when you and i collide, you bring me to life

Чимин действительно изначально надеялся на то, что отыскать такой коралл, как цвет глаз у Юнги, ему не составит огромного труда, в крайнем случае это было бы гораздо легче, чем отыскать розовый. Легче-то, может, оно и было, но все равно было тяжело. Он плавал и плавал по дну, теряя счет времени в поисках подходящего по цвету коралла или камушка, но долго не мог найти — отвлекался на небольшие косяки рыб с яркой, отливающей от солнца чешуей, поблескивающей ему в глаза. Омега даже представить себе не мог, где он сейчас, и как долго плавал, но, кажется, его зоркие глаза уловили что-то ярко-голубое в пределах восьмисот метров от него, куда он тут же и срывается, надеясь, что это то, что он искал. Отломив небольшую веточку голубого коралла, Чимин оборачивается на все сто восемьдесят в обратную сторону и пытается найти их дом, плывя примерно в том направлении, откуда, как ему казалось, прибыл сюда. Через минут пятнадцать он улавливает взглядом небольшую подводную комнату и лестницу около нее и быстро перебирает ногами, направляясь вверх. Омега эффектно, ну, по его мнению, он не знает как со стороны, выходит из воды, зачесывая мокрые розовые волосы назад, но на палубе его встречает немного не так картина, которую он ожидал: какой-то парень, слишком симпатичный, массирует плечи и шею его альфы. — Спасибо, вы свободны, — тут же вырывается у него, на что он получает недоумевающий взгляд массажиста. — Извините, я вас не понимаю, — отзывается парень на английском, но с явным акцентом. — Спасибо, вы свободны, — еще раз повторяет розововолосый так, чтобы его поняли, но уже более серьезно, — Пока что в ваших услугах мы больше не нуждаемся. Юнги еле сдерживает улыбку, когда Чимин прогоняет массажиста — он не был манипулятором и не любил использовать манипуляции, даже маленькие и безобидные, не любил выводить своих родных и близких на эмоции, но ревнующий Чимин… Это было что-то из разряда фетиша, который начал завязывать приятным теплым узлом внизу живота Мина. Очень приятное зрелище, если быть честным, даже очень. — Но я не зако… — продолжает было парень, но омеге все равно. — Дверь вон там, — упрямо указывает Чимин пальцем на выход из домика и победно улыбается, когда массажист уходит. Чимин укладывает добытый голубой коралл на небольшой столик около зонтика, укрывавшего Юнги, и, сняв свое кольцо для удобства, начинает сам массировать его плечи, — Что читаешь, милый? Юнги задирает голову и, на секунду притянув к себе Чимина за подбородок, быстро мажет губами по щеке, не отрывая взгляда от книги, пока сам омега, довольно наклоняется ему навстречу и где-то в глубине души надеется, что массажист это видел и, даже если захочет, поймет, что к этому альфе клеиться нельзя — он занят. Юнги кусает губы и откидывается на спинку шезлонга довольно, наслаждаясь массажем от мужа, потому что у него руки были, честно признаться, не хуже, а может даже и лучше опытных шаловливых ручек массажиста. — Омежью гинекологию, — объясняет Юнги, кивая на книжку и перелистывая страницу, — Все-таки, я теперь женат на омеге, и мне нужно не только уметь доставлять ему головокружительное удовольствие в постели, но и следить за состоянием его здоровья — как физического, так и морального — заботиться о нем и быть в состоянии помочь, если что. Так что, я подумал, что не будет лишним чуть углубиться в биологию и психологию омег, — продолжает Юнги ласково, — Раз уж про строение альф я все знаю. — Оу, интересненько, — отзывается Чимин, продолжая разминать чужие мышцы. — Кстати, не видел, чтобы ты гнездовался во время течки? Тебе не хотелось, когда мы были вместе, или ты просто никогда не гнездовался? Я прочитал, что у двадцати трех процентов омег инстинкт гнездования отсутствует, — интересуется он, откидывая голову и смотря снизу вверх на Чимина, — Кстати, я нашел просто прелестный коралл. Я клянусь тебе, я нашел коралл точно в цвет твоих глаз. — Я гнездовался, просто, ты действительно этого не видел, — усмехается младший, — Мы же вместе пережили только одну мою течку, верно? Так вот, пока ты был рядом, ты буквально из рук меня не выпускал, так что даже не хотелось как-то, а когда ты стал уезжать по делам, я начал чувствовать себя каким-то незащищенным и старался окружить себя твоим запахом, которого от постельного белья исходило недостаточно. Ходить я продолжал в твоей футболке, если помнишь, ну, а все мое «гнездышко», разбирал Сокджин, когда я засыпал. Он ведь приходил чуть раньше тебя. Говорил, что это выглядит, как бомжатник, складывал все вещи обратно в шкаф и уезжал, а за ним приезжал ты, — объясняет омега, продолжая плавно переминать бледную кожу под пальцами, — Он делал так первые несколько ночей, а потом я просто сам начал понимать, что он в любой момент появится и отберет это все, так что смысл мне таскать одежду туда-сюда. Но, да, я гнездуюсь, если тебе это так интересно. Мне очень льстит, что ты так тщательно изучаешь строение моего организма, чтобы знать, что со мной происходит, — он наклоняется и оставляет легкий поцелуй около острого ушка. — Ох, вот как? — переспрашивает Юнги очень даже заинтересованно — он прикрывает книгу, а такого от него добиться было достаточно сложно, — Мне просто кажется, что это довольно мило. Я читал, что не только течные, но и беременные омеги тоже гнездуются, это выглядит умилительно. И я только рад изучать омежью анатомию. Я хочу, чтобы тебе было комфортно. У тебя, конечно, есть два собственных гувернанта-омеги в доме клана и куча слуг, но я тоже хочу знать, что с тобой происходит, и хочу, чтобы ты не стеснялся рассказывать мне вещи, которые связаны с твоим здоровьем, потому что я за тебя переживаю и хочу быть полезным. Советую тебе сходить помыть голову и помыться самому, а то у тебя волосы высохнут в мочалку и кожа тоже неприятно липкая будет. А я тебе, хочешь, пока кофе или чаю заварю? — Да, милый, от кофе не откажусь, — улыбается Чимин, убирая руки с чужих плеч, — Да и насчет головы ты прав. Чимин забирает у мужа книжку, чтобы он не засиживался с ней, и уходит с палубы. Омега по совету Юнги идет мыть голову, но только в нижнюю ванную — он знал, что тут есть еще одна, но так же знал, что в ней он задержится дольше. Он оставляет книгу на журнальном столике и пару секунд умиляется тому, что его заботливый альфа расставил все их вещи по местам, после чего берет уже свой шампунь, а не одноразовый, и закрывает стеклянную дверцу. Юнги встает с шезлонга, поправляя одежду на себе — он успел переодеться, чтобы предоставить массажисту больше места для действий, так что на нем были одни только шорты. Он направляется на кухню, делать кофе для Чимина. Младший моет голову, наблюдая за рыбками, и грустно смотрит на стекающую с него светло-розовую воду — из-за соленой воды краска всегда смывается слишком быстро. Заметив аквалангиста, он быстро задергивает шторку и поворачивается к стеклу спиной. Надо будет попросить, чтобы их предупреждали о времени, когда им протирают стекла. Омега возвращается в комнату, обернувшись в мягкий халат и валится на кровать, когда именно в этот момент ему звонит Сокджин в одном из мессенджеров. — Пак Чимин, не хочешь ли ты рассказать мне куда делись двести тридцать семь миллионов с моей карты? — кричит старший омега прямо в динамик. — Ну, во-первых, привет, Джин-и, — усмехается Чимин, — Во-вторых, я уже Мин Чимин. Ну, а, деньги… Помнишь мы с тобой обсуждали один отель под водой, когда Юнги сделал мне предложение? — Ну, допустим. Где мои деньги? — продолжает недовольствовать Ким. — Ну, я подумал, что раз тебе так понравилась эта идея, то ты не будешь против, если я закажу нам с Юнги этот номер на десять дней за твой счет, — улыбается довольный собой Чимин. — Пак Чимин, я убью тебя! — еще громче кричит Сокджин. — Мин Чимин, — напоминает младший. — Да ну вас! — кажется, Джин разочарованно ударил руками по какой-то мебели. — Спасибо, что на Вы, я тоже тебя люблю, Джин-и, хорошей тебе недели, — прощается розововолосый и сбрасывает вызов. Чимин поднимается наверх, чтобы забрать свой кофе, который ему вручает Юнги, целуя и сообщая, что пойдет наберет им ванную, а после позовет, когда будет готово, а сам омега возвращается обратно на подводный этаж, усаживаясь в кресло и наблюдая за рыбками — чем-то они его все же по-своему завораживали.

***

На самом деле, Юнги еще никогда так не трудился над созданием идеальной обстановки для свидания: он набирает ванную, разбрасывая лепестки роз — он потерялся во времени, но он, наверное, между некоторыми даже расстояние вымерял, — зажигает свечи — благо у него в карманах всегда было по зажигалке, — но чего-то явно не хватает. Чимина и алкоголя. Точно. Он направляется обратно к Чимину в комнату, в дверь тут же звонят. — Как раз вовремя, — отзывается Мин, открывая дверь и принимает у персонала ведро с большим количеством кубиков льда, бутылками Мартини и коньяка, — Это для нас, детка, идем, ванная уже готова. Только одно «но», — он подруливает к Чимину, — Закрой глаза и не открывай, пока я не скажу, договорились? И не подглядывай. Я бы и сам тебе закрыл, но я занят, — он берет Чимина за руку и легонько тянет за собой в сторону ванной. Встав напротив самой ванной, при входе, Юнги довольно любуется результатом, а затем ставит около ванной ведро. — Я смотрю ты хорошо подготовился и на многое надеешься, — усмехается омега, — Я надеюсь, что ты взял бокалы, — он аккуратно следует за мужем, ведущим его за руку, и открывает глаза, когда тот об этом просит, наблюдая перед собой глубокую ванную с мыльной пеной и огромное множество разбросанных на полу лепестков розы, — Юнги, это ты сделал? — спрашивает он, завороженно оглядывая комнату, — Так красиво… — Я рад, что тебе нравится, — признается шепотом Юнги и, скользнув пальцами под халатик Чимина, чуть снимает его с плечика, мягко целуя в него, — Я просто надеялся приятно провести время со своим мужем, вот и все, тем более, я же обещал тебе свидание в ванной года три, кажется, назад. — Это просто вау, — признается омега, — Надеялся провести время с мужем, а пообещал парню. Ваше Величество, вы немного задерживаетесь с исполнением своих обещаний, — усмехается он, наблюдая, как с него окончательно снимают махровый халатик. Мин осторожно окольцовывает талию Чимина и развязывает слабый узелок на его халатике, снимая и, сложив, откидывает на ближайшую тумбочку и, аккуратно взяв Чимина за руку, ведет к ванной. — Все для тебя, любимый, — Юнги улыбается, помогая омеге забраться в ванную. Он мотается на кухню, появляясь с гемаконами с четвертой положительной, стаканом для коньяка, парочкой стопок и двумя бокалами, — Вот, теперь полный набор. — Моя любимая? — спрашивает омега, взглянув на обозначения на гемаконе, — Спасибо, большое. Ложись ко мне, не буду же я один тут, — он чуть отодвигается, освобождая для мужа достаточно места, чтобы забраться в воду. — Ваша любимая, нынче, четвертая положительная? Приятно иметь с вами столько общего, Ваше Величество, — игриво отзывается