Эрик всегда прав

Утро наступало медленно, и Кайл никак не хотел просыпаться. Он уже, вроде как, понимал, где находится, и сон улетучивался, а вот глаза оставались плотно закрытыми. Он ещё чувствовал себя не очень хорошо, но всё же куда лучше, чем в первый день после возвращения из Южного Парка. Температура больше не поднималась выше нормы, и теперь только немного тёк нос и мучил остаточный кашель. Но просыпаться всё равно было тяжело, толстое пуховое одеяло было словно из свинца, но такого очень приятного свинца, выбраться из-под которого было невозможно, да и не очень-то хотелось. За окном был большой город, весь засыпанный снегом. Холодно, но красиво. Уже меньше, чем через неделю, Кайлу надо было выбираться из квартиры и идти на работу. Обычно ему это нравилось, но, когда долго расслабляешься, потом очень трудно взять себя в руки и вернуть жизнь в привычное русло. Просыпаться всё также не хотелось. Дверь спальни была, похоже, открыта, и из кухни тянулся запах кофе. Картману сегодня на работу было только к обеду, но он уже встал и время от времени чем-то гремел. Это тоже мешало вновь погрузиться в глубокий сон, и Кайл уже начал ворочаться, ещё сильнее кутаясь в огромное одеяло. Видеть Картмана не хотелось, и это только подстёгивало желание поскорее снова заснуть. Ему почти удалось вернуться в тёплые объятия Морфея, когда кровать вдруг прогнулась под чужим весом. Кайл почувствовал это, но особо значения никакого не придал. — Кайл, — тихо позвал его Эрик, но ответа не последовало. — Ка-айл… Я скоро пойду на работу, но сначала хочу, чтоб ты померил температуру. Потом будешь дальше спать. Чужая холодная рука забралась под одеяло, коснулась обнаженного бока, и Кайл протестующе замычал, стараясь отстраниться. Он почувствовал себя ребёнком, которого мать будит в школу. Так и хотелось попросить Картмана отстать ещё хотя бы на пять минуточек, но получалось только издавать какие-то нечленораздельные звуки. Когда мозг снова начал просыпаться, Кайл заворочался ещё сильнее, и даже шлёпнул Картмана по руке. Несмотря на полусонное состояния, Брофловски помнил, что злится на своего бойфренда. — Ка-айл… — рука снова нашарила чужую горячую кожу, но быстро исчезла, и Картман вздохнул. Вообще, он мог бы действовать куда более жёстко — сорвать с Кайла одеяло, вытянуть того за ноги с постели и быстро вставить в подмышку градусник. Но, почему-то, не хотелось. С момента возвращения Брофловски из Саус Парка, Картман старался вести себя… Ну, не так, как обычно. Ему это удавалось с трудом, и время от времени он всё равно оскорблял своего сожителя, подкалывал его, но, в то же время, исправно исполнял роль сиделки больного. И на работу уходил всегда с тяжёлым сердцем, никак не желая расставаться с Кайлом даже на пару часов. А вчера он, похоже, чересчур разошёлся. Всё началось с того, что Кайл, только-только выздоравливающий, сидел, как обычно, у окна, пил какао и размышлял вслух на разные темы. Он сказал что-то типа: раз со Стэном не вышло, надо бы найти новых друзей, по крайней мере — попытаться. А Эрику это не понравилось. Он думал, что они всё выяснили, поняли, что сами друг другу лучшие друзья, а тут на тебе… Картман честно пытался заткнуть самого себя, но нихрена у него не вышло. Пара колких фраз, Кайл хмурится, не понимая — шутит Эрик или нет, а потом всё понеслось по нарастающей, как снежный ком — словесная перепалка, голоса всё громче, ругательства всё грязнее, и в конце Брофловски резко встал и ушёл в спальню, громко хлопнув дверью. А Картман зло сопел, оставшись на диване. Злился он больше на себя, как не странно. Такое с ним бывало так редко, что уместнее было бы сказать — почти никогда. Но вот именно в этот момент, этим вечером, он отчётливо понимал, что опять перегнул палку, а ведь сам себе обещал, что не