«Ты мой дом,
Ты мой свет,
Летящих яблонь цвет;
Шепот волн,
Сиреневый сад.
Ты мой дом»
Конечно, Кролло был прав: не было на свете ничего, что знала бы о джуджутсу я и не знал Годжо; в конце концов, Сатору был сильнейшим магом из живущих, с врожденным талантом и приобретенными в монастыре знаниями, он справился бы со всем, за что бы только ни взялся, и помочь Гето восстановить всколыхнувшуюся энергию даньтяня у него получилось бы намного лучше, чем у меня. Конечно, Кролло был прав, но своей правотой он вдруг задел что-то глубоко в моем сознании, что-то, о чем я старательно избегала думать. Я могу быть бесполезной. Да, я могу. И мысль эта катилась слезами по щекам, с каждым пройденным мной метром все сильнее обжигая кожу. Я могу быть бесполезной. Почему я не додумалась до этого сама? Бесполезная. Не способная помочь, потому что не хватает сил, знаний, навыков, практик, опыта. Не способная помочь, потому что есть вещи выше меня, сложнее, с которыми мог бы справиться кто-то другой. Не я. Как же так вышло? Я с силой пнула камешек в бурлящий водоворот ручья. Кролло был прав. Он всегда прав, что бы ни говорил, о чем бы ни думал. Пытался остановить меня, потому что знал, что я ничего не смогу сделать. Выходит, видел мою бесполезность с самого начала. Как я выглядела в его глазах? Выходит, глупо, совсем как дурочка, не знающая, не догадывающаяся, что есть в мире вещи сильнее нее. Самонадеянная, слепая. Какой позор. Какая глупость! Какая глупая я! Глупая, глупая, глупая я! И Хисока, значит, видел, какая я на самом деле, раз точно так же старался остановить. И в его глазах я — дурочка, несмышленый ребенок, все та же глупая Радзар, бросающаяся в омут, не подумав. А Годжо? А Гето? Они видят меня такой же? И Учитель видел?.. Какой позор. Как же сильно мне хотелось провалиться сквозь землю… Я бежала по лесу, и высокие кусты и колючие травы царапали кожу. Солнце, тронувшись с зенита, клонилось к западу, и косые желтые лучи, разбитые ветвями деревьев, золотыми столпами падали на высвеченную неровными пятнами землю. В воздухе пахло хвоей, горячими камнями, едва заметным холодом петляющего голубой лентой ручья: я то и дело натыкалась на его новый узкий изгиб. За пеленой слез — таких же глупых, детских, будто Кролло обидел меня не своей правотой, а дурным словом — я не заметила, как кончился лес и началось бескрайнее пустое поле, ровно такое же, как и в Накамуре, с разницей лишь в том, что оно не упиралось в подножие горы, а стелилось изумрудным покрывалом до самого горизонта. Я ступила в высокую траву, наспех утерла рукавом слезы и снова побежала под тихий шелест остролистной осоки, оставляя за собой темный след примятых моими ботинками трав. Я не знала, сколько бежала, как далеко ушла от опушки, где остались Кролло, Годжо и Гето, не знала, где кончается это поле: я неслась за клонящимся солнцем на Запад, к самой кромке этой бесконечной пустоты, сливающейся с таким же бескрайним, высоким, безоблачным небом. Бежала, пока не выбилась из сил, пока легкие не стали гореть огнем, пока не взмокла спина под тканью хаори. Я остановилась. Сдернула с себя накидку, оставшись сверху в одной белесой утяжке: совет Хисоки — удобнее вести бой. Хаори бросила на землю и, наспех размяв затекшие плечи, села, скрываясь в волнах колышущейся на легком ветру травы. Нескончаемый гул насекомых сливался с шепотом зеленого моря, и я, закрыв глаза, стала вслушиваться в