Аукцион на жизнь

      Верно говорят: Лас-Вегас — город грехов. Коко думает об этой фразе, когда переводит прищуренный взгляд на пёстрый пол казино. Пытается вспомнить, был ли он во главе всех грешных душ в Японии. — Он аферист, чёрт вас дери! — кричит мужчина, сидящий на соседнем стуле, и брызжет слюной от недовольства. Он тыкает пальцем в Коко одной рукой, а другую с глухим стуком опускает кулаком вниз на игровой стол, да так, что фишки едва заметно подскакивают. — Невозможно три раза подряд ставить на выигрышные числа! Это очевидное шулерство, — обращается мужчина к одному из двух крупье, стоящему со спокойным видом. Невпечатлённый криками работник поправляет очки, наверняка не воспринимая обвинения за чистую монету. Конечно, шулерство в рулетке даже звучит смешно.       В казино не впервые заходят особо эмоциональные личности. Выходит, что не все состоятельные и ухоженные умеют сохранить достойное лицо, когда проигрывают раз за разом. И наличие дорогого пиджака — по мнению Коко бездарного внешне и смоделированного слепцом — не спасает. Пара людей, сидящих за другими столами, оглядываются на потерпевшего, глядя с отвращением, и вскоре отворачиваются. Не на что смотреть.       Это казино, а не цирк.       Около стола Коко и без громкоголосого мужчины шумихи хватает. Пара девушек и ещё несколько зрителей чуть дальше топчутся за его стулом, отделанным золотистыми узорами. Они моментами наклоняются ближе, лепечут сладкие поздравления. Коко уверен, что здешние дамы не исключения из правил и тоже подозревают его в обмане; если, конечно, вообще следят за игрой в моментах, не касаемых тех, когда крупье объявляет крупные суммы, идущие в чужой кошелек.       Но Коконой Хаджиме — обманщик, это правда. Ряд неописуемых выигрышей не с небес сваливается, и проживание этой ситуации вызывает у него ухмылку — расслабленную и хитрую. Он и не пытается играть роль невиновного. Рискует. — Неужели? — издевательство в голосе Коко не заметить сложно. — Чем же, позвольте спросить, вы собираетесь подтверждать свои обвинения? — Он видит как дёргается мужчина, вскипая пуще прежнего, и продолжает выводить его специально, ведь чем быстрее эта бомба взорвётся, тем скорее, укрывшийся от неё Коко, продолжит вести игру. — У вас, получается, есть какие-то доказательства? — Занося руку за спинку стула, парень устраивается поудобнее, закидывает ногу на ногу, ощущая полное удобство из-за приятной ткани брюк.       Ничего иного он не может чувствовать, будучи носителем карминно-красного однобортного костюма от «Brioni», в котором идеальна каждая ниточка, иначе бы его баснословная цена не имела смысла. Хотя, по правде говоря, Коко припоминает, что взял именно его потому, что купился на своё же отражение в зеркале. Подтянутое тело в приталенном пиджаке отлично смотрится: белые волосы, спадающие прямыми прядями чуть ниже плеч, контрастируют с чёрной рубашкой, а расстёгнутые верхние пуговицы придают виду неформальность, которую обычно в подобные места с собой не приносят. — Пожалуйста, — крупье снова поправляет очки, — для начала перестаньте шуметь, иначе мне придётся, руководствуясь правилами, позвать охрану. — Слушая его, Коко хочется засмеяться. Больно смешной Кисаки, когда притворяется вежливым. — Хотелось бы попросить вас не сомневаться в соблюдении всех правил, но также можем привлечь нашего пит-босса для проверки, — предлагает Кисаки, и мужчина, заткнувшийся, к великому счастью Коко и всех вокруг, несколько раз кивает в знак согласия. — Я вас понял, секунду, — крупье извиняется перед другими игроками за столом за неудобства и подзывает мужчину, названного его боссом, имеющего полномочия разрешать спорные ситуации.       Запрокидывая голову назад, Коко тихо смеётся, пока мужчина, введённый в ступор, пытается разрешить проблему, которой нет. Пит-босс задерживает всех, притормаживает игру и осматривает обвиняемого, но по итогу ничего не находит. Зря потраченные десять минут забываются под вздохи игроков поблизости.       Победа за Коко и Кисаки, так-то. Они пусть и не ладят в реальности, зато общими усилиями обводят казино вокруг пальца уже второй час. Естественно, не только своими стараниями — есть и третий безумец. — Я надеюсь, проблема исчерпана? — спрашивает Кисаки и слабо улыбается. Похвально, почти незаметна натянутость. — Тогда, — получая нужный ему ответ, он продолжает, — делайте ваши ставки.       Второй крупье раскручивает колесо, пока люди, уже успевшие подумать над будущей ставкой, полагаются на свою удачу и кладут фишки с не самыми большими деньгами на выбранные ими клетки. Коко замирает, наблюдая за тем, как белый шарик отправляют бежать вдоль бортика чаши. Скоро шар начнёт тормозить и ставки перестанут принимать, так что стоит поторопиться. Он лениво дотягивается до пяти чёрных фишек, каждая из которых по десять тысяч долларов, и ставит их все, что имеются, на одну, мать его, клетку. И смотреть по сторонам не надо, Коко чувствует удивление соигроков и зрителей. Только что поставленные пятьдесят тысяч долларов удивляют и Кисаки, чего быть априори не должно. Единственная эмоция для своего «незнакомого везучего» посетителя, что входила в обязанности Кисаки — притворное удивление. Но сейчас оно настоящее, и он взглядом кричит: «Какого чёрта ты творишь?».       Такого они не планировали. Но разве Коко обещал соблюдать план? Он его придумал, он его и меняет на ходу. Высокая ставка, имеющая риск обратить на Коко ещё большее внимание, это его право. Он слишком уверен в себе для нормальной коллективной работы. — Ставки сделаны.       Взгляды игроков приковываются к шарику. Он скачет по гнёздам с цифрами, решая денежную судьбу многих. Игра на удачу — самая непредсказуемая игра. Кто-то пересиливает себя, чтобы отвлечься от рулетки и поглядеть на Коко. Наивные полагают, что так поймут его тактику и научатся выигрывать или, как минимум, увидят способ его шулерства. Совсем нет. Коко облизывает губы, тоже наблюдает, но в груди ни капли сомнений в своём выигрыше. Сердце отбивает будний темп, какой звучит в субботней пробке. Шарик начинает замедляться, скачет менее резво, создавая напряжение вокруг. Для всех, кроме Коко.       