Юнги, — Аве Сатанас. На заднем плане играет тихая музыка, настраивая на атмосферу, а Юнги, раздевшись, что не составило ему труда, ведь на нем были одни только шорты, забирается в ванну к Чимину, закуривая, ложится на спину и подманивает к себе омегу, предлагая лечь на него, и тот откидывается ему на грудь, усевшись на одну из ног. Юнги тянется к бутылке Мартини в ведре, открывая ее и заставляя струю шампанского хлынуть в ванную и чуть перепачкать его собственные руки. Мин разливает шампанское в два бокала и тянет мужу вместе с шотом, наполненным кровью. — С медовым месяцем нас, — говорит он небольшой тост, чокается с Чимином, который отвечает тихое «за нас, Аве Сатанас», и осушает стопку, запивая шампанским. Он откидывает голову и довольно прикрывает глаза, будто не отдыхал сто лет, вплетая пальцы в волосы Чимина, цвет из которых успел подсмыться, массирует кожу его головы. Омега чуть переворачивается, отставив бокал, укладывает голову на плечо мужа и оставляет на нем легкий поцелуй, а руку располагает на татуированной груди, а Юнги ждет, пока он уляжется поудобнее, и снова руку к его волосам протягивает, мягко оглаживая. — Как ты себя чувствуешь, милый? — интересуется он у старшего, — Ты дольше меня сегодня был на солнце. Я, конечно, хорошо намазал тебя кремом, но обязан поинтересоваться не обгорел ли ты? Все в порядке? Юнги жутко не любил жару, но вот в горячих ванных лежать любил — обычно с ним в ванной была парочка слуг, и речь даже не про комнату, речь прямо про ванную. Он плохо чувствовал температуры, но то, что он расслабляется и размякает в горячей воде было очевидным, тем более, когда параллельно тебя трогают и целуют, в общем, уделяют внимание — и в общепринятом понимании, и в понимании Намджуна. — Я чувствую себя просто потрясающе, детка, — признается Юнги хрипло, из-под полуприкрытых глаз рассматривая Чимина. Он допивает шампанское, отставляя бокал, забрасывает в стакан кубики льда и заливает коньяк, подтягивая к себе, — Я на свидании со своим прекрасным мужем, с алкоголем и свечами, как я могу себя чувствовать, любимый? Да даже если бы меня тридцать раз спалило солнце, я бы все равно чувствовал себя просто потрясающе, я тебе клянусь, — отзывается ласково он, поднося к губам сигарету, затягиваясь, и, выдохнув дым в сторону, делает пару маленьких глотков коньяка, — Ты так долго плавал, я в какой-то момент даже начал волноваться за тебя, — он кидает взгляд на стопки крови и задумывается, поднимая взгляд к потолку, — Знаешь, я тут вспомнил одну из положительных вещей из Лондона. Там есть один вампирский бар и там готовят засахаренные глазные яблоки. Нам обязательно нужно как-нибудь заехать туда — я клянусь тебе, это самое вкусное, что я пробовал. Ну, конечно, после твоей крови, разумеется. — Вот я все еще не понимаю, как ты ешь глаза, — признается Чимин, передергиваясь, — Выглядит же, ну, как минимум… Не аппетитно, — он берет еще одну стопку с кровью, осушая ее в один глоток, и допивает свой Мартини. — Просто ем, — Юнги жмет плечами, хмыкая, — Ты же как-то ешь человеческое мясо и пьешь кровь. Ты же ел, не знаю, говяжий язык или печень? Люди часто готовят что-то вроде маринованных свинных ушек, например, или желудочки — глаза и пальцы просто такой же продукт вторичной переработки, вот и все. Тем более, про не аппетитно это ты зря, они выглядят очень даже миленько, — уверяет он младшего, изображая пальцами, как будто жамкает шарик, — Они такие упругие, как шарики из желе, и сладкие. Очень вкусно. Может, лет через сто ты решишься попробовать. Хорошо поплавал сегодня хоть? — Я прекрасно поплавал, дорогой, я видел столько красивых рыбок, — довольно вздыхает Чимин, — Когда я не мог долго найти что-то такое же чудесное по цвету, как твои милые глазки, часто отвлекался на красивых рыбок и плавал с ними. Я даже видел парочку скатов, кажется, но к ним близко не подплывал. Честно, я думал, что справлюсь быстрее, но когда вылез, ты уже был на палубе. Омега вновь всячески изворачивается, пытаясь поудобнее улечься в ванной, и в итоге укладывает свои бедра между ног старшего, полностью укладываясь спиной ему на грудь, кое-как перебравшись. Он задирает голову вверх и рассматривает мужа с такого ракурса. — Ты всегда такой красивый, — довольно улыбается он, — Мне так повезло с тобой. Ты такой заботливый, милый, красивый, любящий, такой родной. Я люблю тебя, Юнги, и готов повторять это всю нашу Вечность. — И я люблю тебя, милый. Скажи эти комплименты себе, любимый, потому что ты у меня самый милый, красивый, любящий, заботливый и родной, — Юнги допивает коньяк, подливая себе еще и «вороша» кубики льда в стакане, покачивая его в левой руке, пока правой проводит по лбу большим пальцем омеги нежно, а затем, привстав, целует его лоб. Юнги ставит стакан с коньяком на небольшую табуретку, на которой складировал все атрибуты для их свидания, потому что чувствует, что уже пьянеет — он и так был жутко заторможенным из-за горячей ванной, а с коньяком он теперь расслабился еще больше. Он проводит руками от шеи Чимина до его чистых плечиков, начиная массировать их, пока тот отшучивается тихим «забыл сказать про твои нежные, но сильные руки». С одной стороны, Юнги было грустно, что теперь он не сможет оставлять на Чимине долгоиграюще метки, что заставляло его внутреннего собственника огорчаться, но с другой, ему очень нравилась его бледная мраморная кожа, которой он мог находить новые «украшения» каждый день. Чимин же во время чужих размышлений расслабленно прикрывает глаза, отдаваясь ощущениям на плечах, и невольно расправляет их, сводя лопатки. Попивая Мартини, он довольно улыбается, наслаждаясь массажем, и думает о том, как же ему льстит то, что грозный хладнокровный убийца, убивающий людей и имеющий при себе револьвер на постоянной основе, рядом с Чимином готов и хочет превращаться в романтичного парня, устраивающего такие милые свидания с шампанским, лепестками роз и ванной с пеной, готов пристрелить всех, кто будет перечить его омеге — как говорит Сокджин, одним словом, рядом с Чимином Юнги превращается в соплю. — Любимый, когда я обещал тебе свидание в ванной, — вспоминает Юнги своей пьяной головой каким-то образом, — Я предлагал тебе провести ритуал, чтобы помочь тебе расслабиться. — Кажется, припоминаю что-то такое, — кивает омега. — По-моему, сейчас самое время. Хочешь? — предлагает старший, — Я начерчу пентаграмму на твоей груди и ты почувствуешь тепло, расслабление и возбуждение, если сосредоточишься на этом. Как тебе идея? Мне кажется, хорошая. — Мне, наверное, нужно пересесть, верно? — интересуется Чимин, отставляя свой бокал туда же, куда и Юнги, и немного приподнимаясь. — Да, любимый, присядь на мои бедра, если ты все-таки не против, — с каждым словом голос Юнги становится все ниже, язык — все медленнее, заставляя его говорить лениво, хрипло, тихо, почти нараспев. Чимин приподнимается, впиваясь пальцами в бортики ванной и, отодвинувшись к противоположному от Юнги краю, поворачивается, меняя ноги местами. Он подтягивается обратно к мужу, зажимая его бедра коленями и чуть привстает. Юнги помогает Чимину усесться, обводя его бедра ладонями, откидывает голову на бортик ванной, любуясь своим мужем, пока водит руками вдоль всего его тела, растирая кожу на его ребрах, талии и бедрах. Он наконец тушит сигарету в своем опустошенном бокале из-под шампанского, обводит глазами комнату, пытаясь найти то, чем можно было бы нарисовать пентаграмму, и, может, альтернатив действительно не было, но единственное, что приходит в голову пьяного уже прямо в дерьмо Юнги — это кровь. — Тепло и расслабление, это конечно хорошо, но, — Чимин наклоняется к чужому уху, переходя на шепот, — Возбуждение? Неужели моему папочке захотелось трахнуть меня в этой ванной прямо посреди свидания? — Малыш, — шепчет в ответ Юнги, — Я сказал тебе, если захочешь. Если ты будешь думать не о том, как бы расслабиться, а о всяких грязных штучках, вроде того, что мы делали с тобой вчера, ты разумеется получишь возбуждение в качестве бонуса, но не советую — этот ритуал может тогда подействовать, как афродизиак. А про секс, — он расплывается в улыбке, — Я всегда этого хочу. На постоянной основе, Чимин. Поэтому если вдруг возбудишься, то я буду очень даже не против поиметь тебя в этой чудной ванной. Точнее, посмотреть на то, как ты седлаешь меня, — он оттягивает Чимина от себя, — А теперь, детка, сиди ровно и говори мне, как себя чувствуешь. Все-таки, с черной магией шутки плохи, знаешь ли. — Что значит «если вдруг я возбужусь»? Я собирался сделать это в любом случае, вне зависимости от того провели бы мы этот ритуал или нет, — усмехается омега, — Что ж, придется отвлечься от таких мыслей, хотя бы на время ритуала. Я буду просто говорить тебе, если что-то будет плохо, договорились? Юнги набирает кровь в стопку и, зачерпнув ее двумя пальцами, упирает их куда-то под солнечное сплетение Чимина, ставя пятно, которое тут же течет тяжелыми каплями вниз. Он на секундочку зависает — вспоминает, в какую сторону нужно начертить пентаграмму для правильного результата, одними губами беззвучно произносит слова на латыни, ведет пальцами медленно, почти дотошно вверх, вниз, влево, вправо и заканчивает, приводя дорожку из крови пальцами обратно в место, в котором начинал, задувает одну маленькую свечу, стоявшую в куче атрибутов для их свидания. Омега же чувствует, как с увеличением количества крови на его теле он расслабляется все больше и чувствует, как по его телу разливается приятное тепло. Он прикрывает глаза, продолжая концентрироваться на холодных пальцах в крови и тихом звуке испарения газиков в шампанском, под звук колышущегося пламени — настолько было тихо, что он мог слышать даже это. Пальцы Юнги почти горели теплом, заставляя даже его самого расслабиться, а поэтому он не представлял, какое тепло чувствует Чимин. Он ставит крест внутри пентаграммы, смотрит на свое творение счастливо и облизывает пальцы. — Выглядит просто невероятно, любимый, — сообщает он младшему, оглаживая его соски большими пальцами и теребя пластиковый пирсинг — где только Чимин находит такие сережки? — Как ты себя чувствуешь? — Замечательно, — тихо отзывается розововолосый, приоткрывая глаза, — Я как будто принял очень горячий душ в ванной с эффектом гидромассажа, а до этого так выспался, будто проспал неделю. Я себя таким расслабленным не чувствовал, кажется, никогда, Юнги, спасибо. — Чудесно, — отзывается Юнги довольно, проводя по плечикам младшего, — Мне нужно было, чтобы ты был расслаблен. После всего, нужно иногда сесть и почувствовать себя зефиром, растворяющимся в горячем кофе, — он улыбается, говоря не только про этот день, но и про последние года в целом, ведь те были достаточно напряженными не только для Чимина, но и для Юнги, который изо всех сил старался поддерживать его в его продолжениях и начинаниях. — Зефир в горячем кофе это как раз то, как я себя сейчас чувствую. Хочется полностью раствориться в таком приятном тепле. Я, кажется, уже достаточно