Капитан Аххх!-мерика

— Твои родители пиздецки милые. Баки закатил глаза и рассмеялся, ёрзая на водительском сиденье. — Ты это уже говорил, — напомнил он, бросив взгляд на Стива на пассажирском сиденье. Тот, упёршись коленом в бардачок под приборной панелью, сидел, положив на бедро фотоальбом. Машина ехала по трассе, и всё это время за окном лёгкими, мягкими хлопьями падал снег, а солнце почти скрылось за тяжёлыми серо-белыми облаками. — Да, но, — Стив замолчал, снова переворачивая страницу и любуясь фотографиями: они были сделаны, когда Баки было десять лет, у него тогда не хватало одного молочного зуба. — Это… Я имею в виду, помнишь, когда мы были у тебя дома, и я просматривал тот другой альбом. — Я знаю, детка, — сказал Баки, внимательно наблюдая за дорогой и слегка сбавляя скорость. — Но смысл этого альбома в том, чтобы внести в него наши собственные фотографии и воспоминания. Не нужно так переживать из-за этого. Вздох сорвался с губ Стива, и сердце Баки сжалось. Это было не то же самое, и он знал это. — Я знаю, — согласился Стив, перелистывая страницу. Обхватив металлическими пальцами руль, Баки потянулся к Стиву и скользнул ладонью по его руке. Переплел их пальцы, прижимая свою ладонь к его, большой и тёплой. Он улыбнулся и слегка расслабился, смотря на дорогу впереди. Двигатель автомобиля урчал, снаружи свистел ветер; снег закручивался спиралями и танцевал по шоссе, прежде чем взмыть в воздух. Удивительно, но сами дороги при этом не были полностью засыпаны снегом, хоть его и было предостаточно, однако Баки не собирался жаловаться. Он был благодарен уже тому, что по дорогам можно проехать, и ещё что домик, принадлежащий другу Стива, был не так уж далеко. Тем не менее, тишина в машине и тихий шелест бумаг не слишком помогали; ему повезло, потому что тепло и вес руки Стива давали опору. Небо темнело, а ветер хлестал бело-серыми сгустками. Вдалеке виднелось оранжево-красное свечение, и пальцы Баки крепче сжали руль. Металл вжался в кожу, скрип заглушил шипение дыхания Баки. Пламенное свечение, казалось, становилось всё ближе и ближе, в груди появилась тяжесть, вцепилась когтями, обжигая холодом, и на коже выступил пот. Он попытался сглотнуть, часто заморгал, но свечение разгоралось всё ярче и ярче, жар на мгновение охватил заднюю часть шею. Где-то в глубине сознания промелькнула огненная вспышка. Нога напряглась, и он вжал ступни в пол машины. О, Господи… Во рту пересохло, живые пальцы сдавило, и голос Стива донесся до уха. Баки выдохнул, отдернув ногу от педали газа. Двигатель захрипел, и он посмотрел на приборную панель: стрелка спидометра, только что указывающая на восемьдесят пять миль в час, падала вниз. — Эй, эй, — сказал Стив, схватив его за руку, большим пальцем рисуя круги. — Все в порядке, Бак. — Да, да, — Баки облизнул губы, глядя в зеркало заднего виде и смотря, как вдали исчезает свет фар. Они проехали мимо другой машины. — Да, я в порядке. Я в порядке. — Ты тут, со мной. Мы едем в коттедж. Помнишь? — Да. Да, я помню. Хижина. У реки. — Может, остановишься, и я поведу? Это было… почти заманчиво. Честно говоря, стоило сделать это хотя бы в целях безопасности. Но Баки покачал головой, дыша, чтобы успокоить сбившееся с ритма сердце. Не лучшее утешение, но он не мог позволить собственным сомнениям сломить его. Он всё же достиг прогресса, и это было самое главное. Хватка Стива была твёрдой, но ободряющей: иногда он слегка сжимал руку и, не прекращая, круговыми движениями большим пальцем поглаживал его ладонь. Баки считал круги и дышал в том же темпе; стук в ушах превратился в глухой гул, который казался почти расслабляющим. На оставшейся части шоссе не было других машин, но только когда они съехали с основной дороги, направляясь к боковой развилке, напряжение в ногах Баки ослабло, а металлические пальцы чуть ослабили хватку. Стив продолжал выводить круги на костяшке большого пальца Баки. Два поворота, одна извилистая дорога, посыпанный гравием переулок, и Баки остановил машину перед небольшим бревенчатым домиком с красной входной дверью и темными окнами. Повернув ключ зажигания и заглушив двигатель, он тяжело вздохнул, откинув