Переворачивая перегоревшие лампочки

Я бы написала тысячу «скучаю», если бы знала, что Мишель не все равно. Пока равнодушие не сведет с ума, а впереди не забрезжит новая цель, в которую захочется вложить душу, а не бежать в надежде получить бутафорское мимолетное утешение. Если бы продолжала последней непогруженной в темноту клеточкой тела верить, что однажды ты вернешься и все будет как прежде. И яркое, поглощающее нас чувство, похожее на любовь, но в действительности не являющееся таковым, снова заставит сердце поверить, что время расставания проходит не впустую, а наделяет терпением, способным открыть дверь к возможному счастью. Как закон подобия — родственная душа будет рядом, но не сможет разделить каждый застывший во времени момент, ибо даже гармонии инь и янь надо расходиться, чтобы отдохнуть на Мальдивах, попить пина-коладу в полудреме на пляже на лежаке, а потом вернуться в целости и сохранности обратно во имя наполнения выбранной частицы сердца заботой. Вначале я думала, что произойдет обратное и ты переосмыслишь нашу жизнь, поделенную на двоих, и вернешься. Обнимешь меня, оставишь на виске легкий след губ, потрескавшихся от долгих противоречий в себе и сухого ветра, и предложишь начать все сначала. Я ждала тот день, подобно тому, как кропотливо вышивают кружевницы узоры на тканях, создавая на глазах день за днем произведение искусства. Приходилось перевоплотиться в швею, но без тебя мои нитки путались, ломались, с трудом пробирались через ткань воспоминаний, которые попеременно переплетались, но я знала, что однажды заскрипит калитка, провернется в скважине медный ключ и моя вышивка будет закончена. Вместе мы справимся, только поверь мне снова. Первые дни я металась из гостиной в кухню, ожидая тебя, уставшую после изнурительных тренировок с командой. Как в старые добрые времена, когда первый этап конкурса свел нас вместе и ты заменяла маму, брата, босса пятерке подкачанных, но не знающих вкус и тяжесть восхождения к танцевальному Олимпу жизни мужчин. Именно тогда ты и приглянулась: солнечная улыбка, гасящая нефрит прожекторов, и сильный внутренний стержень, как кремень вырастающий из тебя и застывающий в воздухе, видимый с первым мельком брошенным на тебя взглядом. Трудно подойти и прикоснуться к прекрасному, но я дерзнула и взяла в свои руки сладость первого шага, перешагнув гордость, а заодно и преодолев лестницу из кучи заносчивых поклонников, в том числе из команды. Думаешь, я не замечала жалостливых взглядов Джастина, не решающегося взять силу воли в кулачок и предложить выпить тебе кофе, нахального Брендона, вечно ищущего пути сбежать от тебя, но непременно возвращающегося как блудный пес обратно. Я не говорю о Хиро, терпеливо выжидающего момент, когда ты сама созреешь и решить пойти навстречу осознанности. Свидание с тобой подобно отпуску в Лас-Вегасе: ты готов просаживать целое состояние и терять одну долларовую купюру за другой, лишь бы на миг ощутить сладость победы и иллюзию счастья. Садишься за автомат, заранее предрешая очередной проигрыш, но наслаждаешься каждой картинкой, мелькающей перед тобой как в замедленной съемке. Легкий, но дорогой вариант эйфории, уступающий по длительности эффекта алкоголю. Остальные недели тянулись тягучей патокой одна за другой, оставляя раз за разом некую горечь и стремительное движение в сторону отчаяния. Уже потом от знакомых друзей, собираясь в баре в честь празднования Хеллоуина (я не оставляла предпринимать попыток выбраться из липких ладоней депрессии, гладящей меня по плечам каждую минуту, стоило лишь остаться одной) узнала, что даже если бы пыталась связаться с тобой, то каждая попытка оставалась безуспешной. Твой телефон молчал, симки сменены, а рядом тебя на камеру сжимал в объятиях тот, на кого я не могла бы даже и подумать. Брендон. Помню вечера, когда ты хлопала дверями гостиной, выходила навстречу свежему воздуху и предавалась эмоциям, крича ему в трубку, чтобы он перестал разваливать команду. Он портил все, к чему прикасался, но ты упрямо верила в лучшее. «Ему больно. Он