давно не расслаблялся так, последние годы были слишком загружены, — размышляет омега. Юнги же в это время допивает весь коньяк из стакана, выуживает из него льдинку и, резким движением притягивает к себе Чимина. — Папочка хочет поиграть со своим мальчиком? — наблюдая за мужем, усмехается омега. Мин же кладет кубик льда в свой рот, закусывая его между своими зубами, смотрит в глаза Чимина и притягивает его к себе за подбородок, целует чувственно, нежно, но не ласково, а с намеком на страсть, с каким-то больше дразнящим характером, проталкивает языком лёд в рот Чимина с наслаждением. Изначально Чимин чуть удивился такому поцелую — не часто такое случается с кусочком льда во рту, — но через пару секунд находит в этом что-то интересное для себя и, возможно, даже, достаточно соблазняющее. Сочетание холодного льда во рту, плавно тающего, превращаясь в воду и стекая по подбородку, мягких губ, сильных рук, прижимающих к себе, заставляяет Чимина откровенно мычать и льнуть всем телом к мужу, показывая уже достаточно заметное возбуждение. Юнги прикрывает глаза, играясь собственным языком с тающим кубиком во рту омеги, заставляя его уменьшаться в размерах и наполнять их рты водой с привкусом выпитого Юнги коньяка. Юнги не смеет вытирать пальцами текущие по их подбородкам и шеям струи воды, он лишь плотнее прижимает к себе мужа, не давая ему отстраниться, потому что он сейчас как никогда хотел быть с ним ближе, горячее, чувственнее. Он хотел чувствовать каждый чужой вздрог, каждый судорожный вздох, каждое движение. Юнги вылавливает кубик льда из чужого рта, вновь прикусывая его между зубов. Он смотрит в глаза Чимину, дергая за волосы на затылке, заставляя откинуть голову, ведет льдом от его губ прямо по шее, оставляя мокрую холодную дорожку, двигается вниз по груди. Он останавливает маленькую льдинку на одном из сосков Чимина, начиная языком ласкать сосок вместе с плавающей по нему льдинкой, вдавливает ее в сосок, цепляет за пирсинг, а когда от той остается маленькая крошка, прижимается губами, засасывает остатки воды и сосок, не переставая слизывать капли воды языком. — Да что же вы со мной делаете… — это не вопрос, а просто соскочившая с языка Чимина фраза, как реакция на все действия Юнги. Кто бы мог подумать, что лед в коньяке и пьяная голова Мина могут принести столько ощущений, что посасывание сосков с этим маленьким кусочком замороженой воды, заставляет буквально шипеть от удовольствия, пока сам старший хочет поднять глаза, а затем ему в голову бьет градус вместе с одной очень, очень интересной идеей. — Малыш, — шепотом отзывает Юнги младшего, — Я хочу поиграть с тобой. Я хочу заставить тебя дрожать от возбуждения, наслаждения и перепада температур. Когда ты был человеком, и я растягивал тебя холодными руками, то тебе очень нравилось. Помнишь? — Да, я помню, — кивает омега, — Было просто чудесно. — Я безумно хочу тебя, малыш. А еще я хочу протолкнуть в тебя парочку кубиков льда, пока буду тебя растягивать, а потом поиграться с тобой немного, когда ты будешь достаточно растянут, и добавить еще несколько, чтобы ты почувствовал холод вот здесь, — Юнги ведет рукой по низу живота Чимина, — Если ты примешь достаточно, то они буду давить на твою простату и тебе будет очень приятно, я обещаю. А потом я войду в тебя и очень хорошо трахну. Тебе нравится эта идея, котенок? Могу я сделать это с тобой? Я буду предельно осторожен и нежен. Чимин на секунду задумывается. Юнги хочет протолкнуть в него… Лед? С одной стороны, звучит крайне странно, но с другой… Чимину же ужасно нравилось ощущать в себе именно холодные пальцы, заставляющие извиваться. Сейчас температура льда ниже, да и он не так восприимчив к температурам, тем более, ему пообещали приятные ощущения, а затем и хороший секс. — Котенок согласен, — шепчет он, припадая к чужой шее, облизывая небольшой участок за ухом и начиная показательно мурчать. — Я рад, что ты согласен, — отзывается тихо Юнги, целуя в щеку Чимина нежно, — Я давно об этом думал, раз мы с тобой довольно часто играем, так что давно пора было бы нам ввести парочку правил, чтобы мы оба получали только удовольствие. Давай договоримся с тобой о цветовом обозначении, хорошо? Я буду спрашивать тебя цвет, когда буду волноваться за тебя, а ты отвечай мне. «Зеленый» — все в порядке, и я могу продолжать, «желтый» — тебя что-то напрягает, и мне стоит быть осторожнее, «красный» — тебе больно, неприятно или ты просто некомфортно себя чувствуешь, и я должен немедленно прекратить. Понимаешь? — он заглядывает в глаза младшего. — Понимаю, — согласно кивает омега, чуть отстранившись, чтобы их лица были друг напротив друга. — Я люблю играть с тобой, малыш, но чем опаснее игры, тем больше я беспокоюсь о тебе и твоем состоянии. Ты можешь говорить мне «красный» как знак, чтобы я прекратил, и без моего вопроса. Это для твоей безопасности, и чтобы я был спокоен, хорошо? Я не буду воспринимать слова «мне больно» или «мне холодно» и просьбы «остановиться», потому что буду считать это частью игры, так что научись отвечать мне правильно. Повтори, что нужно сказать, когда тебе больно? Повтори, что нужно сказать, когда ты чувствуешь себя некомфортно? И повтори, что нужно сказать, когда тебе очень хорошо? — Мальчик должен сказать «красный», если будет больно, чтобы папочка остановился, «желтый», когда мальчику некомфортно, и «зеленый», чтобы папочка продолжал, — Чимин довольно улыбается, как отличница, правильно ответившая на вопрос учительницы — кстати, хорошая мысль, надо будет как-нибудь предложить Юнги что-то из таких ролевых игр. — Ты можешь взяться за бортики ванной или за мои плечи. Ты можешь царапаться и кусаться, все в порядке, главное, не зажимайся и не молчи, я хочу слышать, как ты себя чувствуешь, — он берет в левую руку кубик льда и внимательно разглядывает: это не смазка, которую он может погреть в руках, а поэтому он прижимает лёд к чужому сфинктеру, мягко надавливая, — Я собираюсь протолкнуть его в тебя, детка, — предупреждает он на всякий случай. Юнги проскальзывает внутрь омеги двумя пальцами, проталкивая кубик льда вперед, пока второй рукой утешающе гладит по ягодице, — Как ты себя чувствуешь, малыш? Цвет? — Сатана! Зеленый, — стонет омега громко и звучно, почувствовав в себе первый кубик и то, как он даже без помощи пальцев продвигается дальше из-за небольших рефлекторных сокращений мышц. — Сожмись для папочки, растопи чуть льда в себе для меня, — Юнги медленно двигает пальцами, хорошо растягивая омегу, а Чимин следует его просьбе, обхватывая пальцы мужа в себе тугими стенками и чувствуя, как по ним начинают стекать капли воды от растаявшего льда. Это ощущение было гораздо лучше, чем когда Юнги растягивал его своими пальцами. Юнги покрывает шею Чимина поцелуями, может, успокаивая, а может, пытаясь просто возбудить Чимина еще больше. Омега же откидывает голову, выставляя напоказ идеально зажившую бледную шею, на которой явно не хватало следов принадлежности кому-то, и укладывает руки на чужие плечи, не церемонясь и сразу сжимая ногтями. Пока руки Юнги плывут по его телу, он изгибается, отводя бедра чуть назад, не пытаясь скрыться от льда, просто ему кажется, что с таким прогибом в спине он выглядел в разы сексуальнее. — Я могу добавить еще один? — ласково интересуется Юнги. — Да, папочка, еще, пожалуйста! — мычит младший в ответ, желая получить это же чувство снова, так как первый кубик уже почти растаял. — Умница, хороший мальчик, — хвалит Юнги младшего, нежно целуя в щечку. — Спасибо, стараюсь, — усмехается омега, улыбаясь виду на то, как Юнги тянется за новыми кубиками. Старший берет из стакана еще два кубика льда и проталкивает их внутрь Чимина, вводя внутрь два своих пальца до костяшек все также осторожно, проталкивая три кубика как можно дальше, а Чимин чуть приподнимается, опираясь на плечи мужа, оглядываясь назад, чтобы увидеть это, но аж жмурится от удовольствия, закусывая нижнюю губу — и как он еще не откусил ее такими темпами. Юнги подгибает пальцы, давя кусочком льда на чужую простату, чтобы Чимин наконец почувствовал наслаждение, смешанное с холодом. Он поступательными движениями двигает пальцами, уже хочет добавить третий и еще льда, но вспоминает, что увлекся своим занимательным делом. Омега сначала просто утыкается в чужое плечо, начиная громко стонать от ощущения холода, давящего на простату, а затем, привыкнув и приподнявшись, начинает подвиливать бедрами, призывая двигаться активнее. Юнги наклоняется к личику омеги, который продолжает оглядываться, проводит костяшкой указательного пальца по его щеке, внимательно разглядывая его реакцию. Одной из рук Чимин перехватывается за бортик ванной, чуть поворачиваясь торсом для удобства наблюдения, и начинает еще более активно насаживаться, пытаясь получить больше. Юнги надеялся, что Чимин в порядке, но, как банк не доверяет на слово и берет всегда письменное подтверждение, он также решил словесно подтвердить свои догадки, а если они не оправдаются — попытаться оправдать их потом. — Малыш, посмотри на меня, — просит мягко Юнги, — Ты такой у меня умничка, ты знаешь? Я тебя люблю. Цвет? Скажи мне, как ты? Юнги оставляет тропу нежных поцелуев на губах, щеках, скулах, челюстях и шее омеги — он надеется, что они оба понимают, что как Юнги бы не ударялся в жесткий БДСМ, он всегда готов был дарить своему мальчику заботу и удовольствие, а дискомфорт либо не доставлять совсем, либо только тот, который изначально был задуман и количество которого проконтролировано самим Юнги. — Мхм, — мычит омега, повернувшись к мужу и заглядывая в его глаза, — Желтый, меня кое-что напрягает. — Что, малыш, что случилось? — взволнованно спрашивает Юнги, чуть хмурясь и пытаясь заранее подумать о том, что могло бы напрячь его мальчика. — Во мне слишком мало льда, он быстро тает, а мне не достаточно, — он чуть улыбается, понимая, что, возможно, заставил Юнги напрячься, — Папочка, пожалуйста, можно еще немного? Юнги облегченно выдыхает. — Конечно, можно. Для такого вежливого папочкиного мальчика я сделаю все, что он захочет, — улыбается он. Чимин снова приподнимается, чтобы у Юнги было больше места, чтобы заполнить его холодным льдом, пока тот двигает табуретку с ведром к другому концу в ванной, чтобы не тянуться рукой далеко, набирает из ведра, в котором все еще лежали открытые бутылка мартини и гемакон с четвертой положительной, три кубика льда и поочередно, один за другим проталкивает их в омегу, но с последним он торопиться не смеет — он держит кубик прямо на самом входе, не вводя дальше, ждет пару секунд, может, даже десять, а только затем вводит его вместе со своими тремя пальцами. Чимин чуть подрагивает с каждым новым кубиком в себе и нетерпеливо ерзает, когда старший не торопится с проталкиванием третьего кусочка. Когда альфа проталкивает в него последний кусочек с тремя пальцами он громко и несдержанно простанывает оставляя глубокие царапины на его плече. Юнги разводит пальцы, растягивая чужие бархатные стенки, толкает лед дальше, начиная двигать