Странник, блуждающий во тьме

— Лань Лин, с тобой все хорошо? Ты выглядишь раздраженным, что-то случилось?       Облаченный в белые одежды юноша выглядел обеспокоенным. Белоснежная лента с рисунком плывущих облаков мягко опоясывала его лоб, а глаза искрили неподдельной тревогой. — Все хорошо, шисюн, я в порядке. Просто немного устал с дороги, спасибо за беспокойство.       Младший адепт ордена Гусу Лань немного расслабился, отчего складка между его бровями разгладилась, придавая его лицу более спокойное и умиротворенное выражение. Чуть приподнятые уголки губ сглаживали черты, придавая заклинателю более жизнерадостный вид. — Тебе стоит отдохнуть перед началом празднования, отправляйся в комнату. Я зайду за тобой, когда настанет время. — Благодарю, шисюн.       Мягкая улыбка старшего брата помогла Лань Лину немного успокоиться. Лань Сычжуй всегда был внимателен к другим, замечая даже самые незначительные изменения в поведении своих братьев.       Поклонившись старшему адепту, он отправился в выделенную ему на время празднования комнату. Мимо то и дело сновали слуги и другие заклинатели, приглашенные на празднование совершеннолетия единственного сына главы ордена Шивэй Хуа — Хуа Лэя. Отец виновника торжества не поскупился на роскошные украшения, даже пригласил совершенствующихся из сильнейших орденов, которые так и мельтешили своими клановыми накидками в образовавшейся толпе. Голова шла кругом от такого разнообразия цветов, отчего даже в глазах запестрило.       Сегодня определенно был неудачный для Лань Лина день. Сколько он себя помнил, ему еще никогда не приходилось испытывать такую беспочвенную злость к другим людям, в особенности к боевым братьям. Лань Лин не питал сильного желания присутствовать на торжестве, однако Лань Сычжуй после получения приглашения уведомил его о том, что молодой господин Хуа выразил в письме свое желание видеть его на празднике. Подобная новость не удивила Лань Лина, он скорее ожидал нечто подобное от своего «давнего друга». Обстоятельства вынудили его покинуть орден вместе с остальными приглашенными на празднование адептами, коих было немало.       В день прибытия Лань Лин почувствовал раздражение, накатывающее с каждым часом все сильнее. Он не понимал причину возникновения подобных чувств, потому старался не привлекать к себе излишнего внимания. Однако даже такая, казалось бы, незначительная смена поведения не укрылась от внимательных глаз Лань Сычжуя. Глава клана Лань Сичэнь и учитель Лань Цижэнь сразу же по прибытию отбыли на приветствие к главам других орденов в чжунтан, оставив младших адептов на шисюнов. Лань Сычжуй и Лань Цзинъи тут же принялись разгонять тех по комнатам, поскольку прибыли они немного раньше назначенного времени.       К сожалению, дойти до комнаты Лань Лин не успел, повстречав на своем пути молодого господина Хуа. Тот так и источал благородство и надменность, глаза его со смешком поглядывали на давнего друга, а тонкая линия губ растянулась в, казалось бы, непринужденной улыбке. Юный адепт с радостью бы избежал столкновения с молодым господином Хуа до начала празднования, но, по всей видимости, судьба решила устроить им более раннюю встречу. Остановившись в двух шагах друг от друга, Лань Лин поклонился в знак приветствия, удостоившись лишь легкого кивка со стороны молодого наследника. — Рад видеть вас в добром здравии, молодой господин Хуа. Не надеялся застать вас до начала торжества, примите мои поздравления. — Не стоит, праздник еще не начался. Лань Байвэй, мы с тобой так давно не виделись, уже минул год с нашей последней встречи. Ты так трусливо сбежал в тот раз и больше не появлялся мне на глаза. Уверен, ты бы не пришел на праздник, если бы я лично не пригласил тебя.       