будет так делать. Извиняться по-человечески бывший жиртрест не умел. И сейчас в голову пришла дурацкая, но, вроде как, даже немного милая идея. Так ему казалось, по крайней мере. Картман рассказал Кайлу, что их отношения начались не просто так, а по его коварному плану, но по поводу событий ещё времён школы они особо не говорили. Эрик и сам не был уверен, как тогда всё происходило. Он делал Кайлу очень много дерьма и искренне этим наслаждался, но… Что, если он просто не мог по-другому выразить свои настоящие чувства? В конце концов, у него реально были вполне очевидные проблемы с головой, и ничего странного в том, что он буквально гнобил того, в кого был влюблен, с этой точки зрения, не было. В памяти всплыл эпизод давно минувших дней. К ним в класс перевелась тогда новая девочка — Николь. У Картмана были реальные проблемы, и сейчас он понемногу понимал это сам. Особенно в моменты, когда вспоминал, ЧТО он творил. Тогда ему, например, казалось, что эта Николь обязательно должна быть с Токеном, ведь у них один цвет кожи. Но, может быть, так сильно он бесился не только поэтому? Не просто так сказал девчонке, что Кайл — гей, чтоб она отстала от него? Он много раз портил Кайлу жизнь, прямо-таки хотел его как можно сильнее унизить, вывести на эмоции, был буквально зависим от этого. В их детстве было много странных эпизодов, но вспомнился именно этот, и Картман наклонился к одеялу в том месте, где под ним, предположительно, пряталась голова Кайла. — Знаешь, Кайл, я люблю тебя. Можешь убегать, можешь делать вид, что тебе нравятся девочки, но твой поцелуй — это настоящее волшебство. Я хочу обнимать тебя каждое утро и любить тебя каждую ночь, — неспешно говорил он, вспоминая свою речь из того дня, пока под одеялом продолжали ворочаться, но уже не так активно, как до этого. — Я обещал и обещаю тебе вечную любовь… Это было так смешно и нелепо, но Картман начал петь. Хорошего голоса у него не было отродясь, но разве хоть когда-то его это останавливало? Он тянул первые строчки песни «I swear» группы All-4-One, когда из-под одеяла появилась наконец сначала рыжая макушка, а следом за ней сонные, но полные осуждения глаза. — Блять, Картман, у тебя совсем фляга засвистела? — недовольно поинтересовался Брофловски. Он всё ещё злился, но эти странные слова и ничуть не меньше странная песня напомнили ему о чём-то, но он никак не мог понять, о чём именно. — Какого хрена ты несёшь? — Что? Кайл, ты что, забыл? — Эрик посмотрел на него с наигранным ужасом, а потом на смену ему пришла такая же не особо натуральная обида, которая никак не вязалась с усмешкой на губах. — Я думал, что такие вещи не забываются! — О, с тобой связано слишком много «незабываемого», — сказал Кайл и на последнем слове невольно немного скривил лицо. — Это комплимент? — Сомневаюсь. Хотелось опять вернуться в тёплый, приятный и мягкий мир под одеялом, но сон, похоже, ушёл окончательно. От этого Картман бесил только сильнее, хотя из его рук Кайл всё же выхватил термометр и сунул его себе под руку. — Ну, Кайл, я буду петь, пока ты не вспомнишь, — сказал вдруг Картман и действительно запел, окончательно убеждая своего бойфренда в своей полной невменяемости. Кайл кинул в него подушкой, желая заткнуть, потом кинул второй, но обе они были лихо отбиты и отправлены на пол. А Картман продолжал тянуть совершенно идиотскую, на взгляд Кайла, песню. Он, конечно же, слышал её раньше, и не один раз, но Эрик, видимо, хочет, чтобы он вспомнил что-то конкретное. Шестерёнки в голове вращались с трудом, виной тому было совсем недавнее пробуждение и, конечно же, остатки болезни. Но вдруг Кайл понял. Точнее — вспомнил. События из детства так ярко вдруг встали прямо перед его глазами, и он испытал такой же стыд, как в тот момент из прошлого, от чего лицо быстро