пальцами ритмично, трахая ими младшего — по его запястью течет холодная вода от тающих льдинок вперемешку с естественной смазкой Чимина, но это чувствовалось не отвратительно или мерзко, это ощущалось просто превосходно. — Вот так? Так хорошо, любимый? Так тебе достаточно или тебе нужно еще? — любезно спрашивает Юнги. Чимин сидит в очень даже удобном положении, а поэтому, чуть подавшись вперед, Юнги припадает губами к его груди, на которой виднелись уже подсохшие следы крови. — Да-да-да, папочка, именно вот так, — мычит омега, — Мне очень хорошо, мне просто прекрасно, — он выгибается, выпячивая грудь, чтобы мужу было удобнее слизывать засохшую кровь — будучи человеком, Чимин часто съедал корочку засохшей крови, за что его часто считали поехавшим, но, наверное, для вампиров это норма, — пытается сделать своеобразную трапезу Юнги удобнее и комфортнее. Старший поддерживает его под поясницу — да, он держался за бортик, но вода была в пене, а сама ванна из-за этого — скользкой до ужаса, и Мин просто не хотел, чтобы муж рухнул назад и ударился затылком, — с напором вылизывает его грудь, чтобы снять с кожи присохшие остатки крови, не прекращая толкаться пальцами внутрь омеги. Он посасывает его соски, зажимает их в зубах, чуть оттягивая на себя. — Малыш, ты уже так хорошо растянут, — замечает Мин, — Я хочу позволить тебе почувствовать холод в твоем прелестном животике. Могу я начать добавлять лед, а ты скажешь мне, когда ты будешь очень полным? И еще одно: я хочу, чтобы ты считал, сколько ты можешь принять льда ради папочки. Скажи, сколько в тебе сейчас? И считай, когда я буду добавлять, если позволишь? — Позволю, можете добавлять, пока не заполните меня полностью, — со вздохом отзывается младший, — Хочу почувствовать холод в животе, и как лед давит на мою простату, чтобы ласкать Ваши уши своими стонами. Сейчас, если прошлые не растаяли, то во мне ровно шесть, но для полной заполненности этого слишком мало, папочка, добавьте еще. — Чудесно, малыш, просто чудесно, — Юнги кивает, разглаживая поясницу омеги, — Расслабься, любимый, я хочу заполнить тебя. Он набирает в руку пять кубиков, оттягивает ягодицу Чимина и поочередно проталкивает по кубику в младшего, проталкивая глубоко внутрь. — Вот так, малыш, ты просто лапочка, просто молодчинка, любимый. Считай вслух, — хвалит Юнги, плывет рукой вниз, мягко касаясь члена омеги и начиная двигать вверх-вниз, обхватив ствол пальцами в кольцо и оттопырив мизинец. — Семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, — тихо шепчет Чимин в острое ушко, принимая в себя все, что ему предлагают, и продолжает стонать от ощущений на своем члене и того, как холодный лед давит на его стенки, задевая простату, из-за «недостатка» места — Чимин, как и Юнги, видимо, тоже, был уверен, что он может вместить в себя гораздо больше, чем одиннадцать небольших тающих льдинок. Мин берет из ведра, в котором находился алкоголь, еще три кубика, вводя их внутрь. — Сколько чувствуешь, малыш? — Юнги добавляет еще два, а затем еще два, — Какая умница, детка, просто чудесно. — Уже восемнадцать, — еле выговаривает Чимин. Он перекладывает свои руки на крепкие плечи, наклоняясь лицом к чужому уху, и изгибается тем самым в спине, округляя бедрам. Он изо всех сил старается не дергаться при соприкосновении с холодными кубиками, что не так уж и легко из-за рефлексов. Юнги потирает пальцами кожу под головкой на члене омеги, добавляет еще один, а затем наконец проталкивает пальцы в омегу, вновь двигая ими — и чтобы добавить мужу удовольствие — он чувствовал, как Чимин сам насаживался на его пальцы, а поэтому всячески потворствовал его желанию, — и чтобы протолкнуть кубики льда дальше, чтобы поместилось еще больше. — А сколько теперь, малыш? Ты не сбился со счета? Я хочу добавить еще несколько. Можно? — он быстрее двигает рукой по члену младшего, — Малыш, ты такой возбужденный, такой твердый для меня, мне так это нравится. — Девятнадцать, я с-считаю, — отзывается омега, довольно облизываясь, наслаждаясь движениями пальцев внутри, которые протолкнули еще один кубик, — Думаю, можно еще немного, но, пожалуйста, не забывайте, что мне нужен еще и Ваш член, как Вы и обещали. Мне он так нужен, я настолько возбужден, что мне очень нужна разрядка, папочка, прошу, войдите в меня. — Ты так много в себя вмещаешь, мой мальчик, ты у папочки просто умница, — говорит Юнги, набирает из ведра еще четыре льдинки, по одному медленно проталкивая в Чимина, а затем и пальцы, — И, конечно, малыш, ты обязательно получишь мой член, обязательно, любимый. Хорошие мальчики всегда получают член Господина в награду. А ты ведь хороший мальчик? Ты у меня очень, очень хороший мальчик, ты так хорошо ведешь себя для меня, ты обязательно должен получить свою награду, детка, — говорит Мин, так сладко, так нежно, будто бы уговаривает мужа на какую-то авантюру. — Мхм, двадцать три, — мычит омега, выпрямляясь и опускаясь руками на усыпанную татуировками грудь, — Да, папочка, я у Вас очень хороший мальчик и я заслужил, чтобы Ваш член оказался во мне, пожалуйста. Очень хочу Ваш член в себе, это так приятно. Юнги вынимает пальцы из омеги и, взявшись руками за его ягодицы, раздвигает их, оттягивая их в стороны, проезжается твердым членом между ягодиц омеги несколько раз дразняще, пока сам Чимин ответно трется складкой между ягодиц об возбужденный орган альфы, касаясь его живота своим, а когда тот входит, Чимин звездочки перед глазами наблюдает не в силах посчитать. Он чувствует, как из-за движений мужа внутри кубики тоже передвигаются все выше. — Вот так, детка. Ты как, хорошо? Все нормально? Скажи мне цвет, — просит Юнги, проталкиваясь до узла. Он довольно стонет, кусая губы. — Зеленый, все прекрасно, — шепчет розововолосый, опуская голову. Он смотрит на свой живот, втягивает его насколько может, наблюдая, как из-под кожи проглядываются очертания кубиков, и укладывает руку Юнги на это место. — Чимин-и, в тебе так хорошо, так прохладно, я чувствую лед в тебе. Детка, как хорошо… Хочешь обскакать папочку? Ты ведь заслужил член папочки, верно? Попрыгай на мне, — предлагает альфа. — Подумать только, какой я вместительный… — еле слышно удивляется Чимин, — Это просто невероятно. Чимин делает один «прыжок» на чужом члене и невольно открывает рот в немом стоне от удовольствия. Он начинает двигаться активнее, от чего у него закатываются глаза, и он практически готов свалиться сейчас в воду, просто чтобы продолжать испытывать эти ощущения. Омега заставляет воду в ванной колыхаться и выплескиваться через край вместе с пеной, но ему абсолютно все равно. Он лишь двигается активнее, выпуская длинный язык изо рта, с которого обильно стекала слюна. — Ты вмещал три члена в себя, ты жутко вместительный, любимый, — замечает Юнги довольно, а довольно потому, что охватил себе лакомый кусочек, у которого один из огромнейших — как иронично — плюсов это как раз таки вместительность. Юнги прикрывает глаза, играясь собственным языком с тающим кубиком во рту омеги, заставляя его уменьшаться в размерах и наполнять их рты водой с привкусом выпитого Юнги коньяка. Юнги не смеет вытирать пальцами текущие по их подбородкам и шеям струи воды, он лишь плотнее прижимает к себе мужа, не давая ему отстраниться, потому что он сейчас как никогда хотел быть с ним ближе, горячее, чувственнее. Он хотел чувствовать каждый чужой вздрог, каждый судорожный вздох, каждое движение. Юнги вылавливает кубик льда из чужого рта, вновь прикусывая его между зубов. Он смотрит в глаза Чимину, дергая за волосы на затылке, заставляя откинуть голову, ведет льдом от его губ прямо по шее, оставляя мокрую холодную дорожку, двигается вниз по груди. Он останавливает маленькую льдинку на одном из сосков Чимина, начиная языком ласкать сосок вместе с плавающей по нему льдинкой, вдавливает ее в сосок, цепляет за пирсинг, а когда от той остается маленькая крошка, прижимается губами, засасывает остатки воды и сосок, не переставая слизывать капли воды языком. — Да что же вы со мной делаете… — это не вопрос, а просто соскочившая с языка Чимина фраза, как реакция на все действия Юнги. Кто бы мог подумать, что лед в коньяке и пьяная голова Мина могут принести столько ощущений, что посасывание сосков с этим маленьким кусочком замороженой воды, заставляет буквально шипеть от удовольствия, пока сам старший хочет поднять глаза, а затем ему в голову бьет градус вместе с одной очень, очень интересной идеей. — Малыш, — шепотом отзывает Юнги младшего, — Я хочу поиграть с тобой. Я хочу заставить тебя дрожать от возбуждения, наслаждения и перепада температур. Когда ты был человеком, и я растягивал тебя холодными руками, то тебе очень нравилось. Помнишь? — Да, я помню, — кивает омега, — Было просто чудесно. — Я безумно хочу тебя, малыш. А еще я хочу протолкнуть в тебя парочку кубиков льда, пока буду тебя растягивать, а потом поиграться с тобой немного, когда ты будешь достаточно растянут, и добавить еще несколько, чтобы ты почувствовал холод вот здесь, — Юнги ведет рукой по низу живота Чимина, — Если ты примешь достаточно, то они буду давить на твою простату и тебе будет очень приятно, я обещаю. А потом я войду в тебя и очень хорошо трахну. Тебе нравится эта идея, котенок? Могу я сделать это с тобой? Я буду предельно осторожен и нежен. Чимин на секунду задумывается. Юнги хочет протолкнуть в него… Лед? С одной стороны, звучит крайне странно, но с другой… Чимину же ужасно нравилось ощущать в себе именно холодные пальцы, заставляющие извиваться. Сейчас температура льда ниже, да и он не так восприимчив к температурам, тем более, ему пообещали приятные ощущения, а затем и хороший секс. — Котенок согласен, — шепчет он, припадая к чужой шее, облизывая небольшой участок за ухом и начиная показательно мурчать. — Я рад, что ты согласен, — отзывается тихо Юнги, целуя в щеку Чимина нежно, — Я давно об этом думал, раз мы с тобой довольно часто играем, так что давно пора было бы нам ввести парочку правил, чтобы мы оба получали только удовольствие. Давай договоримся с тобой о цветовом обозначении, хорошо? Я буду спрашивать тебя цвет, когда буду волноваться за тебя, а ты отвечай мне. «Зеленый» — все в порядке, и я могу продолжать, «желтый» — тебя что-то напрягает, и мне стоит быть осторожнее, «красный» — тебе больно, неприятно или ты просто некомфортно себя чувствуешь, и я должен немедленно прекратить. Понимаешь? — он заглядывает в глаза младшего. — Понимаю, — согласно кивает омега, чуть отстранившись, чтобы их лица были друг напротив друга. — Я люблю играть с тобой, малыш, но чем опаснее игры, тем больше я беспокоюсь о тебе и твоем состоянии. Ты можешь говорить мне «красный» как знак, чтобы я прекратил, и без моего вопроса. Это для твоей безопасности, и чтобы я был спокоен, хорошо? Я не буду воспринимать слова «мне больно» или «мне холодно» и просьбы «остановиться», потому что буду считать это частью игры, так что научись отвечать мне правильно. Повтори, что нужно сказать, когда тебе больно? Повтори, что нужно сказать, когда