это монотонное жужжание. Вдох-выдох; вдох-выдох. В горле все так же щипало. Вдох-выдох. Вдох… Сколько минут прошло? Быть может, часов: свет изменился, перестал до ожогов кусаться низкими островными лучами. Изменился и ветер, стал дуть в спину, приятно оглаживая кожу. И чужая ладонь — тоже приятно. Но всего лишь на миг. Я почувствовала его еще за сотню метров: Кролло шел, кажется, специально шумно разводя руками траву, не прячась за привычным зэцу. Боялся напугать? Проверял, стану ли я снова бежать? Избегать разговора, его присутствия? Касание пальцев меж лопаток. Я даже не пошевелилась. Может, малодушно надеясь слиться с осокой, так, чтобы Кролло все-таки не заметил и прошел мимо, решив, что спутал меня с травой… Какие глупости. – С трудом нашел тебя, - он сел рядом, не дожидаясь приглашения, не спрашивая, можно ли, хочу ли я; просто сел, подмяв под себя рукав моего хаори. – Двадцать девять километров от ручья. Я считал. И почти устал идти за тобой. – Так не шел бы, - против воли и как-то по-детски огрызнулась я. Кролло на мою грубость только тихо рассмеялся. – Не получилось. Тянет к тебе, что же тут поделать? – А я думала, что раздражаю тебя. Рисковая, несдержанная, не умеющая думать наперед… Что там еще было? – Твои необдуманные поступки. – Точно. Они. Кролло повернул ко мне голову: в предзакатных золотых лучах его полуулыбка казалась еще теплее, отчего-то ярче, нежнее. Он выглядел так, будто между нами ничего не произошло. Или произошло, но что-то невероятно хорошее. – Я тебя боюсь, - вдруг доверительно прошептал Кролло; я слишком резко обернулась на его голос, хотя совершенно не собиралась этого делать. Я даже не хотела на него смотреть. – Что это значит? – Страх. – Передо мной? Что я могу тебе сделать? Я то? – Разозлю тебя, как сегодня, и получу заколкой в ухо, - его улыбка отчего-то стала шире, будто он говорил о самых приятных вещах в мире. – Или ты надавишь мне на лоб, и меня парализует. – Такого ты обо мне мнения? - меня страшно возмутили его слова и этот по-кошачьи довольный вид. Кролло легко пожал плечами. – Просто постараюсь тебя не злить. Это было красиво, хотя сначала, признаться, я правда испугался, когда понял, что тогда, в Метеоре, зная тебя от силы неделю, доверился и позволил касаться себя. – Ты это уже говорил. – Знаю. Однако когда видишь, к чему может привести одно касание, которое помогло тебе и убило другого… Интересно. Захватывающе. Волнующе. Поразительно. – Ты головой ударился, пока меня не было? - не выдержала я. – О чем ты вообще? Кролло протянул ко мне раскрытую ладонь, требуя мои пальцы. – Рядом с тобой я испытываю так много эмоций, - не дождавшись от меня ответа, он сам потянулся к моей руке и с силой, но совсем не грубо сжал мои пальцы в своей теплой сухой ладони. – Я никогда не чувствовал столько всего. Назови это водоворотом. Один лишь страх: тебя, за тебя, за нас, за наше будущее. Восхищение: тобой, твоей силой, твоим упрямством… – Несколько часов назад мое упрямство было недостатком, - перебила я. Но руки так и не отняла… – Я передумал. – Что, теперь тебе нравится рискованность? Нравится, что я не умею пользоваться головой? – Я этого никогда не говорил, - Кролло придвинулся ближе. – Зато говорил, что буду стараться любить тебя безусловно. Со всеми твоими… Он вдруг замолчал. – Недостатками? - подсказала я. Кролло упрямо покачал головой. – Нет. То, что мне не нравится в других