LEMON BOY

Дни для Лань Сычжуя длились вечность. Безостановочную вечность побега от собственных мыслей... Как тут не переживать за Лимонного мальчика? Как не переживать. Как не думать.. Да как в конце концов выкинуть его из головы?! Первая неделя начала меркнуть в воспоминаниях, вследствии вечного побега несчастного от мыслей о нём. Тщеславно, должно быть, заклинателю, точно знавшему что только запечатал печать над самым опасным, что когда либо он видел, знал и ощущал. Да только в поддержании печати этой было одно главное– не думать. Ни о своем успехе, ни о чем более! И Сычжуй стремился забыть. Но те кошмары первой недели.. Кошмары, оставшись на едине с Сычжуем, один другого краше, то и дело посещали его хрупкую голову. Практически бессонными оказывались ночи, где ни на что кроме мыслей и кошмаров обращать внимание было невозможно, не давая дремать заклинателю и трёх сяоши. Броская красота ночного неба казалось бессмыслицей! Стихи не сочинялись, глаз не фокусировался, книги не читались, а все попытки забыться окупались вдвойне ужаснейшими кошмарами, вдвойне ужаснейшими мыслями! Заражать отчаянным состоянием более чем возможно. За действом, не наблюдая, а будто самостоятельно переживая, следил Вэй Усянь, и места себе не находил от своей бесполезности. Ни дня не проходило без мыслей отца о сыне. Да, отца! Разумеется о сыне! Разве может неродной человек питать столь сильные сочувствия, какие питал он? Разве может неродной человек так сильно проникаться состоянием юноши, что каждый вечер начинать искать отвлечения от мыслей в книгах, стихах и красоте ночной? Неродной человек, разве что, может оставлять столь серьезные ситуации безучастными, не вмешиваться и забываться, в чём безостановочно, поверх прочих страхов, и винил себя Вэй Усянь.. Первый раз в этом родном отце юноши, проснулось чувство родителя, "дочь" которого влюбилась в несчастного подлеца, в последствии сбежавшего.. Нет, он честно не хотел считать не считал своего племянника по соцветию таковым, ведь даже в глаза его не видел и не разговаривал с возможным будущим зятем.. И винил себя в том что думает об этом. Что любая мысль будет не правильной, и попытайся он понять как там Сычжуй– Вэй Ин не поймет! Он не сможет почувствовать того же что и Лань Юань, как бы горестно за юношу ему не было. Каждые минуту, день, каждый миг и ночь для адепта Гусу Лань всё повторялось. Внутри нарастала постоянная тревога. Юноша даже не понимал что в такой ситуации делать! Порой, конечности совсем ему не подчинялись. Но он выучил и знал точно— в темноте всегда есть то, что может проглатывать целиком. Погружать тем самым в тьму, где и остаётся только созерцать все эти воспоминания. И как только потухнет свет– (дневной или тот что он видел, покуда не закрывал глаза) то разинется скверна. Как тогда– сейчас новая волна страха окутала Юаня, как только на полу проскользнула тень! Не простая, а длинная, похожая на ленту. Но догадки с треском разбились, когда почти перед самым носом парня оказалась постоянная гостья сколопендра. Каждый раз, как в первый. Вновь видеть ужасающих паразитов и то, как даже в самые малейшие ранки заползают насекомые. Ему остаётся лишь молиться... «Ты ползи. По ткани, по полу, только уходи. Ползи, ползи куда полза и не тащи меня в этот бесконечный ад…» Повторял Лань в голове вновь и вновь. Время всегда бежит скоротечно, словно кровь вытекающая из ран, но сейчас всё было иначе. Всё застыло, как на фотоснимке. Сколько же это будет продолжаться?.. Не сдвинешься, а дышать стало трудно. С каждым новом вздохом, десятки удушающих осколков болезненно впивались всё глубже в нежную кожу. А он старался уловить хоть малейший шанс, чтобы остановить этот ужасающий кошмар. Отчаянно драть собственную шею, от чего боль ещё сильнее впивалась в тело своими острыми, словно лезвия шипами. Хотелось кричать. Разрыдаться прямо на месте, чтобы хоть кто-то помог, да хоть бы заметил, обронил взгляд!.. Но кроме юноши никого тут нет. Абсолютно. Робко, уже заждавшись подходящего момента, на него накатила паника... Тишина стало слишком громкой. Он слышал мысли, чуял цвета, видел звуки.. Ещё немного и он не выдержит...  