***
— И ты сыграешь взрослого сына героя Леонардо ДиКаприо? — спрашивал ведущий. — Ага, — отвечал Хенрик, положив ногу на ногу. — Хотя, мне кажется, я больше похож внешне на сына Маколея Калкина. И рассмеялся. Тарьей рассмеялся тоже. Потом остановил кадр с улыбающимся Хенриком и засмотрелся, поглаживая уши игрушечному зайцу Хенке. Он так гордился Хенриком, так сильно желал ему удачи на съемках. Если бы он не обиделся тогда, как маленькая девочка, то, возможно, они бы начали общаться. Но тогда его чувствительность была просто натянута, как струна, от близости с ним. И вот теперь он снова вернулся в свою гавань безответности и страданий. Будто он эту «ответность» получил бы! Тарьей продолжил просмотр ролика. — И это будет… — начал ведущий. — Я не могу сейчас много говорить о сюжете. Конечно, я уже видел сценарий. Это будет такая полушпионская история с неожиданными поворотами. — Ты поедешь в Голливуд? — Может после, в рамках промокомпании. А сейчас даже не знаю, повезло мне или нет, но съёмки будут проводиться в Европе, в том числе и в Норвегии. — То есть, в течение недели или двух ты сможешь отправляться ночевать домой? — Надеюсь, даже приходить на обед. И опять улыбнулся. Тарьей закусил губу. Зазвонил телефон. Тарьей взглянул на экран. Он остановил запись и поднёс телефон к уху. — Привет, мам. — Что насчёт Рождества? Тарьей помолчал. Семейный ужин, на котором все будут спрашивать об успехах сына уважаемых людей. Мама не позволит рассказать, что он живёт на чердаке, как Карлсон, отказывается принимать какую-либо помощь и работает в маленьком театре. Прервет его и начнёт вещать, какой он перспективный мальчик, играющий в нетривиальных пьесах. Как будто есть что-то постыдное в самопродвижении, начала с нуля. Поэтому… — Я взялся за подработку, — солгал он. — Сыграю в Рождественской пьесе в детском театре. Прямо в Сочельник, да. — Сынок, тебе не нужна подработка, просто попроси, если испытываешь нужду. И потеряй самоуважение с концами. Оно и так неплохо страдает из-за Хенрика. — Я хочу сам добиваться. И прекрати скупать места на мои представления. Когда в зале пустые кресла, это не очень приятно для актёра. — Но ведь наверняка твоя зарплата зависит и от выручки. — А ещё от отклика людей, чьи места ты занимаешь духами. Нет рецензий — нет зрителей. Тарьей отставил телефон на расстояние и закашлялся. Горло опять першило. — Тарьей? Тарьей? — верещала мама. — Почему ты кашляешь? Это все из-за твоей квартиры! Продувается со всех сторон! — Здесь хорошо топят, мам. Заговорился. У актёров бывают проблемы с речевым аппаратом. — Посети доктора. — Я уже был. Все в порядке. Ладно мам, пока. — Может, все-таки придешь на Рождество? — Может, — согласился Тарьей, чтобы мама отстала. — Всего хорошего. — И тебе, сынок. Звони. Тарьей отключил вызов и уставился в экран ноутбука, где всё ещё улыбался Хенрик. Может хватит? Может, действительно хватит? Он поднялся, натянул штаны, толстовку и бросился на улицу. Пробежать по улочкам, ловить воздух северного воздуха, чувствовать ритмы города стопами, а в ушах — его музыку. Лучшее лекарство. Пусть и на время. На спектакль Тарьей явился не в себе. Кажется, была температура, то ли от неё, то ли от бега болели мышцы. Он силился и улыбался перед всеми, здоровался, хотя в ушах была вата. Все представление отхрипел, а не отговорил, и, если бы ему было дело, то заметил строгий взгляд Астрид из-за кулис. Он знал текст наизусть, повторял его часто, поэтому выдавал роль просто на автомате, хотя очень хотелось залезть под декорацию, свернуться