скрывается. Я приведу его к истине. Он ранимый. Просто защищается», — твердила мне ты, располагаясь поудобнее с ведерком попкорна на кровати и изливая душу. Уже потом зеркало отразило круги под глазами, означавшие, что убеждала в свете души другого не меня, а себя. Ты страдала, что не можешь сплотить команду, пока одна блудная овечка терялась среди волков и выжидала момент нападения. Я оставалась рядом, тонкими пальчиками стирала с ресниц застывшие слезы и заваривала крепкий улун, который ты любила. Он напоминал нам детство на качелях и тусовки среди пацанов в подворотнях. Именно тогда мы стали сильнее и поняли, что жизнь принадлежит мужчинам, а значит, надо выживать по их правилам, постепенно наследуя силу воли и терпение и тем самым самим становясь подобием Адама. Ведь если Ева сотворена из ребра, значит, и мы одна капля бескрайнего моря. Все было идеально. Пробуждения вместе, ежевечерние прогулки, вкусные обеды и потрясающий секс. Наверное, в один холодный осенний вечер мы приелись друг другу. Мы пропустили момент, когда время можно было повернуть и вновь смотреть друг на друга, как в первую встречу. Если бы я знала, что ты не выдержишь испытания судьбы и оступишься, я бы не выпускала твое хрупкое тело из объятий ни на секунду. А потом мы потеряли надежду. Огонь в твоих глазах погас. И как бы не грузили хворост, сколько бы не бросали щепок, жидкость для розжига молчала, а костер распадался, пуская слабую пыльную дымку вверх прежде, чем погаснуть. Опять всё горело, а я уставала от бесконечных пожаров, которые ты забывала потушить после очередных истерик и липких пут вранья, которые похожи на гребни волн, сбивающие с шаткой доски неопытного серфера. Лучше бы малыш выбрал футбол и рисковал получить разрыв сухожилий или синяк от падения на плохо стриженый газон во дворе дома, чем осмелел выйти в море и зачерпнуть крошечными легкими соленую воду. А ты настолько сильно переживала и ненавидела Брендона, что убедила себя, что влюбилась в него. И никто не удосужился предоставить тебе обратное, а мне не хватило аргументов удержать тебя рядом. Пока я собирала причины остаться, время текло, хотя мне казалось, что оно уже давно зависло в воздухе, точно так же, как и наши клятвы «возвести чувства в вечность». Я устала отговаривать тебя от того, что он изменится и станет мужчиной, о котором мечтают миллионы девочек, распускающихся под ароматами сладких духов как нежные, но не лишенные острых шипов, розы. Или благоухающие фиалки. Ты бы привела еще миллионов примеров, чтобы описать ощущения и запахи. А сейчас я ненавижу цветы. Они напоминают увядание, покидание родного дома, быстрое расставание и непочатую бутылку виски отговорок и недомолвок. Ты никогда не сможешь сказать все, что держишь, ведь одних слов недостаточно. Приходится молчать и улыбаться, будто разделяешь мнение любимой. Именно так и расходятся люди: кивают головой, соглашаясь на любую глупость, лишь бы не навредить. Разбиваются сердца, но разве это важно, когда выбираешь спокойствие и сохранение себя. Любить настолько сильно, чтобы в итоге выбрать боль, хотя изначально стремился к счастливому финалу, как в сказках. Иногда переклинивает, и я остаюсь при своем мнении — ты ответишь. Стоит напрячься и попробовать еще раз, ведь страшный сон имеет обыкновение заканчиваться и за темным туннелем следует переливающаяся радуга. Действие не займет много времени и сил, но придется пережить коллапс в душе, когда сообщение останется непрочитанным, или ты по привычке откроешь его, закусишь до крови нижнюю губу, а потом отвлечешься на очередных поклонников, желающих запечатлеть тебя, а мне снова останется трепет и ожидание, возведенное в абсолют надежды, что мой след еще помнят. Фото со звездой нынче разлетается по нейросети со щелчком пальцев и быстротой кометы, стремящейся поглотить тебя. Подняться с помятых долгими вечерами шелковых простыней, раздвинуть шторы и впустить в свою студию свет. Не испугаться, что останусь одна и буду каждый день вспоминать со злостью в сердце и теплотой на душе наши дни. Найти