Капитан Аххх!-мерика

Баки направлялся на дополнительный сеанс ранним утром вторника, потому что пропустил встречу на прошлой неделе, и по плечам расползалось странное напряжение, не дающее расслабиться. Сэм упомянул, что хочет снова оценить Баки, теперь внимательнее, потому что их встречи длятся уже больше года (хотя значительный прогресс был достигнут лишь в последние месяцы), возможно, надеясь вывести Баки туда, где мог бы посмотреть, как он ведёт себя в обществе. Если всё будет хорошо, то Баки сможет обратиться к специалисту по протезированию, к кому-то, кто хорошо знает о его ситуации, а потому сможет дать Баки лучшие и наиболее подходящие рекомендации по работе. Он надеялся на что-то, связанное с ручным трудом, например, на стройке или в автомастерской, что угодно, что позволило бы ему заставить свои руки работать и использовать физические возможности. Что-то вроде продуктового магазина казалось неподходящим, учитывая его внешность и шанс напугать какую-нибудь пожилую пару или ребенка. Но все это зависело от того, считал ли Сэм его морально готовым к тому, чтобы снова пойти на работу. Как бы то ни было, у Баки не было настоящей работы (армия не считается) со времён колледжа, и это было больше десяти лет назад. Будет трудно, учитывая, сколько всего изменилось. Как обычно усевшись в кресло, Сэм одарил Баки широкой, белозубой улыбкой, которая немного ослабила напряжение между лопатками. — Как ты себя сегодня чувствуешь, Баки? — Я в порядке. Сейчас намного лучше, — ответил Баки, пытаясь откинуться на спинку дивана. — В прошлую нашу встречу ты звонил своей семье. Ты встречался с ними? Сглотнув, Баки кивнул. — Да, в субботу. Мы поговорили, пообедали вместе и все такое. Всё прошло хорошо… в смысле, правда хорошо, — сказал Баки, складывая руки перед собой и предпочитая положить локти на колени, а не откидываться на подушки. Сэм внимательно наблюдал за ним. — Если позволишь… ты им показал? Ничего страшного, если нет. Баки покачал головой. — Нет, показал. Сестра шутила, она обычно так делает, когда ей неловко. Папа просто обнял меня. Потом они спросили, что я могу делать рукой и как это вообще возможно. Я старался не вдаваться в подробности, насколько мог, но дать понять, что это часть меня. Кажется, маму подташнивало. Сэм просто понимающе улыбнулся, кивнул и положил блокнот и ручку себе на колени. Он забросил ногу на ногу, поудобнее устраиваясь в кресле. — Рад, что у тебя была возможность побыть с ними. И, надеюсь, все прошло хорошо? Помимо того, что ты показал и рассказал о своей руке? — Да, всё прошло хорошо. — Хорошо. Это большой шаг вперёд. Знаю, ты добился большого прогресса со Стивом и Наташей, и что близость к ним помогает твоему выздоровлению. Но общаться с семьей не менее важно. Поэтому я рад слышать, что, какой бы эмоционально тяжелой ни была первая встреча, она все равно прошла хорошо, — мягко и ровно сказал Сэм. Баки кивнул. — Так вот, мы никогда не говорили о серьёзных антидепрессантах или лекарствах для подавления тревоги. Даже в самом начале, когда тебе было некомфортно много говорить, ты ясно дал понять, что не хочешь ничего принимать, верно? — Верно, — подтвердил Баки, его пальцы подергивались, а металлические пластины перестраивались, — после всего, что было в России, а затем и в Штатах, я меньше всего хотел ещё больше таблеток. Сэм кивнул. — И это вполне логично. Ведь целью было и есть наиболее эффективное и комфортное восстановление. У каждого выздоровление происходит иначе. Как думаешь, сейчас, год спустя, тебе могут понадобиться лекарства? Или, скорее, нам нужно поработать над твоим отношением к чему-либо вне сеансов? — Нет, — сказал Баки, — я не чувствую нужды в таблетках. Знаю, что путь был не самым лёгким, но я прекрасно справлялся и без них. Я делал дыхательные упражнения, как ты советовал, когда чувствовал дискомфорт или приближающейся приступ. — Хорошо, — ответил Сэм, делая