голову на подголовник сиденья. Стив повернулся к нему и на мгновение задержал взгляд на Баки. Баки встретился его и слабо улыбнулся. — Вот и приехали, — сказал он. Стив улыбнулся. — Конвой? — тихо спросил Стив. Баки сглотнул и кивнул один раз. — Задние фары, — сказал он, на мгновение сморщив нос, — со всем этим снегом и прочим… Чем ближе мы подъезжали, тем больше это походило на… Это глупо. — Нет, не глупо, — твёрдо ответил Стив, — тебе это показалось реальным. Это не глупо. — Рад, что ты так думаешь, — фыркнул Баки. Стив поджал губы, глядя в сторону. — Да ладно тебе. Давай зайдём внутрь. Я приготовлю тебе какао. Баки припарковался. Стив уже было открыл дверь, когда Баки потянулся к нему и схватил за руку. Он притянул Стива ближе и поцеловал в губы. Стив расслабился и протянул руку, обхватывая щеку Баки. Прижавшись лбом к его лбу, Баки коснулся носом кончика носа Стива. — Спасибо. Стив улыбнулся и снова поцеловал его. — Пошли, солдатик. Имело смысл побыстрее занести вещи внутрь: порывы ветра просачивались сквозь пальто, и спину охватило таким холодом, что странно, как Баки не сорвал дверь с петель, пытаясь поскорее зайти внутрь. Стив смеялся, пока Баки ругался на ебучую зиму и сраный ветер, кому вообще пришло в голову, что жить в месте, где бывает так холодно — это хорошая идея. Это нихуя не нормально. А потом они вдвоём практически ввалились в хижину. Захлопнув дверь, Баки тяжело вздохнул, спустив с плеча лямку сумки и уронив её на деревянный пол. Стив протянул руку, стряхивая снег с его волос, потом обхватил ладонями щеки и быстро поцеловал. Баки со стоном ответил, выпрямляясь и прижимаясь ближе, однако Стив отстранился. — Ох, я обещал тебе какао. Устраивайся, солдатик. Я сейчас вернусь. Стив обошёл вокруг дивана и исчез за углом — как предполагал Баки, на кухне. Покачав головой, он сбросил ботинки, повесил пальто на спинку дивана и подошёл к большому каменному камину. На каминной решетке лежали свежие дрова, с крюка свисала железная кочерга, а на каминной полке лежала стопка бумаги для розжига. Схватив одну, Баки опустился на колени и положил в камин дрова, кинул в них бумагу и снова встал. В углу каминной полки была спрятана зажигалка, и при дальнейшем осмотре бедной пыльной штуковины в тусклом свете комнаты Баки обнаружил, что в ней все еще оставалось достаточно топлива. На то, чтобы поджечь бумагу, ушло меньше минуты, и ещё немного — на то, чтобы сухие дрова вспыхнули и начали гореть. Опустив перед пламенем защитный экран, Баки отступил на плюшевый белый меховой коврик. Пошевелив пальцами ног, он снял носки и с улыбкой ощутил, как утопают ноги в мягком ворсе. Огонь разгорался, а ковёр был мягким и ещё прохладным. Опустившись на колени, Баки сел спиной к диванным подушкам, подтянув колени к груди и зарывшись пальцами ног в меховой ворс ковра. От камина исходил жар. Тихие шаги Стива по твёрдой древесине казались шёпотом. Баки протянул руку, забирая у него одну из кружек, а потом подвинулся вправо, освобождая ему место на меховом ковре у дивана. Поднеся кружку к губам, он медленно отпил, ощущая вкус сливок, корицы и шоколада. Облизнув губы, Баки что-то промычал и снова отхлебнул. Стив улыбнулся, отпивая из кружки. — Тебе лучше? — Да, — признал Баки. — Мне очень жаль. Иногда, когда я долго живу без приступов, то потом, если что-то случается, то чувствую себя так, будто… будто не стоило и переживать об этом. — Я понимаю, что ты имеешь в виду, — заверил Стив, придвигаясь ближе к Баки. — Когда я вернулся домой, то то же самое проходил с Нат. Не знаю даже, как она с этим мирилась. Но факт есть факт. — Потому что она любит тебя, — предположил Баки, бросив взгляд на Стива. Улыбка растянулась на его губах, ресницы целовали щёки. Он взглянул на кружку в своих руках, а после снова перевёл взгляд на Баки. — Тебя она тоже любит, — сказал Стив, толкаясь плечом о плечо Баки. Ухмыляясь, Баки прижался головой к его голове. — Какой-то любовный треугольник. И шрамы, и не очень приятные воспоминания. — Могло быть и хуже, — настаивал Стив, отпивая из своей кружки. — У нас всё хорошо. У всех нас. И станет ещё лучше. — Да? — Да. Огонь потрескивал