людях, — недостатки; то, что я не понимаю в тебе и в твоем поведении… Изюминка? Мне сделалось ужасно смешно: – Ты точно головой не ударялся? Пытаешься таким образом извиниться? Тебе не за что. Я сама виновата. И ты снова оказался прав… – И как нам это помогло? Мы лишь поссорились. – Это из-за меня. – Из-за меня тоже. Не спорь. Я должен был быть мягче с тобой. – Ты мне ничего не должен, Кролло, - я невесомо погладила большим пальцем его запястье. – Честно. Ты был прав: я часто не думаю и делаю, делаю, а потом не думаю… Мне постоянно кажется, что я справлюсь, что я всесильная, и мне даже в голову не приходит, что это не так. Я как будто горы могу свернуть, а на деле же… Ничего. – Ты поняла это сейчас? – Да. Совсем глупо? Мне двадцать четыре года, а мысль о том, что я могу не справиться, появилась только сейчас. – Но ведь появилась, - снова улыбнулся Кролло. – Теперь ты сможешь здраво оценивать ситуации, не бросаться опрометью туда, откуда не сможешь выплыть. – Говоришь как Хисока. – Мы оба тебя любим. Поэтому так. Я положила голову ему на плечо. – Прости меня, пожалуйста. Я вела себя глупо. – А ты прости меня. Я был действительно грубым и не следил за словами. – И напуганным был? – И напуганным тоже. И восхищенным. И совсем капельку расстроенным. – Из-за Золдиков? – Нет, - фыркнул Кролло. – Из-за Золдиков я был в бешенстве. Расстроило меня твое молчание. Молчание? – Понятия не имею, почему ты мне понравился. – Помнится, тогда, в Метеоре, ты с легкостью перечисляла, почему «рада меня видеть». Сейчас забыла? – Сейчас я лучше тебя знаю. – Вот как. Выходит, больше не нравлюсь? О, Кролло… – Правда думаешь, что не нравишься мне? - я со всей силы ткнула пальцем в его бедро; Кролло шумно выдохнул, то ли от боли, то ли от моего вопроса. – Подумай сам. – Не знаю, что думать. Ты сказала… – Я тоже была зла, тоже напугана, к тому же ужасно обижена на твое поведение. И еще я чувствовала себя виноватой. Конечно, я сказала, что ты грубый и жестокий. Обидеть другого — проще всего. – Однако это правда. – Но ты все равно обиделся. – Мне было грустно, - признался Кролло. – Мне всегда отчего-то хочется выглядеть лучше в твоих глазах, но ты все равно видишь меня настоящим. Какой я есть. – Был бы ты какой-то другой, не настоящий, я бы в жизни на тебя не посмотрела. Кролло удивленно заглянул мне в лицо: – Почему? – Хисока бы сказал, типаж, - наконец засмеялась я. – Мерзавцы нравятся? – Когда мы еще жили в Итрории, в соседнем от нас доме была семья с тремя детьми. Их отец работал лесорубом, мать — воспитательницей в детском саду. Очень интеллигентная семья, воспитанная, доброжелательная; по воскресеньям мы вместе ходили на проповедь. У них был старший сын Янок, мы погодки, ходили в одну школу, правда, учились в параллельных классах. Янока всегда ставили в пример нам с Хисокой: по всем предметам — отлично, участвовал в спортивных соревнованиях, пел в хоре, знал все молитвы наизусть, не пропускал ни одного причастия, регулярно исповедовался, никому не грубил, помогал старшим, ухаживал за своими братом и сестрой, делал с ними уроки; готовил, как шеф-повар, умел шить и рисовал даже неплохо! К тому же высокий, длинноногий, плечи широкие, волосы белые-белые, глаза, как утреннее небо, веснушки. Весь такой подтянутый, зубы ровные… Мы с Хисокой на его фоне всегда выглядели оборванцами. Кролло слушал внимательно, почти не моргая, с интересом разглядывая мое лицо. Я