Save me for Christmas

Этот день в своей жизни, совершенно особенный день, Чонгук распланировал ещё год назад. Он вообще за последние десять лет привык, что всё в его жизни идёт по точному, заранее согласованному и выверенному плану, но… именно 24 декабря 2021 года всё покатилось к чертям. Почему? Потому что его родители и сестра из-за снежной бури не смогли прилететь в засыпанный снегом по самые макушки небоскрёбов Нью-Йорк, а это значило первое Рождество за все двадцать восемь лет его жизни без семьи. А ещё без невесты. Вернее, без той, кому он планировал сделать сегодня вечером предложение. Почему? Потому что она ненавидела утренние сюрпризы. Ведь сегодняшние утренний какао и печенье с шоколадной крошкой, которыми он собирался порадовать свою вторую половину, обернулись какой-то вендеттой. Странно заставать свою (вроде бы) любимую девушку в постели с лучшим другом. Но ещё страннее оказалось то, что Чонгук не испытал при виде этой отвратительной сцены ничего, кроме облегчения. Теперь ему не нужно было жениться. На ней. И это было… правильно? Он сразу же поехал и под сочувственным и немного игривым взглядом девушки-консультанта сдал обратно в магазин идеальное обручальное кольцо. Три карата. Бриллиант редкой чистоты. Россыпь мелких сапфиров. Белое золото. «Тиффани». Любая девушка мечтает о таком. Так считала его мама. И его уже бывшей невесте оно наверняка бы понравилось. А сам Чонгук считал его слишком вычурным. Ему по душе были более простые и менее кричащие о своей стоимости формы. Когда Чонгук избавился от него, ему внезапно стало так легко-легко и… хорошо? Это правда было правильно. И его не так уж пугало Рождество в одиночестве. В конце концов, у него был Бам и подписка на «Нетфликс». И он, несмотря ни на что, собирался приготовить целую гору еды. Он обожал готовить. Особенно на Рождество. И хотя бы эта часть плана должна была состояться. Никакая дрянь в этой жизни не могла испортить Чонгуку его самый любимый в году праздник. В их загородном доме уже всё было готово к Рождеству: ёлка, украшения и даже подарки. Мама с сестрой хорошенько постарались перед поездкой в отпуск на Мальдивы, поэтому всё, что оставалось Чонгуку, – купить продукты для готовки. Даже вино, и то было запасено уже очень и очень давно и хранилось в особой, праздничной коллекции отца в винном погребе. Не обращая внимания на разрывающийся от звонков и сообщений телефон от своей так и не состоявшейся невесты и бывшего лучшего друга, избавившийся от кольца и важной части своей жизни, но абсолютно не расстроенный этим фактом Чонгук сначала отправился в супермаркет, а затем на центральный фермерский рынок – единственное место, где даже в такой жуткий снегопад накануне Рождества можно было купить самые лучшие и вкусные продукты: мясо, зелень, копчёности, сыры и фрукты. Потому что Чонгук всегда привык получать всё самое лучшее. И потому что он, как никто другой, умел ценить и ценил хорошую еду. Единственное, что в последнее время доставляло ему удовольствие в его жизни. И ещё Бам. Просто потому, что этот огромный, но такой наивный и непосредственный пес по-настоящему любил его. Единственный, кроме его родителей и сестры. Не потому, что он был Чон Чонгуком, наследником семьи Чон, самым завидным холостяком с до ужаса раздражающей кукольной внешностью, от которой Чонгук с огромным удовольствием бы избавился. А потому, что он был его любимым хозяином, и всё. На самом деле, просто замечательная компания, чтобы встретить Рождество. Самое главное – искренняя и не способная воткнуть нож тебе в спину. Поэтому, закупившись всем необходимым, Чонгук заехал к себе за едва не завалившим его прямо в прихожей от счастья Бамом и сменной одеждой, ответил на последние рабочие сообщения, предупредив Хосока ещё раз, что будет не на связи в ближайшие три дня, и они вдвоём отправились в далёкий и весьма сложный в такую погоду путь. Но сначала Чонгук решил заехать за своим «как обычно» в любимую кофейню буквально в паре сотен метров от дома. И тут снова тоже всё пошло не так. Это удивительно популярное и всегда людное место сегодня было непривычно пустым и тихим. Но Чонгуку это было только на руку: не нужно было слишком долго ждать свой заказ, за который милая девушка-бариста взялась, стоило только Чонгуку переступить порог кофейни под мелодичный звук композиции из колокольчиков и омелы над входом. Он бывал здесь практически каждое утро последние пять лет и знал всех сотрудников кофейни и большинство постоянных посетителей в лицо. А они знали его. С некоторыми он даже перебрасывался парой слов о погоде, суперкубке, настроении или надвигающихся праздниках. Но сегодня, помимо баристы, в