калачиком и заснуть. — Тарьей! — Астрид схватила его, с испариной на лбу, за запястье после спектакля. — Астрид! — Тарьей вымученно улыбнулся во все тридцать два зуба. — Ты болен? — Да ну, с чего ты взяла, — отмахнулся он. — У меня трое детей. Я легко распознаю как симуляцию болезни, так и выздоровления. В зависимости от того, куда им надо идти. — Температура… небольшая. — Я тебя подвезу, собирайся. — Не стоит, правда. Я чувствую себя хорошо. Немного пройдусь по воздуху, и как рукой снимет. — Нет, Тарьей, я настаиваю. Не приходи на последний спектакль в сезоне. Отлежись. Пустим второй состав. Придёшь на читку новой пьесы уже после праздников. — Но… — Не надо так выкладываться и терять здоровье. Но на вечеринку постарайся прийти, окей? — улыбнулась Астрид. — Ты же все-таки чей-то Тайный Санта. Если хочешь, возьми «плюс один». — Минус, то есть ноль-один, — Тарьей заговаривался. — Все ладно, иди в гримёрку.***
Что он такого сказал, что Тарьей обиделся? Почему его, Хенрика, это трогает? И зачем он об этом вспомнил сейчас, пару недель спустя? Давайте еще вспомним, как он в младшей школе лажанулся! Хенрик сидел один в большой постели, ел китайскую еду и ни о чём не жалел. Да о чём вообще жалеть? О Леа? Ну так пусть теперь локти кусает! Хорошо, что он ей не проболтался про Голливуд и ДиКаприо. А то была бы сейчас эта лицемерка рядом и строила примерную девушку. Она уже пыталась позвонить, но он добавил ее контакт в чёрный список, и принципиально не брал трубку с незнакомых номеров. А ключи он у неё отобрал, когда застал, собирающую вещи. Ушла она, кстати, к какому-то биатлонисту, что ли? Хенрик не особо разбирался в лицах спортсменов. В зимних видах спорта норвежцев было до фига и больше. А вот Хенрик Холм скоро станет сенсацией! Уже стал! Актёр из подросткового сериала станет Голливудской звездоооой! Пусть так и напишут заголовки. Нет. Вот так: «Хенрик Холм — мировая звезда»! Только Тарьей Сандвик Му омрачал его ликование, появляясь где-то на задворках мыслей. Казалось бы, он уже ничего не значит в его жизни. Ушли в прошлое общие знакомые, вечеринки, переписки… Но вот взгляд Тарьея, когда Хенрик сказал, что он не очень удачлив. А что он ожидал услышать? Поддержку, может, от бывшего, более успешного коллеги, совет… Хенрик взялся за смартфон и отыскал сайт молодёжного театра. Сегодня был спектакль, Тарьей в составе. Он купил билет и соскочил с кровати. И сначала Хенрик не понял. Нет, играл Тарьей неплохо. Но взгляд у него был какой-то мутный, голос — хриплый. Неужели так надо по сюжету? В паре сцен его повело. Хенрик заметил, как он уходил за кулисы, держась за стеночку. А на поклоне, казалось, он не мог и не хотел разгибаться обратно. Кажется, Тарьей приболел… Хенрик встал с кресла и поспешил к выходу из театра. Так, где поклонники встречают актеров? У заднего входа, так же? Хенрик поспешил туда. Заметив стайку девочек, Хенрик стушевался. Он поднял шарф, прикрывая лицо, тихо подошёл и опёрся о стену. Девочки гипнотизировали лишь дверь, не обращая на Хенрика внимания. Актёры выходили по одному, но вот Тарьея все не было. Девушки брали автографы, но ждали явно одного единственного. Как и Хенрик, собственно. Из-за двери появилась высокая крупная светловолосая женщина. — Чего стоим, кого ждём? — громко спросила она. — А Тарьей… — захлопала глазами одна из девчушек. — Тарьей уже уехал. Давайте по домам, уже поздно. — Но мы его не видели… — По домам девочки. Видите, у меня ключи, — и женщина потрясла ими перед носом у грустных поклонниц. — Я