Молодой господин в красно-черных одеждах украшенных золотой вышивкой узоров сделал шаг вперед, сокращая расстояние. Лань Лин не двинулся с места, лишь приподнял голову, чтобы не терять зрительный контакт. Внешне заклинатель в белых одеяниях выглядел спокойно, даже немного отрешенно, однако внутри него клокотало все более нарастающее раздражение, сдерживать которое становилось все труднее. — Я не понимаю, о чем вы. Прошу, не называйте меня так впредь, вы высказываете свое неуважение ко мне.       Глаза Лань Лина невольно сузились, а все тело напряглось, когда до его ушей дошли нотки насмешки в голосе молодого господина Хуа. Ему не привыкать к снесению подобных обидных слов. Они были знакомы сколько заклинатель себя помнил. Их отцы были братьями по оружию, но после смерти родителей Лань Лина, глава клана Хуа вознамерился сблизить и их сыновей. Дружба у мальчишек не завязалась практически с самого начала. Юный адепт ордена Гусу Лань за столько лет знакомства с молодым господином Хуа так и не осознал причин, по которым с ним могли бы так обращаться. Он никогда не высказывал неуважения к единственному сыну теперь уже главы ордена Шивэй Хуа, потому и сносил все издевки и нередкие колкости. Их словесные перепалки никогда не переходили к рукоприкладству, однако с каждым годом Лань Лин чувствовал, что терпения у наследника становится все меньше и меньше, а язвительные оскорбления заходят все дальше. — Не понимаешь значит.       Пропустив последнюю просьбу мимо ушей, молодой господин Хуа нахмурился. Легкая улыбка, красовавшаяся на его лице во время всего разговора, в одно мгновение слетела с губ, придав заклинателю более мужественный и серьезный вид. Брови юного адепта вновь нахмурились, а внутреннее раздражение, казалось, вот-вот выплеснется через поток ругани. Однако вовремя подоспевший слуга уведомил наследника клана Хуа о том, что глава ордена желает видеть его в главном зале. Лицо молодого господина исказилось в легком недовольстве, однако, быстро придя в себя, он прошел мимо Лань Лина. — Прошу меня извинить.       Стоило только молодому наследнику вместе со слугой скрыться за углом, как Лань Лин в то же мгновение напряженно выдохнул. Он никогда так резко не реагировал на слова молодого наследника Хуа, со временем привык видеть с его стороны подобные попытки привлечь внимание. Собравшись с мыслями, Лань Лин поспешил отправиться в свою комнату, не желая больше сталкиваться с кем-то из других орденов. Его собратья уже наверняка разошлись, дожидаясь назначенного часа.       Войдя в комнату, Лань Лин отметил простоту и изящество убранства. Не было никаких лишних деталей, незатейливая, но в тоже время украшенная ветвистыми узорами мебель прекрасно вписывалась в общий интерьер, а дополняли эту картину занавеси и ажурные арки. Такой приятный сюрприз даже немного приподнял его настроение. Более не обращая внимание на окружение, адепт сел на кровать, приняв позу для медитации. Очистить тело и дух — первостепенная задача заклинателя. Чистый разум позволял видеть мир в полной мере, замечать малейшие детали и не следовать зову переменчивого сердца.       Стук в дверь отвлек Лань Лина от сосредоточения. Оглянувшись, он заметил, что яркие утренние лучи сменились мягкими дневными, а снаружи слышались приглушенный гомон и радостные выкрики. Заклинатель поспешил к гостю, попутно поправляя чуть смявшуюся белую мантию. Как и ожидалось, в коридоре его ждал улыбающийся Лань Сычжуй. — Лань Лин, праздник скоро начнется, нам стоит поторопиться. Надеюсь ты отдохнул, выглядишь лучше. — Благодарю, шисюн. Я медитировал все это время и полностью восстановился, спасибо за беспокойство.       