облокотилось о его бок: еще ближе, теснее; Кролло был привычно теплым, жар кожи, как настоящая печка. Я покрепче сжала его ладонь. – Янок за мной ухаживал с первого класса и до последнего. Даже на паром нас с Хисокой проводил, когда мы в оттепель уезжали из Вергероса. Одиннадцать лет таскал мне цветы: то рвал где-то в лесу, если была весна или лето, то покупал задорого в городе, если осень или зима. Каждую вторую субботу готовил пирог с вишней и приносил мне с утра пораньше: стоял под нашим окном и кидал в стекло резиновые шарики-попрыгунчики, чтобы не дай Бог не разбить. На каждый праздник дарил самодельную открытку и что-нибудь ужасно полезное: то нотную тетрадь, то набор красок; один раз он всю осень собирал гербарий и на Рождество подарил мне целый альбом. На мой пятнадцатый день рождения он сочинил мне стихотворение, очень длинное, красивое, правильно сложенное. Родители от Янока были просто без ума! Боготворили его. Хотели, чтобы я обязательно вышла за него замуж. – Ты хотела? - осторожно спросил Кролло. – Нет. – Ты принимала его ухаживания? – Нет. – Почему? Я сделала вид, что думаю. Кролло напряженно ждал. – Наверное, потому что он не был боссом преступной организации? – Сона, - он укоризненно покачал головой, будто осуждая. – Я спрашивал серьезно. – А я серьезно ответила. – Сона. – Ты знаешь, что такое дом? - я мягко обхватила его лицо ладонями. – Это не только место. Дом — это еще и люди. Янок был замечательным человеком, уверена, он таким и остался, но в нем не было ничего родного. Сколько бы положительных качеств я в нем ни находила, сколько бы цветов он мне ни приносил, сколько бы пирогов ни пек — все одно: неродной. Как будто… как будто все мое существо тосковало рядом с ним, понимаешь? По чему-то другому, по кому-то другому. Сначала Янок, потом Аюна. Все не то! А потом вдруг ты. Кролло положил ладони на мои руки, еще сильнее прижимая к своему лицу: – Когда ты говоришь такие вещи, мне кажется, что у меня вот-вот остановится сердце. Перестань. – Но ведь это правда! Кролло, ты — дом. Может, иногда этот дом ставит мне порогами подножки, или высовывает гвозди из паркета, или забывает, что в нем все-таки есть отопление, но это мой дом. Мой любимый дом. Как я уехала из Итрории, мой единственный дом. Это ты. Только ты. – Высовываю гвозди, значит, - надломленно усмехнулся он. – Постараюсь устелить все полы ковром. – Гвозди порой отрезвляют, можешь оставить. – Однако с отоплением по-настоящему беда. – Бывает. Но я росла на севере, помнишь? Привыкла к холоду. – Я сделаю так, чтобы ты отвыкла, - Кролло коснулся губами моего лба, мягко, нежно, почти невесомо. – У тебя будет самый комфортный дом. Я провела указательным пальцем по его скуле: – Он уже. Самый лучший. Следующий поцелуй пришелся в висок. – Целесообразно ли дарить тебе цветы, если ты сама можешь вырастить их из проклятий? - горячий шепот в самое ухо; я почувствовала, как покрываюсь мурашками от чужого теплого дыхания. – Абсолютно точно нет. – И дорогие украшения тебе не нравятся. – Нет. Но серьгу, которую ты мне купил в Хабрине, я очень люблю. И ношу. – Я заметил. – Если хочешь… - мне вдруг сделалось страшно неловко; пересохло в горле; слова никак не хотели слетать с губ. – Если вдруг захочешь мне что-нибудь подарить… Кролло ласково сцеловал мой последний затихший слог. – Поедем в Вергерос? - я зажмурилась; лишь бы не видеть чужого удивленного лица. – Если