Что съел - то не отнимут!

Море огней, гомон неутихающих голосов, вечно занятые, чистые люди проходили мимо. Вокруг было много цветов. Клумбы, букеты — везде. Их аромат наполнял Данте родным теплом. Он ощутил спокойствие. Он точно знал, где находился, ведь во всём мире не было больше ни одного подобного места. Цветы — в нынешних реалиях являлись предметом невероятной роскоши и богатства. — Данте, сынок, ты опять лежишь без дела? — услышал парень знакомый голос. — Нет, я не, — он стал подниматься и понял, что вокруг нет ни родных стен, ни отца, ни цветов. Молодой человек оказался в самом низу расселины. Здесь зелёный дым был таким густым, что даже собственные ноги парень мог видеть с трудом. Дышать было больно от удара, спина его пульсировала, а в глазах двоилось. Он очнулся на плоской, занесённой песком поверхности, убрал рукой толстый слой и увидел то, что ожидал — бетон. Плоская поверхность простелалась во все стороны, из-за дыма он даже не видел конца. — Здесь было одно из убежишь? — удивился он. — Или это старый склад? Эй, вы там, ответьте! Что говорилось в той наводке? Где я? Ответом ему вновь явилась тишина. Разумеется, ведь единственный техник сгинул здесь ранее этим утром, а его сестра, та обезумевшая от горя любительница помахать кулаками, явно что-то не то в передатчике сломала. ПХХХ-ВШШШ-ХХКККК! Его приёмник стал улавливать помехи. — Ребята, ЧСССС меня слышно?! — вещал с того света покойный Марж. — Не ПХХХХ ходите сюда! ВШШШШШ Тут опасно! СССЗЗЗЗЗ Неизвестный ЧШШШ! Странные вещи происходили на дне пропасти. До этого момента Донте был уверен, что радио может передавать сигнал только в реальном времени. У него голова шла кругом. Спина всё ещё ныла от падения. Пытаясь определить на слух, где сигнал пробивается сильнее, он побрёл через камни, песок и прочий мусор в поисках какого-нибудь спасения. Дважды он проходил через двери помещений, оборудованных чем-то технично-научным, один раз ему пришлось протискиваться через обломки обвалившегося потолка. — ХХХХХ Очень больно! ПССС Токсичный газ просачивается через фильтры! Манума, ХШШШ очень тебя люблю… Кха-кха-кхах! Теперь он брёл по заброшенным коридорам. Здесь в стенах всё ещё слабо работали вечные аварийные лампы, газ стал менее плотным и возможно стало хоть что-нибудь разглядеть. Мрачное, однотонное, грустное место. Создавали его или очень скучные или очень серьёзные люди — одним словом те, кому и дела не было до дизайнерских решений. Зеленоватая белезна угнетала. Донте не был уверен, что не ходит кругами. — Простите, ВЖЖЖСССС я больше не… могу… слишком больно. Прощайте, друзья… Сердце Данте сжалось от досады. Его затошнило, а голова стала кружиться с новой силой. На периферии зрения начали мелькать тёмные пятна. Нет, дело было отнюдь не в том, что по его вине умер хороший человек — пропал сигнал, который мог бы вывести парня из этой дыры. Остались одни лишь помехи, которые сводили с ума. Он шёл дальше, куда-то вперёд, потом направо и вверх. Он видел план эвакуации, но не мог на нём сосредоточиться. Помехи сводили с ума. Дальше, они ушли дальше без него… ФФФЗЗЗЗ Марж мог бы и проверить всё перед тем как лезть непойми куда… ЧШШШШШ Зелёный… КПРФФФ Его кашель и кровь, как и всё тут… он был зелёный… ЗКХХХШШШ Он видел людей, они были заняты — ходили, разговаривали, что-то печатали. Он не мог разобрать ни единого слова. Кто-то смотрел на него, показывал пальцем, а он шёл и шёл. Через жилые комнаты, пустые склады и столовые Донте в какой-то момент вошёл в медицинский блок. Газа здесь не осталось совсем, зато холод был настолько сильным, что парень мог чувствовать его даже через экранку. Стены и пол были покрыты инием, с потолка свисали настоящие сосульки. Микроскопы, инструменты, мониторы компьютеров и огромные круглые капсулы с различными датчиками были сплошь покрыты снежинками и блестели. Он мог бы поместиться в любую из тех круглых, возвышающихся над землёй штуковин. Парень подошёл к одной из них и протёр стекло. Его до самых костей пробрал настоящий мороз. Внутри, обмотанный проводами и подключённый к различным трубкам, лежал человек. Человек тот был почти не одет и сохранился крайне плохо. Он был сер, веки и губы его скукожились, на открытых участках тела кожа и мышцы отошли от костей, а вместо запёкшейся крови была лишь бесцветная, застекленевшая масса. Он весь блестел. Капсул в помещении было восемь. Возле каждой из них был закреплён электронный лист с номером эксперимента. Ни имени покойных, ни сути тех самых экспериментов узнать было нельзя, листы банально не реагировали на прикосновения. Парень подошёл к каждой капсуле и везде картина была ужасно одинаковой. У номера два напрочь отсутствовали волосы — они осыпались и лежали вокруг его головы. К исклевлённому ужасной судорогой лицу была подведена прозрачная трубка. Наполовину она оказалась заполнена запёкшейся кровью. Из носа его и из глаз, покрытые кристалликами льда, уходили вниз тонкие, тёмные струйки. Из-под шорт замёрзшего так же так же вело несколько трубок, все, как одна, заполненные тёмной, массой. Номер пять иссох и мумифицировался. А номер семь поразил его больше всего. Он лежал в самом низу своей крошечной камеры, свернувшись в позе эмбриона. Руки у него были сплошь покрыты укусами, одежда лежала в другой стороне. Ещё при жизни он изорвал обивку своего лежака и исцарапал прилегающие к стеклянной крышке элементы. Все провода и различные трубки были вырваны. Страшное зрелище. Страшное, но завораживающее. Данте поёжился от холода и пошёл дальше. Возле многих криокамер находились предметные столики. Оборудование на них лежало совершенно нетронутым. Он готов был спорить, что этими, ныне заледеневшими железками здесь никто так воспользоваться и не успел. Интересно, этот газ и этот ужасный холод всегда наполняли собой стены этого места? Стеклянный купол восьмой камеры оказался особо мутным. Иний будто покрывал его изнутри. Данте отлепил, примёрзший к одному из столов, острый инструмент и немного поскрёб стекло. Особого эффекта это не возымело. — Зараза! — выругался он и с силой ударил по наледи лезвием. Отколовшийся кусочек льда открыл небольшое пространство под собой. Данте прильнул к нему и заглянул внутрь. Из капсульной темноты на него в ответ уставился широко распахнутый ярко-зелёный глаз. Этот глаз моргнул.