покраснело. Картман, заметив эти перемены, тут же заржал. — Вижу, ты вспомнил, — он ухмылялся, но совсем не так гаденько, как обычно. — Ещё бы! Такое реально невозможно забыть! — и уже третья и последняя подушка полетела в Картмана, и тот словил её и стиснул в руках. — Ты опозорил меня перед кучей людей, перед одноклассниками, перед Николь. Девчонки до самого конца школы мне не до конца верили, что я не голубой! Картман снова громко заржал. — Так ты не «голубой»? — спросил он, никак не в силах унять до конца рвущийся наружу смех. — Я, может, и голубой, а вот ты, Эрик, самый настоящий пидорас, — изрёк Кайл, снова чуть скривив лицо. — Это ж надо было, реально опозорить меня перед всем стадионом… — Я не опозорил тебя, — Картман закатил глаза, убрал в сторону подушку и выхватил у Кайла из подмышки термометр, который начал громко пищать. — Я впервые признался тебе в любви. И температуры у тебя нет, еврейская живучесть снова не дала тебе сдохнуть. Кайл посмотрел на него как-то тупо, даже не обратил внимания на последнюю фразу. Нужно было хорошо обдумать и понять первую часть, сказанную Эриком. И Кайл делал это на протяжении долгой минуты, после чего фыркнул и усмехнулся. — Да ладно, хорош заливать, — он махнул рукой. — Ни за что не поверю, что ты был тогда в меня уже влюблён. В старшей школе ещё куда не шло, тогда уже было меньше всякой херни, но до этого… Ты просто был ебанутым на всю голову. Я точно помню, что ты тогда просто вбил себе в башку, что Николь и Токен должны быть вместе, потому что у них один цвет кожи. А я тебе мешал, потому что нравился Николь, и ты хотел убрать меня с дороги, вот и всё. Он говорил это, закутываясь в одеяло, но внезапно Эрик придвинулся ближе, и Кайл замер. — Может быть, и так. Но я много думал об этом, знаешь. Почти всегда мои мысли и моя жизнь крутились вокруг тебя, — Картман оказался совсем уж близко, и Кайл смотрел теперь прямо в его карие глаза, уже почти забывая, что на что-то злился. — Я столько всего делал, чтобы достать именно тебя, и постоянно, Кайл, постоянно думал именно о тебе. — Ты мне смерти желал, — резонно заметил Брофловски, чуть отодвигаясь, чтоб разорвать зрительный контакт, который его буквально гипнотизировал. — Ну, может быть иногда, — просто согласился Картман, будто это было самой обычной вещью — желать кому-то смерти. — Но это же не отменяет того факта, что я постоянно о тебе думал, Ка-айл. И я всегда хотел увидеть именно твою реакцию, твои эмоции, задеть именно тебя… — О, я это помню, поверь. Я столько дерьма из-за тебя вытерпел, и это тоже относится к тому, что невозможно забыть, — он упёрся ладонью в плечо Картмана, чуть надавил, как будто бы желал отстранить его от себя, но не на столько сильно, чтоб Эрик воспринял этот жест всерьёз. — И не вздумай оправдывать весь тот ужас какой-то своей «больной любовью» ко мне. — И не собирался даже, зачем уже? Ты всё равно стал моим, хотя я думаю иногда, что это всё-таки какая-то еврейская магия, которой я не могу противиться, — Картман усмехнулся и перехватил чужую ладонь, чтобы сжать её в своей. — Просто хочу, чтоб ты понял, Кайл, что вся моя жизнь вращается вокруг тебя. И я понятия не имею, что буду делать, если тебя не будет в моей жизни. — Я никуда из неё не собирался, — сказал Кайл, закатывая глаза, хотя щёки его начали краснеть. Он сжал руку Картмана в ответ, прошёлся большим пальцем по чужой холодной коже. — Тебе на работу не пора? — Есть ещё время, — быстро ответил Эрик и оказался теперь уже совсем близко. Кайл не сразу ответил на поцелуй, ещё немного поломался для приличия, но быстро сдался под напором Картмана. Тот сразу же скользнул языком в его рот, параллельно откинув одеяло в сторону, заставляя Кайла вздрогнуть — он так хорошо пригрелся, и воздух в комнате показался жутко холодным. Но Эрик не