Он отворачивается в сторону, поглядывая на интерьер, каждая деталь которого равна по стоимости чьей-то почке. Слоистые потолки изливаются ярким светом, на стене объёмные вырезки и, что забавно, — никаких часов. Золотые, надетые на левом запястье Коко, не считаются. Посетители беседуют, играют и почти не следят за временем. Краем глаза Коко замечает, что третий член их тесного собрания аферистов на месте — Ханма сидит за соседним столом, спокойно улыбается и крутит в руках пачку сигарет «Mackintosh». Пока его пальцы перебирают сигареты, Коко будет побеждать бесконечно.       Шарик прыгает в последний раз и зависает между двумя гнездами, чудом удерживая равновесие на стенке. Краем уха Коко слышит лёгкий стук скатившегося вниз шара. Игра окончена.       Кисаки привлекает внимание всех, включая Коко, начиная озвучивать результат почти скороговоркой: — Семнадцать, красное, нечётное, низ, — слыша это, все обращают взгляды на Коко, будто он собственноручно подтолкнул шарик к победе. Будто он и есть шарик. Не то чтобы Коко хочет поиздеваться, но не сдерживается, высовывая язык с приподнятыми уголками рта. Он ведь скорее змея, а не какой-то шарик в чужих глазах. — Ваш выигрыш, мистер Коконой, составляет, — крупье прерывается, неловко прочищая горло, — один миллион сто семьдесят тысяч. — Кисаки выдыхает чересчур рвано, готовясь совместно со вторым крупье, который выглядит не менее шокированным такой редкой «удаче», забирать фишки проигравших, кем, к слову, снова становится мужчина, протестовавший до начала игры. — Ну что, не смотрите так бесстыдно, — Коко доволен собой, — не всем суждено родиться с золотыми руками, — и со стальной наглостью. Ему до мурашек нравится чувствовать себя победителем, самым лучшим и везучим. Невероятно гениальным, подлым и обворожительным. На высоте пьедестала, браво.       Семнадцать на красном Коко запомнит ещё надолго. Хорошее число. Лучше только взгляды «неудачников» вокруг него и деньги — красивые, полезные и близкие, почти родня ему. — Вы душу дьяволу продали? — незнакомка рядом нервно смеётся, подавая Коко невысокий бокал, наполненный, кажется, джином с тоником. Классика, такое он любит, поэтому с тихой благодарностью принимает напиток. — Невероятно, — судя по усилившемуся потоку внимания, слух о немалом выигрыше разлетается по ближнему залу быстрее, чем ожидалось. Шёпот, взгляды, сплетни и много мнений. Коко дышит этой роскошной грязью, не переставая улыбаться. — Кто знает, — Коко поворачивается лицом к девушке, чтобы подмигнуть ей. — Всё может быть. Мы ведь живем в удивительном мире, не считаете? — Ответ временной собеседницы быстро теряет цену, Коко переводит своё внимание на Кисаки, продолжающего играть роль крупье. — На сегодня я всё, господа, — он стреляет во всех ехидным взглядом, в последний раз осматривая стол с мужчинами, которых он более не встретит. — Возможно, с моим уходом вам достанется крупица удачи, не отчаивайтесь, — Коко встает, широко разводя руки, согнутые в локтях. — Приятного вечера.       Он делает шаг назад, замечая на себе злой взгляд Кисаки. Ему Коко подмигивает, как той симпатичной девушке с минуту назад, и опускает руки, не громко хлопая ими по брюкам. В основные приоритеты встает задача поскорее разменять фишки на реальные деньги и отчалить далеко да надолго. Коко видит недовольство бывшей компании, решившей молчать. Из вежливости или великой терпеливости — ему всё равно. Бокал с джин тоником остаётся на столе нетронутым, в руках пусто. Он ожидает, когда пит-босс всё проверит, и ему вручат нужную сумму, ведь, извините, Коко слишком важная персона, чтобы идти до автоматов. — Уже закончили? — голос позади незнаком, отчего слегка настораживает. Хотя Коко больше напрягает реакция людей впереди, включая испуганного Кисаки, на того, кто сзади. Кто вообще так подкрадывается? — Как жаль, я хотел своими глазами посмотреть на вашу нашумевшую интуицию в рулетке, — слушая, Коко оборачивается к вещателю, и утыкается взглядом в его шею. Мужчина оказывается высоким.       На долю секунды Хаджиме жалеет, что обернулся. Стоять в неведении было куда спокойнее. Примерно во столько раз, сколько у него сейчас на балансе. Много.       Перед ним знакомое лицо. К счастью или сожалению, знакомо смутно, но достаточно, чтобы распознать опасность. Коко не помнит его имени, но уверен, что точно видел эту жуткую спокойную и, как кажется на первый взгляд, миролюбивую улыбку в СМИ и, что ещё страшнее, у Кисаки на телефоне, когда он показывал, кого в казино настоятельно рекомендуется обходить стороной, а лучше — за километров пять, как минимум.       Но это невозможно. Они продумали всё, что могло коснуться сейчас их дела, и с умом подобрали место и время, когда всякие гангстеры, высокопоставленные лица и шишки — скорее, занозы в одном месте — спят на Гавайях или раздают приказы расстреливать мешающие фигуры, не так важно, находятся где-то далеко от стола Коко. Вероятность напороться на вспыльчивого и влиятельного была настолько маленькой, что он забылся. Оказывается зря. Несмотря на то, что мужчина перед ним не выглядит вспыльчивым, лишних надежд это не подаёт. Конечно, в казино вечно ошиваются и туристы, и знаменитости, но он… Кто это, чёрт возьми, Коко вспомнить не может. — Полагаю, вы опоздали, — Коко улыбается кратко и приветливо без особого труда, строя из себя первоклассного актёра. — Может, увидите в другой раз.       Мужчина напротив не перестает улыбаться. Он не примет отказ, в чём почему-то уверен Коко. Нутром чует, что так просто уйти уже не удастся. Сбежать — тоже. — Не хочу показаться навязчивым, но… — внутри Коко что-то тревожно жмётся, когда он слышит это гадкое «но». — Вы уверены? — незнакомец в полосатом костюме дороже, чем у Коко, может, и не хочет, по его же словам, показаться ненавязчивым, однако именно таким себя и представляет. — Позвольте угостить вас и кратко объяснить обстоятельства? — Мужчина подзывает официанта, съёжившегося перед ним, и заказывает что-то, не консультируясь с Коко по поводу его вкуса. Видимо, не волнует. — Я не так часто бываю в своём заведении и был бы несказанно рад интересной компании в игре. Примите за комплимент, если несложно, — Коко молчит, думая, не послышалось ли ему хитро вставленное «в своём заведении», будто случайно. Значит, этот «дядька», как мысленно его зовёт Коко, намекает на свою значимость. А ведь Коко совсем недавно думал о том, сколько миллиардов вложили в это здание. Ему столько и не снилось. — Если вы торопитесь, то, конечно, не смею вас задерживать. Но если найдёте лишние пять минут для меня… Ох, поверьте, очень обрадуете! — Я вас понял, — ответ Коко звучит двусмысленно, как бы «ясно, выбора у меня нет, я смирился». Такие моменты он чувствует отлично и не сомневается в железных замках на запасных выходах. — Пожалуй, одна игра моему графику не повредит, — разворачиваясь, Коко хочет сесть за прежний стол, но мужчина сбоку, напоминающий клишированного личного телохранителя с шкафом вместо груди, жестом указывает в сторону. Для Коко подготовлен особый стол. Он смотрит на Кисаки непоколебимо, бегло. Кисаки делает также, они всё ещё под прикрытием. И в адском котле с цербером в полосатом костюме. Правда к этой не совсем трёхглавой собаке попадает только Коко. И он, к сожалению, догадывается, что жульничать не получится. Где там Ханма?       