Юный адепт качнул головой и двинулся следом за старшим, до сих пор чувствуя легкие волны раздражения. Медитация ослабила сильные порывы, однако полностью очистить разум Лань Лин так и не смог, будто что-то намерено управляло его чувствами. В ордене Гусу Лань было запрещено лгать, однако Лань Лин не хотел беспокоить и без его забот уставшего брата. Тело расслабилось, а голову больше не сдавливал стальной обруч, потому заклинатель решил, что сможет без лишних проблем присутствовать на торжестве. Если уж излишняя раздражительность вернется, он извинится и покинет зал, вновь вернувшись в тихую, полную умиротворения, комнату.       Яркие занавеси, высокие ажурные арки, вздрагивающие от легких порывов фонари — все эти богатства и лоск так и бросались в глаза. Множество приготовленных столов с угощениями ждали своих гостей, которые с шумом и смехом, казалось, уже начали отмечать свой собственный праздник. Лань Сычжуй проводил Лань Лина к отведенным ордену Гусу Лань местам, где уже находились все прибывшие в Шивэй адепты, а во главе восседали Цзэу-цзюнь и достопочтенный Лань Цижэнь.       Как только все гости заняли свои места, в зал вошел глава ордена Шивэй Хуа — Хуа Лонгвэй. Следующие за ним слуги почтительно поклонились всем присутствующим и отступили к столу их господина. — Спасибо всем, что прибыли на празднование совершеннолетия моего единственного сына. Надеюсь орден Шивэй Хуа встретил вас со всем достоинством и почестями. Я горд своим сыном, его поступками и мастерством! Я счастлив слышать от людей и мастеров, что мой сын является одним из самых сильных и способных заклинателей своего поколения! Я так же благодарен своей почившей жене за такого благородного и талантливого наследника. Сын, подойди ко мне.       Из главных дверей Дворца Алой Лилии показалась высокая, статная фигура молодого господина. Его уверенная и ровная походка говорила о величии, спокойное, но в тоже время светлое лицо о сдержанности, а жесты о благородстве. Каждый провожал его одобряющим и заинтересованным взглядом, когда он проходил через весь зал, в конце остановившись в паре шагов от главы ордена и поклонившись в почтении к старшему. — Отец, благодарю за столь теплые слова. Я никогда не предам твою гордость и продолжу становиться сильнее, чтобы когда-нибудь нагнать тебя в искусстве владения меча.       Все присутствующие видели нотки радости и гордости во взгляде Хуа Лонгвэя. Тот же, повернувшись к подошедшему к нему слуге, достал из резной шкатулки искусно выкованный золотой гуань. Опустившись на одно колено, молодой наследник Хуа почтительно склонил голову. Подошедший к нему мужчина неспешно закрепил у основания хвоста золотую заколку, украшенную изящно выкованными на ней узорами, изысканной шпилькой. Отец юноши, положив обе руки на его плечи, дождался, когда тот поднимется на ноги и развернется к гостям. — Сегодня мой сын из юноши превратился в мужчину. По такому случаю, я принял решение даровать ему титул Мэнмин-цзюнь. Сын, прими его с гордостью! А теперь, давайте же начнем пиршество.       Взволнованная таким серьезным поступком толпа застыла в изумлении. Такой молодой юноша, только ступивший во взрослую жизнь, а уже был наделен почтительным титулом. Взбудораженные гости издали радостный кличь и принялись приветствовать теперь уже мужчину, по очереди высказывая свои поздравления и наставления.       Громогласные возгласы били по вискам, от чего Лань Лин даже зажмурил глаза, когда сильная волна боли прошлась по голове. Несмотря на настежь открытые двери и окна, ему было душно, словно воздух вокруг в одно мгновение раскалился. Перед глазами все плыло, а странный гул в ушах нарастал все сильнее. Он выпил чашку ароматного чая, однако даже после этого дурнота не отступила, грозя ударить в голову с новой силой. Неожиданная слабость заставила заклинателя осторожно подняться с места и облокотиться на ближайшую колонну. — Лань Лин, ты в порядке? — Все хорошо, шисюн. Голова немного беспокоит, я, пожалуй, пойду в свои покои, не стоит отвлекаться на меня. Продолжайте веселиться.       