ты чувствуешь себя некомфортно? И повтори, что нужно сказать, когда тебе очень хорошо? — Мальчик должен сказать «красный», если будет больно, чтобы папочка остановился, «желтый», когда мальчику некомфортно, и «зеленый», чтобы папочка продолжал, — Чимин довольно улыбается, как отличница, правильно ответившая на вопрос учительницы — кстати, хорошая мысль, надо будет как-нибудь предложить Юнги что-то из таких ролевых игр. — Ты можешь взяться за бортики ванной или за мои плечи. Ты можешь царапаться и кусаться, все в порядке, главное, не зажимайся и не молчи, я хочу слышать, как ты себя чувствуешь, — он берет в левую руку кубик льда и внимательно разглядывает: это не смазка, которую он может погреть в руках, а поэтому он прижимает лёд к чужому сфинктеру, мягко надавливая, — Я собираюсь протолкнуть его в тебя, детка, — предупреждает он на всякий случай. Юнги проскальзывает внутрь омеги двумя пальцами, проталкивая кубик льда вперед, пока второй рукой утешающе гладит по ягодице, — Как ты себя чувствуешь, малыш? Цвет? — Сатана! Зеленый, — стонет омега громко и звучно, почувствовав в себе первый кубик и то, как он даже без помощи пальцев продвигается дальше из-за небольших рефлекторных сокращений мышц. — Сожмись для папочки, растопи чуть льда в себе для меня, — Юнги медленно двигает пальцами, хорошо растягивая омегу, а Чимин следует его просьбе, обхватывая пальцы мужа в себе тугими стенками и чувствуя, как по ним начинают стекать капли воды от растаявшего льда. Это ощущение было гораздо лучше, чем когда Юнги растягивал его своими пальцами. Юнги покрывает шею Чимина поцелуями, может, успокаивая, а может, пытаясь просто возбудить Чимина еще больше. Омега же откидывает голову, выставляя напоказ идеально зажившую бледную шею, на которой явно не хватало следов принадлежности кому-то, и укладывает руки на чужие плечи, не церемонясь и сразу сжимая ногтями. Пока руки Юнги плывут по его телу, он изгибается, отводя бедра чуть назад, не пытаясь скрыться от льда, просто ему кажется, что с таким прогибом в спине он выглядел в разы сексуальнее. — Я могу добавить еще один? — ласково интересуется Юнги. — Да, папочка, еще, пожалуйста! — мычит младший в ответ, желая получить это же чувство снова, так как первый кубик уже почти растаял. — Умница, хороший мальчик, — хвалит Юнги младшего, нежно целуя в щечку. — Спасибо, стараюсь, — усмехается омега, улыбаясь виду на то, как Юнги тянется за новыми кубиками. Старший берет из стакана еще два кубика льда и проталкивает их внутрь Чимина, вводя внутрь два своих пальца до костяшек все также осторожно, проталкивая три кубика как можно дальше, а Чимин чуть приподнимается, опираясь на плечи мужа, оглядываясь назад, чтобы увидеть это, но аж жмурится от удовольствия, закусывая нижнюю губу — и как он еще не откусил ее такими темпами. Юнги подгибает пальцы, давя кусочком льда на чужую простату, чтобы Чимин наконец почувствовал наслаждение, смешанное с холодом. Он поступательными движениями двигает пальцами, уже хочет добавить третий и еще льда, но вспоминает, что увлекся своим занимательным делом. Омега сначала просто утыкается в чужое плечо, начиная громко стонать от ощущения холода, давящего на простату, а затем, привыкнув и приподнявшись, начинает подвиливать бедрами, призывая двигаться активнее. Юнги наклоняется к личику омеги, который продолжает оглядываться, проводит костяшкой указательного пальца по его щеке, внимательно разглядывая его реакцию. Одной из рук Чимин перехватывается за бортик ванной, чуть поворачиваясь торсом для удобства наблюдения, и начинает еще более активно насаживаться, пытаясь получить больше. Юнги надеялся, что Чимин в порядке, но, как банк не доверяет на слово и берет всегда письменное подтверждение, он также решил словесно подтвердить свои догадки, а если они не оправдаются — попытаться оправдать их потом. — Малыш, посмотри на меня, — просит мягко Юнги, — Ты такой у меня умничка, ты знаешь? Я тебя люблю. Цвет? Скажи мне, как ты? Юнги оставляет тропу нежных поцелуев на губах, щеках, скулах, челюстях и шее омеги — он надеется, что они оба понимают, что как Юнги бы не ударялся в жесткий БДСМ, он всегда готов был дарить своему мальчику заботу и удовольствие, а дискомфорт либо не доставлять совсем, либо только тот, который изначально был задуман и количество которого проконтролировано самим Юнги. — Мхм, — мычит омега, повернувшись к мужу и заглядывая в его глаза, — Желтый, меня кое-что напрягает. — Что, малыш, что случилось? — взволнованно спрашивает Юнги, чуть хмурясь и пытаясь заранее подумать о том, что могло бы напрячь его мальчика. — Во мне слишком мало льда, он быстро тает, а мне не достаточно, — он чуть улыбается, понимая, что, возможно, заставил Юнги напрячься, — Папочка, пожалуйста, можно еще немного? Юнги облегченно выдыхает. — Конечно, можно. Для такого вежливого папочкиного мальчика я сделаю все, что он захочет, — улыбается он. Чимин снова приподнимается, чтобы у Юнги было больше места, чтобы заполнить его холодным льдом, пока тот двигает табуретку с ведром к другому концу в ванной, чтобы не тянуться рукой далеко, набирает из ведра, в котором все еще лежали открытые бутылка мартини и гемакон с четвертой положительной, три кубика льда и поочередно, один за другим проталкивает их в омегу, но с последним он торопиться не смеет — он держит кубик прямо на самом входе, не вводя дальше, ждет пару секунд, может, даже десять, а только затем вводит его вместе со своими тремя пальцами. Чимин чуть подрагивает с каждым новым кубиком в себе и нетерпеливо ерзает, когда старший не торопится с проталкиванием третьего кусочка. Когда альфа проталкивает в него последний кусочек с тремя пальцами он громко и несдержанно простанывает оставляя глубокие царапины на его плече. Юнги разводит пальцы, растягивая чужие бархатные стенки, толкает лед дальше, начиная двигать пальцами ритмично, трахая ими младшего — по его запястью течет холодная вода от тающих льдинок вперемешку с естественной смазкой Чимина, но это чувствовалось не отвратительно или мерзко, это ощущалось просто превосходно. — Вот так? Так хорошо, любимый? Так тебе достаточно или тебе нужно еще? — любезно спрашивает Юнги. Чимин сидит в очень даже удобном положении, а поэтому, чуть подавшись вперед, Юнги припадает губами к его груди, на которой виднелись уже подсохшие следы крови. — Да-да-да, папочка, именно вот так, — мычит омега, — Мне очень хорошо, мне просто прекрасно, — он выгибается, выпячивая грудь, чтобы мужу было удобнее слизывать засохшую кровь — будучи человеком, Чимин часто съедал корочку засохшей крови, за что его часто считали поехавшим, но, наверное, для вампиров это норма, — пытается сделать своеобразную трапезу Юнги удобнее и комфортнее. Старший поддерживает его под поясницу — да, он держался за бортик, но вода была в пене, а сама ванна из-за этого — скользкой до ужаса, и Мин просто не хотел, чтобы муж рухнул назад и ударился затылком, — с напором вылизывает его грудь, чтобы снять с кожи присохшие остатки крови, не прекращая толкаться пальцами внутрь омеги. Он посасывает его соски, зажимает их в зубах, чуть оттягивая на себя. — Малыш, ты уже так хорошо растянут, — замечает Мин, — Я хочу позволить тебе почувствовать холод в твоем прелестном животике. Могу я начать добавлять лед, а ты скажешь мне, когда ты будешь очень полным? И еще одно: я хочу, чтобы ты считал, сколько ты можешь принять льда ради папочки. Скажи, сколько в тебе сейчас? И считай, когда я буду добавлять, если позволишь? — Позволю, можете добавлять, пока не заполните меня полностью, — со вздохом отзывается младший, — Хочу почувствовать холод в животе, и как лед давит на мою простату, чтобы ласкать Ваши уши своими стонами. Сейчас, если прошлые не растаяли, то во мне ровно шесть, но для полной заполненности этого слишком мало, папочка, добавьте еще. — Чудесно, малыш, просто чудесно, — Юнги кивает, разглаживая поясницу омеги, — Расслабься, любимый, я хочу заполнить тебя. Он набирает в руку пять кубиков, оттягивает ягодицу Чимина и поочередно проталкивает по кубику в младшего, проталкивая глубоко внутрь. — Вот так, малыш, ты просто лапочка, просто молодчинка, любимый. Считай вслух, — хвалит Юнги, плывет рукой вниз, мягко касаясь члена омеги и начиная двигать вверх-вниз, обхватив ствол пальцами в кольцо и оттопырив мизинец. — Семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, — тихо шепчет Чимин в острое ушко, принимая в себя все, что ему предлагают, и продолжает стонать от ощущений на своем члене и того, как холодный лед давит на его стенки, задевая простату, из-за «недостатка» места — Чимин, как и Юнги, видимо, тоже, был уверен, что он может вместить в себя гораздо больше, чем одиннадцать небольших тающих льдинок. Мин берет из ведра, в котором находился алкоголь, еще три кубика, вводя их внутрь. — Сколько чувствуешь, малыш? — Юнги добавляет еще два, а затем еще два, — Какая умница, детка, просто чудесно. — Уже восемнадцать, — еле выговаривает Чимин. Он перекладывает свои руки на крепкие плечи, наклоняясь лицом к чужому уху, и изгибается тем самым в спине, округляя бедрам. Он изо всех сил старается не дергаться при соприкосновении с холодными кубиками, что не так уж и легко из-за рефлексов. Юнги потирает пальцами кожу под головкой на члене омеги, добавляет еще один, а затем наконец проталкивает пальцы в омегу, вновь двигая ими — и чтобы добавить мужу удовольствие — он чувствовал, как Чимин сам насаживался на его пальцы, а поэтому всячески потворствовал его желанию, — и чтобы протолкнуть кубики льда дальше, чтобы поместилось еще больше. — А сколько теперь, малыш? Ты не сбился со счета? Я хочу добавить еще несколько. Можно? — он быстрее двигает рукой по члену младшего, — Малыш, ты такой возбужденный, такой твердый для меня, мне так это нравится. — Девятнадцать, я с-считаю, — отзывается омега, довольно облизываясь, наслаждаясь движениями пальцев внутри, которые протолкнули еще один кубик, — Думаю, можно еще немного, но, пожалуйста, не забывайте, что мне нужен еще и Ваш член, как Вы и обещали. Мне он так нужен, я настолько возбужден, что мне очень нужна разрядка, папочка, прошу, войдите в меня. — Ты так много в себя вмещаешь, мой мальчик, ты у папочки просто умница, — говорит Юнги, набирает из ведра еще четыре льдинки, по одному медленно проталкивая в Чимина, а затем и пальцы, — И, конечно, малыш, ты обязательно получишь мой член, обязательно, любимый. Хорошие мальчики всегда получают член Господина в награду. А ты ведь хороший мальчик? Ты у меня очень, очень хороший мальчик, ты так хорошо ведешь себя для меня, ты обязательно должен получить свою награду, детка, — говорит Мин, так сладко, так нежно, будто бы уговаривает мужа на какую-то авантюру. — Мхм, двадцать три, — мычит омега, выпрямляясь и опускаясь руками на усыпанную татуировками грудь, — Да, папочка, я у Вас очень хороший мальчик и я заслужил, чтобы Ваш член оказался во мне, пожалуйста. Очень хочу Ваш член в себе, это так приятно. Юнги вынимает пальцы из омеги