дал бы ему замёрзнуть, тут же стискивая в объятиях, наваливаясь сверху. Буквально через пару минут Кайл уже понятия не имел, чего он там злился до этого. Картман стянул с него пижамные штаны, водил рукой по вставшему члену и не переставал страстно целовать. Они не занимались сексом больше недели — всё то время, пока Кайл болел. Эрик приставал к нему, но сам же потом всё прекращал, вроде как не желая мучить своего ослабленного возлюбленного, что того страшно удивляло. Но зато теперь они оба хотели этого безумно, изголодались по телам и поцелуям. Кайл выгибался навстречу чужим рукам, стонал, жмурил глаза и очень хотел большего. Эрик знал это, но позволил себе немного помучить рыжеволосого, неспешно гладя его член рукой, целуя влажно в шею и за ухом, от чего Брофловски не просто стонал, а едва ли не мурчал, извиваясь — ощущение было невероятное, щекотка на грани с безумным удовольствием. — Ты точно не опоздаешь на работу? — спросил он ещё раз, но уже с явным придыханием. — Точно, точно, — отвечал Эрик, продолжая терзать бледную тонкую шею. — А то я думал, что, может, надо поторопиться… Картман усмехается. Такой Кайл нравится ему куда больше, чем затаивший злобу и обиду ворчун. Он знает, что сам виноват, но сейчас не хочет думать об этом. Да и вообще не хочет, просто надеется, что сможет себя контролировать, и, если Кайл всё же найдёт новых друзей, то он сдержится и не открутит им головы в первый же момент знакомства. Никто не должен быть также близок к Кайлу, как он. Никто не может больше заявлять никаких прав ни на него, ни на его время. Только Эрик Картман, который просто ненавидит и не умеет делиться. — Хочешь побыстрее? Будет тебе побыстрее, — горячо шепчет он в самое ухо Кайла и заставляет того встать раком. Смазка, как и всегда, под рукой, на прикроватной тумбочке. Но сегодня Эрик не хочет тратить много времени на подготовку, раз уж Кайл попросил его поторопиться. Почти сразу он приставляет ко входу член, но Брофловски, похоже, не сильно против — он выгибает спину, выпячивая зад как последняя шлюха, которой Картман его и называет в этот момент. Толчок такой резкий и быстрый, что перед глазами Кайла реально разлетаются яркие звёздочки, как в детских мультиках. Он задыхается, не может нормально вдохнуть, но тут же двигает бёдрами навстречу. Хочет делать всё сам. Не сразу, но ловит нужный темп, вытягивается вперёд, а потом резко возвращается назад, чтобы член оказался внутри целиком — медленно, но с чувством. И Картману это нравится, он сжимает чужие ягодицы до ярко-красных следов, наслаждается зрелищем, которое открылось перед его взором — Кайл так хорошо выгибает спину, так стонет, а иногда ещё оборачивается через плечо, чтобы коротко глянуть на Эрика своими влажными и тёмными от возбуждения глазами. Картман раздвигает его задницу, начинает двигаться сам, с безмерным удовольствием наблюдая, как собственный член то выскальзывает почти полностью, то также почти целиком погружается внутрь. Но скоро ему становится мало, он наращивает темп, начинает тихо рычать. Хватает Кайла за его рыжие кудрявые волосы и тянет на себя, заставляя выгнуться ещё сильнее. — Никто. Никогда. Не трахнет. Тебя так. Как. Я! — рычит он в чужое ухо, наклонившись к нему, и после кусает, ничуть не сдерживаясь. — Давай, еврейская сучка, давай, повторяй за мной! — Никто никогда не трахнет меня так, как ты! — кричит Кайл, буквально сходя с ума. Он знает, что это правда. Знает, что мог бы выбрать Стэна, трындеть с ним по вечерам, обниматься и целоваться, но никто и никогда не трахнет его также, как Картман — безумно, неистово, именно так, как Кайл того и хочет. Эрик кончает в той же позе, что и всегда. Заставляет Кайла лечь на спину, устраивается между его ног, закидывает одну из них на плечо, а вторую сжимает пальцами до