Обеспокоенный Лань Сычжуй поспешил к своему шиди, пока еще не решаясь поддержать его за руку. Заклинатель не хотел волновать старшего, учитывая, что праздник только начался, а они даже не успели притронуться к закускам. Лань Лин поспешил выпрямиться и сделать вид, что колотящая по черепу боль его ничуть не тревожило, а тело все так же полно сил.       Ему огромных усилий стоило выдавить из себя беззаботную улыбку, которая убедила Лань Сычжуя в несерьезности ситуации. Однако тот все равно был насторожен и попросил его хорошенько отдохнуть. Превозмогая сильные пульсации и слабость, юный адепт попрощался с шисюном. Но стоило ему сделать всего несколько шагов, как перед ним встал высокий мужчина. Перед глазами все плыло, отчего Лань Лин не сразу признал в осанистом силуэте виновника торжества. — Уже уходишь? Пиршество только началось, куда ты так спешишь, Лань Байвэй?       Казалось, молодой господин Хуа не сводил с Лань Лина глаз всю церемонию, выжидая момента, когда тот покинет зал. Иначе он никак не мог поверить в то, что наследник ордена Шивэй Хуа оказался подле него в такую минуту совершенно случайно — несравненная удача! Красно-черные одежды в глазах младшего сливались в одно смазанное пятно. Ноги уже практически не держали стройное тело, не сгибаясь лишь под силой воли. Он не имел права показывать свою слабость, только не на глазах у глав влиятельных орденов. — Мне нужно ненадолго отлучиться, прошу меня извинить.       Не обращая внимание на издевку, Лань Лин поспешил обойти вставшего перед ним молодого мужчину, чувствуя, как сдерживаемый ком злости все отчетливее подступал к горлу. Мэнмин-цзюнь не обратил внимание на опущенное лицо собеседника, на котором болезненная бледность контрастировала с красными от укусов губами. Он не хотел прощаться так быстро, потому схватил скрытое белыми тканями предплечье. — Отпусти!       Неожиданно резкий и громкий крик пронесся по всему залу, прервавшийся лязгом железа. Все гости встревоженно вскочили со своих мест и обратили все свое внимание на вставшего в центре зала виновника торжества. В руках тот крепко держал свой изящный меч — Синлэй. Не успели заклинатели перевести взгляд, как из-за колонны выскочил юноша в белоснежных одеждах. Его меч, Байлин, без промедления был направлен точно на молодого господина Хуа. Подобное поведение озадачило всех присутствующих, никто не ожидал, что ученик великого ордена Гусу Лань беспричинно нападет на адепта из другого ордена!       Яркие искры вылетели в месте столкновения двух мечей. Мэнмин-цзюнь растерялся из-за столь резкой смены поведения своего давнего друга, потому едва успел уклониться от очередного удара. Хотя Лань Лин и не преуспевал в искусстве фехтования, нельзя было недооценивать его навыки, отточенные мастерами до более-менее приемлемого уровня. Они никогда не сходились в учебных боях, однако молодой господин Хуа был прекрасно осведомлен о слабости своего оппонента, потому и не опасался яростных ударов, но от того не перестал внимательно следить за движениями соперника.       Лань Лин всегда был вежливым, добрым и кротким юношей — терпел все издевки и колкости, предпочитая просто игнорировать неприятные высказывания, вместо того, чтобы дать отпор. Он никогда не действовал сгоряча. Со стороны казалось, что его сердце было подобно ледяной реке, воды которой всегда пребывали в спокойствии. Но сейчас… Прямо сейчас Мэнмин-цзюнь видел нескрываемую ярость в глазах напротив, от чего волосы на его затылке зашевелились. Столько ненависти молодой господин Хуа не видел даже после их самой сильной ссоры. Что же могло спровоцировать такую агрессию у всегда непреклонного и спокойного Лань Лина?       