***
Почему только спустя пять лет Леа посетил бзик по старому и почти покинутому фанатами сериалу, Хенрик решительно не понимал. Он нарциссически гуглил своё имя в связи с последними событиями в своей карьере, и совсем не виноват в том, что постоянно выскакивают эти анимашки и арты по «Стыду», будто бы кроме парочки Исак+Эвен там других нет. Да, они в своё время нравились поклонникам сериала, это часть его карьеры и жизни. То, что дало толчок в профессиональной деятельности, и в итоге он пришёл к тому, где сейчас. И чего Леа стала истерить именно сегодня, подглядев в экран ноутбука, Хенрик не соображал. Да, увидел Тарьея, ему захотелось поинтересоваться, что он сейчас делает, потому что за работой он и забыл про него, они очень давно не общались. Он бы по-любому потом загуглил и Юсефине, и Иман… — Достал чёртов Тарьей! Не можешь не гуглить все эти видосики с поцелуйчиками! Хенрик непонимающе посмотрел на человека на другой стороне кровати. А Леа забирало: — Никак не можешь успокоиться, всё мечтаешь снова с ним встретиться? Постоянно какие-то отсылки в Инстаграме, арты там выкладываешь? Тебя только с ним ассоциируют, а меня ни во что не ставят! До сих какой-нибудь озабоченный подросток нет-нет да и напишет мне — «Ты разрушила их отношения!». Какие к херу отношения! Хватит его гуглить! И девушка с силой захлопнула крышку ноутбука. Раздался хруст. Колпачок от флэшки с фотографиями последней фотосессии, небрежно брошенный на клавиатуру, заявил о себе. Хенрик, сглотнув, поднял крышку. Браузер включившегося экрана украшали цветные полосы и тёмные стрелы, расходившиеся от чёрного пятна. — Ты, блядь, нормальная? — спросил он. — Таблетки какие-то приняла? Или не приняла? Леа насупилась, сложила руки на груди и отвернулась. На глазах выступили слёзы. — Эй, детка, — Хенрик отложил испорченный ноутбук. — Что случилось? — Надоело жить в тени Исака и Эвана. — Разве когда-то так было? Мы ведь с тобой встречаемся ещё с тех времен, никогда не было подобной проблемы. Сейчас не говорят о «Стыде». — Тебе так кажется. Ты никогда не интересовался. Потому что тебе нравится внимание. И совсем не моё. — Леа, я же с тобой. Всё же было нормально. — Нормально? Слушай, с тобой круто встречаться. Типа, я с Хенриком Холмом, он такой популярный, а сейчас тем более… — А теперь остановись. Типа, ты со мной встречалась, потому что я популярный? А как же — забавный, умный, красивый? — Ты о себе потрясающего мнения. Или это тебе Тарьей так льстил? — Да что ты к нему прицепилась? Мы не общаемся даже. — А я этого не знаю. Хенрик потянул на себя одеяло. Может, он тупой, не понимает женщин, не понимает людей в принципе, но с чего это Леа решила, что у него какие-то… эмм… чувства к его бывшему коллеге? Так думали только диванные специалисты по мимике, скрупулёзно разглядывая их совместные выходы. Сто лет назад, блин. Леа отвернулась, погасила свет настольной лампы со своей стороны и нарочито засопела, типа спит. За неимением ноутбука, Хенрик схватился за мобильник. Он снова загуглил Тарьея. Леа подняла эту тему, стало ещё более интересно, как он там. Инстаграм он перестал вести, почти нигде не снимался, эпизодически появлялся в серии какого-то медицинского сериала, в низкобюджетном фильме. Карьера самого Хенрика шла куда лучше. Он недавно сыграл в новом молодёжном норвежском кино, которое получило хорошие отзывы у критиков и зрителям полюбилось, поэтому предложения сейчас сыпались лучше и чаще, чем после «Стыда». А одно такое предложение, которое недавно поступило его агенту и вовсе доводило его до трясучки. Пока он никому не говорил, как требовала другая сторона. Да и Леа была довольна их совместными появлениями, возможностью покрасоваться в платьях, новыми совместными фотосессиями. Он