зале не было ни одного его знакомого, да что уж там, в кофейне, помимо него, вообще был ещё всего один посетитель, поэтому всё, что оставалось Чонгуку, – лениво озираться по сторонам в ожидании своего двойного американо да рассматривать паренька, сгорбившегося за столиком у окна над чашкой своего напитка. Вроде бы в нём не было ничего необычного: тоже азиат, скорее всего, кореец – у Чонгука был просто встроенный внутренний радар на представителей своей нации, – встрёпанные вьющиеся русые волосы, забавно торчащие во все стороны, обычная добротная, явно не брендовая одежда: чёрное распахнутое настежь пальто, огромный светлый небрежно повязанный шарф, тёмные брюки. Таких пареньков на улицах Нью-Йорка и в жизни Чонгука встречалось сотни, если не тысячи, вот только… было в этом парне и всей его позе нечто, что так и приковывало внимание и не желало отпускать его. Обречённость? Печаль? Безысходность? Почему-то Чонгуку приходили на ум именно эти слова. Он кончиками пальцев чувствовал, насколько этому парню грустно, и внезапно, возможно, впервые в жизни ощутил острое желание навязать свою помощь кому-то совершенно незнакомому. Но… так и не решился. И, забрав свой кофе и пожелав баристе счастливого Рождества, торопливо, почти стыдливо покинул кафе, со странным чувством тревожности и облегчения плюхаясь на водительское сиденье своей машины. – С этим парнишкой всё будет хорошо, правда же, Бам? Нам не стоит беспокоиться о нем, – спросил он у задремавшего на заднем сиденье добермана, остро нуждаясь хоть в чьей-то поддержке. Но вряд ли подёргивание ухом и слабое сонное виляние хвостом можно было счесть таковой. Поэтому… Чонгук остался. Он решил, что будет куда спокойнее выпить кофе в машине, а не в дороге в такой снегопад. А заодно дождаться, пока этот парень выйдет, и, возможно, немного проводить его, чтобы убедиться, что с ним и правда всё в порядке и он в целости и сохранности доберётся до дома. Ну или до работы. И когда спустя двадцать минут и один стакан кофе парнишка наконец-то вышел из кофейни, запнувшись на пороге, Чонгук одним нажатием на кнопку «Старт» завел машину и двинулся за неспешно бредущим в так и расстёгнутом пальто и без шапки под жутким снегопадом парнем, убеждая себя в том, что это просто забота, а ни в коем случае не сталкеринг, что у него стресс, личная драма и, возможно, психологическая травма и это просто его способ отвлечься. Чонгук не собирался подходить к нему и знакомиться. Ни за что. Это было не его дело. Он просто собирался проводить его из пункта А в пункт Б, не более. Вот только… и здесь всё пошло не так. В какой-то момент они оказались на незагруженном в такую погоду мосту. И… Чонгук внезапно понял, ЧТО собирается сделать этот парнишка. Когда тот, неловко шатаясь, как будто пьяный, начал перебираться за заграждения. Вот же идиот. Всё-таки не зря Чонгук поехал за ним. Тихонько выругавшись сквозь зубы, он резко свернул к обочине и, наплевав на все правила и штрафы, с визгом затормозил, практически в тот же момент выскакивая из машины и бегом бросаясь к этому малолетнему идиоту, наверняка даже до конца не понимающему, что за дурь он творит. И что это, вообще-то, необратимо. Слава богу, что он успел. Схватить его за шиворот пальто и рывком дернуть на себя, с огромным трудом сохраняя равновесие. А затем развернуть к себе вялого, как тряпичная кукла, совсем не сопротивляющегося парня с тёмными, полными такой пустоты и боли глазами, что хотелось выть, и прошептать ему прямо в обветренные ледяные губы: – Что же ты собирался сделать, глупый? Я же тебя люблю, – ошарашивая этими словами и его, и самого себя. Чонгук понятия не имел, почему он сказал в тот момент эти слова, и, честно говоря, у него не было ни сил, ни желания придумывать для себя какие-то объяснения и оправдания, поэтому он просто, вцепившись в изумленно моргающего своими немного ожившими глазами парнишку, поволок его в сторону машины и без всяких комментариев практически утолкал его на переднее пассажирское сиденье под любопытным взглядом проснувшегося и настороженно наблюдающего за тем, как его хозяин похищает чужого человека, Бама, а затем, откопав в багажнике в ворохе пакетов и продуктов купленную зачем-то (как будто специально для этого) бутылку виски и бутылку минеральной воды, зубами разодрал упаковку на дорогом алкоголе и, отвинтив пробку, протянул бутылку дрожащему на сиденье парню и приказал не терпящим возражений тоном: «Пей». И неудавшийся и, видимо, ещё плохо соображающий недосуицидник ему подчинился – взял у Чонгука дрожащими тонкими, так сильно похожими на музыкальные пальцами бутылку и осторожно поднёс её ко рту, делая два робких