В этой пугающей пустоте, словно в бездонной коробке его подсознания, Сычжуй до конца надеется услышать ответ. Так тихо... Но эту глушь разрывает отчаянный крик. Юань вздрагивает и просыпается, резко садясь в своей постели и в шоке замолкает. — Сычжуй, просыпайся, ты опять кричал во сне!– "ох, это друг!"- думает Сычжуй, округлив глаза. "Как же его...." – Я думал, что у тебя пройдет эта хрень через пару неделек, но похоже был не прав.— Цзинъи всегда спал в одной комнате с Юанем и каждую ночь одно и тоже будило парня ровно в два часа ночи. А до того времени для Сычжуя тот был каким-то, порой мелькавшим перед глазами, приятелем, даже вроде помогавшим.. Когда то.. в эти дни. И тем лучше! Как Цзинъи мог спать, когда его лучший друг вот так изводит себя? У Младшего всегда на готове был платочек с холодной водой, если у друга поднимется во сне температура (а такое бывало не раз и не два), чашка с питьевой и сухая ткань, дать вытереть пот. Правда, младший адепт впервые заботился так о ком-то. Он всегда был беззаботным разгильдяем, а тут приходилось подрабатывать в час быка для душевно больного. Цзинъи сам вызвался помогать, так что несчастный не был против. Ему было все равно. Разве что, раз за разом, этот несчастный друг смотрел на Цзинъи будто заново узнавая. Цзинь Жуланя нашли только через месяц после случившегося из-за тщательной охраны цветочного наследника, но такого поворота событий не ожидал никто!...Или почти никто?... После месяца, пронизанного сплошь и рядом кошмарами, Юань знал и видел что был нездоров. Он засыпал на ходу, под глазами виднелись огромные синяки, что некоторых людей заметно пугало. Цижень злился только первую неделю, а потом смирился с тем, что его самая младшая гордость чутка скатилась в оценках и навыках, из-за недосыпа. А Цзинъи итак учился не очень, так что ему давали дополнительные уроки и относились снисходительно, понимая всю сложность ситуации. Ну, и, по слухам, из за того, что на едине с этим соседом чрезмерно жутко. Лань Сычжуй являлся будущим наследником клана Гусу Лань, несмотря на своё происхождение. В ордене считали, что родителями являются не те, кто родили, а те, кто воспитали. Этим человеком являлся Лань Ванцзи. Потому и ставший признанным отцом мальчика. Вэй Усянь, однако, тоже, но эта информация уже не разглашалась столь широко. И вот тогда, взявшись за ум наконец таки, внезапные страхи перед собственным сыном преследовать Вэй Усяня перестали. За место него– лишь неприязнь к мнению остальных заклинателем, что, друзья, не ново. Неужели это его душа, так тосковавши по ненависти к себе, получила желаемое и свела все страхи на нет? Неужели брать ситуацию под контроль Вэй Ин мог лишь питаемый чьей-то ненавистью? Сомневаться уже не было тяги, сеи́ вопросы– на ветер. Он был смел, стоек и почти уверен в себе. Потому как одна единая новость на его душу и благоразумие лилась, словно мёд. И ни минуты сомнений более, тот спешил поделится новостью с сыном сию минуту. —Сычжуй!– залетел отец в его комнату! Тогда, всё ещё глядя на что-то в отдалении, Лань Юань не сразу поднял взгляд. Надо же, мог ли он забыть собственное имя, только что!? Хороший расклад– меньше мыслей о себе– меньше мыслей о своих косяках, настоящее спасение! Как же тут спесёшься.. Оно слышалось если не из каждого угла, то из каждой закрытой двери- наверняка. А что о Вэй Усяне? Его Сычжуй помнил. Даже не хотел забывать! Порой юноша чувствовал его переживания, видел отчаяние и страх в виде отца, и от того, по хорошему, стал бы винить себя, да только не винил никак. Он чувствовал что его понимают, и грустил от того что такая посредственность была чем-то ныне дорогим для него в эти времена. А сейчас Вэй Ин улыбался. Ах, мёд на душу! Своей обычной счастливой улыбкой порождал желание улыбнуться в ответ и, поняв что сын во внимании, торжественно объявил: – Я нашёл