Мужчина проходит вперёд, куда молча указывал рабочий человек. Там пустой стол и в три раза больше внимания к нему. Вот чёрт. — Примите мои извинения, я же не представился, — говорит мужчина, выглядящий так, как обычно выглядят люди, чье имя отскакивает у всех от зубов. — Я Ран Хайтани. Для вас, Коконой, просто Хайтани. Мы же оба из Японии. Токио, верно?       Коко сглатывает комок нервов, крутящийся в горле. И, кажется, это слышат все. Но он не хочет, чтобы кто-то видел его волнение. Это позорная игра. Ран знает больше, чем должен знать человек, пожелавший сыграть с первым встречным. Фамилию, родной город. Наверняка это не конец списка. — Приятно познакомиться, — Коко врёт.       Он всегда врёт. Ложь — его обожаемая спутница. И Коко соврёт, но скажет, что ни на единую капельку он не струсил. Соврёт, когда скажет, что новый стол вовсе не кажется ему клеткой, которая захлопывается, стоит ему присесть напротив Рана. Без стыда и совести соврёт и ещё много раз. Если, конечно, сумеет выбраться из этой клетки живым. — Вам близки здешние коктейли? — кивает Ран на девушку с красной бабочкой, что подает напитки. Коко отвечает наигранное «вполне», хотя на деле не видит смысла в этом вопросе, да и в ответе после того, как Ран сам сделал заказ на двоих. — Тогда двойной «Old Fashioned» разбавит нашу игру.       Низкий стакан оказывается у Коко перед носом. — Давайте сразу к делу, — Ран жестом подзывает крупье. — Меня не интересуют мелкие игры. Понимаете же, иначе бы я не стал спускаться к вам, Коконой, — имя из его уст звучит, словно приговор. Коко уже не сомневается, что сегодняшнее дело пойдёт по одному месту из-за полосатого гостя. — Игра действительно захватывает, когда есть, что терять, согласитесь? — Коко поддакивает со сдержанной улыбкой, мысленно провозглашая Рана хитрым (извиняться за дальнейшее выражение он не будет) сучёнышем. — Рад, что вы меня понимаете. Думаю, у нас все шансы подружиться, — Хайтани прерывается ради одного глотка, ведёт речь неспешно. Тянет время, дураку понятно. — Но, если на чистоту, те деньги, что вы, возможно, проиграете, всё равно пойдут в мой карман. Забавно?       Очень. Коко бы сказал — оборжаться можно. Шутка на миллион, высший уровень юмора и так далее. — Хотите что-то предложить? Я вас слушаю, — почти перебивая собеседника, спрашивает Коко. Он не видит, что творится за его спиной, но уверен, что Ханму могли уже сто раз вынести, если поняли задумку. От этого всё тревожнее. — А вы блещете догадливостью, надо же, — с отчетливыми нотками сарказма отзывается Ран. Друзьями им не быть. — Вопрос лишь в том, осмелитесь ли вы принять это предложение, — в разных ситуациях Коко по-разному терпелив, но в этой — время приобретает большую ценность. Он надеется, что Ран перестанет тянуть кота за гениталии, как говорится в поговорках, иначе рискует утонуть в количестве воды своей же речи. — Вижу, вам не терпится узнать. Что ж, ладно. Я хочу, чтобы вы сделали ставку на всё, что у вас есть. Что уже было, и что вы выиграли. Ещё лучше — поставьте сумму, которой у вас нет.       А это точно предложение? Коко способен отличить вопрос с выбором и то, что сейчас сказал Ран. Грёбаное требование — вот, на что больше смахивает. — Я, по-вашему мнению, настолько сильно похож на азартного человека? — вместо ответа Коко задаёт вопрос. Его очередь тянуть время. — Разве в казино заходят другие? И, более того, — люди без азарта вообще существуют? Уверен, вы знаете ответ. Как и я. — Ран, кажется, точку зрения, отличающуюся от его собственной, принимать не намерен. — Коконой, будьте умнее. Не стоит отказывать мне, — Не кажется, он действительно не намерен. — Хорошенько подумайте перед тем, как отказать. Для более крепкой мотивации скажу: вам в любом случае придётся заплатить за ваш весёлый вечер.       По спине Коко пробегает холодок. Чёрт.       Ран знает. Ему всё известно, и отрицать нет смысла. — Вау, мне думалось, до вас дойдёт позже, — у Коко проскальзывает мысль отрубить свой язык за наглость не по времени. Он точно не в тех обстоятельствах, где можно поехидничать, подобно бунтующему подростку. Серьёзно, ему, на минуточку, двадцать семь полных лет, а мозги всё ещё отключаются из-за собственной вредности. — И вы решили вместо статьи прописать мне долг на ваше громкое имя? — он закидывает ногу на ногу, адреналин подскакивает.       Его поймали. С поличным, на месте преступления. Ран знает о его афере и развлекается. — Именно так, — и пожимает плечами, словно речь идёт о погоде, а не о миллионе долларов. — Будь ваш план хоть чуточку умнее, я бы узнал позже. Но вы на большее не способны, знаю, не трудитесь возражать, — одной рукой Ран начинает перебирать фишки. Большие и, соответственно, с крупными суммами в каждой из них. — Хотите знать моё мнение? План скучный. Дешёвый, скудный, неэлегантный. На коленке писали?       