глотка. И, разумеется, тут же закашливаясь. И уливая своими соплями, слюнями и крепко пахнущей спиртом жидкостью весь белоснежный салон Чонгукова «лексуса». Впрочем, ему было не жалко. Чего только ни делал Бам с его машиной: слюнявил, жевал и даже писался пару раз в дороге и откладывал ароматные кучки, так что порция чьих-то слюней и соплей была для него совсем не смертельной. Дав парню откашляться, Чонгук заставил его сделать ещё пять глотков виски и лишь затем выдал своему пассажиру по неволе минералку, забрав бутылку с алкоголем. Этого пока было достаточно, чтобы успокоить парнишку и унять его дрожь. Аккуратно пристегнув его к пассажирскому сиденью и захлопнув двери, Чонгук вернул виски в багажник, а затем, отряхнув засыпавший его снег, запрыгнул на водительское сиденье и, потрепав по холке с любопытством обнюхивающего их сжавшегося и слегка осоловевшего гостя Бама и жестом приказав ему вернуться на своё место на заднем сидении и лечь, завёл мотор, выруливая на дорогу и возвращаясь на изначально выбранный маршрут. Снегопад всё усиливался и усиливался, снижая видимость до минимума. Его пассажир всё молчал. Чонгук тоже не спешил первым начинать разговор. Тишину салона наполнял лишь скрип дворников по лобовому стеклу, шорох колёс по ещё не укатанной трассе и недовольное сопение одного любопытного создания, жаждущего знакомств на заднем сидении. Прошло десять минут. Двадцать. Чонгук искоса поглядывал на спрятавшего покрасневший нос в огромном шарфе и бесцельно смотрящего куда-то вперёд, в снежную пелену, парня, гадая, когда у того назреют к нему хоть какие-то вопросы. Потому что у Чонгука эти самые вопросы были. К этому парню. И к самому себе. Ведь он, честно говоря, искренне не понимал, какого чёрта сейчас делает, зачем, почему и, самое главное, к каким это может привести последствиям. Однако об этом можно было подумать и потом. Сейчас главное было сосредоточиться на внезапно ставшей очень трудной и тяжёлой дороге и в целости и сохранности добраться до дома. А там будь что будет. По крайней мере, было бы очень глупо спасти этого идиота от прыжка с моста, чтобы потом угробить его в автомобильной аварии. Решив, что им не помешает немного разрядить обстановку, Чонгук тихонько включил радио, позволяя слегка издевательски весёлой рождественской мелодии заполнить салон. И сделать этот день ещё больше похожим на сюр. – Надеюсь, ты не против, – потерев нос, смущенно пробормотал Чонгук, поняв, что решение с музыкальным сопровождением было не очень. – Куда ты меня везёшь? – внезапно резко обернувшись к нему, хрипло спросил парень, а у Чонгука от звука его голоса почему-то побежали мурашки по коже. Или от этого тёмного, немного мутного, но буквально пронизывающего его насквозь взгляда. – К себе домой. За город, – кивнул Чонгук, думая, что, возможно, и это тоже была не самая лучшая идея. Вообще практически всё, что он делал сегодня, начиная с неудачного утреннего сюрприза и заканчивая похищением человека, было очень плохими идеями. Но… теперь уже вряд ли что-то можно было изменить. – Ты маньяк? Не дал покончить мне с собой, чтобы самому убить? – в голосе его гипотетической жертвы не было даже намека на насмешку. – Вообще-то, нет. Я просто подумал, что тебе не помешает смена обстановки, а мне… мне нужна компания на это Рождество, – вцепившись в руль, нервно улыбнулся Чонгук, прекрасно понимая, НАСКОЛЬКО безумно это звучит. – Зачем тебе это? – удивлённо вскинул брови парень, впервые показывая хоть какие-то эмоции на своём удивительно красивом и гармоничном лице, так и притягивающем к себе взгляд Чонгука. Как и ярко выделяющиеся на тёмном пальто пальцы, которые всё никак не давали ему покоя. Этот парень точно был музыкантом. Чонгук готов был поставить на это не только один из своих тридцати двух драгоценных зубов, но и сразу обе почки и сердце. – А зачем ты хотел себя убить? – ляпнул раньше, чем успел подумать, Чонгук. И собирался уже было пойти на попятную, но… передумал. Ведь, в конце концов, ему хотелось знать ответ на этот вопрос. А ещё имя этого парня. И его историю. И вообще всё о его жизни от рождения и до этого самого момента. Чонгук с самого детства был крайне любопытным человеком, но сегодня… особенно. В отношении этого парня. Особенно. – Ты правда хочешь знать? – скривил губы в мучительной улыбке парень, отворачиваясь и снова переводя взгляд на снежную пелену. – Почему бы и нет? Я ещё был бы не против узнать твоё имя. Кстати, меня зовут Чонгук, а это, – Чонгук махнул рукой на сладко заснувшего на заднем сидении пса, – Бам. – А я… – парень задумчиво закусил губу, словно забыл своё имя или решал, стоит ли его называть своему гипотетическому