и, взявшись руками за его ягодицы, раздвигает их, оттягивая их в стороны, проезжается твердым членом между ягодиц омеги несколько раз дразняще, пока сам Чимин ответно трется складкой между ягодиц об возбужденный орган альфы, касаясь его живота своим, а когда тот входит, Чимин звездочки перед глазами наблюдает не в силах посчитать. Он чувствует, как из-за движений мужа внутри кубики тоже передвигаются все выше. — Вот так, детка. Ты как, хорошо? Все нормально? Скажи мне цвет, — просит Юнги, проталкиваясь до узла. Он довольно стонет, кусая губы. — Зеленый, все прекрасно, — шепчет розововолосый, опуская голову. Он смотрит на свой живот, втягивает его насколько может, наблюдая, как из-под кожи проглядываются очертания кубиков, и укладывает руку Юнги на это место. — Чимин-и, в тебе так хорошо, так прохладно, я чувствую лед в тебе. Детка, как хорошо… Хочешь обскакать папочку? Ты ведь заслужил член папочки, верно? Попрыгай на мне, — предлагает альфа. — Подумать только, какой я вместительный… — еле слышно удивляется Чимин, — Это просто невероятно. Чимин делает один «прыжок» на чужом члене и невольно открывает рот в немом стоне от удовольствия. Он начинает двигаться активнее, от чего у него закатываются глаза, и он практически готов свалиться сейчас в воду, просто чтобы продолжать испытывать эти ощущения. Омега заставляет воду в ванной колыхаться и выплескиваться через край вместе с пеной, но ему абсолютно все равно. Он лишь двигается активнее, выпуская длинный язык изо рта, с которого обильно стекала слюна. — Ты вмещал три члена в себя, ты жутко вместительный, любимый, — замечает Юнги довольно, а довольно потому, что охватил себе лакомый кусочек, у которого один из огромнейших — как иронично — плюсов это как раз таки вместительность. — Три члена и член с двадцатью тремя кубиками льда — это совсем не одно и тоже, — препирается Чимин, задыхаясь стонами. Юнги дает Чимину позабавиться в свое удовольствие, поскакать на себе, отрывисто мыча от наслаждения, потому что головка его члена упиралась прямо в кубики льда, а по самому члену вниз текли струи прохладной воды, заставляя его периодически вздрагивать. Он видит, как Чимин отчаянно хватается руками за его грудь и плечи, чтобы не упасть, видит его лицо и слышит довольные стоны, убеждаясь, что омеге хорошо — на самом деле, он готов был кончить только от звуков, которые младший издавал, пока пальцы Юнги были в нем, но он держался. — М-м, малыш, да, умница. Умница, — хрипло хвалит Юнги, притягивая к себе Чимина, зарываясь одной рукой в его волосы, а второй обхватывая его спину, — Держись за меня, — просит он и начинает толкаться навстречу чужим бедрам с громкими шлепками — они оба влажные, не мудрено. Мин тихо постанывает на ухо Чимина, целует его шею и плечико, начиная оставлять на бледной чистой коже свои укусы и метки, желая полностью овладеть всем Чимином — не только его телом и разумом, но и запахом. Он его, его, только его. Не его собственность, а его омега, его человек, в котором он предательски тонет, которому готов дарить все свое время, силы, любовь, заботу и грубость. Он проталкивается в омегу вместе с узлом — он чувствовал себя просто потрясающе и даже представить не мог, что может быть лучше этого. Омега продолжал подпрыгивать на чужом члене, ощущая, как двигаются холодные кубики в его животе, принося огромное удовольствие. Он наслаждается чужими стонами и мычанием вместе со звучными шлепками и звуками плескающейся воды, которая, казалось, уже норовила вылиться из ванной целиком. Чимин укладывается на мужа, соприкасаясь с ним грудью и перекидывая язык через его плечо, начинает вылизывать размокшую кожу, иногда оставляя легкие покусывания, и продолжает блуждать руками по всему телу. — Папочка, — шепчет Чимин Юнги на ухо, — Пожалуйста, можно я кончу? Я так чертовски близко, я еле сдерживаюсь, — уговаривает он. Омега действительно держался изо всех сил, потому что знал, что как только кончит, он обрушится устало на мужа и, возможно, даже уснет, а поэтому он пытался оттянуть этот момент и продлить удовольствие от чувства максимальной наполненности, тесности и холода в животе. Юнги впивается зубами в шею Чимина, лакая его кровь, как котенок — с таким же рвением и удовольствием. Ему как всегда сносит крышу от умопомрачительного вкуса чужой крови, он царапает спину младшего, грубо вбиваясь в него и тихо порыкивая прямо в его ухо. — Да, любимый, кончи для папочки, — просит Юнги, целуя Чимина куда-то за ушком, — Покажи мне, как тебе хорошо. Давай, детка, — Юнги подбрасывает на своих бедра омегу, и, начиная замедлять толчки, кончает в Чимина, откидывая голову и довольно мыча в губы. — Спасибо-спасибо-спасибо, — бормочет Чимин, обильно изливаясь в воду и плотно сжимаясь вокруг чужого члена и холодных кубиков, растапливая их своим внутренним теплом. Юнги осторожно выходит, чувствуя, как по дрожащим бедрам Чимина стекают струи холодной воды, смешанной со спермой и смазкой. Он подцепляет эту смесь пальцами и, оттянув пальцами свободной руки Чимина за подбородок, заставляя его открыть рот, кладет ему пальцы на язык. — Мои пальцы слегка испачкались. Не поможешь? — ведет бровью альфа. Чимин не успевает ответить, что с радостью поможет, как ему на язык уже укладывают испачканные пальцы со следами их развлечения, и начинает старательно обсасывать их, пошло причмокивая, и, даже когда они уже были относительно чистыми, он не прекращает своего действия, увлекаясь процессом и наслаждаясь сладостью своей смазки вперемешку со спермой альфы. — Больше, случайно, ничего не испачкалось? — ухмыляясь, спрашивает он, — Ты так прекрасно кончаешь в меня каждый раз, — улыбается омега, переворачиваясь и падая на Юнги спиной. Он гладит Чимина по ребрам, все еще чувствует приятные отголоски оргазма, пробегающие по телу, а поэтому устало размякает в ванной, пытаясь не уснуть. Чимин выцеловывает устало чужие губы и щеки, переходя на шею и плечи, оставляя на них кровавые укусы, но не грубо разрывая кожу, а нежно вводя клыки под нее, чтобы не причинить боли, а лишь дать прочувствовать, как он высасывает из него кровь, мыча от удовольствия. Юнги же закуривает, прикрывает глаза, когда его целуют и пьют его кровь — он не помнил, какой она у него была на вкус, но у Чимина был хороший вкус, а значит он бы не стал пить, если кровь Юнги была бы невкусной. — Милый, это лучшее наше с тобой свидание за все время, — признается Чимин, — Я так счастлив, что именно с тобой у меня будет еще множество возможностей сходить на потрясающие свидания. Надеюсь, убирать все то, что мы тут разлили будем не мы, — он хихикает. — Я рад, что тебе понравилось, — Юнги улыбается и гладит Чимина по волосам, — Я готов устроить для тебя сотню таких же и тысячу, чтобы были еще лучше. Тем более, у нас с тобой еще месяц впереди, мы с тобой наверняка придумаем, как повеселиться, к тому же, ты же у нас любитель пробовать новое, верно, малыш? — он притягивает к себе омегу для поцелуя, нежно касается его губ своими, мягко целуя, — Я люблю тебя, детка, — он свободной рукой прижимает омегу за талию к себе ближе, — Я, кстати, смотрю, у тебя из-за соленой воды совсем цвет с волос смылся. Хочешь походить так, пока мы не уедем? Или поискать тут парикмахерскую тебе? — спрашивает он. Юнги подливает в свой стакан немного коньяка, бросая туда три кубика льда, делает пару глотков. — Я подумал, что хочу смыться в блонд и походить так немного, мне кажется, что мне очень пойдет и будет очень миленько, — улыбается омега, пробегаясь пальцами по чужой коже задумчиво вырисовывая какие-то узоры. Он тянется за Мартини, наливая себе бокал — он все еще контролировал себя и помнил, что это только второй бокал, так что он мог его себе позволить — и укладывается обратно, поджимая одну из ног, уложив ее на тонкую ножку альфы и манерно попивая шампанское. — Идея с блондом звучит просто потрясающе, малыш, думаю, тебе все цвета пойдут, если что. Ты же знаешь, подлецу все к лицу, — он улыбается и целует Чимина — его губы на вкус были как Мартини, что не могло не нравится. — Сокджин говорил мне то же самое, когда я покрасился в черный, — хихикает омега, а после улыбается в поцелуй, — Давай еще немного полежим и пойдем доспим все то, что я не доспал сегодня? — «То, что ты не доспал»? — с усмешкой переспрашивает Юнги, — Да ты проспал дополнительный час в обед. Неужели ты не выспался? Или настолько утомился? — Я очень хочу спать, я не знаю почему, — признается Чимин, — У тебя не муж, а соня. Может, это из-за того, что мы очень тщательно занимались подготовкой к свадьбе и постоянно выматывались? Думаю, я бы с радостью впал в спячку на недельку, но так как у нас оплачено, буду просто высыпать из каждого дня подольше. — Знаешь, я думаю, наш медовый месяц будет насыщенным и наполнен разнообразными приключениями, так что, когда приедем, то можем впасть в спячку на недельку--другую, уверен, мы почувствуем себя лучше после этого. А еще я думал, знаешь… Думал о доме. Не знаю, может во мне играет дурацкая альфья натура, у меня есть какая-то идея фикс с собственной «норкой» — очень хочу нам с тобой дом, где только мы. Где-нибудь, знаешь, недалеко от города, может, даже в леске в городе, но хочу, чтобы было тихо. Чтобы у нас с тобой был домик в лесу, где бы мы с тобой вместе жили. Честно признаюсь, я пока в самолете был, посмотрел парочку вариантов, но сам я это решать не могу, мне нужно твое мнение. — Думаю это очень мило и удобно с одной стороны, но лично мне хотелось бы быть чуть поближе к Намджуну с Джином, они ведь мне, и тебе, я уверен, тоже, не просто советники, а родные люди. Но идея нам с тобой иметь свой укромный уголочек тоже невероятно привлекательная. Думаю, нам с тобой пока не нужен дом, можно обойтись небольшой квартиркой где-то в городе и, если захотим, небольшим загородным домиком. Нашей маленькой семье ведь не нужно так много места, ну, разве что для моих вещей, или можем завести пару кошек, — усмехается он, — Ты, кстати, немного ошибся, мой родной, — вспоминает младший, — У нас с тобой впереди не только месяц, а целая Вечность для нас с тобой. У нас будет куча вариантов, как провести свидания. Омега отпивает еще немного Мартини и отстваляет бокал на табуретку. — Я знаю, что мы пообещали сделать это, когда нам будет грустно, — вспоминает Чимин, — Но мне кажется, что если мы сделаем сейчас, то наше настроение улучшится еще больше. У тебя с собой подарок Намджуна? Когда Юнги слышит о подарке Намджуна, то кивает — как же ему не взять его с собой, когда он еще в самолете хотел тайком его вскрыть? Он встает из ванной, шлепая мокрыми босыми ногами по полу, недолго рыщет во внешнем кармане чемодана, выуживает оттуда конверт и направляется обратно в ванную. Он включает воду, набирая в ванную чуть кипятка, вытирая руки о валяющееся рядом полотенце. Чимин допивает свой алкоголь от нечего делать еще перед тем, как возвращается Юнги, и чуть двигается, чтобы ему было место, куда он мог присесть. Он обвивает его руками и укладывает свою голову ему на плечо, с