закрывать дверь буду. Девочки, не тратьте моё время. Расстроившиеся фанатки Тарьея медленно побрели вдоль улицы. Женщина открыла дверь и сказала: — Выходи, никого нет. Сначала Хенрик услышал, как кто-то шмыгнул носом, а потом появилась ссутуленная фигура. Руки в карманах, голова в капюшоне опущена вниз, шарф замотан до носа, как и у Хенрика. Женщина придержала его за спину. — Возьми ключи, синий «Рено» на стоянке. Посиди в машине, а я сейчас приду. — Тарьей, — позвал Хенрик. Тарьей вздрогнул и повернул голову в сторону Хенрика. — Ну что ж за люди! Языка не понимаете? — возмутилась женщина. — Сказала же — пошли вон, значит, пошли! — Астрид, это мой… друг, — прохрипел Тарьей. — Я его подвезу, — сказал Хенрик, а потом спросил: — Можно? Женщина, которую Тарьей назвал Астрид, посмотрела на актёра. — Поедешь с ним? — спросила она. Тарьей покивал. — Отлично, так даже быстрее окажешься дома. Позвони или напиши мне, ладно? Поддержи его под руку, ему совсем плохо, — это уже было обращение к Хенрику. Хенрик повиновался, только вместо руки подхватил спину. Тарьей прислонился к нему. В этом нет ничего такого, Тарьей болен. Леа неправа.***
По закрытым векам прошёлся лёгкий ветерок. Тарьей открыл глаза. Одно из окошек было слегка приоткрыто. Он вдохнул. Пахло блинчиками и кофе. Тарьей оглядел себя — в футболке, пижамных штанах, накрыт одеялом и пледом. На маленьком столике рядом — стакан воды, упаковка аспирина и градусник. Из закутка между комнатой и миниатюрной прихожей, где располагалась кухонька (если так можно назвать место с плитой, вытяжкой над ней, одной тумбой, навесным шкафом и маленьким холодильником, на котором стояла микроволновка), вдруг раздалось тихое пение. Это не была какая-то песня, так — странный мотив и текст… что-то типа: — Блинчик раз, блинчик два… Что случилось? Кто это? А! Хенрик! Тарьей, вспомнив прошлый вечер, резко поднялся. Тут же стрельнуло в голове. — Ой, — пискнул Тарьей, приложил руку ко лбу и опустился на подушку. Хенрик выглянул из кухни. Он держал в руках сковородку, в которой шипело масло. — Не стал бы есть на завтрак то, что в твоём холодильнике. Пришлось сбегать за ингридиентами и кофе. Правда, варил в кастрюльке. Так что не надейся, что это я ради тебя пеку. И улыбнулся этой своей прекрасной улыбкой. Тарьей скромно улыбнулся в ответ. Не утро, а мечта. Хенрик отставил сковородку, и приблизился. Тарьей прикрыл одеялом краснеющие щеки. — У тебя была очень высокая температура, — Хенрик поднял со столика градусник и протянул бывшему коллеге. — Поставь, пожалуйста. Только не настукивай ни в какую сторону. Тарьей лишь кивнул, протягивая руку за градусником. Хенрик не дотронулся до его руки, наоборот, как-то быстро отдернул. А позже притащил тарелку с горой блинчиков и большую кружу кофе. — Через «не могу», — сказал Хенрик. — Поесть надо. Учитывая, чем ты питаешься. — Нормально я питаюсь, — ответил Тарьей. — Ага, полуфабрикаты — круто. — Именно, — Тарьей намотал на вилку блинчик и засунул в рот. Судя по спрятанной в кулак усмешке Хенрика, выглядело это забавно. Пусть смеётся, Тарьей рад его смешить. — Фкуфно. — Как самочувствие? — Лучше. — Отдай градусник, — и Хенрик подошёл к кровати. — И заведи хотя бы диван. А то спать на твёрдом полу очень неудобно. — Ох, — Тарьей смутился. — Мог положить на пол меня. Хенрик рассмеялся и посмотрел на градусник. Божечки, какой он заботливый… — Что с твоими глазами? — нахмурился Хенрик. Тарьей встрепенулся и от смущения сделал пару больших глотков кофе. Ничего у него с глазами. Это называется «смотреть с поволокой».***