маньяку. – Ким Тэхён. – Очень приятно, – с легкой улыбкой кивнул Чонгук. Он так и думал, что у этого парня должно быть чертовски красивое имя. Даже если он его придумал только что. Оно… всё равно ему подходило. – Так что такого могло случиться, Тэхён, если… – Чонгук запнулся, пытаясь подобрать формулировку помягче, – ты решился на это? – Всё банально, – нервно передёрнул плечами Тэхён, совершенно не представляя, как всё объяснить этому странному и немного пугающему незнакомцу, который сначала спас ему жизнь, а теперь вот вёз в абсолютно неизвестном направлении. Однако стоило ему только открыть рот, как слова огромным, нескончаемым и непрекращающимся потоком – его нехитрая, но такая грустная и нелепая история – буквально хлынули из него. На самом деле, до восемнадцати лет в жизни Тэхёна всё было спокойно и нормально. Пока с ним не случились первая любовь и первая девушка. Они были так молоды, глупы и безрассудны в своей страсти, что даже не задумывались о последствиях. Поэтому в девятнадцать лет Тэхён внезапно стал отцом малышки с поэтичным именем Джиён. Отцом-одиночкой, потому что её мать-кукушка, оказавшаяся не такой уж и замечательной, как изначально казалось утопленному в сахарном сиропе первой влюблённости Тэхёну, сбежала, оставив их тет-а-тет. Но у Тэхёна был он сам и его сильная волевая мама, поэтому он знал, что они справятся. И до какого-то момента всё было просто идеально. Он, отказавшись от места в консерватории, играл и пел в дешёвых барах, ресторанах и караоке, отлично эксплуатируя свой талант и зарабатывая на нём, даже продал пару написанных песен, но за какой-то бесценок, пока его мама растила Джиён. Та росла удивительно тихой, вдумчивой и послушной девочкой с улыбкой Тэхёна, его родинкой на носу и непослушными кудряшками и… была смыслом всей его жизни? Однозначно. Но потом наступил 2020 – самый чёрный в его жизни, во всех их жизнях – год. Тэхён, просто не имевший возможности позволить себе сидеть дома на карантине и продолжавший выступать и встречаться с огромным количеством людей, в один жуткий день принес домой заразу, буйным цветом ползущую по всему миру. И его-то организм, сильный и молодой, справился с ней достаточно просто и легко, а вот его мама… не справилась. Не выжила. Но у Тэхёна не было времени, чтобы переживать и спокойно оплакать маму. Потому что следом его ждал очередной удар. У Джиён, его милой, любимой, бесконечно очаровательной малышки, самого важного человека в этом мире и единственной родной души на этом свете, нашли опухоль. Прямо в мозге. Кажется, только вчера она играла с ним в догонялки и громко смеялась над мультиками о своём любимом Тоторо, и вот уже сегодня она только и делает, что плачет от бесконечной и мучительно сильной головной боли, от которой не помогает ни одно лекарство. Всего один месяц понадобился на то, чтобы жизнь Тэхёна превратилась в настоящий ад. Бесконечное количество врачей и больниц, обследований, анализов, заключений, слёз и мучений Джиён и самого Тэхёна, ни на шаг не отступавшего от дочери, – и всё ради того, чтобы получить лишь одно заключение: «Лечение возможно. Нужна операция, но ваша медицинская страховка не покрывает её». Триста тысяч долларов на саму операцию и ещё столько же на последующее лечение и реабилитацию. Астрономическая сумма, которую Тэхёну было не собрать, даже если бы он распродал всего себя на органы. Даже их квартира, пусть и небольшая, но в довольно приличном спальном районе Нью-Йорка, стоила всего лишь двести тысяч. И где взять ещё четыреста – Тэхён не имел ни малейшего представления. Да и те двести, что в итоге ему удалось выручить за продажу квартиры, ушли на оплату лечения Джиён и её пребывания в больнице за прошедший год. Просто потому, что его любимая маленькая девочка уже не могла спокойно жить без лекарств и пристального наблюдения врачей. А сердце Тэхёна не выдерживало её припадков и той боли, что она испытывала каждую минуту без лечения. Поэтому он без сожаления тратил эти деньги ради её покоя и безопасности, истово веря в то, что заработает ещё. Однако его надежда медленно, но верно угасала. Ведь как бы отчаянно он ни пытался заработать, даже податься в шлюхи или наркокурьеры (оказывается, ими просто стать лишь в книгах и сериалах), но две тысячи в месяц были его потолком. И этого было катастрофически мало. Но кто бы мог подумать, что решение его проблемы можно найти в телешоу. В одно из хмурых утр, после особенно тяжёлой и напряжённой ночной смены в караоке, Тэхён, лёжа на жёстком неудобном диване в своей съёмной клетушке в общежитии, бездумно переключал каналы на мутном экране старенького телевизора, пока не наткнулся на одно ток-шоу, в