Старшие заклинатели намеревались вмешаться в драку, однако неожиданно сильная волна темной энергии отбросила их назад. Из окутанного тьмой центра зала раздался оглушительный треск металла. Все тревожно застыли. Из-за нависшего занавеса никто не мог разглядеть молодого господина Хуа и напавшего на него Ланя. В воздухе тотчас же сгустилась мрачная аура, от которой кровь в жилах младших адептов стыла. Очнувшиеся мужчины увидели на месте битвы только стоявшего с опущенной головой Лань Лина. В руке он держал эфес меча, украшенного трепещущей на ветру нежно-голубой кисточкой, в то время как пол вокруг него был усеян мелкими осколками клинка. Молодой господин Хуа стоял на одном колене в двух чжанах от безоружного юноши, обеими руками опираясь на Синлэй.       В мгновение подоспевшие к наследнику заклинатели замерли, когда услышали глухой хлопок. Молодой господин Лань рухнул без сознания. Его шисюн успел подхватить ослабевшее тело и уберечь голову младшего ученика от удара, после полностью уложив того на пол. Подошедший к юношам Цзэу-цзюнь незамедлительно принялся осматривать младшего ученика, проверяя его пульс. Но не успел он дотронуться до бледной руки, как изо рта Лань Лина раздался сильный кашель. Кровь испачкала белоснежные одежды юного заклинателя и тонкой струйкой потекла по линии подбородка.       В зале поднялся шум, никто не мог поверить своим глазам! Это точно была темная энергия! Вокруг то и дело раздавались возгласы о немыслимости произошедшего, чтобы ученик ордена Гусу Лань, знаменитого своей строгостью и чистотой, пошел по темному пути? Невероятно! Этот инцидент мог сильно испортить репутацию школы, потому Лань Цижэнь приказал отвести провинившегося в его покои. Глава клана не был против, он так же желал разобраться с проблемой в более спокойной обстановке. Лань Сичэнь украдкой взглянул на молодого господина Хуа, заметив тонкий порез, проходящий через бровь и глаз юного наследника. Крови было немного, рана неглубокая, а потому волноваться не стоило.       Обеспокоенный состоянием сына Хуа Лонгвэй растолкал слуг и взглянул на лицо наследника, который так и стоял на одном колене, опираясь на меч. Второй рукой тот прикрывал правый глаз, который все еще слегка кровил. Глава ордена видел, что рана несерьезная, однако тревога за жизнь его единственного близкого человека давала о себе знать сдвинувшимися к переносице бровями. Он поднялся и тяжелой поступью подошел к Цзэу-цзюню так, чтобы разговор не слышали переполошенные подобным представлением гости. — Достопочтенный глава ордена Лань, вы можете объяснить, почему ваш адепт без причины напал на моего сына? — Глава ордена Хуа, я и сам не до конца понимаю, что только что произошло на наших с вами глазах. Лань Лин никогда не проявлял такую агрессию ни к кому, он ко всем относился почтительно и уважительно.       Голос господина Хуа был тихим, но полным сдержанного гнева. Он не мог проигнорировать покушение на жизнь своего наследника, однако до глубины души был ошеломлен тем, что нападавшим был сын его почившего друга! Лань Сичэнь проводил взглядом скрывающихся в коридоре адептов ордена Гусу Лань, несущих бессознательное тело собрата. Устало прикрыв глаза, Цзэу-цзюнь вновь взглянул на беспокойное лицо своего друга. — Нужно расспросить молодого господина о случившемся и дождаться пробуждения ученика. Не будем спешить с выводами. — Вы правы, нельзя действовать сгоряча. Прошу вас разобраться в ситуации и наказать провинившегося по всей строгости законов ордена Гусу Лань! Предоставляю это вам.       Вздохнув полной грудью, Хуа Лонгвэй успокоил бушующее в беспокойстве сердце и прояснил разум. Он перевел взгляд на окруженного слугами сына, который, с искреннем недопониманием, смотрел в их сторону, как бы безмолвно спрашивая о судьбе нерадивого юноши. Стоявший в зале гул постепенно стих, со всех сторон слышались лишь шепотки и негодующие вздохи. Нужно было продолжать праздник, даже несмотря на такую неожиданность.

• ══─━━── ⫷⫸ ──══─━━ •

