебе пересказал? Я вот ничегошеньки не понял, — Чимин смотрит на поле и видит обернувнихся к ним Сокджина, Юнги и Хина, он машет им ручкой, а потом складывает ладони в своеобразный рупор и кричит, — Мы в вас верим! Вы победите! Ты же веришь в них, да? — тихо спрашивает он, повернувшись к Намджуну. — Вообще-то, не очень, — усмехается Намджун, — Они просирали последние игр пять. Единственное, в чем Юнги хорош — это шахматы, — он говорит, но все равно машет команде, посылая воздушный поцелуй Сокджину. Чимин делает еще несколько глотков вина, наблюдая за вампирами на поле, но вот молчать ему не очень хочется. — Намджун, не хочешь поговорить? — это был риторический вопрос, — Я уже знаю, когда родился Сокджин, кем он был до обращения, кто его обратил, почему и когда. Расскажи мне о своей жизни до вампиризма и можно вкратце после. Старший помешивает травы в своем чае, стучит ложечкой по краю чашки осторожно и щурится, оглядывая темно-серое небо с черными грозовыми тучами. — Что тебе рассказать? Наверняка Сокджин упоминал тебе про меня, если рассказывал про себя, — он отпивает чай из кружки, — Я родился в очень бедной семье, но мои родители решили, что должны отдать меня во врачи при дворце, чтобы у них были хоть какие-то деньги. Они умерли от чумы, а когда мне исполнилось двадцать я уехал в Англию и был врачом при дворе семь лет. Гадко было. Любая инициатива была наказуема: я хотел спасти людей, а вместо этого меня просили только мешать травы и пускать королевской семье кровь. Я все ходил, тайком проводил всякие эксперименты, думал: неужели всем так плевать? Неужели никому нет дела? А потом я встретил Юнги. Он заявился ко мне в лабораторию после одного из балов, и мы с ним проговорили сутки напролет. Он сказал, что готов помочь мне с экспериментами, рассказал мне про вампиризм и все такое. Я так увлекся, что буквально не выпускал его из лаборатории, — он хмыкает, — Зря я это, конечно. Надо было дать ему отдохнуть. Впрочем, в какой-то из дней я подумал, что с Юнги хватит и попросил обратить меня. Он категорически отказался, а я предложил поэкспериментировать ему с этим: ввел себе его кровь. Да-а, я был идиотом. Я не подумал, что у Юнги кровь в организме буквально гниет. Слег с температурой и заражением крови, ну, Юнги просто пришлось меня обратить, чтобы я не отбросил коньки, — Намджун жмет плечами, — Мне сейчас пятьсот восемьдесят три, и, знаешь, я ни о чем не жалею. Я столько всего успел сделать за это время, что просто невероятно. Я бы хотел, чтобы все были вампирами и у всех было столько же времени. Чтобы можно было никуда не торопиться и пробовать все на свете, но за долголетие есть своя цена, которую не каждую готов заплатить. Я готов был ради науки, у Сокджина было мало вариантов, а Юнги был в отчаянии. У всех были свои причины. Знаешь, Чимин, — он оборачивается на Пака, — Я, конечно, поддержу любое твое решение, но по возможности оставайся живым дольше. Как я говорил, за вампиризм есть цена, и хоть я и готов был заплатить, я немного жалею, что не ценил то, что было у меня в человеческой жизни. Цени то, что можешь плакать, когда чувствуешь себя плохо, когда можешь рассмеяться от щекотки, стоять под дождем и ощущать холод, а потом болезнь. Чувствовать испепеляющую жару летом и адский холод зимой. Я скучаю по этому. Чимин слушает старшего очень внимательно и не перебивает. Ему нравилось слушать истории как люди проживали свою жизнь за много лет до его рождения. — Неужели вы не чувствуете настолько много вещей? — удивляется он, — Я думал, что ваше восприятие температуры, эмоции и прочее лишь немного