котором обсуждали… страхование жизни? И это был первый раз за много месяцев, когда Тэхёну внезапно захотелось дышать полной грудью. Потому что у него появилась надежда. Нет, чёткий, осязаемый и вполне исполнимый план. Четыре месяца, с августа по декабрь, он работал как проклятый, отказывая себе во всём, даже в еде и нормальной воде, чтобы накопить денег на первоначальный взнос. И вот этот день настал. И Тэхён со своими честно заработанными пятнадцатью тысячами пришёл в одну из самых крупных страховых контор в Нью-Йорке и без проблем застраховал свою жалкую жизнь сразу на целый миллион. Он был молод, здоров, с отличными анализами, поэтому у страховых агентов не возникло даже мыслей об отказе. А он… уже тогда знал, что покончит с собой, и эти деньги получит его малышка и сможет выздороветь и снова чувствовать себя хорошо. Да, она останется одна в этом огромном жутком мире, но самым главным и драгоценным для Тэхёна было лишь одно – её жизнь. А со всем остальным… Он был уверен, что Джиён справится. Главное, чтобы она была жива. Именно это он повторял себе как мантру уже четыре месяца каждый день. Именно это он повторял сегодня, когда утром сидел в кафе. Именно это он повторял себе сегодня, когда перелезал через заграждения на мосту, готовясь прыгнуть в бездну, пока какой-то идиот, возомнивший, что он может вот так вот взять и распоряжаться чужой жизнью, совершенно бесцеремонно и против воли не спас его. И вот сейчас Тэхён сидел в машине этого самого идиота, который, выслушав его, не смог выдать ничего умнее, чем: – Ты что, полный придурок? – словно зеркаля мысли самого Тэхёна. – В смысле? – недоуменно посмотрел на парня Тэхён. Да, его решение проблемы с операцией дочери было далеко не самым безупречным, но… вполне логичным и жизнеспособным, и даже сейчас оно всё ещё оставалось для Тэхёна единственным шансом на спасение Джиён. Жизнь за жизнь. Вполне справедливо. – Ты же внимательно прочитал свой страховой договор и знаешь, что суицид не является страховым случаем? – Чонгук озвучил, на свой взгляд, вещь, которую должен был знать каждый человек в этом мире, однако, судя по испуганно округлившимся глазам и потрясённо выдохнутому: «Что?», – Тэхён явно не подозревал об этом. – Вообще-то, да. Этот пункт прописывается по умолчанию, и он там есть, если вы не оговаривали со своим агентом иное. А вы же не оговаривали, так? – Чонгук, на мгновение оторвав взгляд от дороги, вопросительно посмотрел на Тэхёна. – Нет, – отрицательно покачал головой тот. И дрожащим, звучащим по-особенному тонко и жалко сейчас голосом протянул: – Но как так?.. – нервно комкая в пальцах подол своего пальто. – Вот так, – поджал губы Чонгук. Стараясь даже не думать о том, чем всё это могло бы закончиться. Если бы он не повел себя как последний сталкер и не стал бы следить за совершенно незнакомым парнем, почему-то показавшимся ему грустным. – Глупо было бы убить себя просто так. – Но я же… Они… Я… Джиён… – потрясенно хлопал глазами Тэхён, будучи не в силах собраться с мыслями и хоть как-то осознать то, что он только что услышал. Однако его организм сделал всё за него, как всегда выдав на стресс самую странную из всех возможных реакций – смех. Сухой, каркающий, полный горечи и отчаяния и скорее похожий на плач, чем на настоящий хохот. Пробирающий до дрожи и заставляющий слёзы наворачиваться на глаза. – Я… – начал было Чонгук, потрясённый этим звуком и той силой ударной волны, которой он накрыл его, однако Тэхён не дал ему закончить: – Скажи, что ты и правда маньяк и хочешь прикончить меня. Это же будет страховым случаем? – с огромным трудом через смех выдавил из себя он, смахивая с глаз слёзы. Всё-таки лучше смеяться, чем плакать. По крайней мере, сейчас. Да. – Не знаю, – пожал плечами Чонгук. – Но, вообще, у меня есть идея получше… – Организуешь мне несчастный случай? Только надо, чтобы всё выглядело естественно. – Тэхён прекрасно осознавал весь идиотизм этих шуточек, но не мог заставить себя остановиться. Это совершенно точно было нервное. И даже то количество алкоголя, что сейчас плескалось в его крови, не могло заглушить этого. – Вообще-то, нет. Хочу побыть твоим Сантой, – криво улыбнулся Чонгук, не оценивший юмора. – Сантой? – в голосе Тэхёна звучал неприкрытый скепсис. – Да. Ну или можешь считать, что вытащил лотерейный билет, – улыбка Чонгука стала более естественной. – В каком медицинском центре лежит твоя дочь? – внезапно спросил он, слегка обескураживая Тэхёна и наконец-то заставляя его перестать то ли плакать, то ли смеяться. – В медицинском центре Чон, – нахмурившись, кивнул Тэхён. Даже в Нью-Йорке ему спокойнее и куда привычнее было общаться с корейской