      Перед глазами была лишь тьма, мерный стук сердца эхом раздавался в глухой тишине. Лань Лин не знал, где находился, он не помнил, что случилось на празднике, ему вдруг стало очень плохо, а затем сознание и вовсе покинуло измученное тело. До его носа начал доноситься знакомый запах сандалового дерева, такой же аромат окутывал Облачные Глубины. Монотонный бой затих, а в кончиках пальцах раздалось слабое покалывание.       Медленно приподняв тяжелые веки, заклинатель окинул комнату смазанным взглядом. Обстановка была в точности, как в его комнате в Гусу. Пронесшиеся воспоминания казались странным сном. Все тело наполняла непривычная слабость, а голова налилась свинцом. В комнате больше никого не было, бледная луна озаряла цзинши своим тусклым светом, а шелковые занавеси трепетали от легкого дуновения ночного ветра. Холодок прошелся по взмокшей шее заклинателя, заставляя его вздрогнуть и окончательно прийти в себя.       В ночной темноте Лань Лин пытался разглядеть свой меч, благородный и невинный Байлин, который по обычаю должен стоять на подставке, однако та была пуста. С трудом поднявшись и осмотрев все комнаты, юный адепт содрогнулся. Все случившееся во сне уже не казалось таким недействительным. Мысли мощным потоком хлынули на разболевшуюся голову. Он не помнил, как они вернулись в Гусу и сколько времени прошло с окончания торжества. За окном стояла ночь, все в Облачных Глубинах спали, а потому задать интересующие его вопросы было некому.       Лань Лин до сих пор чувствовал слабость, однако спать совсем не хотелось. Он зажег свечу и сел за стол. На краю аккуратной стопкой были сложены учебные пособия и трактаты. В последние месяцы заклинатель все чаще начал углубляться в основы фехтования. Но как бы он ни старался, его движения были деревянными, грация отсутствовала наотрез, а со стороны все это выглядело до смешного нелепо. Подобные упреки Лань Лин слышал не только от учителя Лань Цижэня, но и от старших учеников, которые во владении меча были далеко впереди. Даже младшие, прилагая меньшие усилия, походили на заклинателей больше, чем он сам.       Его золотое ядро не представляло из себя что-то выдающееся, талантами он также был обделен, а характер был излишне мягок. С подобным набором выдающимся заклинателем, как Ханьгуан-цзюнь, ему не стать. Он и сам прекрасно понимал свое положение, потому и вел себя кротко, общался со всеми вежливо и почтительно, избегал споров и драк. Зачастую Лань Лин чувствовал себя загнанной в клетку птицей, которой еще при рождении подрезали крылья. Он привык прятать свои чувства и боль за легкой улыбкой, сносить грубые слова с достоинством и прощать обиды. Корысть никогда не затрагивала его сердце, однако болезненное давление в груди было с ним всегда.       Сильный ветер, вскинув занавеси, пробрался внутрь, затушив пламя свечи. Обернувшись, Лань Лин застал первые лучи поднимающегося над горами солнца. Время приблизилось к часу кролика, все адепты в скором времени пробудятся и начнут утренние занятия. Лань Лин решил расспросить обо всем шисюна, однако, стоило ему только закончить умываться, как двери в сянфан раскрылись и внутрь вошел вышеупомянутый. Выражение лица Лань Сычжуя показалось заклинателю растерянным, он никогда прежде не видел его таким взволнованным. В голове сразу же промелькнула мысль — что-то случилось! Он уже хотел расспросить шисюна о том, что произошло, однако тот его опередил. — Лань Лин, глава ордена хочет поговорить с тобой. — Благодарю, шисюн, я немедленно отправлюсь на встречу.       Названный, казалось, застыл на месте от новости. Он не раз встречался с достопочтенным Цзэу-цзюнем, но то были семейные торжества или редкие беседы. Бессознательный страх охватил его тело, от чего спина покрылась холодным потом. Недолгая заминка не ускользнула от внимательного Лань Сычжуя. Он уже хотел расспросить младшего о его состоянии, однако тот опередил его. Легкая будничная улыбка застыла на лице заклинателя. Он всеми силами пытался спрятать внутреннюю тревогу, неосознанно отвергая заботу старшего брата.       