себя становится непроходимым лабиринтом, когда есть уверенность, что потеряв частицу в одном месте, уже не сможешь ее вернуть спустя время. Царапнуть наточенным красным ногтем экран телефона и набрать по памяти одиннадцать цифр. Последние две семерки набраны, я пересиливаю себя и уже готовлюсь слушать заветные гудки, как бросаю телефон на кровать и чертыхаюсь. Решиться больно, кровь стучит в висках, когда наперед угадываешь, что будет дальше. Позвонишь, а там возьмет трубку сын или Брендон, а внутри все оборвется и придется преодолеть пару кварталов для того, чтобы в обтягивающем платье заблевать стойку бара после бутылки виски натощак. Я не помню, когда питалась правильно и действительно отрывалась на сцене, позволяя бедрам вести важными ритмами тело вперед и очаровывать движениями незнакомцев. Все пошлое стирается, все светлое исчезает. Нестерпимо хочется написать новую историю на белоснежном листе, заполнить его победами, душевными посиделками с девочками с бокалом вина, вместить в душу очередного человека, почувствовать теплоту мужского тела и начать двигаться дальше, но я беру и ожесточенно сминаю бумагу и выкидываю в невидимое ведро. Все не имеет значение, если человека уже не вернуть. У тебя Брэндон и сын. И даже если ты поднимешь трубку и увидишь мой телефон, выученный за долгое время наизусть, у тебя не хватит сил ответить, ведь ты привыкла отпускать прошлое и посвящать себя настоящему. Мои практики не прошли даром, ты переняла их и стала применять среди знакомых, опустошая меня каждый раз, когда появляешься на экране. Выбирать мучения становится привычкой, возведенной молитвами в смысл жизни, в душевную мантру, позволяющую почувствовать горечь жизни и ощутить, что я не мертва. Если бы я только могла оторваться от последних выступлений в Париже, где ты блистаешь на переливающейся небесно-голубыми и ядовито-розовыми софитами сцене и подаешь маленьким коллективам пример… Вокруг выстраивается очередь с горящими глазами — несмотря на неумолимо бегущие годы ты продолжаешь их вдохновлять. Люди готовы следовать за тобой в мир, где музыка и ритм переплетаются распускающимися весенним холодным днем цветками сакуры и зовут за собой исполнить последний танец. Твои глаза в это мгновение сияют восторгом, будто бы исходящим изнутри словно светом, а я скучаю по близости и утешению. Не могу перестать чувствовать твой очаровательный запах французского парфюма, обволакиваюшего каждый сантиметр нашей спальни. Золотые волосы до сих пор перед глазами, а серебряные сережки пылятся под кроватью. Все кажется девственным, нетронутым. Слабо верится, что скоро ты вернешься и повторишь тот вечер, когда мы обе были рады, что «Горячие гладиаторы» прошли в финал и наконец пришло время собирать чемоданы. Мы много пили, опустошая одну бутылку шампанского за другой, исследуя сантиметр оголенного тела друг друга, прерываясь лишь на очередной глоток и клубнику. Я проводила ладонью по твоим бедрам, сильно сжимая руками ягодицы, проникала внутрь тебя и доводила до неистовства. Ты меняла положение и оказывалась сверху, оттягивая зубами кожу на шее и выдыхая мое имя в густые каштановые волосы. Я целовала ключицы, чертила круги на животе и гладила спину, пока ты не оставляла без внимания мою грудь, обводя языком розовые ореолы сосков. Стоны и нежность. Страсть и пламя. Ты двигалась на мне, одной рукой царапая острыми ногтями спину, а другой доставляя пальчиками удовольствие. Погружалась внутрь и снова возвращалась. Я покусывала мочку уха и руками зарывалась в золото волос, благоухающих сиренью. Ночь была чудесной. Единственное, что мне остается помнить — обрывки череды похожих друг на друга дней, одинаковых снаружи и воистину сладких и в то же время необычных внутри. Мне нужно поспать, чтобы не сойти с ума, продолжая возвращать тебя в мыслях снова и снова к себе. Ведь пока я буду удерживать любимые ароматы рядом, я буду ощущать себя живой, даже если каждое воспоминание раздирает сердце в грязные клочья, а реальность ослепляет ярким светом так, что хочется упасть во тьму.