пытался понять: возможно, девушка случайно наткнулась на «Стыд», кажется, один из телеканалов его транслировал. Может быть, в Интернете — он сам недавно доказал, что нагуглить его имя и не попасться на кадры из сериала невозможно. Она с ним уже долго, наверное, почувствовала, что имеет на Хенрика какие-то права, что он стал более популярным, может уйти в любой момент к другой, более известной и красивой… Ах, знаете ли, Хенрик не чья-то собственность! Хенрик разозлился и пролистнул ссылки, которые показывал Гугл. Пригляделся и кликнул на одну. Молодёжный экспериментальный театр Осло. Постановка «Мы разные птицы». В актёрском составе — Тарьей Садвик Му. Хенрик даже не знал о таком театре. «Мы птицы разных стай и видов. Любовь невозможна. Любовь неизбежна?» Хенрик кликнул по имени Тарьея. Чёрно-белая фотография мужественного лица, уже не детского, но всё с той же застенчивой полуулыбкой. Без русых кудряшек, совсем короткая стрижка. Он постригся после «Стыда», будто бы не хотел иметь ничего общего с Исаком. Информация об актёре была скудной, когда родился, какие имел работы, с каких пор служит в театре. Он отложил телефон и выключил свет. Проснулся резко от того, что Леа врубила верхний свет. — У тебя ПМС или что? — закрывая ладонями глаза, пробурчал Хенрик. — Это у тебя ПМС — «Питаю к Мальчикам Слабость». И на одеяло упал его телефон. Хенрик поднял аппарат и глянул на экран: страничка сайта театра с фотографией Тарьея. — У нас был пакт Леа — не лезть в телефоны друг друга. Леа издала смешок. Хенрик потёр лицо и сел в кровати. Его девушка сошла с ума. Может, надо было её куда-то сводить, подарить подарок, цветы. Окружить вниманием на вечер. В последнее время он был занят. Может, Леа просто разозлилась на его отсутствие в её жизни? А, может, нахер всё? Будет он ещё что-то доказывать! Леа была уже одета в красивое платье, высокие лакированные сапоги. Сейчас стояла перед зеркалом и моделировала причёски. — Мы куда-то идём? — улыбнулся Хенрик. — Я иду, — отрезала Леа. — А ты лежи и страдай по Тарьею. Хенрик засмеялся. Ему показалось, что Леа, поняв, что вела себя глупо, хочет вывести всё в шутку. Однако, нет. Леа, оставив, волосы распущенными, стуча каблуками ушла в прихожую, повозилась там немного, а потом хлопнула дверь. Ладно, купит он ей цветы. Хенрик любил ходить пешком. Особенно по позднеосеннему морозному Осло. Когда ветерок гулял по улочкам, а магазинчики-ресторанчики начинали украшаться к Рождеству, мигая цветными фонариками. Он замотал шарф, натянул шапку и весело спешил по мостовой, ловя кожей залетающие мелкие снежинки. Дыхание вырывалось быстро тающим паром, щёки немного щипало. Возникло ощущение, что нечто должно произойти — висело в воздухе некое возвышенное ожидание. Он прижимал к себе упакованный в коричневую шуршащую бумагу букет, под мышкой держал плюшевого зайца и коробку конфет. Банально, но Леа это порадует. И действительно случилось. Сразу две вещи одновременно. Первая. Позвонил его агент и, не дожидаясь «Алло» закричал в трубку: — Хенрик! Роль твоя! Слышишь? Добро пожаловать в Голливуд, как говорится! Вторая. В окошке кофейни, почти у дома, напротив которой он остановился, сквозь еловые ветки с малюсенькими шариками открывался вид на столик, за которым сидела Леа и потирала руку парня рядом. И, видимо, в благодарность за массаж, парень поцеловал ее сначала в щеку, а потом в губы. Так, значит, Леа просто хотела разорвать их отношения, но сделать при этом виноватым Хенрика? — Хенрик? — уже в который раз переспрашивал агент. А Хенрик вломился в кофейню. Даже колокольчик звякнул не приветственно, а возмущённо. Бросил на столик Леи и её кавалера конфеты-букеты, не отрывая телефон от уха, и тут же вышел. — Хенрик, ты что, дар речи потерял? — Я… — и Хенрик в ужасе застыл. Два потрясения подряд не прошли бесследно: он действительно осип и не мог произнести ни слова. Сжал в руках игрушечного зайца, которого забыл отдать.***