Слушая это, Коко оскорбляется только одному фактору — самодовольной улыбке, которую обычно носит сам. — Выставили себя на обозрение, привлекли внимание, пока неприметный парень проигрывал маленькие суммы без интереса к ставкам. Потому что в его интересах было управление шариком с помощью, — Ран кратко смеётся, — передатчика, замаскированного под пачку сигарет. Последнее, каюсь, интереснее прочего. Но толку, если радиоволны мы уловили? И, наверное, вам помогал кто-то ещё. Узнаю потом, не волнуйтесь. — Вам необязательно было пересказывать мою же задумку, — Коко не может позволить себе перестать улыбаться. Он не может проиграть. — Я и на слово поверил, но допустим. Скажите, Хайтани, вы ведь не видите ценности в сумме, что я тут забрал. Я её и перевести в деньги не успел. Зачем тогда весь этот спектакль? Ещё и лично явились, честь такая неописуемая. — Подумайте немного. Может, повезёт, и до вас дойдёт, если вы не совсем безнадёжны, — хмыкает Ран, всем видом показывая своё превосходство. Взгляд сверху вниз оправдывается не только разницей в росте сидящих. — Впрочем, достаточно прелюдий, — опуская голову чуть ниже, он смотрит угрожающе. Да, всё ещё с улыбкой. — Если всё правильно понял — поставишь такую же сумму, что и я. Сыграем, посмотрим, у кого из нас лучшая интуиция, — резко Ран переходит на «ты», вбивая Коко в землю пуще прежнего.       Ран выдвигает на одно число фишки, к которым пытается приглядеться Коко и правильно сосчитать. Ему облегчает задачу крупье, произнося сумму, от которой глаза спешат округлиться, теряя чёткий азиатский разрез. От озвученных нулей в ушах звенит с десяток секунд. — У меня нет стольких фишек, — в переводе означает «у меня нет таких бешеных денег, мать твою». Двадцать миллионов долларов на дороге не валяются, а хотелось бы. — Не строй из себя глупого мальчика, — мало того, что на «ты», так Коко ещё и вдруг все десять лет скинул, став мальчиком. Интересно, сколько тогда Рану. — Просто ставь.       Отказать нельзя, выйти из клетки — тоже. Ловушка, в которую по глупости попал Коко. Приходится временно сдаться. По крайней мере, Коко хочет верить, что лишь временно. Он ставит все фишки, что у него есть на одно рандомное число, не глядя, повторяя действие соигрока. Фишек не хватает. Все, что у него имеются — меньше по количеству и по сумме в них. Однако Рана это не беспокоит. Работники, расхаживающие в этих цепляющих красных бабочках, приносят ещё фишек. Коко догадывается, чьи деньги они означают. Его деньги. Все, которые есть и которых нет. Казино играет против правил. — Молодец, полезно быть послушным, — находит подходящее время для издевки Ран, пристально наблюдая за образовавшейся стопкой из новых фишек.       Дайте сейчас Коко вилку, и он пожертвует всем, но попытается всадить её в Рана чисто из интереса — будет ли тот продолжать улыбаться с дырой на месте глазного яблока. — Ставки сделаны, — монотонно объявляет крупье. Коко даже не смотрит в сторону колеса. Знает, что заведомо проиграл. Губы застывают в изгибе истеричной ухмылки, но отчаиваться он не планирует. — Выигрышных ставок нет, — дьявольское колесо удачи поворачивается ко всем задом. К Коко, понятное дело, и к Рану. — Какая жалость! — театрально выдыхает Ран. Его улыбка ни на миллиметр ни шире, ни у́же. Коко начинает сомневаться, что лицо Рана не какой-то дорогущий фарфор, не соответствующий законам природы и даже хирургии, ведь замену кожи на фарфор пока что люди не разблокировали. — Я проиграл сам себе, — он допивает коктейль, не отрывая взгляда ярких глаз от Коко. Наверное, пытается разглядеть вид проигравшего. — Коконой, ты тоже проиграл. Могу узнать причину твоей стойкой улыбки?       Коко ни за что не позволит себе выглядеть так, как желает Ран — разбитым, паникующим, потерянным, отчаявшимся. Он отвечает улыбкой на улыбку. Люди по бокам явно не понимают немой игры между этими двумя. — Я позитивный человек, — но если Ран постоянно улыбается, то Коко, будет вернее сказать, ухмыляется. — Отличный настрой, — одобрительно кивая, Ран достаёт сигареты, зажимая одну между губ. — Надеюсь, что долг ты будешь отдавать с таким же позитивом? — Формальности исчезают окончательно. Ран прикуривает, поглядывая на первые струи серого дыма. Спектакль, устроенный им же, близится к концу, почти занавес.       В последнюю очередь аплодировать будет Коко, который неудачно подвисает на месте, смотрит в пустоту, ощущая зависть. Тоже хочет иметь много денег и курить. Язык скучает по горечи табака, но Коко отвлекает себя мыслями. Очень плохими мыслями, вызывающими желание улыбаться шире. И нет, он не мазохист, скорее наоборот. Просто вспоминает сколько врагов нажил и в сравнении с ними смотрит на Рана, как на маленький камень, попавшийся под ноги. Чтобы сломать Коко, Рану придётся прыгнуть выше своей зализанной лаком головы, потому что в своё время он пережил слишком много дерьма. Каждый второй в Токио ждал — да и ждёт по сей день — момента, когда будет удобно пустить пулю в лоб Коко. И это только малая часть желаний его старых знакомых.       Коко можно назвать позитивным реалистом. Будучи в полной заднице, он пошлёт любого куда подальше, кто усомнится в его способности вылезать из подобного. О такой самооценке многие и мечтать не могут. — Приму твоё молчание за согласие. — Упс, Коко забывает, что рядом сидит Ран. Погружаясь в себя, не удосуживается ему ответить. — Пойдём со мной, обсудим всё. Сомневаюсь, что тебе до сих пор есть, куда торопиться. — Ран казался милее, когда изображал вежливость. Честно, Коко скучает по тому тону. Приторному, соблюдающему все нормы этикета. — Вряд ли моё решение несёт тут хоть малейшую ценность, но для приличия скажу: с удовольствием пройду с вами, — Коко встаёт из-за стола, предвкушая продолжение неприятного диалога, а, может, чего похуже. Перспектива уединения с Раном добром не веет.       Реакция от Рана, как и ожидалось, никакая. Тушит сигарету, направляясь прочь из зала. Не реагирует на колкости Коко, продолжает шагать размашистым шагом. Коко, двигаясь позади, подмечает, что под полосатым костюмом может скрываться такая же нехилая постройка, как у охранников возле него, потому что сам Коко настолько широкими плечами похвастаться не может. Собственно, ему и без того есть, чем хвалиться.       Зеваки, что решились ранее бросить игру ради короткого зрелища на Рана и Коко, возвращаются по своим делам. Брошенный стол был, мягко говоря, в зоне видимости, но не слышимости. Скорей всего, о попытке Коко в жульничество знает только часть персонала. И зеваки из зала, подмечает Коко, многое упускают. Одно дело видеть улыбку Рана, а другое слышать угрозы, которые сыпятся со стороны спокойной мины.       