Поклонившись, Лань Лин молча покинул сянфан. Пустой двор постепенно наполнялся людьми в белых одеждах, а уже взошедшее солнце заливало его мягким светом. Красивые пейзажи будоражили сознание, но ученики уже давно привыкли к величественным видам лесов и гор. Взгляд Лань Лина невольно скользнул за пределы ордена Гусу Лань, туда, где поля теплились под опаляющим летним солнцем, где множество рыб плавали в огромных озерах, а животные прятались в густых зарослях. Он не часто покидал Облачные Глубины, глава клана и старейшины отпускали его только на общую охоту с другими членами ордена, опасаясь отпускать неумелое дитя в одиночку.       Он был благодарен учителю Лань, Цзэу-цзюню и всему ордену за то, что не оставили его в час нужды, заботились о нем все эти годы и воспитали из него хорошего, хоть и ни на что не годного, человека. Уже издалека заклинатель заметил в чжунтане ожидающих его учителя и главу клана. Неприятное предчувствие с каждым шагом кричало в его голове все громче. Лань Лин привык доверять своему чутью, оно не раз спасало его во многих неожиданных ситуациях, зачастую затрагивая даже других членов ордена. Он считал это своим единственным врожденным талантом, который, по рассказам старших, достался ему от матери.       Легкой поступью Лань Лин вошел в зал. Две пары глаз в тот же момент обратили на него свои нечитаемые взоры. Все внутри юного заклинателя сжалось от неосязаемого давления, а руки нервно подрагивали в длинных рукавах шань. — Этот ученик приветствует учителя Лань и достопочтенного Цзэу-цзюня.       Лань Лин поспешил приветственно поклониться обоим мужчинам. Несмотря на внутреннюю дрожь, движения его были плавными, лишь частые взмахи ресниц выдавали его беспокойство. — Лань Лин, мы с твоим учителем хотели услышать объяснения того, что произошло на цзигуане молодого господина Хуа. — Глава клана, я не помню, что произошло после того, как встал из-за стола. Последнее, что всплывает в моей памяти, это размытое лицо молодого господина Хуа, а после — ничего.       Голос Лань Сичэня был тверд, но он не давил, а ласково спрашивал. Глаза юного адепта расширились в непонимании вопроса. Он искренне не помнил, что произошло после того, как он поднялся из-за стола, даже разговор с Мэнмин-цзюнем был смазан в его памяти. Лань Лин кожей чувствовал, как одновременно огрубели взгляды благородных мужей после его слов. Чжундань прилип к взмокшей от волнения спине. Все естество заклинателя подсказывало, что в тот день произошло что-то ужасное и, по всей видимости, по его вине.       Со стороны казалось, что все выше сказанное не имеет никакого значения. Сурово сведенные брови Лань Цижэня говорили о сильном недовольстве, а взгляд о разочаровании. Глава клана же наоборот, казалось, пребывал в печали, но верный принципам и правилам ордена не поддавался своим эмоциям, неумолимо верша правосудие. — Ты утверждаешь, что не помнишь, как беспричинно напал на молодого господина Хуа на глазах у представителей всех орденов? Не усугубляй свое положение, не смей врать! Молодой господин Хуа нам все рассказал. — Но я!       Голос учителя Ланя был резок и строг. Этот человек никогда не давал поблажек даже своим племянникам, воспитывая из них достойных заклинателей. Лань Лину не раз доводилось слышать упреки со стороны Лань Цижэня, ему нередко приходилось пробовать горечь наказаний и легкой несправедливости. Он никогда не увиливал от последствий своих поступков, покорно принимая выговоры, однако, стоило только вспомнить сколько раз этот ученик был несправедливо осужден по вине других людей, как сердце болезненно сжималось в бессилии что-либо изменить. К своим годам он уже обрел множество шрамов на собственном теле, вот только получены они были отнюдь не на ночной охоте.       