***
Мори-доно учит его врать. Дазай учится быстро. Это легко, когда в тебе нет эмоций, когда ты уже мёртв, главное подобрать нужную маску. Это проще простого, когда в тебе нет понимания смысла жизни, а окружающая действительность настолько прогнила, что становится попросту тошно от каждого вздоха и каждый прожитый день подобен бессмысленному серому алгоритму, несущему за собой лишь вселенскую скуку, разбавляемую попытками уйти из жизни. Дазай смотрит в мёртвые фиолетовые глаза, пока холодные тонкие пальцы просчитывают его рёбра. Дазай тонет во тьме зрачков каждый раз, когда получает личное поручение, тонет в чёрных, вязких водах, с каждым убийством становясь всё безжалостней. Слыша как ломаются под натиском наставника последние остатки человечности. Провал задания. Крайняя редкость. Холодные пальцы проходятся по многочисленным застаревшим шрамам на предплечьях. Резкое движение и холодный металл рассекает кожу под диафрагмой. Ни единый мускул не дрогнул, Мори-доно уже выработал у своего кохая железную выдержку. Дазай — ненавидит боль. Огай — использует её как урок. Скальпель проходится выше, едва касаясь бледной тонкой кожи. Почти не больно. Больно будет потом. Через пару часов. Дазай всем сердцем желает умереть. Мори всеми силами не позволяет. Миссии, поручения, бесконечные обещания смешать наркотик. Дазай знает, что всё это ложь. И Мори-доно не отпустит его так просто, по крайней мере, пока бывшему врачу так выгодно. А погибнуть в разборках ему не хочется. Хочется умереть без указки, так, как самому хочется. Стоя на краю причала и меланхолично и пусто глядя в черноту вод Токийского залива, придавался размышлениям, которые всегда приводили к неутешительным выводам, а впоследствии к удушающему отчаянью. Молодой исполнитель откинул голову, смежив веки. Подул прохладный бриз, трепля вечно отросшие каштановые пряди. «Ночь — время мафии. Прекрасное время суток». Ночь правдивее дня. Ночью слетают маски и проявляется истинная человеческая суть. Проявляется прогнившая реальность, ведь только под покровом ночи люди становятся собой. Ведь они думают, что их никто не видит. Тонкая, почти весёлая усмешка рассекает перебинтованное лицо юноши. Чёрные воды залива манят прыгнуть. Нога в лакированной чёрной туфле уже заносится над рябящейся пропастью. Дазай, словно сомнамбула, а в голове монотонно крутится одна лишь мысль: «Закончить эту пытку». Невозможно, не дадут. Вытащат. Эта мысль ударяет резко. Приходится поставить ногу обратно. Мобильник оповещает коротким сигналом. Тяжело вздохнув и бросив взгляд на воду, Осаму отходит от края.***
Стоя в его кабинете, смотря на чёрный конверт, положенный безукоризненно белыми перчатками, Дазай слышит как что-то внутри него ломается с противным хрустом. Пазлы встают на места и горечь от того, что раньше он не мог понять, ведь всё так очевидно! а он до последнего не мог провести элементарные параллели. Противно, тошно, нечем дышать, тьма душит. Бежать! Бежать к Одасаку. Спасти. Пусть и вопреки слову босса… — Мы не закончили. Голос Мори-доно спокойный, ровный, однако предостерегающие властные нотки в нём слышатся отчётливо. «Почти приказ». Пешки уже наставляют дула автоматов. Смешно. Глупо. Дешёвый фарс. — Ты должен остаться. Ответь, есть ли обоснованная причина, по которой ты должен быть с ним? — Он мой друг.