тебе захочется сделать мне приятное, просто скажи, что съездишь со мной в Итрорию, ладно?.. – На следующий же день, как вы разберетесь с настоятелем, Сона, - он мягко надавил мне на подбородок, заставляя разомкнуть губы. – Я куплю билеты, и мы полетим в Вергерос. Обещаю. На следующий же день. Не думал, что ты предложишь. Мне казалось это личным. – Это и есть личное. – Спасибо. Кролло смял мои губы в торопливом горячем поцелуе. Домой. Рядом с ним я была дома. И все равно я возвращалась домой. Я с трудом отцепила от себя чужие руки; Кролло тяжело дышал; его расфокусированный взгляд лениво блуждал по моему лицу, цепляясь за мокрые покрасневшие губы. Я несильно хлопнула его по щеке, пытаясь привести в чувства. – Уже бьешь меня? - наигранно обиженно изогнул бровь Кролло. – А только что признавалась в любви. – Что там с Гето и Годжо? - проигнорировала я. Кролло в миг посерьезнел. – Мастер Гето был без сознания почти час; очевидно, слияние со стражем сильно отразилось на его ауре. Годжо вливал в него энергию все это время. Когда мастер Гето очнулся, то оказалось, что все его тело, за исключением отчего-то лица, покрыто такими же печатями, как у тебя; ритуальный грим кумадори, объяснил Годжо. В остальном, изменений в поведении или чувствах ни у него, ни у мастера Гето не наблюдается. Разве что их обоих нещадно тошнит. – Кумадори… – Верно. – Почему так? Почему страж не задел лицо? И почему у Годжо нет таких печатей? – Он сказал, что все зависит от силы ауры мага: чем менее он восприимчив к изменениям, ее колебаниям и вмешательствам, тем меньше вероятность заполучить печати. Это не слабость, - поспешил сказать Кролло. – Годжо считает это даром — тонко чувствовать окружающий мир, впитывать его, пропускать через себя. Татуировки не уродливы. Они идут мастеру Гето ровно как и тебе. Я оглядела свои ладони: – Успокаиваешь меня? – Просто знаю, о чем ты собиралась подумать. – Я все равно не поняла, почему страж не разукрасил Гето лицо. – Полагаю, из-за того, что слияние произошло на основе чужой энергии. – Печати как будто бы являются… чем-то вроде одежды? – Похоже на то. – Ясно, - вздохнула я. – Ну, рада слышать, что они оба живы и чувствуют себя сносно. Они не собирались проверить свое новое джуджутсу? Кролло улыбнулся краешком рта. – Нет. Годжо велел дождаться твоего возвращения. – Зачем? – Для подстраховки. Хотят, чтобы ты была рядом, как еще один сильный маг. – Глупости. Куда мне тягаться со стражами, если вдруг что… – Сона, - он несильно хлопнул меня по бедру. – Хватит. – Но это правда. – Что на тебе надето? - неожиданно спросил Кролло; его взгляд намертво впился в мою утяжку: на мгновение я даже почувствовала себя голой. – Это… ленты? – Чтобы было удобнее драться. Хисока придумал, когда мы еще… когда он тренировал меня после дарственной клятвы. Я тогда ни черта не умела. – Тебе не больно это носить? - он с интересом и крайне осторожно, будто и правда боясь причинить мне боль, провел мизинцем по кромке утяжки, прямо над ребрами, там, где билось мое сердце. – Иногда, когда ношу подолгу. Как сейчас. – Я не видел тебя без… – Еще бы! - смутилась я. – Ты вообще меня без не видел. Кролло замер с поднятой рукой: – Исправим? Я почувствовала, как за какую-то жалкую секунду вспыхнули огнем щеки; мурашки по спине: чужой взгляд на моей груди, темный, блестящий; затянутое облаками небо перед грозой. – Может, когда вернемся домой… - с трудом