Покидая зал, Коко не замечает, как теряется из виду охрана. Вот шли эти пародии на людей в чёрном и вот их нет. Уже вдвоём Ран и Коко доходят до лифта, у которого стоит молодая сотрудница. Она, примечая Рана на горизонте, скомкано здоровается и почему-то отходит от лифта. Что ж, её дело. — Коконой, — обращаясь, Ран заходит в лифт и поглядывает на себя в зеркале. Это же делает и Коко, подмечая, что не потерял ни грамма своей красоты с последнего взгляда в отражение. Стресс на его лице не сказывается. Может, консилер, скрывающий синяки под глазами, помогает. — Всё хотел сказать, что удивлён тебе. Удивлён, что с твоей глупостью, ты как-то умудрился выжить, — он к чему-то клонит, но Коко ни черта не понимает, если честно. — Передать привет Манджиро? — а теперь понимает.       Ну конечно. Чёрт бы подрал эти связи высшего общества и Сано Манджиро, входящего в число тех, кто с радостью бы посетил похороны Коко да ещё бы на могиле станцевал. — Откажусь, но спасибо за такое милое предложение.       Настолько милое, что Коко выдавливает из себя двойной самоконтроль, дабы не завыть на месте. Двери лифта раскрываются. Дышать становится, если Коко не кажется, намного легче. Но коридоры, по которым его ведут, он не знает. В его сегодняшние планы не входила экскурсия по казино, но Ран, видимо, очень хочет показать Коко какой красивый у него кабинет. Интерьер и впрямь впечатляет. Только дверь, хлопающая за спиной Коко, когда тот входит, вызывает рефлекторное вздрагивание от неожиданности. — Присаживайся, — приглашает его Ран и сам садится в кожаное кресло. — Чувствуй себя как дома, — ответом Коко тихо смеется, но всё же садится напротив. — Смешно? — Коко не отвечает. — Да, наверное, ситуация дошла до абсурда. Чтобы тебе не было смешно, откинем церемонность. Мне не нужны деньги, которые ты мне сегодня проиграл, — а вот тут становится интересно. — Ты жалкий, — Коко сдерживается, чтобы не закатить глаза. Слишком часто слышал подобное, чтобы реагировать иначе. — Скольким людям ты должен?       Почему-то Коко всё ещё смешно. — Разве таких людей много? Только вам. — Да ты что, — Ран не верит. — Тогда перефразирую. Хоть одна копейка была твоей? — Коко припоминает времена, когда получал стипендию во время учёбы на банковское дело. Точно, тогда пара копеек были действительно заработаны честно. Скучные времена были. — Ты обманывал всех, кто по своей глупости подставлял тебе спину, и кто был невнимателен рядом. Таких, как ты, я видел сотни, — монолог Рана начинает походить на нотации. — Хочешь ли ты попробовать выделиться из стада подобных?       Коко понятия не имеет, что у Рана на уме. Его слова кажутся нудными, пропитанными старческими нотками. — Открою тайну — ваше мнение обо мне не двинет мои взгляды, — и эти разговоры начинают надоедать настолько, что Коко забывает, в каком положении находится. Игнорирует подсознание, пытающееся напомнить. Коко плевать, он будет вертеться в зыбучих песках, достанет очередные грязные деньги и отмоет. Всё лучше, чем сидеть тут, как ребенок, которого захотел отчитать отец, вернувшийся домой без хлеба. — А зря, — хмыкает Ран, — лучше попытайся переступить через свои принципы, это в твоих же интересах. Я даю тебе шанс прямо сейчас. Можешь не отдавать деньги. Вместо этого ты их отработаешь, — Коко воздерживается от шуток про проституцию, желая поскорее выслушать интересное предложение, хоть и напоминающее бесплатный сыр в мышеловке. — Будешь работать на меня, на моих людей. Пару раз съездишь, куда скажут. Будешь послушным, и всё пойдет гладко. Заманчиво, скажи? — И зачем же мне надо будет куда-то ездить? — спрашивает Коко строго по делу, нуждаясь в более точном представлении скользких условий, которые ему предлагают. — Тебе скажут, — крайне неинформативно со стороны Рана. — Ничего криминального не будет. Куда теснее связаны с законом другие варианты твоих действий. Если откажешься, будешь выплачивать с судебными разбирательствами. И передумать не получится, ни на какие суды я не являюсь лично, — вокруг Коко медленно возводится новая клетка, а Ран ставит всё больше ограничений, толкающих выбор к тому, что нужен ему. — Ну а если согласишься, надеясь отделаться… Я, будь на твоем месте, подумал бы трижды, если не больше. Говоря простым языком, мои возможности куда шире людей Токио и твоих тем более. Захочешь повторить со мной то же, что с Брахманом, позвоню им по старой дружбе да выдам тебя. Всяко могу, даже не знаю, как интереснее будет.       В Коко начинают бурлить противостояние. С одной стороны, примерно эти же слова может сказать каждый с деньгами, с другой — Рану известно даже про Брахман, кого Коко предпочёл бы больше не видеть даже в следующей жизни. Яма, в которую он попал, с каждым словом Рана углубляется, и выбора Коко на самом деле не предоставляют. Разве что выбрать из множества зол меньшее. — И что же, мне подписать контракт на выполнение неизвестных мне условий? Или вы без печати сегодня? — Коко выбирает не самое меньшее зло. Знает, что на самом деле измерять условия всех предоставленных ходов бесполезно. Что бы Коко не решил, выбор давно сделан за него.       Напоминает рулетку, где «ставки сделаны» звучит приговором. Хотя то, что происходит с ним, больше походит на русскую рулетку. В случае Коко — револьвер заряжен под завязку и приставлен к голове. — Будешь и дальше строить из себя невесть что — подпишешь кровью листок для заметок, — и, конечно, Ран улыбается. Довольный сукин сын. — А пока никаких договоров, если ты действительно спрашиваешь всерьёз, что, надеюсь, неправда, — договор получается немым, незаконным и до усрачки странным. — Два плюс два сложить даже ты можешь, так что с нетерпением жду твой ответ. Сейчас же. Ты занял непозволительное количество моего времени.       Коко верит, что обойдёт даже Рана. Будет верить, пока не осознает полностью, в каком болоте увяз с головой. — Ладно, — верит в свои силы достаточно, чтобы шагнуть по тонкому канату без страховки. Коко, чёртов безумец, соглашается на условия, которые толком озвучены не были. — Я к вашим услугам. — Чудно, а теперь выметайся, — лепечет Ран, удивляя своими словами. — Ну, не сиди как статуя, иди, — и дружелюбно машет рукой. — Мы ещё свидимся, если не повезёт.       