интересом разглядывая конверт. — Ну, ты готов? Обычно такие конвертики не приносят мне ничего хорошего, — признается Юнги, надрывая конверт зубами, — В одном было письмо о том, что человек, который мне нравился, погиб на войне, в одном была предсмертная записка еще одного важного человека, а в другом результаты теста на бесплодие. Надеюсь, этот порадует нас больше, — он хмыкает и вытаскивает сложенный в несколько раз лист А4, расправляя его, — Это письмо от Намджуна. Написано, чтобы мы прочитали сначала его, — объясняет Юнги и прочищает горло. — Я готов, — кивает он, — Не думаю, что раз Намджун сказал открыть его, когда нам будет грустно, то там может быть что-то еще грустнее, думаю, он хотел нас порадовать, раз подарил такое на свадьбу, — делится мыслями омега и замолкает внимательно прислушиваясь. — «Привет, Юнги и Чимин, поздравляю, вы открыли письмо! Я обычно немногословен, но хотелось бы сказать вам кое-что хотя бы через текст. Юнги, знаешь, ты для меня больше, чем друг или брат, ты — моя душа, которую я очень долго искал, ты — мои мысли, и я люблю тебя безмерно. Я видел, через что ты проходил и мне жаль. Судьба действительно несправедлива, ты знаешь это как никто иной и также как никто иной знаешь, что на нее полагаться нельзя, как и на любой «авось». Судьба не выстроена — ты делаешь ее сам, и сам Дьявол, мне кажется, направляет тебя, я чувствую это, я чувствую, что то, что ты пережил не останется не возданным. Чимин, мой дорогой, драгоценный Чимин, ты стал для меня чем-то очень светлым и новым, когда я познакомился с тобой. Мы, вампиры, тухнем в наших жизнях сто, двести, триста лет, живем в душных залах и потворствуем всем нашим желаниям, а все, что есть в тебе — все самое светлое, самое новое, самое свежее и прелестное. Ты, как бы это клишированно не звучало, лучик солнца в нашем темном царстве, в моей жизни, жизни Сокджина и жизни Юнги. Я люблю вас обоих невероятно, я безумно счастлив, что вы вместе, счастлив, что вы проделываете вместе тернистый жизненный путь и преодолеваете все препятствия, которые вам готовит жизнь. Я, конечно, скучаю по нашей совместной с Юнги жизнью и утренним диалогам, но, уверен, вместе с тобой они станут куда интереснее. Лондон для каждого из нас стал непростым временем, но, я уверен, у вас двоих все будет хорошо. Вы заслуживаете счастья, вы заслуживаете того, чего хотите. Юнги, я видел как твои глаза светятся, когда тебе удается сойтись с детьми, я видел, как ты наблюдал за ростом маленькой Пуонг с пеленок — ты хотел запечатлеть каждую секунду с ней, а она ведь даже не твой ребенок. Я видел, как ты сидел ночами в библиотеке и пялился в окно, будто не знал, что делать дальше, а Джин рядом со мной даже не решался озвучить твои мысли — он стоял рядом со мной, смотрел на тебя и плакал, потому что понимал, что не может помочь тебе. Мы видели то, как ты растешь, а рос ты ради семьи, ты жил ради идеи о семье, и нам очень жаль, » — Юнги прерывается, стараясь не заплакать, — «Нам очень жаль, что так вышло. Мы знаем, что ты иногда не жил — выживал лишь ради идеи о том, что тебя полюбят, а потом ты увидишь себя в глазах детей. Нам безумно жаль. И нам больно за вас, в особенности от мысли, что мы не можем помочь, ведь вы оба дороги нам, как смерть, как само существование, мы готовы сделать для вас двоих все, даже отдать свои ничтожные жизни, но даже этого не хватит, чтобы сделать положение вещей лучше. Мы не волшебники, мы не можем по щелчку пальцев сделать так, чтобы вы забыли обо всех пролитых слезах, обо всех разговорах о детях, которые вам пришлось пережить, мы можем дать вам только безмерную и бесконечную поддержку. Вы — самое драгоценное, самое дорогое, самое лучшее, что когда-либо происходило со мной и Сокджином, правда. Юнги, мне пришлось потрудиться, если быть честным. Я узнал, что бесплодие у вампиров — результат плохого кровообращения, которое оставляет 90% сперматозоидов мертвыми, а шанс того, что до яйцеклетки доберутся именно эти живые 10% — как раз и есть твой 13-ти процентный шанс оплодотворить кого-то. Я подумал, что для этого нужно просто отделить мертвые сперматозоиды от живых и искусственно ввести живые в яйцеклетку, а в лабораториях это давно делают. Я говорил тебе об этом лет десять назад, а ты сидел, курил, смотрел в окно — наверное, не услышал меня, но я все понимаю и не виню тебя, иногда я действительно слишком много болтаю, и отделить нужное от ненужного для тебя становится сложнее, прости, не знаю, как ты меня терпишь, но я люблю тебя. Я считаю, что у вас должен быть шанс завести свою семью, своих собственных детей, чтобы у них было доброе-доброе сердце, как у Чимина, и стальные нервы, как у тебя, чтобы у ваших детей было столько же смелости и решимости, как у вас обоих. Я видел, как вы были счастливы, занимаясь Пуонг. Я хочу, чтобы у тебя, Юнги, был шанс научить своих детей говорить «привет» по-французски и манерно держать кружку с чаем — я одновременно люблю и ненавижу в тебе то, какой ты иногда манерный, если честно, — хочу, Чимин, чтобы ты увлеченно играл со своими детьми в куклы и читал им сказки, потому что вы оба этого достойны. Вы достойны счастья и достойны настоящей семьи, о которой мечтаете, а поэтому к этому письму я прикладываю сертификат на ЭКО. Я знаю, вам нравится пытаться завести детей, но если вы вдруг в один момент поймете, что устали, воспользуйтесь моим подарком. Я знаю, вы не сдадитесь — вы оба — одни из самых сильных людей, которых я видел, а поэтому, пожалуйста, не сдавайтесь и будьте счастливы. Искренне и навсегда ваши Ким Намджун и Сокджин». Чимин счастливо улыбается, слушая комплименты от Намджуна, насколько ему дороги они с Юнги, но, когда дело доходит до него самого, он чуть сильнее заливается краской смущенно, продолжая улыбаться и зачем-то пряча лицо в сгибе чужой шеи. В отличии от мужа, он не старается сдерживать своих эмоций, когда монолог сворачивает в более «грустное русло», тихо шмыгает носом с каждым словом, и прижимает альфу к себе ближе, чтобы лучше почувствовать его присутствие и успокоиться. Для него все еще сложно было говорить о такой теме, как дети, да, он сидел с Пуонг, любил ее безумно, но в ее присутствии Чимину было хорошо, и он даже не думал ни о чем грустном, как сейчас, когда Ким прямым текстом пишет и напоминает об их с Юнги чертовско низкой вероятности иметь именно своих детей. Его безумно трогает последняя мысль Намджуна, когда он пишет о том, как сам хочет увидеть Минов в образе родителей, а на последних предложениях — если бы мог, он потерял бы дыхание. Юнги молча опускает руку и накрывает рот рукой, всхлипывая, из его глаз прямо в воду бесконтрольно текут слезы. — У нас будут дети, Чимин, — говорит он шепотом и улыбается, начиная тихо плакать, — Сатана, Чимин, у нас… У нас будут дети, — он прячет лицо в ладонях, и его плечи дрожат. — П-правда? — неуверенно спрашивает Чимин тихо, отдалившись и посмотрев на мужа, а после улыбается сам себе сквозь слезы, шмыгая носом, — Сатана, Юнги, я… Я так счастлив, — признается он, обратно утыкаясь лицом в бледную кожу и сильнее прижимая к себе, вплетая пальцы в волосы, — Это… Просто невероятно, милый. Мы сможем стать родителями. У нас правда получится, — бормочет он еле слышно, не переставая плакать, но уже от счастья, — Нам… Нам срочно нужно позвонить им, сказать что мы их безумно любим и благодарим за подарок. Надо позвонить родителям, они будут безумно рады за нас! Любовь моя, я так счастлив! Я знаю, что я точно еще не беременный, что мы, вроде как, решили пожить для себя какое-то время, но я уже уверен, что ты будешь лучшим отцом, — признается он, целуя чужие щеки. Юнги крепко обнимает Чимина, утыкаясь носом в его плечо и хныча, потому что он, блять, счастлив. Он не может перестать плакать, потому что он чертовски счастлив — он просто мечтал услышать эти слова, вот и все. От себя, от Чимина — от кого угодно, ему просто хотелось знать, что у него будут дети, что у него будет семья, что он станет отцом, лучшим отцом, как ему сказал Чимин. — Чимин, я так сильно люблю тебя, — признается Юнги, всхлипывая и улыбаясь сквозь слезы, — Я так сильно люблю тебя, детка. Я так счастлив, если честно. Я так хотел детей с тобой, любовь моя, я так хотел семью с тобой, это просто… Чудо, у меня нет других слов, если честно. Я так рад… — Я тоже очень сильно люблю тебя, родной мой, — признается Чимин, шмыгая носом — Я так чертовски сильно люблю тебя, милый. Я так рад, что теперь мы точно уверены, что у нас все получится, я просто ужасно счастлив. Я обещаю тебе, я рожу тебе самого прекрасного ребеночка, а может и двух, и трех, может, даже, десять. У нас с тобой будет еще более счастливая семья, и мы будем каждый день слышать звонкий детский смех и лялить нашу кроху, а, может, и нескольких, — он счастливо улыбается, целуя мужа в плечо и еще сильнее стискивая в объятиях, — Думаю, если бы здесь был Намджун-хен, он бы сказал, что это не чудо, а наука. Юнги выуживает из кармана своих шорт, что лежали неподалеку, телефон и чуть дрожащими от волнения руками разблокирует его, тут же набирая Сокджина — он сто процентов был с Намджуном или ему не составит труда его позвать. — Джин-и, привет, — здоровается он, когда на экране появляется лицо Джина. — Юнги-и, привет! Как вы там! В ванной что ли лежите? — любопытствующе интересуется омега, будто бы пытаясь заглянуть за экран собственного телефона, — Драгоценный мой, а ты чего плачешь? Чимин тебя там обижает что ли? Ну-ка, передай ему телефон, — строго командует Джин, дуя губы, а когда Юнги, вытирая слезы и всхлипывая, отдает телефона младшему, грозно смотрит на него, — Что случилось? Рассказывай, чего он… Ой, да и ты тоже зареванный! Что у вас там происходит, вы так разревелись? Рыбу очень красивую увидели? Розововолосый не отлипает от альфы, чуть поглаживая ладонью, когда тот звонит Сокджину, и переворачивается только в тот момент, когда его тоже просят повернуться, показывая свои такие же заплаканные глаза. — Не волнуйся, Джин-и, — успокаивает он старшего омегу, — Никто никого не обижает, у нас все просто замечательно. У нас тут было небольшое свидание, ну, знаешь, совершенно обычное свидание, какое может быть в ванной с алкоголем, кровью и льдом. В общем, мы плачем от радости. Мы прочитали ваше с Намджуном письмо, которое вы подарили нам на свадьбу, мы безумно счастливы, и хотели сказать вам огромное спасибо, и что мы вас очень любим. — О, мои малыши, не плачьте, — утешает их Сокджин, взвывая, — Я не могу видеть, как вы плачете, я тоже начинаю плакать. Я так счастлив за вас! Я рад, что вам понравился подарок! Это, кстати, была моя идея. Не мог больше смотреть, как вы, малыши, грустите из-за этого. — Джин-и, а позови… Позови Джуна, — просит Юнги, вытирая рукой слезы и глотая слезы. — Да, конечно, — Джин отворачивается, — Намджун-и, подойди, пожалуйста, тебя там Юнги. — Намджун, спасибо за подарок, — благодарит Юнги, — Это правда очень важно для нас с Чимином. Спасибо вам двоим. — Не за что, Юнги. Мы любим вас с