синяков. Не хочет и не может сдерживаться. Кайл так прекрасен, когда лежит под ним. Когда задыхается, когда стонет и кричит. Эрик точно знает, что никому его не отдаст. Он убьёт любого, кто посягнёт на Кайла. Никто не достоин его, никто не имеет права даже дышать с ним одним воздухом. — Я люблю тебя, — неожиданно говорит Кайл, когда Картман уже слезает с него и падает на кровать рядом. Эрик поворачивает голову, чтобы посмотреть на Брофловски. Он не до конца уверен, что услышал верно. Нет, они, конечно, признаются друг другу в чувствах время от времени. Кайл делает это реже, чем Эрику хотелось бы, но всё же делает. Но чтоб вот так, сразу после секса… Это что-то необычное. — Чё это ты? — Карман кладёт руку на щёку Кайла, давит, заставляет посмотреть на себя. — Подмазываешься зачем-то? — Не неси херню, — Кайл тяжело вздыхает и с усилием отворачивается. — Просто подумал об этом и сказал. Считай, вернул тебе должок за то признание на стадионе. — О как, — Картман ухмыляется. — Ну хорошо, если так. Он встаёт совсем нехотя, но делать нечего — пора собираться на работу. Кайл остаётся в постели, и Эрик ему немного завидует — тоже хотел бы остаться и лежать с ним весь день. Но кто-то должен зарабатывать деньги на их счастливую сытую жизнь. Он медленно начал одеваться, хотя сначала стоило бы сходить в душ, но времени уже не осталось. Кайл следил за ним внимательным взглядом. — Я реально тебя люблю, жиртрест, — вдруг снова сказал он, и Картман нахмурился, останавливаясь посреди комнаты в одной рубашке. — Блять, Кайл, ты нахера меня пугаешь? — А тебя ещё и можно испугать? — Я сам в ахуе, думал, что нельзя. Но, когда ты повторяешь это, я начинаю думать, что что-то не так. — Блин, ты ненормальный. Тебе же должно быть приятно от этих слов, — и снова закатываются глаза. — Просто подумал, что ты, конечно, совершенно конченый псих, но зато очень хорошо знаешь, чего я хочу. И я люблю тебя. — Ну всё, прекращай, — Картман, уже надев брюки, наклонился, чтобы поцеловать Кайла в лоб. Кто бы мог подумать, что у них может быть такая идиллия. — Я пошёл работать, а ты тут продолжай лечиться. И я тоже очень люблю тебя, Ка-айл, так что тоже верну должок. Они ещё немного целуются, пока время не начинает поджимать совсем, и Картман уходит, надев тёплое пальто. А Кайл встаёт, чтобы сделать себе чай, сходить в душ, позвонить маме — она там всё переживает за его самочувствие. Он говорит с ней довольно долго, и вдруг решается сделать первый крошечный шаг. — Кстати, я хотел сказать, что… Ну, в общем, ты спрашивала недавно, не встречаюсь ли я тут с кем-то… Ну и да, мам, встречаюсь, — говорит он, резко выдохнув. Ему так страшно. Кажется, что миссис Брофловски сейчас сразу всё поймёт, хотя это, по факту, невозможно. — Ой, как я рада! — радостно кричит мать, ни о чем лишнем недогадываясь. — Ну, и кто это? Что за прелестная особа? Да уж, из Картмана особа не такая уж и прелестная. — Ну… Я пока не готов рассказать больше, — мямлит Кайл. — Потом, как-нибудь в другой раз. Просто хотел, чтобы вы знали, что я кое с кем встречаюсь, вот и всё. Они говорят ещё некоторое время, и Шейла всё время пытается узнать что-то ещё об отношениях сына, но тот не сдаёт позиции, молчит, как партизан. Ему тяжело было даже признаться в этом, а уж рассказать правду — почти нереально. Но, может быть, когда-нибудь… В любом случае, разговор заканчивается, и Кайл усаживается с чаем в любимое кресло. Чуть позже надо будет заказать еды, а пока что можно смотреть задумчиво на то, как падают, кружась, с неба снежинки — их так много, но все они разные. Кайл и Картман тоже разные, но, похоже, почти научились сосуществовать вместе. И Кайл, зевая, думает про Эрика, ждёт его с работы, надеется, что тот придёт по-раньше. Их болезнь явно прогрессирует. Но Кайл этому почему-то рад.