записи в блокноте. Баки тихо вздохнул. — У тебя бывали проблемы с приступами тревоги в течение дня? Туннельное зрение, затруднённое дыхание, ощущение беспокойства или обреченности? — Нет, — сказал Баки. — Пару раз было такое ощущение, знаешь, как будто сжало грудину. И иногда мутнело перед глазами, но я всегда мог продышаться и успокоиться. Это было всего несколько раз. Сэм снова кивнул, записывая еще несколько строк. — Что насчёт режима сна? Всё ещё мучают кошмары? Вопрос Сэма повис в воздухе, и Баки почувствовал, как сжалось горло. Он не хотел отвечать, но знал, что должен быть честен. — Д-да, был один… Две недели назад, перед нашим последним сеансом. Сначала были воспоминания на выходных, а потом Стив и Нат пришли меня проведать. Мы легли спать, помню, что мне приснился жуткий кошмар. Худшие времена в России. Эксперименты. Голос похитителя, повторяющий снова и снова, что я стал солдатом, активом… — Баки замолчал, тяжело сглатывая и медленно дыша. — Я проснулся от того, что Нат и Стив держали меня, и я ударил Стива по лицу. Взгляд Сэма был прикован к лицу Баки, но ничего не выдавал. Между ними повисла долгая тишина, и Баки снова переплел пальцы, сердце билось где-то в горле. Он глубоко вдохнул через нос, опустив взгляд на свои руки — одну живую и одну металлическую, твердую и мягкую, неумолимую и нежную. Он услышал скрежет ручки по бумаге, но не поднял головы. — Почему ты мне не сказал? — тихо спросил Сэм, положив ручку плашмя на блокнот. Баки не смотрел на него. — А как бы я сказал? — спросил он, и голос показался тихим даже для собственных ушей. — Точно так же, как сейчас, — сказал Сэм. Баки проглотил усмешку, сжимая сцепленные пальцы. — Я не мог. Всё только-только произошло, я до сих пор не могу прийти в себя и осознать. Было легче притвориться, что ничего не произошло, чем говорить об этом. Я не мог… я… — он запнулся, разжимая руки, чтобы потереть лоб. — Мы могли бы обсудить это, Баки, — Сэм расслабился, опустив ногу, чтобы немного наклониться вперед. — Мы могли бы добраться до корня проблемы, разобраться в ней. — В чём разобраться, Сэм? — спросил Баки, наконец-то подняв на него взгляд. — Мне приснился один из худших кошмаров в моей жизни — настолько ужасный, что я метался во сне, и когда люди, которые мне не безразличны, попытались разбудить меня и успокоить, я сделал одному из них больно. И даже не правой рукой — я ударил Стива металлической. Блядь, я мог что-то ему сломать. Я мог его убить. Я не мог прийти и притвориться, что всё в порядке, что я могу просто говорить об этом дерьме. Так что да, я это скрыл. Мне очень жаль. Но я не мог заставить себя смириться с тем фактом, что, несмотря на весь прогресс, я все еще могу быть опасен. Бля, до сих пор не могу. По правде говоря, он был удивлен, что Сэм ни разу не прервал его на протяжении всей этой тирады. Но он молчал, спокойно смотря на Баки сострадательными карими глазами, которые казались такими грустными, такими усталыми… сколько раз он помогал ветеранам вроде меня, слышал подобное от других? Сэм откинулся на спинку стула и вздохнул. — Мне очень жаль. Я должен был понять, что ситуация будет щекотливой. Это казалось дешевым оправданием, и Баки сглотнул, качая головой. — Не утруждай себя оценкой, — пробормотал он. — Я знаю, что не готов. — Я этого не говорил, Баки. Одна вспышка не значит, что тебе внезапно нужно запретить работать. — Но ты так думаешь. Кроме того, где гарантия, что это не повторится снова? Я знаю, о чём ты думаешь — что, если что-то пойдет не так, пока я на работе. Если кто-то так меня выведет, что я на него наброшусь? Или что-нибудь сломаю, сам того не желая? — бессвязно пробормотал Баки, чувствуя, как руки и ноги дрожат. Ему нужно было уйти. — Все в порядке, Сэм. Не беспокойся об оценке. Я знаю, что мне ещё нужно разгрести кучу дерьма. Баки встал, бормоча что-то о том, что придёт через неделю, прежде чем повернуться к двери.