Поднимаясь, Коко задевает ногой какой-то декоративный цветок. Тот чудом остаётся на месте. Что значит «если не повезёт», Коко не желает узнавать, потому прощается одним: «Может и свидимся» на выходе из кабинета. Не понимает, каким образом вообще вышел оттуда на своих двоих, а не в сопровождении шестёрок Рана. Что-то тут не так. Это был слишком подозрительный договор, слишком простой и с кучей недосказанностей. Коко чувствует, что его обвели вокруг пальца, и это без ножа режет эго, раздутое у него до масштабов всего Лас-Вегаса.       По памяти Коко добирается до лифта, оглядываясь ежеминутно. Из него только что сделали рабочего с задолженностью и просто так отпустили? Да ни в жизнь, так не бывает. Почему Ран вообще заинтересовался сотрудничеством с ним, почему говорил сам лично. Вопросы мечутся в голове, бьют по нервам и остаются без единого ответа. Лифт успевает унести его на первый этаж в одиночестве, разбавленным классической мелодией, играющей из динамиков. Даже тут стены пестрят красным. — Блядство, — шикает себе под нос Коко, выходя из лифта. Люди, заходящие туда, поглядывают на него с осторожностью. Больше на лице Коко не гнётся самодовольная улыбка. Он как можно скорее пытается покинуть здание, несмотря на острое осознание того, что не могли его отпустить без уверенности в том, что с лёгкостью вернут.       Проблемы удваиваются, когда бабочка крупье, шатающегося по залу, напоминает о Кисаки. Коко должен был разделить с ним и его другом, Ханмой, доход с сегодняшнего выигрыша, но вместо этого проиграл всё Рану. Проверять банковскую карту кажется бессмысленным. Он не знает на что вообще доедет до отеля и чем там заплатит за дорогущий номер. На данный момент он не знает абсолютно ничего.       Коко игнорирует людей, поглядывающих на него, как на местную голливудскую звезду, но всё же задействует боковое зрение для наблюдения знакомых лиц и не зря — слева какой-то работник поправляет очки, находясь в десятке метров от него. Не думая, Коко ускоряется и сворачивает за угол, ведь удачно шагал около узорчатой стены. Спрятаться от Кисаки в туалете, наверное, не лучшая затея, но голова Коко пока не соображает план получше. Само критическое мышление не выдает нечто гениальнее побега от всего подряд — от Рана, от Кисаки и от Вегаса сразу, что очень желательно. Коко проходит мимо пустующих кабинок. Посетители казино редко посещают уборные, им не до этого, а Коко лишь на руку. — Где, блять, Ханма? — Кисаки не заставляет долго ждать. Понятное дело, Коко засветился на публике, конспиратор из него такой себе получается. — Где Ханма, — повторяет, — где деньги? — похоже, Кисаки очень нуждается в ответах, но вот беда — Коко они нужны не меньше. — Объясняй немедленно, как ты, ходячее бедствие, собираешься расхлебывать ёбаную кашу, которую заварил? — агрессией Кисаки не славится, поэтому Коко слегка удивляется такому эмоциональному поведению. Раздражённым Кисаки не назвать, нет. Он в бешенстве. Подходит к Коко, отключая тормоза насовсем, толкается ладонями в красный пиджак. — Меня могут поймать в любой момент за соучастие с тобой, идиотом, а Ханму уже поймали! Его вывели, как бедную шавку куда-то. Так скажи же мне на милость, как ты собираешься это исправлять? Ты должен Рану бешеные бабки! Нам с Ханмой — тоже.       По привычке Коко проверяет беглым взглядом наличие камер тут. Их нет, это хорошо. Но с другой стороны — плохо. Потому что, будь тут камеры, Кисаки бы не достал пистолет. Где он его взял, Коко не задумывается. Тёмное дуло смотрит ему прямо в глаза, неожиданно. — Спокойнее, Господи, спокойнее, — к Коко возвращается улыбка. Его тон и выражение лица живут отдельно друг от друга. — Убери-ка опасную игрушку, она же может больно сделать, — он поднимает руки вверх, до груди, выставляет ладонями вперёд в примирительном жесте, на который Кисаки по-доброму не реагирует, сводит свои изогнутые брови ещё ближе к переносице. — И она сделает, не сомневайся, — Кисаки уводит пистолет несколько ниже, — ты же сможешь отдать мне, что должен, с раздробленной коленкой, да? Станет тебе напоминанием, — едва он успевает закончить фразу, как из кабинки позади него раздается грохот.       Они не одни. Кисаки отвлекается моментально, оборачивается, держа пистолет наготове. Вот тут у Коко вдруг включается то самое критическое мышление, покинувшее его совсем недавно. Он выбивает рукой пистолет у Кисаки, словно пощечиной. Оружие отлетает, стукаясь об раковину, отчего включается вода. Реагируя, Кисаки оборачивается, но Коко со всеми своими скудными навыками бойца предпочитает брать скоростью и подлостью — хватает Кисаки за волосы и бьёт о дверцу так сильно, как может. Ушибленный шипит, громко ругается, пытаясь убрать от себя цепкие пальцы, а Коко тянет крашеные пряди вновь. Ослабленный Кисаки вырубается после второго столкновения головой с дверью, обмякает и падает, не поддерживаемый рукой Коко, на холодный кафель.       Коко отступает на шаг и трясет рукой, горящей от резкого хлопка по оружию. Дыхание учащается, он не забывает про звуки из кабинки, поэтому спешит, пока на шум не сбежалась охрана или какой-то неудачник не зашел справить нужду.       Хватая мокрый пистолет, Коко подмечает: — Даже с предохранителя снял, гадина очкастая, — и, возможно, пользоваться этим пистолетом уже нельзя. Он чудом не выстрелил, а тут ещё и в воде искупался. Впрочем, стрелять Коко не в кого, разве что разобраться с крысой в кабинке. — Эй, сам выйдешь или мне помочь? — повышать тон не требуется. Коко уверен, что несчастному в кабинке и без того всё прекрасно слышно. — Я просто… — парень за тонкой стенкой что-то неразборчиво мямлит, вынуждая Коко его поторопить пинком подошвы обуви по кабинке. Дверца слегка содрогается, а затем, к удивлению Коко, резко открывается с характерным щелчком замка.       Коко отскакивает достаточно быстро, но дверь всё равно опережает его реакцию, больно задевая ногу. — Ты меня что, дверью снести пытался? — голос у Коко больше похож на змеиное шипение, потому что, извините, по коленке прилетело не так уж слабо. Он убирает ладонь от ноги, игнорируя наливающийся синяк. Терпимо, хер с ним. — Работаешь тут?       