Чимином. Очень-очень сильно. И мы хотим, чтобы вы были счастливы, — Намджун появляется на экране и улыбается, — Вы в ванной? Свидание, да? Хорошо вам поплавать. — И мы вас любим, — отзывается Юнги, — Спасибо. — Спасибо еще раз, мы правда вам очень признательны, — улыбается Чимин, — Хорошего вечера. Юнги сбрасывает, откидывая голову, будто бы пытаясь сделать так, чтобы слезы затекли обратно. — Нужно позвонить твоим родителям. Только, подожди, мне нужно успокоиться, а то я выгляжу, как сопля. Держи, — он тянет Чимину телефон, — Звони, а я пока успокоюсь чуть-чуть, дай мне буквально минуту. Чимин забирает из рук мужа телефон, одной рукой поглаживая его по плечу, чтобы он быстрее успокоился, и мягко целует его в щечку. Он дожидается, пока Юнги чуть успокоится, и набирает родителей, с нетерпением слушая длинные гудки, поправляя мокрые волосы. Юнги же перестает всхлипывать и укладывается на плечо младшего, когда тот звонит родителям, улыбается. — Добрый вечер, мои дорогие, — лучезарно улыбается Чонхо, подсаживаясь к Джиёну на диван. — Привет, как у вас дела? Как долетели до дома? — интересуется младший омега, — Как малышка? Вы поделились с ней леденцами, что я приказал вам передать? Она не плакала? — Нет, милый, все хорошо, долетели быстро и без происшествий, — отмахивается Джиен, — С вами-то что, родные, все в порядке, почему плачете? Юнги, ты там нашего мальчика не обижаешь? — Не обижает, пап, все хорошо, у нас есть кое-какая новость для вас, — он улыбается, посмотрев на Юнги быстро, — Если вы помните, то на свадьбу нам Намджун подарил небольшой конвертик, и сейчас мы его вскрыли. Там было очень трогательное письмо, которое собственно и довело нас до слез. Он узнал, почему у вампиров невысокая вероятность иметь детей, и выяснил, как это можно исправить. Он подарил нам сертификат на процедуру искусственного оплодотворения в хорошей клинике и… — он поворачивается к мужу, предоставляя ему возможность сказать самое важное, к чему они и подводили. — Мы сможем иметь детей с Чимином! — объясняет Юнги и радуется, когда один из отцов Чимина чуть ли не плачет от счастья. — Ах, мои дорогие, мы так рады за вас, — отзывается старший омега, и Чимин может заметить как в его глазах начинают скапливаться слезы счастья. — Да, правда рады за вас, мы знаем, как для вас это важно, и мы счастливы, что теперь вы точно уверены, что у вас получится. Не знаю, сможем ли мы увидеть ваших деток, не знаем, когда вы точно решитесь — жизнь у вас долгая, и времени больше, — но мы действительно счастливы, что у вас будет та семья о которой вы мечтаете, — Чонхо улыбается вытирая мужу слезы, — Нам пора спать, время позднее. Звоните, если что-то случится, любим вас, — они оба машут рукой в камеру и завершают звонок. Юнги обнимает омегу радостно, заглядывает ему в глаза и гладит по волосам. — Может, идем спать, детка? — предлагает Мин ласково, — Я вымотан. Мне нельзя так плакать. — Да, думаю поспать не помешает, — улыбается омега и приподнимается в ванной, пока Юнги идет за полотенцем. Юнги вылезает из ванной, заматываясь в чистый сухой халат, берет из шкафа большое полотенце и, подойдя к бортику, предлагает омеге встать, чтобы он мог закутать его в полотенце и понести в спальню. Чимин радостно улыбается и вытягивает руки, обвивая мужа ими, когда он подходит и обматывает его мягким белым полотенцем. Он чуть болтает ногами, просто потому что ему весело, и целует Юнги в щечку несколько раз. Юнги несет омегу в спальню, садит его на кровать и ворошит полотенцем его волосы, чуть выслушивая их, чтобы он не спал на мокрой подушке. Он подает ему пару белья и одевается в боксеры и пижаму сам, валясь на кровать, вытягивая руки. — Иди ко мне, любимый, — шепчет он, кутаясь в одеяло. Чимин довольно улыбается — ему очень нравилось, когда альфа ухаживал за ним, когда из его грозного с виду мужа Юнги превращался в заботливого и внимательного, готового устраивать романтические сюрпризы и носить на руках не только тогда, когда больно идти, или лужа под ногами, а при любой ситуации. Чимин надевает боксеры и идет в гардеробную, воруя у Юнги одну из толстовок, потому что в ней мягче спать. — Я люблю тебя, — шепчет в ответ омега, плюхаясь рядом и тянется к телефону. — И я тебя люблю, детка, — отзывается Юнги и внимательно наблюдает за действиями младшего. — Милый, раз у нас сегодня «день чтения», — начинает омега, — Как насчет наконец прочитать твои сообщения, которые ты писал мне в Лондоне? — Слушай, малыш, ты уверен? — уточняет Юнги, — Я писал их в состоянии абсолютной грусти, так что там могут быть немного, ну, грустные, так что… Заранее прости. — Я уверен, — кивает Чимин, — Если что, то мы же в любой момент можем просто отложить телефон и перестать читать, верно, милый? Не волнуйся так сильно, это твои мысли, и я хотел бы узнать их. Остановимся как только станет слишком грустно, договорились? Чимин укладывается поудобнее — укладывает голову на плечо Юнги, одну руку кладет на грудь, и накрывает одну из его ног своей, — и передает мужу разблокированный телефон с открытой перепиской. — Это парочка сообщений со дня, когда мы приехали, — объясняет Юнги, — «Чимин, дорогой, привет. Как у тебя дела? Надеюсь, ты наслаждаешься компанией самого себя, потому что я, честно говоря, нет. Я, наверное, никогда не чувствовал себя так одиноко. Все семьсот лет будто бы я не чувствовал такого одиночества, как в эти несколько дней. Мне очень тебя не хватает. Люблю тебя», — Юнги вздыхает, — Да-а, пошел декаданс… «Чимин, я не перестаю думать о тебе. Сегодня я стоял под ливнем и смотрел на то, как часы били пять утра, и это было очень грустно, но не потому, что лил дождь, а потому, что я был совсем один. Но если бы ты стоял рядом со мной и держал меня за руку, то это было бы лучшим днем в моей чертовой жизни». Меня почему-то там прихватила такая сильная апатия, даже не знаю почему. Я лежал днями в постели, откладывая работу, я ел, наверное, раз пять в неделю. «Привет, дорогой Чимин. Чем ты занят, пока меня нет? Я смотрю в окно и вижу бледное солнце. Я так скучаю по тебе, Чимин. Я не могу встать с постели и что либо сделать. Но если бы ты был рядом со мной, то даже холодное лондонское солнце бы меня грело. Я был бы рад ничего не делать, если только с тобой. Лежать, слушать гром ливня о крышу нашего отеля и обнимать тебя. Я очень скучаю…» Юнги отводит взгляд, чуть вздрагивая: его охватывают те моменты, когда он просто не мог встать с постели и только думал о Чимине, а когда ему удавалось подняться, чтобы что-то сделать, то он писал Чимину, сто раз переписывал и перечитывал. Он знал, что Чимин мог заблокировать его за такое количество сообщений, но больше его гложило не то, что Чимин мог забить на него — он был бы счастлив, если бы на тот момент младший Мин читал и игнорировал, но он просто не читал и не отвечал, а Юнги, пытавшийся бросить и пить, и курить, вновь запил и закурил, начал грызть ногти, что в себе ненавидел — он, как говорил Намджун, иногда был излишне манерным, но неухоженность для него была просто неприемлема, на внешность он забивает в крайних случаях, а если забивает, то значит у Юнги все плохо. Он любил аккуратный черный глянцевый маникюр и уложенные волосы, но вместо этого у него были обгрызенные почти под корень ногти со слезшим лаком и растрепанное запутанное черное гнездо на голове — он смотрелся в зеркало и, видя себя, знал, что слишком переживает. Не зря переживал, в эти шесть месяцев Чимин не развлекался. Чимин старается, действительно старается, сдерживать слезы, но, кажется, сегодняшний день был изначально предназначен для того, чтобы он выплакал все слезы, ну, или, хотя бы попытался. В его голове эхом отдаются слова из сообщений, записываясь где-то на подкорке. Теперь он знает насколько Юнги было грустно и одиноко в это нелегкое для них время — он жутко скучал, как и сам омега. Чимин думал, что если Юнги и будет писать ему, то напишет лишь пару раз, забросив эту идею, но, с каждым новым сообщением, которое они читали, омега понимал, насколько был важен Юнги, и как сильно тот хотел, чтобы он хотя бы знал, что с ним происходило. Сам Чимин тоже безумно скучал, но возможности связываться с Мином у него не было. Он даже пытался делать какие-то небольшие записки на листках и в школьных тетрадях, но прекратил делать это после нескольких скандалов, о том, что он на уроке думает не о занятиях, а «о каком-то уебке, который оставил его навсегда, съебавшись подальше в Лондон». — Любимый, давай не будем дальше читать? — всхлипывает Чимин. — Прости, это объективно депрессивная хуйня, — объясняется Юнги, — Мне просто было… Одиноко и грустно, ладно? Не воспринимай меня всерьез, я иногда слишком пессимистичен и драматичен. — Я думаю, это действительно слишком грустно, и нам не стоит возвращаться к этим воспоминаниям, а просто хранить их внутри, — признается младший, — Я уже понял, насколько сильно ты скучал. У нас был насыщенный день и прекрасное свидание. Давай ляжем спать? — Полностью согласен, — соглашается Юнги, потому что переживать все те эмоции из Лондона ему не очень-то хотелось. Он ждет, пока Чимин отложит телефон, чтобы обнять его и утереть все слезы с его щек и из уголков глаз, — Я люблю тебя, Чимин, больше всего на свете, правда. Это было сложным временем, но я рад, что мы теперь вместе и все хорошо, лежим в медовом месяце, только я и ты, зная, что у нас получится построить самую настоящую семью, когда мы захотим. Я счастлив безмерно, душа моя, — признается он и целует его щеки, прикрывая глаза и, обернув его в одеяло, лялит его, чтобы омеге было уютнее, — Спокойной ночи, любимый. — Сладких снов, — улыбается Чимин и погружается в размышления о прослушанных сообщениях. Ему запомнились абсолютно все, которые прочитал Юнги, и, анализируя их, ему в голову приходит по его мнению потрясающая идея для сюрприза. Юнги довольно быстро погружается в сон — не мудрено, он ведь был жутко вымотан, но он все также не ненавидел спать — если бы можно было бы не спать, то он бы и не спал. Так они с Чимином проводят остаток их Мальдивских каникул вместе на островах — Юнги, кажется, перепробовал все существующие там коньяки и коктейли, они купались с Чимином и целовались под водой глубоко и далеко в море — Юнги было плевать на соленую воду, он просто тонул в их поцелуе и забивал на все. Юнги терпеть не мог горячее палящее солнце — больше ему нравился горячий жаркий секс с Чимином, которым они занимались, дай Сатана, на всех только горизонтальных поверхностях отеля. Воспоминания остались невероятные — Юнги давно не был в отпусках, а с мужем отдых получился просто шикарным. Он думал об этом, стоя на выходе из какого-то аэропорта — Чимин пообещал ему какой-то сюрприз, сказал, что сам отвезет и посадит на самолет, а Юнги и не думал сомневаться в своем мальчике. Он стоял, судя по звукам, в аэропорту или около него, мотая головой из стороны в сторону — у него были закрыты глаза и он по звуку пытался определить, куда же они все-таки приехали и в чем заключался сюрприз.