ослабленно, но вы можете все это ощущать, — Пак задумывается на пару секунд, устремляя взгляд на поле в поисках Юнги, — А как же тогда Юнги? Почему он буквально лежал обессиленный у меня на руках? Он же плакал, когда я приехал, я сам видел. — Не чувствуем. Мы, правда, стараемся подстраиваться под человеческий мир, знаем, когда нужно сказать, что на улице прохладно, а когда вздохнуть и сказать, что жарко. Мы чувствуем температуры очень плохо, но если напрячься, то можно постараться. А с эмоциями так не у всех, но у многих. Намджун расслабляется, стекая по стулу, берет со стола еще один бокал и тоже наливает себе вина, делая сразу же пару глотков. — С Юнги, Чимин, отдельная история, — Намджун вздыхает, — Ты знаешь, вампиры не неуязвимы. Мы болеем от солнечного света, чеснока и жары, а вампиры первых четырех поколений болеют от сильных переживаний. Наше сердце не бьется, ты это заметил, но сильная эмоциональная встряска может заставить его биться на пару часов или вроде того. Это прекрасно, но смертельно — организм вампиров, живущий долгое время в режиме «ходячего мертвеца» не выдерживает этого, и вампир может умереть или упасть в обморок. У вампиров первых четырех поколений сердце завести невозможно, но ты, Чимин, — Надмжун поворачивается к Паку, — Ты смог. И это может значить только одно, что ты — истинный Юнги. Мы были в шоке всем замком, когда услышали, как у Юнги бьется сердце, и оно, когда ты приехал, все еще билось, что заставило Юнги почувствовать весь спектр человеческих эмоций — вину, грусть, стыд. Он плакал только потому, что его сердце билось, и его сердце заставил биться ты. Прошу, не говори Юнги об этом. Без шуток, он стар, мы волнуемся за него и не хотим, чтобы он снова слег. В этот раз, Чимин поворачивается к Намджуну всем корпусом, чтобы, как ему казалось, лучше уловить каждое слово, ведь это невероятно интересно — как у вампира текут слезы. Пак сидит с широко распахнутыми глазами несколько секунд, после чего залпом осушает свой бокал с алкоголем и продолжает молчать, пытаясь обдумать услышанное. — То есть ты хочешь мне сказать… — тихо начинает он, — Что я смог заставить биться сердце вампира, которое семьсот лет находилось в Юнги как просто какой-то сгусток неработающих мышц, просто своим уездом? Что истинный Юнги родился на семьсот лет позже него, и что не доебись я до него в первый день в ВУЗе, и не пойди я трясти задницей в тот клуб, в который он пришел отдохнуть, он бы никогда не узнал, что я его… Истинный… А, так он же и не знает. А как мне теперь ходить рядом с ним и не сказать, что мы истинные?.. — Да, Чимин, вампиры зовут это «коллайд», когда твой истинный оказывается человеком и заставляет твое сердце биться, буквально оживляя, — отзывается Намджун и смотрит на Пака самым серьезным взглядом, которым только может, — Но, Чимин, я прошу тебя, как друг Юнги, как твой и его советник: не говори ему, потому что его организм все еще слаб. Мы приедем из командировки, и ты сможешь сказать ему все, через полгода его организм полностью восстановится. Не говори этого не ради меня, а ради вас с Юнги, хорошо? — Хорошо, Намджун, я понял. Через пол года, так через пол года, — нехотя признает Чимин, — Как-то много я за сегодня понял, у меня прямо-таки день открытий, — усмехается омега, пытаясь развеселить себя. Пак наливает себе еще вина, с улыбкой смотря на идущих к ним счастливых победителей. — Намджун! Мы выиграли! Мы выиграли! Я так и знал, что мы отделаем этих ублюдков! — к террасе подбегает Сокджин, радостно размахивая перчаткой в воздухе, а сзади идет довольно лыбящийся Юнги, крутящий в руке