***
Вот парень и дома. Его встречает с порога эта сырость и тоска его квартиры. Обои серые, прям как и он внутри; атмосфера нагнетающая, но он уже к ней привык. Но не привык он испытывать эту боль и пустоту в груди, когда остаётся один. Вот он только веселился со Спарклингом и другими его товарищами, а тут он сидит на полу в прихожей и не может встать. Апатия парализовала его полностью, он хочет снова вернуться в бар(к Спарклингу), но он не может. Как и не может даже достать телефон и написать предмету его воздыхания. Это ощущение одиночества и беспомощности, когда ты осознаёшь что никто к тебе не придёт... Это разрывало Хёрба на части. Он чувствует буквально ничего. Пустота внутри. Пошевелиться трудно, даже дёрнуть пальцем оказывается тяжёлой для выполнения задачей. В таком положении сидит он продолжительное время. Его тело выглядит бездыханно. В его голове лишь одна мысль: "Нож". Хёрб часто пользуется таким способом чтобы "прийти в себя". И даже отлично получается. Он смог заставить своё тело встать и направиться в комнату, тут уже он и снял свой фартук, который на данный момент казался очень тяжёлым, и садится на стул. Он раскрывает бинты, и видит руку, усыпанную красными полосами: некоторые из них довольно маленькие и незаметные, некоторые были настолько яростно нанесены, что они даже спустя столько времени не могут зажить. И он собирается на этом черновике боли сделать ещё пару заметок. Хёрб берёт чёрный канцелярский нож, и всеми силами что у него остались, проскальзывает лезвием по руке. Вместе с капельками крови выходят и его эмоции. Наконец-то он смог что-то почувствовать. Физическая боль перекрывает душевную, сам мозг уже не зациклен на том, что произошло ранее, ему до этого нет дела, поэтому он посылает сигналы организму, сообщающие о повреждении, с острым чувством напоследок. Хёрб лишь тихо поскуливает. Чувства вернулись, но одиночество не покидало его. Оно всегда здесь, просто иногда это чувство подавляет Спарклинг. Единственный человек рядом с которым Хёрб чувствует себя по-настоящему живым. Его трупное состояние сменяется экстазом, даже одноимённые таблетки не могут передать того самого чувства влюблённости. Это и есть то, что Хёрб бы назвал счастьем. Но сейчас он лишь сидит в своей комнате, которая выглядит как уже как тюрьма. Тюрьма, в которой он пребывает уже много времени, и много времени проведёт. В тишине этой конуры Хёрбу вгрызаются не самые лучшие мысли. Они его поедают медленно, как черви гнилое яблоко. Данная метафора может и описать сознание Хёрба. Такое же гнилое. Прогнило от наркотиков, алкоголя и самокопания, на которое ушла практически вся его жизнь. И скоро он уйдёт, как он об этом мечтает каждый день. Сможет ли когда-нибудь его разум расцвесть? От самоубийства лишь спасает мысль о том, что он больше никогда не сможет увидеть Спарклинга. Его очаровательной улыбки, и его глаз, цвета хризолита. Он готов смотреть в эти глаза вечно, и эти глаза являются спасательным кругом в море проблем цветочного мальчика.***
Пустая квартира, всё так же напоминающая бездну, такая же мрачная и бесконечная. Слабыми шагами парень идёт по бесконечному коридору, всё в зеркалах, он не смотрит в отражение; если он посмотрит, они найдут его. Но он наступает на те же грабли, и всё же устремляет взор в единственное зеркало. Он видит в отражении ужасающее нечто с зелёными волосами, а сзади него тени и различные фигуры. Эти фигуры ему давно знакомы, он видит их каждый раз по приходу домой, они нашёптывают ему всю правду о нём. "Убей себя", они это повторяют из раза в раз, Хёрб в такие моменты чувствует панический страх, будто под кожей бегают насекомые. Он их нащупывает и в истерических судорогах чешется чтобы их убить. Они не перестают. Он берёт нож, и делая резкие движения, всё же убивает надоедливых насекомых. Но не убивает себя, ему голоса снова об этом поют колыбельную. Под такой аккомпанемент он засыпает, но не сразу; он часами извивается в попытках перекричать голоса, он плачет, кричит им в ответ, но они всё такие же громкие. Холодный пот, с отдышкой и адреналином для него как чашка кофе по утрам. Эти голоса его изматывают настолько, что он отключается от переутомления. – Вся, блять, моя жизнь это сплошной пизлец, пересешанный с говном и отчаянием! Весь этот никчёмный промежуток моего существования я чувствовал лишь боль и тревогу. – Ты даже тогда не был по-настоящему счастлив? – Когда? – Ты разве не помнишь, как мы вместе пели в караоке? Или когда мы были совсем одни на цветочном поле, как мы вместе танцевали и как нам было хорошо? Или... – Что? Погоди... стой – Что случилось? – Я... Блять, что за хуйня... я не... БЛЯТЬ Я НЕ– , – ужаснейшая тревога ручьями стекает по лбу парня, вместе с холодным потом; дыхание перебивают его переживания, он хватается за свою футболку своими дрожащими перевязанными кулаками, – Я НИЧЕГО НЕ ПОМНЮ! НЕТ, НЕТ, НЕТ БЛЯТЬ НЕТ, СУКА, ТОЛЬКО НЕ СНОВА, – Хёрб явно пошатывается, тема воспоминаний больная для него с детства, все пробелы чувствуются экстремально настолько, что паническая атака вгрызается сразу. — Хёрб? Блять, Хёрб! Всё нормально, я- я сам не помню в деталях т-те события, поэтому всё хорошо, милый, всё хорошо! – Спарклинг врёт, сразу же после своей лжи он спотыкается в лужу своей неуверенности в поддержке. Разве это правильно, врать? Нет. Есть другой выход? Явно был, но он воспользовался тем, что работал всю его жизнь. – Т-т.. тха... б- б бла... ть.... бл— , – не сможет выйти из его рта что-то более осмысленное, пока он в таком состоянии. Его мозг во время стрессовых ситуаций либо включает разговорный аппарат на максимум, что выходит от туда только словесный понос, перемешанный с матом, либо глухие звуки и некоторые согласные, что ведёт он себя как будто словит инсульт в течение получаса. – Тише, тише... – Спарклинг успокаивающе берёт трясушегося Хёрба, и нежно прижимает к себе, поглаживает по голове. На Хёрба часто такое срабатывает. И сработало, хоть Хёрб в таком же удручабщем состоянии, но он хотя бы видит теперь не /их/, а спину Спарклинга. Он дрожаще выдыхает воздух, и такими же дрожащими руками лёгко кладёт руки на его спину. Сердце бешено колотится, Спарклинг сжимает крепче, чувствуя как приятно опускается и поднимается грудь Хёрба от его дыхания, хоть дыхание и прерывистое, это успокаивает Спарклинга, как и Хёрба тоже. сам поплакал сам успокоился долбоёб