Что должно случиться с подростком, которому почти каждый день приходилось целоваться с привлекательным парнем старше него? Хочешь — не хочешь, влюбишься. Но чтоб вот так — крепко, безнадёжно, неизлечимо, много лет спустя испытывая тоску и горечь. Может, поэтому у него ничего не получается? Никак не скрыть эту меланхолию в глазах на пробах. Тарьей считал, что его самая заметная роль в сериале «Стыд» была смелой, не всякий взрослый актёр на подобное согласится. Он хотел заниматься актёрством, хотел совершенствоваться и дальше, получать сложные экспериментальные роли. Ведь он доказал… Доказал, что не может собраться без Хенрика. Без его поддержки, смеха, лучиков вокруг добрых глаз. Тарьей шёл на пробы в театр и представлял, будто бы Хенрик где-то в зале, поддерживает его. Может, поэтому прошёл — читал монолог пусть и фантому, но только ему. Потом плакал в своей маленькой квартирке в мансарде старого дома, жалея себя. Это было унизительно. До чего ж он докатился. Но он не мог оставить Хенрика в покое. Заглядывал в его соцсети, несколько раз сходил в кино на его новый фильм. Анонимно написал хороший отзыв, особое внимание уделяя игре Хенрика Холма. Он гордился им, радовался за него. Они давно не общались, Хенрик не упоминал что-либо о «Стыде» или его актёрах в интервью, у него была своя насыщенная жизнь и карьера. И в Тарьее — тени некогда нашумевшего сериала, он не нуждался. Театр давал ему свободу выплёскивать свои муки, мысли о несовершенстве мира и совершенстве Хенрика, чувственные страдания. Да, это было маленькое частное заведение, где ставили странные абстрактные постановки, нужно было использовать не только голос, но и пластику, играть лицом и глазами. Сюда приходили эстеты за эмоциями. Конечно, он не получал высоких зарплат. Но средств хватало, чтобы жить в маленькой квартирке в старом районе. Он считал её очень уютной. Косые окна мансарды открывали вид на небо, обои в геральдические лилии он не стал менять. А остальное пространство заполнили мебель и товары из Икеа. Казалось бы, он служит в театре, актёр, но чувствовал себя обычным одиноким человеком, который ходит на работу, возвращается, пусть и поздно, перекусывает, принимает душ, кутается в одеяло и садится на пол, опираясь на кровать. Смотрит кино или читает книги. Проглядывает один артбук с красивыми фотографиями замечательного молодого человека. Он купил эту книгу сразу же, как только Хенрик написал о ней в своём Инстаграме. «Будешь ли ты скучать по мне, когда я уйду?» — назывался артбук. Очень буду. Вовсе не богемная жизнь чувствительного театрального актёра, состоящая из вечеринок и знакомств. Этим утром он понял, что что-то не так. Горло саднило. Либо он перекричал, повторяя каждый вечер одно и то же на сцене, либо всё-таки виновато окно, открытое на ночь. «Привет. Как у вас с больничными в театре?» — написал он Астрид, директрисе и режиссёру постановки по совместительству. «Не поняла?» — ответила Астрид. «Говорить не могу. Горло болит». «Солнце моё, дуй к врачу. Заметить тебя некому. Сам знаешь, сегодня пятница. А вечер пятницы — это много зрителей». — Блин, — просипел Тарьей. Ему и самому не хотелось лишаться заработка (да-да, актёры пусть и работают ради искусства, но кушать тоже надо). Он нацепил спортивные штаны, толстовку, накинул капюшон, замотал шею шарфом (будто бы сейчас это имело какое-то значение), влез в кроссовки, накинул куртку и выскочил из квартирки. Тарьей потащился к своему фониатру. Да, возможно, стоило к отоларингологу, но добрый доктор Балке, старичок с большим