диаспорой, поэтому когда встал вопрос о клинике, то он без малейших сомнений выбрал ту, которой владело богатейшее семейство корейцев в Америке. – Я – Чон Чонгук, – Чонгук зачем-то повторил своё имя, заставляя Тэхёна недоуменно нахмуриться: – И что? Я уже знаю твоё имя, маньяк-похититель. – Этот медицинский центр принадлежит моей семье, – пропустив мимо ушей очередную несмешную шутку Тэхёна, шумно вздохнул Чонгук, заставляя Тэхёна насмешливо фыркнуть: – Ну-ну. А я – президент Южной Кореи и фея Динь-Динь в одном флаконе. – Я совершенно серьёзно, если хочешь – можешь прогуглить, – Чонгук кивнул на свой смартфон, лежащий на липком коврике на приборной панели. – А вот и прогуглю, – упрямо поджал губы Тэхён, ловко хватая новенький айфон последней модели и под чутким руководством вбивая пароль: четыре единицы – потрясающе оригинально. Он был твёрдо уверен в том, что Чонгук просто шутит над ним, вот только… Спустя пару минут он потрясённо посмотрел на сидящего рядом за рулём парня, пытаясь переварить ту порцию информации, что он получил. – Чон Чонгук, старший наследник семьи Чон… – потрясенно пробормотал Тэхён, впервые думая о том, что этот парень и правда выглядит как настоящий чеболь. Дорогая машина, дорогой телефон, кричаще дорогие часы и кольцо из белого золота с россыпью чёрных явно драгоценных камней на среднем пальце, идеально сидящая на нём тоже явно дорогая одежда, идеально зачёсанные назад чёрные волосы. В этот холёный образ не вписывались только проколотые губа и бровь и татуировки на костяшках пальцев, но в статье писалось о том, что молодой господин Чон, несмотря на острый ум и деловую хватку, всегда был бунтарём и выражал это в своём внешнем виде. Действительно. Чон Чонгук. Спас его, потому что Тэхён хотел найти денег для оплаты лечения и операции своей дочери в его медицинском центре. Слишком жестокая насмешка. Или?.. – Он самый, – подтвердил спокойно ведший машину всё это время Чонгук. – Убедился? – Да, – нервно кивнул Тэхён, до побелевших костяшек сжимая в руке чужой телефон. – Зайди, пожалуйста, в мой список контактов и найди там Чон Хосока, – попросил, нет, скорее приказал Чонгук, и Тэхён просто не посмел отказать ему, послушно выполняя все указания. – Нашёл, – отыскав в весьма обширном списке контактов нужное имя, кивнул Тэхён. – Теперь открой сообщения и напиши ему: «Назначить операцию Ким Джиён на второе января, её стоимость и все расходы на реабилитацию за счёт центра, я позже сообщу детали». – Но… – начал было в который раз за сегодня опешивший Тэхён, однако Чонгук недовольно перебил его: – Пиши. И Тэхён подчинился, дословно набирая сообщение и отправляя его таинственному Чон Хосоку. Ответное: «Ок. Всё будет сделано в лучшем виде, директор Чон» – прилетело буквально спустя пару минут. – Что это? – растерянно глядя на ответное сообщение, потрясённо выдохнул Тэхён, разум которого категорически отказывался верить в происходящее. – То, о чём ты думаешь, – кивнул Чонгук, делая глубокий вдох. Сейчас он ожидал от этого парня абсолютно любой реакции: скандала, угроз, истеричного смеха, попыток хорохориться и отказаться от подачки с барского плеча, тупых шуточек, вот только бледный как смерть и напряжённый как струна Тэхён, по лицу которого непрерывно катились слёзы, в который раз поразил его. В самое сердце. – Я… Как мне отблагодарить тебя? – шёпотом спросил он, заставляя сердце Чонгука сжаться и в следующее мгновение разорваться на миллиарды кусочков. – На чём ты играешь? – так же тихо, почти шёпотом спросил он, понимая, что Тэхён сейчас просто физически не способен принять его отказ, поэтому… нужно было что-то попросить у него. Но вот что… У Чонгука было лишь два варианта. Нет, три. Вот только третий был настолько наглым, что Чонгук не мог даже сам себе озвучить его. – Я? – удивлённо вскинул брови Тэхён, забавно хлопая своими мокрыми и так и жаждущими слипнуться ресницами. – На фортепиано. – Хочу, чтобы ты сыграл мне, когда мы доберёмся, хорошо? – Чонгук с улыбкой посмотрел на него. – Хорошо, – растерянно кивнул Тэхён, всё ещё не до конца понимая, что же на самом деле произошло и о чём они сейчас ведут разговор. – Я буду играть тебе каждый день, если ты этого захочешь… – Разве это не слишком много? – не прекращая улыбаться, спросил у него Чонгук. – Я… – Это слишком мало, – нетерпеливо перебил его Тэхён, в действительности готовый отдать этому парню всё, что у него есть. От и до. Каждое мгновение своего времени и каждую ноту, каждую мелодию, что он способен воспроизвести. – Тогда… тогда… у меня, возможно, есть ещё одна просьба, – Чонгук неловко закашлялся и покраснел. – Какая? – слишком рьяно и услужливо спросил Тэхён. – Ты… не