биту. — Намджун, ты должен мне двадцать тысяч вон, — важно заявляет Мин, перемахивая через ограждение, а затем запрыгивая на него, — Я же говорил тебе, а ты мне не верил. — Вы не выигрывали уже года два, поэтому я и поставил на них, — Намджун жмет плечами, попивая вино. — Он тебе тут лекции читал, да? — интересуется Юнги у Чимина, лежащего на кушетке, — Прости его, если да. — Я сам его попросил, — усмехается омега, — Мне было очень интересно, спасибо, Намджун, — кивает он Киму, — Если бы я учился на медецинском, и Намджун вел бы у меня лекции, я был бы счастлив и ни разу не заснул бы, уткнувшись лицом в парту. — Ты посмотри на него, какие смелые и громкие заявления, — усмехается Сокджин, пока Намджун садит его к себе на колени и целует в щеку, — Это ты так говоришь, потому что знаком с ним не двести лет! Обещаю тебе, ты устанешь уже через пять лет! — Посмотри, Чимин, меня не любит в этой семье никто, — Намджун улыбается. — Не преувеличивай, Намджун. Я же тоже часть семьи, так что можешь спать спокойно, зная, что хотя бы один человек тебя любит, — смеется Пак, — Хотя я по сути единственный человек, не правда ли? — омега вновь поворачивается к Мину, — Но тебя, конечно, чуточку больше. — Слава Сатане, — выдыхает Намджун с усмешкой, — Хоть кому-то я нужен. Чимин аккуратно приподнимается с кушетки, чуть шипя, и раскрывает руки для объятий, смотря на Юнги. — Могу я обнять своего побелителя? — усмехается он краешком губ. — Конечно. Почему, думаешь, мы пришли? Получить объятия в качестве приза, — заявляет Юнги и заваливается на кушетку к Паку, стискивая его в объятиях. Мин утыкается носом в шею Чимина и довольно вдыхает его запах, прикрывая глаза: он чуть подустал бегать, а поэтому ему просто необходима перезарядка в качестве объятий любимого омеги. — Ты хочешь поехать домой? — шепотом спрашивает Юнги, опаляя воздухом участок чужой шеи. — Можно подумать, ты выдержишь играть еще один раунд, — хмыкает Сокджин, но, почувствовав волны раздражения от Юнги, тут же вскидывает руки в знак капитуляции, — Ну, может быть и выдержал бы, ладно. Чимин обвивает Юнги руками, прижимая к себе и зачесывает его волосы за острые ушки. Он целует его в висок, поглаживая рукой по спине, от чего самому становится теплее на душе. Вот он, лежит на кушетке, обвив руками любимого человека, будто защищая его от всего жестокого мира. — Если честно, то да, — признается он, — Я устал, хочу кушать, и мне нужно выспаться. Нам с тобой завтра еще весь день за ручку ходить по всему ВУЗу, если ты не забыл. Мне надо отогреть свои прекрасные ручки, чтобы они завтра не окоченели от твоей холодной кожи, и я не спал толком всю ночь. — Да, конечно, поехали домой, — соглашается Юнги с Чимином, — Ты действительно мало спал сегодня, а завтра еще и на пары, — он протягивает руку Сокджину и жмет ее, — Было приятно поиграть с вами. — И мне, мессир, — отзывается Сокджин, снимая воображаемую шляпу, жмет Мину руку. — Передавай прощания от меня Госпоже Пакпао, — просит Юнги, вставая с кушетки и, взяв Чимина за руку, ведет его к машине через поле, оглядываясь на все еще играющие команды. Чимин сжимает чужую руку в своей ладошке и следует с Юнги до машины. Он обходит машину с другой стороны и укладывается на сиденья животом, чтобы не чувствовать боли от оставленных недавно на коже ударов и царапин, пока Юнги откидывает голову и прикрывает глаза. — О чем вы болтали с Намджуном? — интересуется он невзначай, а затем резко распахивает глаза, — Я еще обещал Джину на охоту сходить сегодня… Видимо, посплю в Лондоне. — С Намджуном болтали о Намджуне, — смеется он, положив