местоположение Молодого господина Цзиня! .... А это имя вспоминать не требовалось. Раз, услышав его– все воспоминания, вся тоска и кошмары, вся привязанность и образы этого лимонного мальчишки вмиг вывалились из тёмного подсознания! А с ними и усталость, копившаяся так долго все бессонные ночи! А Вэй Ин всё рассказывал с улыбкой как переживал, как потерял надежду и пытался искусственно обрести её за поисками информации! Смеялся, иногда что бы грустные вещи не выглядели понуро, иногда от счастья, чистого счастья! И пока тот договаривал– Лань Сычжуй уснул. Просто опустив голову, не меняя позы и с большими каплями слёз на глазах. Отец прижал сына к себе обьятием и поцеловал мальчика в лоб. Ему было очень жаль, что он не приехал на пару деньков раньше. Ничего бы не случилось, если бы тот заступился за родных людей. Да, он снова винил себя, но сейчас, когда Лань Юань так крепко спал, может даже впервые за месяцы– Вэй Ину показалось что буря миновала. Ночь прошла, ступило утро. Серое, грустное, со всеми последствиями ночи, но прижать сейчас сына к себе– было всего больше важнее. Юань резко вскрикнул спустя время, а после опять в полусонном состоянии взглянул на отца: —Где он!?... С ним все в порядке!?... Кто его похитил!?... Зачем!?... Когда мы отправляемся?!...— после каждой фразы Лань засыпал, но из-за объема вопросов— постоянно просыпался, будто думал что больше не смог бы спросить это. Ранее юноша мог уснуть только в случае, если кто-то играл "спокойствие" на гуцине, но ночью его играть было нельзя, а днём всё были слишком заняты, включая и самого мальчика. Так что в днём он спал по часу, во время которого дядя Сичень играл ему ту мелодию. Этого времени было недостаточно для полного отдыха организма человека, но парень мог хотя бы передвигаться. Энергии оставалось совсем мало. И это он вспомнил.. * * * Вей Усянь, Лань Ванцзи и Сычжуй на Яблочке отправились в путь. Вей Ин вспоминал, как однажды сам, будучи маленьким ребенком, путешествовал с родителями, сидя на ослике. Сейчас же его сын делал то же самое, но только атмосфера немного другая... Юань внутренне страдал от недосыпа, но держал улыбку на лице, постоянно засыпая и почти сваливаясь с ослика. Картина не из лучших. Такими темпами они дошли до золотых ворот. Они были украшены множеством лиан из чистого золота, на которых красовались лотосы, что было сложно отличить от настоящих. Мужчины заранее договорились о встрече с главой, поэтому им благородно открыли двери и пустили во дворец. Поднимаясь по ступенькам в зал для переговоров, Юань проснулся. На его лице читалось крайнее волнение от предстоящего разговора. Да он был готов ползать на коленях, прося прощения за всех своих родных людей. Да, ему уже на следующий день исполнялось восемнадцать. Если бы он подождал немного перед тем, как совершать ошибку, все сложилось бы по другому. Ведь оставался всего ничтожный месяц до его совершеннолетия! Зайдя в зал, молодые люди увидели длинный стол, за которым и было место для гостей. На столе стояло три рюмки с зелёным чаем, три цветочные служанки, от которых пахло вишней, и несколько сладких и соленых закусок. Всё было таким официальным, что рождало в Сычжуе только большую панику от грядущего разговора. Настал момент истины. Из дверей вышел юноша-цветок, в жёлтых одеждах, которому на вид лет шестнадцать. У него были длинные волосы, завязанные в высокий хвост. Широко распахнутые глаза выражали крайнее недовольство. Руки скрещенные на груди прятали перебинтованые от остатков гнили пальцы. "Он и в правду совершенство"– думал Сычжуй вне времени. Юноша, во время тех отчаянных ночей, читал что-то о богах красоты, которые... Он не помнил, но точно знал– их иллютрации рисовали с портрета Цзинь Лина. Как только он явил свой образ, Сычжуй немного подскочил, но его тут же вернули обратно, одним аккуратным движением руки Лань Ванцзи. Юноша покраснел. И сомневался что это из-за отцовской помощи прямо перед господином Лином. Вот же он, человек из-за которого Юань не