Незнакомец интенсивно мотает головой, всё отрицая. Коко подмечает, как тот сжимает свой телефон в массивной руке. По пухлым щекам, так называемой крысы, скатывается заметный пот. Коко брезгливо морщит вздёрнутый нос. — Ну, тогда будешь помилован, — блестящий от влаги пистолет смотрит с рук Коко на испуганного мужчину. — Если позволишь запереть тебя тут. Мне не нужны проблемы, понимаешь? А ты побежишь к охране. — А вот! А я записал ваш разговор! — мужчина тараторит, повышая голос до крика. Сегодня каждый так и жаждет поугрожать Коко. — Одно мое нажатие пальца, и ты… И он отправится нужным людям! У меня брат в полиции! Знаешь, что эта запись может сделать?! — парню явно с трудом даются угрозы. Язык запинается, руки дрожат, а туловищем он вжимается в стенку кабинки. Прямо загнанный зверёк.       Смешно. Коко смешно так сильно, что он даже пистолет отпускает, чтобы вдоволь насмеяться. Не боится и глаза прикрыть, подставляя к ним свою руку. Наверняка выглядит как сумасшедший. — Какой же ты забавный, — хватая воздух, Коко медленно успокаивается. Он по-прежнему в слишком рискованном положении. и каждый его смешок может дорого стоить, как бы иронично не звучало. — И что же мне сделать? Молить о пощаде? — Но Коко не Коко, если не поиздевается, забив на время. — Деньги! Тысяча долларов и эта… Эта запись удалится, удалю!       Только сейчас Коко подмечает, что мужчина скорей всего турист. Ломанный английский и сам Коко имеет, но вот слова этого нервного тяжело сходятся в цельные предложения. А туристы склонны кидать в Вегасе деньги на ветер. Сядут за покер с полным кошельком, выйдут в туалет уже с пустым. — Правда что ли? А ты щедрый человек, — Коко понимающе кивает головой, подходит на шаг ближе. — В таком случае мы с тобой договоримся, — без улыбки он играет в сочувствие. Не старается, только попусту разыгрывает очередного должника, кого с какой-то стороны может понять. — Сколько говоришь? Тысяча? — мужчина резво кивает, а Коко лезет в левый карман правой рукой, в которой так и остаётся пистолет, опасно притягивающий взгляд. — Да хоть две! — резко дергая этой же рукой, Коко попадает локтем в обтянутую слоями полноты челюсть. — Три не хочешь? — и толкает ушибленным коленом мужчину в живот.       Но тот не падает. Что ж, Коко никогда не умел нормально драться, поэтому пистолет, хоть и не работающий, ему в помощь. — Кидай телефон в унитаз, — командует, наставляя пистолет на мужчину. Тот, сгруппировавшись после удара, не спешит выполнять. — Быстро! — прикрикивает Коко, тыкая пистолетом на уровне чужого морщинистого лба.       Со стороны входа дверь стукает. Чёрт. Только гостей Коко не хватало. — Я считаю до двух, — хорошо, что всё это месиво прикрывает открытая дверь. Хотя туша Кисаки вполне может попасться на глаза вошедшего. — Один.       Более напряжения мужчина не выдерживает, бросает телефон с булькающим звуком. Наверное, жажда денег меркнет на фоне трусости и тяги к жизни. Его глаза скрываются за слёзной пеленой.       Если бы Коко не разучился плакать в семнадцать, то вполне мог бы быть сейчас на его месте. Плакать, жалеть себя, впадать в безнадёгу. Но семнадцать давно прошли. Он кидает пистолет вслед за телефоном, не желая наблюдать за возникающей истерикой ещё хоть минуту. Считает, что мужик напротив жалкий. И ещё подозрительным кажется, что никто так и не прошёл дальше двери. Коко выглядывает, но никого не обнаруживает. Странно. Кисаки лежит в отрубе.       Самое время валить отсюда.       Из уборной Коко выходит стремительно. Можно сказать, вылетает. Бежит по коридору, заворачивает в зал и идёт с довольной миной быстрым шагом. В голове мельтешат идеи, как побыстрее унести ноги из этого адского казино. Они временно вымещают остальные мысли. Коко сопротивляется своему подсознанию, не имеющему веры в светлое будущее. Он заставит своё будущее сиять, стоит только самому в это поверить.       Нервничая, Коко обычно цепляется пальцами за свой кулон. Дорогущий. Быть может, продав его, Коко вернул бы половину с долга Рана. Но этот кулон он не отдаст никогда. Это его гордость, заточённая в золото. Квадратная плоскость размером с глаз моментами давит на шею, оттягивая плётеную лисьим хвостом цепь, но притягивает взгляд только так. Индивидуальная работа, блестящая внутри формой змеи из чёртового палладия, который многие знакомые Коко барышни мечтают видеть в своем кольце.       Элегантное напоминание, что Коко действительно в силах заставить своё будущее сиять.       Подушечкой указательного пальца Коко нащупывает очертание змеи, ползущей в золоте. Совсем немного, но это успокаивает. Натянутость лёгкой улыбки становится держать легче. Он почти у выхода, проходит зону отдыха и напитков. Там люди чокаются бокалами, подписывают что-то прямо на столах, не спеша расходиться по деловым кабинетам. Каждый квадратный метр казино пропитан запахом успеха. Не считая туалет, конечно. — Мистер, можно вас?       Коко одёргивает руку от подвески и выдыхает чересчур раздражённо. Надежда, что обращение было не к нему не покидает, поэтому, игнорируя зов, он продолжает двигаться к стеклянным дверям, через которые видна тёмная улица. Ночь уже. — Мистер, — повторяется тем же голосом со стороны, — неплохо вы с местным королём сыграли. Признаюсь, я за вас болел.       Это казино проклято, или Коко настолько привлекателен, что каждый тут хочет отнять у него хоть минутку драгоценного времени? — Мистер, — настойчиво, но Коко даже не оборачивается. Голос следует за ним. — Некультурно так уходить от разговора, — чужая рука тяжело ложится на плечо Коко. Он дёргается, стряхивая чужую ладонь, и оборачивается на причину своего беспокойства, смиряя равнодушным взглядом. Очередной незнакомый парень, кто бы мог подумать. — Хайтани та еще заноза в заднице, да, мистер? — только этот парень повеселее будет предыдущих. — Насколько культурно будет согласиться? — Коко осматривает вид собеседника, не похожего на того, кто ходит по казино. Слишком бандитская внешность, что ли. Тот стоит, вальяжно постукивая льдом в стакане. — Очень некультурно, — улыбается парень, — но я никому не скажу, если выпьете со мной, — и разворачивается к стойке, будто зная, что Коко точно пойдёт за ним. — Я Шион, если что. Шион Мадараме — первый в ряду тех, кто осмелится назвать Рана занозой. — Мы из Японии все, наверное, такие смелые, — хмыкает Коко, шагая за новым знакомым. Мысленно подмечает, что даёт себе не больше двух минут на разговор с ним. Просто то, как Шион цепляет Рана, очень интересует. Неужели кто-то тут не вылизывает ботинки Рану? Удивительно. — Я тороплюсь, если вы не заметили. — Заметил. От короля удираешь? — Шион не заботится о формальностях. Да и одет он не очень собрано. Ослабленный галстук висит чуть ли не на пупке. — Он, на моей памяти, людей ещё не ел заживо, чего убегать-то? — мужчина расслабленно присаживается в кресло, где уже стоит стакан для Коко. Значит, все не только хотят с ним поговорить, но и выпить.       