Блуждающий огонёк

Люди, что встречали на дорогах или в деревнях и селениях этого путника, считали его одним из потомков нуменорцев. Немудрено было и перепутать, особенно сильно не вглядываясь ни в лицо, ни в причёску. Одежды он носил самые обычные, как и множество странников, бродящих по дорогам этого края. Внешностью природа его одарила хоть и благородной да приметной, но годы юности миновали давно. Говорили о нём разное. И что лекарь он, и что певец да стихоплёт не из последних. И ещё, шёпотом да по секрету, что не исключено, что и чаровник тоже, ибо нет-нет, а видели люди, как творит он что-то такое… необычное. А узнавали его всегда по росту да осанке, да лютне за спиной. А особенно внимательные ещё и по страшному на вид шраму на правой ладони. Словно бы он несколько лет назад за раскалённый стальной шар схватился да довольно долгое время не выпускал. А ещё более внимательные могли заметить, что берёг загадочный путник ту руку, а шрам периодически потирал кончиками пальцев левой, словно бы тот всё ещё неприятно ныл или зудел. И никогда на вопросы об этой травме он не отвечал словами. Молчал, усмехался, пожимал плечами, переводил тему. Так никто и не знал, где путник его получил. *** Люди — любопытный да отчасти сострадательный народ. Есть им дело до всех травм даже случайных своих попутчиков. Прошло больше тысячи лет с начала Второй Эпохи, а Макалаурэ так и не привык к этому. И как Финдарато смог сразу же понять их и научиться с ними общаться правильно… Феанариону такой уровень мастерства был явно недоступен. Вот опять дорога между двух далеко расположенных друг от друга селений. Почти середина осени. Дождь застал обоз, едущий на ярмарку, примерно на половине пути, уже под вечер, превратив и без того не лучшую дорогу в жуткое месиво, в котором вязли и лошади, и телеги. Решено было остановиться уже на ночлег и переждать. — Смотрю, лютня у тебя есть с собой, — подошёл один из обозников. Наверное самый решительный. — Сыграешь что-нибудь, чтоб не так ужина скучно ждать было? — Сыграю. И остающийся загадкой для всех попутчиков путник устраивается под натянутым над костром навесом, достаёт из чехла лютню, принимается негромко наигрывать, напевая себе под нос что-то странное. Обозники постепенно подтягиваются поближе. И вдруг тот же решительный мужик задаёт новый вопрос. — Где ж ты так, менестрель, руку-то обжёг? Али инструмент настолько раскалился от игры, что вспыхнул прямо под пальцами? Кто-то в толпе не сдержал добродушных смешков. Как обычно бывало в таких случаях раньше, послышались новые шуточки и версии случившегося. — Да так… Ничего страшного. Я уже и забывать стал про это. Не болит, и ладно, — небрежно отмахивается менестрель, завершив мелодию. Вот только обманывает он и окружающих, и себя самого в такие минуты. Болит временами шрам, да ещё как сильно. Словно бы напоминает, не даёт загнать в глубины памяти. Благословение Варды, чтоб его дракон пожрал. И вроде бы всё затянулось, оставив лишь страшный след, и вроде бы уже нечему там болеть, а всё равно… Впрочем, ему ещё повезло. Ожог удалось всё-таки вылечить, пусть и далеко не сразу. И он вновь смог пользоваться правой рукой почти как раньше. Вот разве что… А, впрочем, неважно… — …И мазать этим шрам надо три раза в день, круговыми движениями посолонь. Пока не поблекнет… — хрипло вещал кто-то из сгрудившихся у костра обозников. «Ну вот, опять задумался…» — Знаю, — чуть усмехается путник, задумчиво потирая вечную отметину Света, расстаться с которой ему не помогут ни чары, ни мази, ни деревенская магия. Только, возможно, прощение валар. Коего он не заслужил, да и получить особенно не стремился. Напоминание опять стрельнуло в ладонь сотней колючих иголочек. Макалаурэ вздохнул. «Жестоко ты, наследие отца. Жестоко, но справедливо…» — Так а всё-таки, где ж ты так? — бойкий обозник явно решил не отставать и всё же дознаться своего. — Не стоит брать в руки то, что уже не принадлежит тебе. Даже если не веришь в это, — как-то печально ответил ему менестрель. Потом встал и убрал лютню обратно в чехол. — Ладно. Пойду-ка я всё-таки спать. Пока вы меня тут совсем вопросами не завалили. И толпе ничего не остаётся, как расступиться и пропустить его к одной из телег, под которой он и собирался заночевать. …Последним, что в этот вечер услышал Макалаурэ было: «Загадками он какими-то говорит, ребятушки. Не был бы полуседым да на лицо не юным да прекрасным, решил бы, что из Старшего народа…»