Не спал Хенрик на полу. Он устроился рядом с Тарьеем. Хенрик привёз его домой и чуть ли не тащил по лестнице на эту чертову крышу. Лучше бы к себе привез. В дом с лифтом. Поговорить хотел, извиниться, может. А в итоге пришлось заботиться. — Душ сам сможешь принять? — снимая с Тарьея куртку, проговорил Хенрик. И чего он спрашивает, будто, если Тарьей сейчас скажет «нет», то он с ним пойдёт! — Угу, — промычал Тарьей. — Негорячий только, попрохладнее сделай, это немного собьёт температуру. — Угу. А потом уткнулся головой в плечо Хенрика. — Уффф, — шумно выдохнул Хенрик. — Где ванная? — Там. — Там, — передразнил Хенрик. Вот ввязался! Кажется, напротив кухни была какая-то дверь. И он потянул Тарьея туда. Да, действительно — крошечный совмещённый санузел. — Захочешь поссать, мимо унитаза не наделай, — предупредил Хенрик. — Раздевайся и помокни немного. — А ты? — А я нет. Иди, Тарьей. Ты как пьяный! Хотя… видел я тебя пьяного, ты адекватнее. Хенрик немного постоял возле приоткрытой двери и дождался, пока польётся вода. Подошёл к кровати. Даже разбирать не требовалась — никто её аккуратно не заправлял. Тарьей просто накинул одеяло ровно на плохо взбитые подушки и всё. Хенрик огляделся. Он подошёл к открытому стеллажу, на котором стояли книги, журналы, деревянная икеевская фигурка человечка, на которую Тарьей нахлобучил маленькую вязаную шапку. Сам вязал, что ли? Хенрик усмехнулся. Взгляд упал на артбук. Тарьей купил его! Это поддержка… Хенрик поводил глазами по стеллажу. Аптечка оказалась внизу. Он выудил оттуда градусник и аспирин. Вода перестала течь. Хенрик помотал головой и бросился к шкафу. Выудил оттуда светлую футболку и пижамные штаны, с соседней полки — плед. Он подошёл к ванной и приоткрыл дверь, протянул одежду. — Легче? — спросил он. — Хенрик… — отозвался Тарьей. — Ладно, не говори. Просто оденься и выходи. Футболку он надел задом наперёд, но Хенрик не стал ничего говорить. Он подвёл его к кровати и помог улечься. Запихнул под мышку градусник. Налил воды из чайника, протянул таблетку аспирина. Температура была высокой, но, возможно, придёт в норму утром. — Прости меня, — прошептал Тарьей, прежде чем провалиться в сон. И что ему теперь делать? Уходить казалось неправильным. Вдруг этому бедняжке что-то понадобится ночью? Устроиться крюком на кресле? А потом не разогнуться утром? Хенрик стащил с себя толстовку и джинсы. Тарьей даже не узнает. И нырнул под одеяло.***
— Как дела? — спросил Хенрик, когда Тарьей умял половину имеющихся на тарелке блинчиков, и посмотрел на часы. — Ты торопишься? — грустно спросил Тарьей. А что он хотел? Хенрик просто не смог бросить его больного. Он благородный. — Знаешь, у меня теперь немало дел. Надо привести себя в порядок, записаться на нужные тренировки, чтобы не ударить в грязь лицом перед звёздами. Понимаешь, да… — Ты все сделаешь по высшему классу. Очаруешь всех. — Очарование — это совсем не по моей части, — ответил Хенрик, прямо глядя на Тарьея. Потом спохватился и отвернулся. — Знаешь, мне действительно пора. Хенрик поднялся. Он оглядел комнату, заметил упакованный подарок с розовой ленточкой. — У тебя кто-то есть? — спросил он. У Тарьея застучало сердце. Хенрик приревновал? — В коллективе мы играем в Тайного Санту. Это для одной девушки. Кстати, — Тарьей замялся, собрался с духом и выпалил: — На вечеринку можно приводить своих… ну, или не своих… друзей тоже… Хочешь пойти со мной? Будем собираться двадцатого в Oslo Camping, чтобы поиграть в мини-гольф, выпить… — Я буду занят.