По обычаю, тихий голос сейчас казался совсем неслышным. Не успел Лань Лин хоть как-то оправдать себя и разубедить учителя во лжи, как тот, не желая более слушать, взмахнул длинным рукавом и повернулся к нему боком. — Хватит! Когда ты успел обучиться темному искусству? Тебе затмили глаза мысли о величии выбранного пути? Это запретные техники, которым не место в Облачных Глубинах! Даже твой меч с таким чистым именем не смог выдержать этот позор! — Дядя, прошу вас, будьте милосерднее к нему.       Лань Цижэнь крайне редко повышал голос, однако сейчас, учитывая ситуацию, не смог сдержать свой праведный гнев и разочарование в этом, когда-то чистом, юноше. Лань Сичэнь, казалось, был единственным, кто сохранял спокойствие и трезвую голову на плечах. Он сделал несколько шагов в сторону провинившегося и остановился в паре чи от склонившей голову фигуры. — Лань Лин! С этого момента ты больше не являешься частью ордена Гусу Лань!       Твердый, поставленный голос утонул в толще воды. Лань Лин не мог поверить в услышанное. У него было настойчивое ощущение, что это все просто чья-то жестокая шутка. Но разве учитель хоть когда-то шутил? Темный путь? Его меч сломан? Огромное количество вопросов крутились у Лань Лина в голове, но озвучить хоть один он так и не решился. Его губы дрожали, рот приоткрывался, но из горла не вырвался даже сдавленный шепот.       Юный адепт, не поднимая головы, молча склонился в глубоком поклоне и на негнущихся ногах развернулся к выходу, скрывая подступающие к уголкам глаз слезы. Большая часть учеников уже пребывала на утренних занятиях, а потому никто не смог увидеть его в таком жалком для мужчины состоянии.       Вернувшись в сянфан, Лань Лин, несмотря на пелену перед глазами, принялся немедленно собирать все свои немногочисленные пожитки. Первым делом он стянул с себя белоснежные одеяния, оставшись только в тонких штанах и чжундань. Он не обратил внимание на прилипшую к спине ткань, быстро вытащив из сундука светло-серый шэньи, более темный пояс, черную обувку и темно-серый дасюшен. Совсем тихо шмыгнув носом, заклинатель принялся облачаться, быстрыми, но аккуратными движениями, скрывая свое тело под тканью.       Бережно сложив белоснежные одеяния в сундук, Лань Лин присел на кровать, облокотившись на руку. Кончики пальцев, поглаживая мягкую шелковую ткань, наткнулись на небольшой предмет. Повернув голову, заклинатель заметил серебряное кольцо с инкрустированным темно-зеленым камнем. Он никогда не носил ничего подобного, а кроме него в комнате больше никого не могло быть. Еще несколько секунд осмотра не дали ничего, разве что на внешней стороне, вдоль всей поверхности кольца, виднелась выгравированная длинная змея. Юный заклинатель решил взять вещицу с собой, положив ту в мешочек цянькунь.       В последний раз с распирающим душу сожалением осмотрев комнату, Лань Лин с тяжелым сердцем привязал пару мешочков к поясу и направился к двери. Он провел в этом сянфане всю свою сознательную жизнь. Здесь, в далеком детстве, его встречали родители, в воздухе всегда витал запах сандалового дерева, а в самом домике чувствовался уют. Он пытался сохранить все в неизменном виде, но от всех стен, несмотря на старания, так и веяло холодом и одиночеством. Будучи еще совсем мальчишкой, в первые месяцы после потери, Лань Лин никак не мог принять действительность. Он каждый день сидел за столом и терпеливо ждал, когда отец по обыкновению откроет дверь и вместе с матушкой войдет внутрь, чтобы согреться от мороза ранней зимы.       Единственная слеза скатилась по щеке и застыла на подбородке. Сомкнув глаза и смахнув рукавом ханьфу излишнюю влагу, Лань Лин развернулся и молча покинул сянфан, Облачные Глубины и орден Гусу Лань.