в камине, языки пламени лизали треснувшую древесину, почерневшая кора отваливалась от брёвен. На оконных рамах скопился снег, в небе клубились темно-графитовые облака. Какао уже давно было выпито, а пустые кружки отставлены на ближайший приставной столик. Стив прижался к боку Баки, бедром к бедру и коленом к колену, пальцами он прослеживал стыки пластин левой руки Баки. Мягко улыбаясь, Баки наблюдал, как Стив вдавливает кончики пальцев в неглубокие бороздки, и по его боку пробежал холодок. Это было похоже на щекотку где-то в районе шеи: колкое ощущение, которое он должен был чувствовать, когда ногти Стива царапали пластины. Он медленно сглотнул, переводя взгляд с рук Стива на его расслабленную челюсть и приоткрытые губы. Отросшая щетина на шее и подбородке была того же цвета, что и отросшие корни волос. Стив моргнул и уставился на Баки голубыми глазами, и что-то… как будто сдвинулось внутри. Потому что дело было не в отбрасывающем тени свете камина или не в теплом какао, а в едва уловимой сосредоточенности взгляда Стива — расширении зрачков, полуприкрытых веках, и его губы никогда не были слаще. Корица, сливки и утренний завтрак в доме родителей, за которым ощущался собственный вкус Стива, и он сводил Баки с ума. Он ободрял, в отличие от прохладного скольжения языка по нижней губе, и воздух из лёгких ускользал так же быстро, как дым сквозь пальцы. За щелчком сомкнувшихся зубов послышался возбужденный вздох и приглушённый смешок. Стив коснулся щеки Баки, прижав большой палец прямо к носу, а остальные четыре под ухом. Тяжелый стук сердца застрял в легких, Баки обхватил Стива рукой и притянул ближе. Короткая передышка, чисто автоматическое движение ног, и вот уже руки Стива снова обхватывают его лицо. Пот блестел на лбу и стекал по спине, и Баки ткнулся носом в челюсть Стива, теребя пальцами подол его рубашки. С покрасневшими щеками, сжав губами нижнюю губу, Баки одним нескладным движением сорвал со Стива рубашку и отшвырнул в сторону. Сильные широкие плечи сияли оранжевыми отблесками и темнели тенями там, куда не доставал свет огня. Но Баки наклонил голову и поцеловал эти тёмные пятна, оставляя там своё тепло. По животу пробежала дрожь, когда Стив целовал линию роста волос, на мгновение впившись ногтями в бедра, стоило Баки задеть зубами местечко между шеей и плечом. Баки рассмеялся, Стив снова поцеловал его, схватил за рубашку и задрал ее под мышки. Ухмыляясь, Баки ещё раз поцеловал его и поднял руки. Освобожденные от хлопка рубашки, жетоны упали ему на грудь. Стив откинулся назад, обхватив Баки руками за плечи. Из-за закатного сияния пламени в камине за спиной казалось, что тело Стива окружило свечение. Баки опустился на диван, скользнув ногами в мех ковра. Свет пламени позолотил волосы Стива, тени лизали плечо и подбородок, а синева глаз под полуприкрытыми веками казалась такой же чистой и яркой. У Баки пересохло во рту, и он наклонился вперёд, крепко, сильно целуя. Баки вторил сорвавшемуся с губ Стива стону, на долгое мгновение обвив руками его плечи. Зашумели цепочки жетонов, и Баки почувствовал ровный ритм сердцебиения Стива, совпадающий с его собственным. Всего два удара и меньше мгновения — и их сердца нашли единый ритм. Прижимаясь грудью к его груди, Баки цеплялся за спину и плечи Стива, сжимал коленями. За спиной Стива потрескивал и плевался искрами огонь, языки пламени плясали и отбрасывали тени. Вздыхая в рот Стива, Баки целовал его снова и снова, до тех пор, пока легкие не заболели, умоляя о минутной передышке. Но сердце и тело боролись и жаждали ещё. Они столкнулись локтями, когда Стив нащупывал пояс брюк Баки. Стиснув зубы, Баки наклонился и дёрнул ширинку левой рукой, не обращая внимания на треск ткани. Стив дрожаще рассмеялся ему в губы, и казалось, что этот звук проник в кровь и кости. Они отстранились друг от друга только для того, чтобы освободиться от джинсовой ткани и хлопка. Баки хотел было навалиться на Стива, но тот вскочил и обогнул спинку дивана, порылся в своей сумке и вернулся с маленьким бутыльком в руке. Он опустился на колени на меховой ковёр, тепло огня целовало его обнаженную кожу. Баки обвил руками