мог бы провести со мной ближайшие двенадцать часов? Я понимаю, что ты хочешь быть рядом с дочерью в такой день и сам сообщить хорошие новости, но боюсь, что я не смогу осилить дорогу обратно, и… мне не хотелось бы встречать Рождество в одиночестве, – голос Чонгука звучал робко, почти моляще, и теперь пришла очередь сердца Тэхёна сжаться, а затем разлететься на кусочки. Столько грусти и боли было в этой просьбе. – Джиён плохо чувствует себя в последние дни и почти всё время спит… – тяжело вздохнул Тэхён. Он отдал бы многое, чтобы провести праздник с дочерью, но если её впереди и правда ждёт операция, то у них будет ещё не один десяток сочельников вместе, а Чонгук… Почему-то Тэхёну казалось, что ему смертельно важно было не оставаться сегодня одному. И самому Тэхёну тоже. Поэтому, позволив себе посомневаться ещё несколько десятков секунд, он всё же утвердительно кивнул: – Хорошо, я согласен, – с облегчением видя, как лицо его спасителя озаряет почти по-детски счастливая улыбка. Поразительный контраст. Поразительный Чон Чонгук. Который и правда оказался кем-то вроде Санты? Поразительное Рождество. С самым лучшим подарком? Самый поразительный день в жизни Тэхёна. А ведь он ещё даже не закончился. И тихое, но такое тёплое и ласкающее слух и сердце «Спасибо», кажется, было лишь очередным началом. Сочельника? Или чего-то большего? Весь оставшийся отрезок пути они преодолели без единого слова. Огромный пёс Чонгука сладко похрапывал на заднем сидении автомобиля. Что-то тихо бормотало и напевало радио. Тэхён, так и сжимающий в руках телефон Чонгука, раз за разом разблокировал экран, всё перечитывая и перечитывая врезавшиеся в сознание и перевернувшие его жизнь и все его планы с ног на голову сообщения. Пока сам Чонгук, сосредоточенно закусив губу, аккуратно вёл машину, совершенно неизвестным Тэхёну образом ориентируясь в той бесконечной круговерти снежной бури, что окружала их… – Вот мы и приехали, – спустя полчаса всё же нарушил повисшую в салоне тишину Чонгук, когда они наконец-то прорвались сквозь снежную хмарь и толщу устрашающего чёрного леса и внезапно оказались… в самом сказочном месте, что видел в своей жизни Тэхён. Перед ними как на ладони открылась долина с замёрзшим, ярко блестящим на солнце озером в окружении нескольких десятков маленьких, кажущихся кукольными с такой высоты деревянных домиков, утопающих в рождественских огоньках и ярко-зелёной хвое. Тэхён видел такое только на картинках в Сети да в кино. И сегодня… кажется, он сам внезапно оказался главным героем рождественского кино с обязательно хорошим концом. Ему пришлось даже пару раз ущипнуть себя за бок, чтобы убедиться, что это не предсмертные галлюцинации и не сон, но… кажется, всё происходило по правде? Разве такое бывает? Кажется, да. Заметно повеселевший и расслабившийся Чонгук аккуратно спустился по заснеженному серпантину ко въезду в долину и, посигналив отсалютовавшему ему и тут же распахнувшему ворота охраннику, действительно привёз Тэхёна в сказку наяву. Огромные, разлапистые, заснеженные и украшенные гирляндами ели. Носящиеся по улице тут и там и играющие в снежки счастливо визжащие дети. Уютные, словно сбежавшие со страниц книжек про Рождество деревянные домики с покатыми крышами, в которых наверняка уже стояли наряженные особенными и значимыми для каждой семьи игрушками ёлки с горами подарков в ярких обёртках под ними; ярко горели завешанные носками камины, и вкусно пахло домашней едой, эгг-ногом и обязательно свежеиспеченными кексами с изюмом и имбирным печеньем. Настоящее уютное семейное Рождество. – Джиён бы здесь понравилось… – жадно озираясь по сторонам и пытаясь запомнить каждую деталь, восхищенно пробормотал Тэхён, с улыбкой думая о том, что в следующем году он обязательно устроит такой праздник для своей уставшей и измученной врачами и клиниками малышки. – Я думаю, что обязательно. Да, ей понравится, – широко улыбнулся Чонгук, уже зная, что в следующем году они обязательно приедут сюда на Рождество. Все вместе. Вшестером. Всемером, если считать одно неугомонное ушасто-хвостатое создание. Мама, папа, сестра, Бам, Чонгук, Тэхён и Джиён. На настоящее Рождество. По-семейному. Чонгук и Тэхён со смехом будут наблюдать за тем, как совершенно здоровая, розовощёкая и счастливая Джиён и восторженно обожающий малышку Бам будут носиться по сугробам и играть в снежки вместе c тетей Сорой и забывшими о возрасте, больных спинах и суставах бабушкой и дедушкой. И когда эти пятеро коварных предателей внезапно обнаружат, что целых два члена семьи ещё не вываляны в снегу и не промокли от макушки и до пяток, Чонгук и Тэхён обязательно получат своё. А потом они все