мог спать месяц! Как же вырос этот цветочек, пока Лань Юань его не видел. Парень так и рвался изнутри к нему, но сейчас он не мог сорвать эту важную встречу. Он знал о том, что у людей и цветочного ордена всегда были свои разногласия, но не мог понять почему.. За сердитым высокомерным наследником шёл его, всегда со всеми милый и вежливый, дядя Гуанъяо. Он был также в жёлтых одеждах с вышитым пионом в области грудной клетки. Все присутствующие поклонились друг другу в знак почтения, а после начали совещание. —Добро пожаловать, дорогие гости. Мы очень рады вашему визиту в наши владения. Вы пришли по особому поводу или вам провести экскурсию по нашим достопримечательностям?—Цзинь Гуанъяо ехидно и мило улыбался людям напротив. —Вы всё прекрасно угадали, мы пришли расспросить вас об инциденте месяц назад, когда молодого господина Цзиня выкрали из наших владений.— Вэй Усянь говорил всё с улыбкой, но чувствовалось напряжение в его голосе. Жулань сильнее нахмурился. Сычжуй рассматривал каждый миллиметр его лица и всего тела вобщем. Веки были, как тяжёлые гири. Наконец Лань почувствовал, что сможет спать спокойно, зная, что с его молодым человеком всё в порядке... —Это наша обязанность спасать цветы от жестокого обращения, тем более это наследник ордена, который много дней молил о помощи. Вы прекрасно наслышаны о том, что мы не крадём цветы, а спрашиваем хотят ли те отправиться с нами, вылечиться от гнили и других травм. Адепт всё не отрывал глаз от прекрасного юноши, что казалось совершенно не обращает на него и малейшего внимания. Честно говоря, на самом деле цветку хотелось высказаться мальчику всё. Рассказать о новых знакомствах, успехах, но... Это человек. Это трус, который не смог вытащить его из ужасного места и из-за которого он чуть не погиб вовсе. Никто из них двоих не слушал разговоры взрослых и лишь претворяються заинтересованностью, пока Гуаньяо не позвал Жуланя: —Пусть наследник цветочного престола расскажет вам о нашем предложении. —Благодарю,— начал Лин, будто давольно чательно отрепетировал что собирается сказать, не убирая, конечно, своего сердитого выражения лица. — Мы от лица нашего ордена предлагаем вам выбор дальнейших действий от которых зависит судьба наших орденов. Вы можете сделать поправки в общепринятых правилах Гусу Лань и добавить права на постоянную защиту цветочного народа, а мы- —Нет.—перебил мальчика Лань Ванцзи. Он никогда и ни за что не менял бы правила его ордена из-за каких-то сбунтовавшихся цветов— Законы были созданы монахами множество лет назад и должны остаться таковыми для гармонии. —В таком случае... Цветочный народ объявляет вам войну за права цветочного народа. Мы тоже являемся людьми, также, как и вы и требуем свободы выбора и спокойной жизни для цветочного народа, проживающего на вашей территории. Тут гости цветочной столицы встали в ступоре. У цветов и правда не было прав, но они также должны подчиняться правилам. Никто раньше из цветов не жаловался на законы. Они просто мирно существовали, понимая сразу зачем они по,вились на свет и ради какой цели. Юань забегал глазами по комнате. Он знал что такое война и понимал всю серьезность намерений цветочного народа. Сычжуй и сам в этом всём виноват, но его разум не мог поверить, что все это случается на самом деле. —Подождите, может нам устроить переговоры? Мы придем к единогласному решению! Я считаю, что у цветов тоже могут быть права, но и обязанности. Они же по сути такие же люди как и- —Молчи, Сычжуй!— Ванцзи укоризненно посмотрел на сына, не поворачивая голову на него — Вам следует понять, что цветы физически сильнее вас и развиваются быстрее. Вы точно уверены, что готовы начать войну за свои многовековые неизменные правила?—Жулань был зол, он воевал за справедливость к цветам, но совсем не хотел жертв. —Уверены.— Ханьгуаньзюнь был решителен и резок, натерпевшись осквернительных правила просьб, что были чистой воды оскорблением. В отличии от сына, что не так представлял исход их встречи... —Война, так война.