Коко садится в соседнее кресло, но пить не спешит. — О как, а я только глянул на него, сразу подумал — каннибал, — парирует Коко, на что Шион слабо посмеивается. — Много знаешь про него? — Шион пожимает плечами. — Может, я помогу тебе вспомнить? — Ничего не могу обещать, но вполне возможно, что мою память освежит твоя компания в выпивке, — отвечает Шион, всё больше походя на алкоголика с языком без костей. — Давай же, земляк мой, пей. Мне одному не так весело пьётся, — во всем этом Коко чует нечто неладное, потому к стакану не притрагивается. — М-да, лицо попроще. Думаешь, отравлю? Держи мой тогда, махнёмся, — не спрашивая, Шион прокатывает стакан до Коко. — Хайтани тебя не просто так приметили, — и начинает с козырей, выкладывая полезную информацию, но не продолжает. Ждёт, когда Коко выпьет.       Так очевидно Коко ещё не спаивали. Пихают под нос выпивку и шантажируют. Но время тянуть тоже не хочется. Коко забирает стакан, к которому не притрагивался Шион, ибо Коко брезгует. Подставляет к губам и умело делает вид, что пьёт. Сначала — правда вбирает жидкую горечь, чувствуя на языке знакомый напиток, но потом аккуратно пускает его обратно в стакан, делая вид, что маленький глоток был завершен, и сглатывает слюну. Шион особо не наблюдает за этими махинациями, поэтому без проблем продолжает чесать языком: — Имя у тебя больно громкое. Ты вроде как преобразился, по фотографиям и не скажешь, что тот тонкий пацан в очках с тёмными волосами это ты, но стоило быть осторожнее, — Шион сверкает зубами в улыбке, — особенно здесь. — В советах не нуждаюсь, — подмечает Коко, также улыбаясь, словно постоянное зеркало всех своих собеседников. — Позволь узнать, откуда у тебя такая информация? И про Хайтани, и про мой старый образ, — стакан стукает по столу, оставаясь полным. Зря, Шион бросает недоверчивый взгляд в его сторону. — Жизнь такая сука, что так уж сложилось, — Шион встает, что весьма кстати, ибо две минуты, судя по часам на руках Коко, уже прошли. — Я на нашего короля работаю. Говнюк он, да и я тоже. Каков король, такие и подданные, — и невиновно пожимает плечами. Ну, приехали. Коко успокаивает себя мыслью: «А я так и знал, что тут нечисто», но само знание его от Шиона не ограждает. — Пошли давай. Я тут не самый крутой перец, может, ты заметил. Моя роль — довезти тебя до твоих новых хором. Так что поживее, земляк, — он, ожидая Коко, со скуки разминает шею.       От хруста сухожилий Шиона Коко непроизвольно морщится. Мерзкие воспоминания или обычное пренебрежение — он сам не до конца понимает, что вызывает такую неприязнь к звуку, да и не важно. Ходы к отступлению ему вновь отрезают. Хотя, если подумать, Коко полагает, что изначально этих ходов не было. С сегодняшней неудачи в рулетке его судьба стала не мерцать, а гаснуть под прописанным Раном сюжетом. — Прям хоромы или в подвал бросите? — слабо скалится Коко, выплескивая нервы в словесные препирательства. — Честно, я б там жил, — уклончиво отвечает Шион. Его вкусы неизвестны Коко, но Шион, может, мог бы и в конуре пожить. Мнение у Коко на этот счёт не самое мягкое. — Так и будешь сидеть? Понимаю, перед смертью не надышишься, — а вот про смерть речи и не было. Коко напрягается чуть больше. — Шучу я, ну. Давай-давай, на выход, не хочу тебя силой тащить. Не позорься, там машина дороже твоих тряпок ждёт, а ты сидишь, — Шион почти зевает. — Больше уламывать не буду, учти.       В яме Коко, в болоте или в другом метафорическом дерьме, от которого голова у него начинает болезненно пульсировать, — не суть. Это что-то определённо глубокое и гадкое, потому ему приходится встать и вновь сдаться. Временно. Всё временно, он уверен. — Может, я лучше такси вызову? — не всерьёз, но Коко пытается. — Ещё слово и будем звонить катафалке, усёк?       Усёк. Коко намёки понимает с первого раза, поэтому вскоре послушно идёт возле Шиона к выходу. Конечно, туда-то он и хотел изначально, но только не в компании быдловатого паренька на службе у Рана.       Думается Коко, что он попытается сбежать ещё раз десять, пока ноги не переломают — это в худшем случае, а в лучшем — он воспользуется мозгами и придумает гениальный план по своему спасению. Сам себе принц на белом коне. Или на чёрном Бентли, в который его не очень мягко толкают. Шион захлопывает дверь со словами «карета подана» и садится на переднее, перед Коко. Очень удобно для того, чтобы придушить его подвеской, когда руки будут заняты рулем. Коко сильно недооценивают, раз везёт его куда-то один только Шион. — Ой, секундочку, — Шион прерывает размышления, начиная возиться на кожаном сидении. Достает пачку сигарет, кидая улыбчивый взгляд на Коко через зеркало заднего вида. — Я отойду. Сиди тихо, не скучай.       Вообще-то Коко тоже хочет курить, но Шион выходит раньше, чем тот успевает раскрыть рот. До ушей доходит чёткие щелчки. Двери заблокированы. Коко дёргает за ручку у себя, проверяя на всякий случай. Действительно, его заперли в тонированной тачке. Нет слов, только: — Спасибо, блять, большое.       С психом Коко усаживается удобнее, бьётся спиной об сидение. Похожий на обиженного ребенка он складывает руки на животе. Пульсация в районе правого виска усиливается. Коко не помешал бы визит к врачу, но он успешно списывает головную боль на недосып. Иначе почему так сильно тянет в сон? Погодите-ка, но он спал сегодня семь здоровых часов.       Насупив брови, Коко пытается прийти в себя. Глядит как за окном Шион выпускает дым, спокойно курит, не глядя в салон. Веки продолжают неуместно тяжелеть. Он представляет, что на них ложится килограммовый груз и давит.       В сон клонит разительно и сопротивление со стороны Коко быстро начинает сводиться на нет. Сознание окутывает дым. Или дым окутывает салон машины. Или Шион курит так близко.       Дым пугает.       Дым — последнее, что видит Коко перед тем как забыться сном.