талию Стива, опустил голову, целуя его бедра. Улыбка Стива горела ярче, чем огонь, и Баки опустил его спиной на мех. Поцелуи были между торопливыми и томными, первобытными и сладкими; не раз они сталкивались носами или руками, пытаясь коснуться друг друга. Каждый раз они смеялись и переглядывались, и эти взгляды разрывали сердце Баки; если бы он спросил, Стив сказал бы то же самое о себе. Стив потянулся к бутылочке, отщелкивая крышку большим пальцем. У Баки на мгновение перехватило горло, но Стив вложил бутыль в металлическую руку, в его глазах цвета океана сверкнул огонь. Ты уверен? Вопрос остался невысказанным, но Стив медленно кивнул и поцеловал Баки в челюсть. Да. Держа бутыль левой рукой, Баки начал было наклонять её вправо, но тут Стив схватил его за запястье, останавливая. Конечно, придётся быть мягче и осторожнее, но поджатые губы Стива заставили Баки улыбнуться, и он поменял руки, выдавив тонкую струйку смазки на металлические пальцы. Пластины лязгнули друг о друга, перестраиваясь, и Стив откинулся на мех, прежде чем раздвинуть колени. Было бы таким преуменьшением сказать, что Стивен Роджерс был прекрасным человеком. И до Баки дошло, что, хоть порно-индустрия и демонстрировала сексуальную привлекательность и несомненно потрясающее тело, Стива никогда не показывали правильным и утонченным — таким, каким он мог быть. И, возможно, Баки был предвзят — возможно, вид Стива, развалившегося в белом меху, когда каждое его несовершенство и преимущество подчёркивал свет огня, означал, что на нем розовые очки. Но ему было все равно. Он встал на колени между бедер Стива, наклонился и медленно поцеловал его, настолько неспешно, насколько только мог, прежде чем начать неспешно вырисовывать круги между ног, мягко надавливая пальцем. Тихий, напряженный стон сорвался с губ Стива, дюйм за дюймом его тело расслабилось. Он выгнулся, вытянув обнаженное горло, и закрыл глаза. Ты такой красивый. Сначала он протолкнул палец по первый сустав, потом по второй, и вот уже вдавил указательный так глубоко, как мог. Стив тянулся руками к Баки, его ногти оставляли небольшие полукруглые вмятины на плечах и бедрах, и Баки оставлял губами красные следы во впадинке на его горле и над левой грудью, где чувствовал лихорадочное биение сердца. Один палец превратился в два, и Стив вздрогнул и ахнул, закатив глаза, но улыбка растянула его рот чуть шире. — Ох, бля, — сорвалось с его губ в тишину комнаты, и Баки улыбнулся, разводя пальцы и сгибая их, пока тело Стива не задрожало, и он не закричал. У Баки перехватило дыхание, и он подавился вздохом, восхищаясь Стивом, тенями и светом, и тем, как ему повезло быть сейчас здесь, с человеком, который так сильно изменил его жизнь. Он снова согнул пальцы, и Стив дернулся. — Джеймс! Баки мог думать только о том, что если бы ему снова пришлось страдать, если бы пришлось остаться одному в какой-нибудь холодной, сырой и тёмной психбольнице — только ради того, чтобы продолжать видеть это лицо, эти глаза, ещё хоть раз поцеловать эти губы… Всё это стоило бы того. Каждое мгновение стоило того, чтобы добраться до этой точки. Сжав челюсти, Баки бормотал, как он нужен ему, как хочет его. В глазах Стива появилась боль, и Баки наклонил голову, чтобы поцеловать его в грудь. Плечи дрожали, а руки Стива кружили по коже. Да, пожалуйста… пожалуйста… Баки снова завозился с бутылкой, высвободил пальцы и медленно начал смазывать их, и тут Стив практически прижал его к меховому ковру, перекинув ногу через его бедра. Согнув колени и запрокинув голову, Баки просто лежал, пока Стив целовал его. Он закрыл глаза и легко придержал Стива ладонью за затылок, а тот сжал его член, горячий и напряженный, и, боже, Стив… Баки выгнул спину и распахнул глаза, ощутив, как горячее и мокрое обволакивает головку и ствол; Стив опустился на него. Раньше у него были женщины, его одаривали оральными ласками и дрочкой люди разных полов, но это ощущение оказалось новым, более ярким, чем он ожидал. И с каждым дюймом проникновения легкие словно все сильнее сжимала чья-то рука, пока он не начал хватать ртом воздух, а Стив над ним не задрожал. Я бы пережил всё это снова ради этого. Снова завербовался и уехал за границу.