вместе завалятся в дом, принося с собой в прихожую целые снопы снега, и будут долго-долго греться с глинтвейном у камина, читая сказки и играя в так любимые всеми настольные игры, твистер и «Герой гитары». Конечно же, Чонгук будет готовить. Как всегда, слишком много и слишком вкусно. Сочащаяся соком индейка, рассыпчатый сладкий картофель, два вида соусов и целый десяток замудрёных, подсмотренных на «Адской кухне» закусок и салатов. А ещё очень и очень много сладостей. И выпечки. Но разве не таким должен быть настоящий рождественский стол? А Тэхён с Джиён и Бамом тремя беспокойными волчками будут крутиться у него под ногами и мешать, то есть пытаться помочь ему изо всех сил – рассыпать муку, разливать глазурь, пробовать пальцами клюквенный соус и воровать только испечённое печенье. А потом они все вместе будут сидеть за рождественским столом, просто вкусно есть, болтать о чём-то. Отец откроет своё лучшее, припасённое специально для Рождества вино, и раскрасневшиеся от счастья и вкусного игристого мама и сестра будут очень много шутить, заставляя их всех хохотать до колик. Тэхён обязательно сыграет на стоящем в холле рояле их горячо любимые рождественские гимны, а все остальные с упоением будут ему подпевать. Особенно Джиён с Чонгуком и подвывающим Бамом, из которых всегда выходило отличное хихикающе-вокально-гавкающе трио. А после, перед сном, ленивые и сытые, они снова кубарем выкатятся на улицу – любоваться рождественскими огоньками и гулять. Чтобы кое-кому, очень нетерпеливо ждущему Санту, лучше засыпалось под «Рождественскую историю» Диккенса, которую ей обязательно перед сном прочитают улыбающиеся и переглядывающиеся между собой Чонгук и папа. А затем, когда Джиён уснёт, они, крадясь словно воры, положат под ёлку подарки от Санты и обязательно откусят оставленное для Санты печенье и отопьют немного молока. Чтобы всё было по-настоящему. И лишь после этого они вдвоём, счастливые и довольные, оккупируют диван в освещённой лишь огоньками гирлянд гостиной и до утра будут беспрерывно смотреть рождественские фильмы, хихикая, шушукаясь и украдкой целуясь, как боящиеся быть застуканными родителями подростки, а не женатая уже полгода пара. А утром они вдвоём, конечно, пойдут встречать волшебно красивый рассвет над озером и, возможно, увлёкшись друг другом и морозными, хрустко-вкусными поцелуями и так согревающими объятиями, слегка потеряются, вернувшись лишь к самому важному – открытию подарков, которых, как и смешных пижам, шелеста упаковочной бумаги и лент, счастливых вздохов, радостного смеха, добрых шуточек, восторженных виляний хвостом и восхищённых вскриков, этим утром будет очень и очень много. Чонгук испечёт свои фирменные бананово-шоколадные блинчики всем на завтрак, Тэхён сварит густой, тягучий, как патока на фабрике Вилли Вонки, шоколад, и они, усыпанные блёстками, цветным конфетти, серпантином и обрывками упаковочной бумаги, долго и лениво будут завтракать прямо в гостиной, валяясь на толстом пушистом ковре и наслаждаясь теплом, уютом и обществом друг друга. Возможно, к обеду в гости к ним наконец-то нагрянет Хосок, вслед за Чонгуком решивший больше не скрывать свою ориентацию и своего парня – музыкального продюсера, всегда напоминавшего Чонгуку вальяжного, слегка высокомерного кота. Может, они все поэтому так обожали его? Особенно не дающий ему покоя и так и норовящий поиграть с ним Бам? Или потому, что однажды, услышав игру и голос Тэхёна, Юнги пообещал сделать из него настоящую звезду и с лёгкостью справился с этой задачей? Однако сейчас это было не так уж важно. Значение имело лишь то, что они вот так вот все вместе проведут самое лучшее Рождество. И так будет повторяться из года в год. Очень и очень много лет. Они будут все вместе. Они будут счастливы. И всё у них будет хорошо. В один прекрасный сочельник Сора приедет не одна, а вместе с будущим мужем, а на следующий год и сыном. Через пару лет Хосок и Юнги привезут отмечать к ним на Рождество только-только усыновлённых близнецов. А когда-то далеко-далеко в будущем, двадцать лет спустя, Джиён из колледжа привезет к ним в гости своего парня, будущего мужа, а через несколько лет и их, Чонгука с Тэхёном, первого внука. Но всё это будет лишь в будущем. Ещё очень и очень нескоро. А пока Чонгук с гулко колотящимся сердцем вёз случайно спасённого им на мосту парня в их семейный дом. Чтобы встретить вместе Рождество. И положить начало их долгой совместной, полной любви и счастья истории. Потому что сегодня всё шло не по плану. У него. У Тэхёна. И… это было просто чертовски правильно? Так, словно их несбывшиеся планы и был тот самый единственно верный и правильный план?

THE END