опытом, который перед каждым просмотром или процедурой успокаивал пациентов, всё объяснял доступно, казалось, имел личное отношение к каждому. Доктор Балке скажет: «Тарьей Сандвик Му, ну что у тебя случилось? Почему такой несчастный вид? Давай посмотрим горлышко». И всё, можно чувствовать себя хорошо. Он дошёл где-то за час до кабинета доктора Балке, хотя надо было вызвать такси, потому что он торопился и наглотался холодного воздуха ещё больше. Хоть бы доктор вообще принимал. Надо было позвонить сперва. — Добрый день, Соня, — прохрипел он, подойдя к столу администратора. — Я без записи, но, как слышишь, экстренно. — Так, молчи, — ответила Соня. — Не ты один. Сегодня будто бы всех прокляли. Так что, снимай куртку, надевай бахилы и пойдём. Тарьей повесил на вешалку-жирафа свою курточку, взял из специальной корзинки чистые бахилы. Одна наделась криво, но какая разница, перед кем тут щеголять синими бахилами? — Присаживайся, — Соня подвела его к дивану. — Будешь вот за этим молодым человеком с зайцем. — Здравствуйте, — прошипел Тарьей. Молодой человек поднял голову. Что надо было сделать? Ну уж точно не состроить бровки домиком, покраснеть и начать чесать большим пальцем левой руки большой палец правой. Хенрик же лишь приоткрыл рот, потом сразу закрыл, поняв, что не может говорить. Он кивнул и подвинулся к краю дивана, освобождая больше места. Тарьей вздохнул и уселся на другой край. Хенрик рядом, и сразу стала иметь значение и криво надетая бахила, и не совсем свежая толстовка, и уродские спортивные штаны. Тем более его сосед сидел в модных чёрных джинсах, рубашке в клетку с замшевыми заплатками на локтях. От него вкусно пахло туалетной водой с нотками цитруса. — Как дела? — вдруг вырвалось неосознанно, потому что очень хотелось это знать. Хенрик выставил большой палец, типа хорошо, но потом провёл им по горлу и закатил глаза. Тарьей улыбнулся. Хенрик улыбнулся в ответ. Потом поправил пятернёй свои полосы, будто зачёсывая их назад. Тарьей издал непонятный звук от этого жеста. Он вдруг представил (если быть честным перед собой — не в первый раз), что они вместе сидят в его квартирке, укутавшись в одеяла, и Хенрик делает вот так. Нет, он проводит по волосам Хенрика, заправляет их за уши… — Герр Холм! — позвала Соня. — Проходите, пожалуйста, в кабинет. Хенрик вытащил из нагрудного кармана рубашки смартфон, что-то быстро набрал и показал Тарьею: «Посторожи зайца, он любимый, я без него никуда». Тарьей посмеялся, насколько мог. Но тут же состроил серьёзное выражение лица, приложил ладонь ко лбу, будто бы отдавая честь командиру и обещание сохранить плюшевого друга даже ценой своей жизни. Да он бы так и сделал. Полчаса они с зайцем сидели друг напротив друга. Когда Хенрик вышел, а в кабинет позвали Тарьея, Холм проговорил «Не ходи туда» и состроил страшные глаза. А ещё хлопнул Тарьея по спине. Этого оказалось достаточно, чтобы растаять внутри, несмотря на сгущающиеся над Осло снежные тучи. Манипуляции действительно были не самые приятные, но успокаивающий тон доктора Балке, который ещё и погладил по голове дрожащего от предстоящего Тарьея, а потом и вовсе угостил конфетой, как смелого малыша, смывали впечатления. Покинув кабинет, Тарьей заметил, что заяц все еще сидит на диване. Хенрик забыл? Или оставил в подарок? Не тешь ты себя надеждами. Ты уже надеялся там, в кабинете, что Хенрик будет тебя ждать. Посмотри, он ушёл сразу же! Вы больше не коллеги, не друзья. Так, знакомые. Тарьей схватил игрушку. Он весь день не решался написать Хенрику. Ну что тут такого? Напишет, чтобы забрал своего зайца, передаст где-нибудь в городе и все. Ладно. ЛАДНО. Тарьей открыл Инстаграм. Уведомления о редких комментариях поклонников «Стыда», почти все с одним текстом «Вернись, мы по тебе скучаем». Эх, знали бы вы, как он скучает по одному человеку. «Привет, Хенрик. Твой заяц у меня в заложниках». Отправить. — Ух, — и Тарьей отбросил телефон. Потом снова за него схватился. Ну какую же нелепость написал! «В заложниках!» Не мог просто спросить «Как я могу вернуть тебе игрушку?» Дебил. Сигнал о сообщении. «И что ты за него хочешь? ;)» К чему этот подмигивающий смайлик? Блин. Ааааа! Что делать? Что делать? Тарьей много бы чего мог попросить. Но зачем оно нужно, вымоленное, выпрошенное, неискреннее? Хотя, наверное, он бы и такое принял, пытаясь дарить свое честное, нежное, преданное… Смелости написать что-то из разряда флирта не хватило. «Может, я тебе его как-нибудь отправлю? Или передам?» «ОК. Давай вечером». «Вечером у меня спектакль». Не смог написать: «Приходи». «Во сколько заканчиваешь?» «В десять». «ОК. В пол-одиннадцатого на Акер Брюгге на набережной. Пойдет?» И добавил: «Поздно, страшно и темно)». «Все, как я люблю», — ответил Тарьей. Он опять на что-то понадеялся. Что Хенрик тайком придёт на спектакль. Потом поймает его у выхода, они прогуляются немного, поговорят. Но нет, Тарьей ехал на такси в дорогой район Осло. Не для бедных по классике актёров. Неужели Хенрик там живёт? Он бы не удивился. Хенрик заслужил. Тарьей вышел и такси и огляделся. Долговязая фигура в чёрном полупальто оперлась спиной на фонарный столб. Несмотря на холодную погоду, почти ночное время, ветер, дующий с залива, здесь прогуливались редкие пары, а окошки ресторанчиков и баров светились. Тарьей подошёл к Хенрику поближе. — Ты принёс его? — загадочным низким голосом проговорил Хенрик. — Так не пойдёт, — произнёс Тарьей. — Ты должен произнести кодовую фразу, а я — её закончить. — А, может «Ты принёс его» и есть кодовая фраза. — Так, может, своими словами я её и закончил? Хенрик усмехнулся и поздоровался: — Привет, Тарьей. — Привет, — улыбнулся Тарьей. Ну и чего ты лыбишься? У вас не свидание и никогда не будет. — Возьми игрушку. — Игрушку! Эдак ты назвал моего лучшего друга с сегодняшнего дня. — Прости, я не знаю, как его зовут. — Никак. Я купил его сегодня для Леа и…неважно. Хенрик заметно помрачнел. — Пройдёмся? — сказал он. — Замёрз тут стоять. Не хотелось бы опять проблем с горлом. Они тихим шагом пошли по набережной. Сначала молчали, разглядывая пришвартованные лодки. Тарьей несмело поднимал глаза на своего спутника. Высокий, стройный, красивый, статный, замечательный, остроумный… и ещё целая куча восхищённых прилагательных, описывающих внешность и душу Хенрика Холма. — Так, значит, ты играешь в театре? Тарьей уж было хотел порадоваться, что Хенрик следит за его жизнью, но потом вспомнил, что сам ему сказал о спектакле. Он поправил голос и ответил: — Да. В небольшом, но ставящем интересными смелые постановки театре. Вот сейчас я и мои коллеги играем птиц. Но это не означает, что мы расставляем руки, как крылья и носимся по сцене. Есть лишь некоторые движения, знаки в походке, поворотах головы, чтобы зритель действительно понимал, что на сцене птицы. Но на деле это история отношений и любви. Что-то типа птичьей «Ромео и Джульетта». — А, ясно, — безразлично ответил Хенрик. — Но ты почти не снимаешься в кино? — Нет, я… — Не берут? — Ну… — Тарьей засмущался. Да, действительно как-то не удавалось пробиться. Лишь на эпизоды и то… — Я иногда хожу на пробы… — Короче, ты не очень в этом удачлив, да? — Не очень, — Тарьей поник. — Знаешь, я пойду. Приятно было повидаться. Тарьей повернулся и быстрым шагом отправился прочь. Когда человек, которого ты считаешь лучшим на свете, завуалировано называет тебя неудачником, это требует последней стадии — зарыться под одеяло с головой. Лишь в такси он сообразил, что пакетик с зайцем всё ещё при нём.