… Если всё это было ради этого, то я ни о чем не жалею. Он зажмурился, медленно сглатывая, всё его тело дрожало. В комнате пылал огонь камина, но тело Стива было намного уютнее, теплее и безопаснее, чем могла бы быть любая хижина или дом. И на мгновение он не мог представить себе никакого другого места, где это могло бы случиться, любого другого дня, недели или месяца. Не хотел, но задавался вопросом, насколько по-другому всё могло бы быть. Он был буквально по уши влюблен в Стива Роджерса и не мог хотя бы на мгновение не задаться вопросом, как все было бы, если бы он не пошел на войну, если бы не пошел к Гвен, если бы он не думал о красивом блондине и рыжеволосой девушке в фильме, который взял напрокат. Если бы он не следовал своей интуиции и, честно говоря, своему сердцу. Гортанно застонав, Баки выгнулся, сжимая руками бедра Стива, и задвигался, толкаясь сильно и глубоко, слыша сдавленный стон удовольствия. Он слегка прикусил губу, сильнее сжимая пальцы, а Стив потянулся руками назад и впились в бедра Баки. Тихо зашипев, он толкнулся сильнее, зарываясь пятками в меховой ковёр. — Бак, — стонал Стив, дыхание буквально вырывалось из его легких. — Бля, Баки… — Да? — снова выгибаясь, Баки прерывисто вдохнул, когда удовольствие волной прокатилось по позвоночнику. Стив заскулил, безмолвно постанывая и откинув голову назад. — Чёрт возьми, Стив… Баки крепко прижался к Стиву, прежде чем снова перевернуть их. Он ногами обхватил Стива за бока, с силой вдавливая колени в мех. Металл его руки блестел и отбрасывал полосы света на лицо Стива. Он хотел, чтобы это продолжалось вечно, и с каждым ударом сердца, движением бедер и криком, который срывался с губ Стива, Баки почти думал, что это возможно. Если бы он мог попасть во временную петлю, где бы непрерывно занимался любовью со Стивом Роджерсом, то даже не вздумал бы пытаться выбраться. Хотя он скучал бы по поцелуям и моментам нежности, когда они обнимались, свернувшись калачиком, или сидели за чашкой кофе ранним утром, и, возможно, не так уж плохо, что нельзя провести за сексом всю жизнь. Покачивая бёдрами и сжимая руки Стива своими, переплетая их пальцы, где-то в глубине сознания Баки видел это — ту мечту о белом заборе, собаку, совместную жизнь и ещё один шаг вперед, ещё один шаг в нужном направлении. Он поцеловал Стива в шею, видя перед глазами цветущие вишни, галстуки-бабочки, сцепленные руки и лето на побережье. Задыхаясь, Баки снова задвигал бедрами, а Стив выпутал одну руку из его хватки и схватил свой член. Ноги Стива напряглись, глаза зажмурились, и Баки посмотрел на свою металлическую руку, держащую правую руку Стива, и ему стало интересно, как бы это выглядело, если бы она была золотой. А потом давление, боль, скручивающая и пульсирующая в основании позвоночника, обжигающим горячим комом собравшаяся в животе. Сердце подпрыгнуло к горлу, и Стив успел что-то пробормотать ему в плечо, прежде чем Баки повернул голову, чтобы заставить его замолчать поцелуем. И на мгновение задумался, заставляет ли замолчать Стива или самого себя и все те затопившие его чувства. Сейчас оба они казались такими юными, полными сил, и всё же его сердце кричало так, как будто прошли годы. Кончая, Стив дёрнулся, вскрикнув, и всего мгновение спустя мир Баки отозвался эхом и исчез по краям. Он застонал, уверенный, что имя Стива слетело с его губ, а пальцы сжались и расслабились. Под ним тяжело дышал Стив, глаза его были полузакрыты, кожа горела в угасающем свете очага. Но Баки видел каждую морщинку, каждую веснушку, каждый дюйм его кожи, зная, что они могут запнуться, споткнуться и, возможно, упасть на своём пути, но пути назад не было. Нельзя было оборачиваться и сдаваться. Раздробленная душа Баки была залатана маленькими кусочками души Стива, а части его сердца залечили осколки, от которых страдал Стив. У их пути не было другого конца, они могли пройти его только вместе — во всяком случае, по своей воле. Медленно сглотнув, Баки наклонил голову и медленно поцеловал Стива, словно обещая, напоминая о том, что всегда будет принадлежать только ему. И нахуй всё остальное.