голову на чужие колени, — Он рассказал мне, как стал работать при дворце и как уговорил тебя его обратить. Ну, по сути вынудил. И немножко рассказал мне о вампирской физиологии. О том, что вы, ну, вобще не чувствуете температуры и тому подобное, — Пак сонно прикрывает глаза, — Сказал, что поддержит любое мое решение, но посоветовал подольше оставаться человеком, чтобы плакать и болеть. — Он тоже рассказывал тебе о том, как стал вампиром? Очень мило, — отзывается Юнги, укладывая ладонь на голову Чимина и гладя его по волосам, — Да, он вплотную занялся изучением этого, когда я его обратил. Ему было так интересно все это еще когда он был человеком, это просто удивительно. Он создал теорию о вампиризме как панацее для мира, но тут же отказался от нее, потому что, как он говорил, она была слишком жестокой по отношению к людям, но, знаешь, я все ходил, думал об этой теории и сейчас мне кажется, что она вполне достойна распространения. Впрочем, ладно, — Юнги оставляет поцелуи на лбу омеги и улыбается, — Намджун прав. Ты должен оставаться живым. Точнее, нет, не должен, но лучше бы тебе оставаться живым, вампирская жизнь такая, знаешь, серая и однообразная, а наше единственное развлечение — просто разные оттенки боли, — Юнги отводит взгляд в окно и, не моргая, пялится на меняющийся за окном пейзаж, — Я больше всего скучаю по чувству предвкушения. Знаешь, когда тебе щекотно в груди и сердце бьется часто-часто, а ты смеешься непонятно от чего и строишь планы на будущее. Я бы хотел испытать это снова. Он чуть приоткрывает окно и закуривает, стараясь держать руку у окна, чтобы сигарета не дымила в салон. — А как вы поиграли? — Как поиграли? М, отлично, — отвечает Мин, — Я, на самом деле, тоже не думал, что мы выиграем. Наша команда каждый раз сосет в бейсболе, так что это чудо. — А раз не пососали сегодня, может мне дома отсосешь? — сонно усмехается Чимин, — Дай ручку, — шепчет он и протягивает ладонь старшему, сжимая и разжимая пальцы. — Громкое заявление, — отзывается Юнги, похлопывая Пака по волосам, — Обязательно. Завтра. После того, как ты выспишься. Юнги сначала выжидает пару секунд — а нужна ли Чимину его холодная рука? Он сейчас и так пробыл на улице и, скорее всего, замерз, а Мин согреть его не сможет. Нужно ли ему это? Он неуверенно берет младшего за руку, а затем ощущает то, как, пока он спит, Чимин поглаживает его руку и успокаивается. Чимин, приоткрыв глаза, незаметно смотрит на Мина и любуется его лицом, думая о том, как же он будет скучать по нему, когда он уедет в Лондон. — Я спать, — с порога заявляет он, проходя в квартиру, но, вопреки своим словам, отправляется на кухню, вспомнив что все еще голоден. Он достает из холодильника сливки и, закрокинув голову назад и широко открыв рот, выдавливает себе целую башенку, — Ты полежишь со мной? — спрашивает он, проглотив сладкую пену и остановившись около двери в спальню. Мин еле сдерживается, чтобы не пошутить про то, что у него может попа слипнуться. Уложив Чимина спать, предварительно, естественно, зацеловав и залялив на ночь, он сам отправляется в душ, перекусывает, а затем уже ложится спать вместе с ним, выключив во всей квартире свет. Утром он просыпается раньше Чимина, умывается и быстро готовит ему завтрак, потому что не позволит Паку питаться тем, что подают в университетской столовой. Он возвращается к Чимину в постель и, нависнув над ним, начинает покрывать нежными поцелуями его шею. — Доброе утро, милый, — хриплым с утра голосом здоровается он, переходя поцелуями на ключицы и грудь, — Я, кажется, задолжал тебе кое-что со вчерашнего вечера.