сглотнула я. Кролло только рвано выдохнул. – Конечно. Прости. – Среди острой травы и насекомых как-то… – Необычно? – Противно. – Идет, - наконец рассмеялся он. – Противно. Дома, конечно же, лучше. Дома. Дома в Вергеросе? Дома в Метеоре. Да. Конечно же там. – Хочешь вернуться? - мягко спросил Кролло. – Годжо и мастер Гето наверняка тебя ждут. Если не хочешь, можем остаться здесь до заката, но к ночи все же придется идти. – Что тянуть… Надо сейчас. Кролло принялся отряхивать брюки, уже готовясь встать с рукава моего хаори, как вдруг его телефон с ужасающим визгом, будто настоящая сирена, оповещающая о предстоящей бомбежке, завелся, завибрировал в кармане. Я вздрогнула. Кролло только нахмурился: очевидно, ему мало кто звонил. Редко. Я успела подумать, что в Метеоре что-то произошло, но Кролло, взглянув на подсвеченный синим экран, отчего-то криво усмехнулся и нарочито медленно, будто бы лениво, снял трубку. – Я последний, кому бы ты стал звонить, - вместо приветствия проговорил он. – Друзья не отвечают? Из динамиков неожиданно полился рассерженный голос Хисоки: было слышно, как он едва сдерживается, чтобы не закричать. Хисока… От волнения кольнуло в груди; я не смогла сглотнуть, ровно как и пошевелиться. Ноги онемели, током покалывало на кончиках пальцев. Кролло не отводил от меня своего пристального, изучающего взгляда. – Очень бы хотелось не знать твой номер, - огрызнулся Хисока. – Но я позвонил Годжо и Гето, и они сказали, что вы куда-то ушли. Годжо жаловался, что бросили. Я могу надеяться, что вы просто забылись от счастья и сидите где-нибудь вдвоем, воркуете, а не зализываете раны, потому что Сона полезла куда не нужно, а ты, как ручной пес, конечно же, побежал за ней? – Воркуем, не волнуйся, - Кролло пропустил явное оскорбление мимо ушей. – Тебе что-то нужно? – Нужно. Дай мне Сону. – Начнешь с ней ссориться, и я отберу телефон назад. – Ты мне еще условия ставить будешь?! Это моя сестра! – Я тебя предупредил. Не порть ей настроение. Хисока выдохнул с таким шумом и ничем не прикрытой злостью, что затрещали динамики. – Послушай, ты… – У меня двадцать процентов, - спокойно перебил Кролло. – Потратишь их на угрозы для меня? – Дай мне Сону. Живо. Кролло протянул мне телефон, едва ощутимо мазанув пальцами по запястью. Говорить все же придется. Но я ничего не слышала из-за шума в ушах, из-за гулко стучащего сердца. Черт, черт, черт. – Сона, ты здесь? - первым нарушил молчание Хисока. – Громко дышишь. – Здесь, - с трудом выговорила я. – Привет. – Привет. Заблокировала меня, значит. – Не звонил никому после этого столько дней, значит. – Если бы позвонил… не сдержался бы. – Да? А сейчас сдерживаешься? – Я почти остыл. Еще бы не пришлось звонить твоему Кролло. Кролло, наглейшим образом подслушивающий наш разговор, улыбнулся краешком рта: похоже, ему польстило такое обращение. «Твой». – Зачем звонишь? - пересилила себя я. Хисока втянул носом воздух. – Извиниться. – Я прямо слышу, как ты выдавливаешь из себя слова. Может, тогда не надо? – Надо, - припечатал он. – Я виноват. Я был груб с тобой и… не должен был лезть в твою личную жизнь. Хотя мне очень хочется в нее залезть и сказать тебе, что ты с ума сошла, выбрав из всех людей на земле именно этого ублюдка… – Ты извиняешься или как? - не выдержала я. – Назовешь его так еще раз, и я брошу трубку. И заблокирую тебя на его же телефоне. Хисока простонал: – За что мне это… – Извиняйся дальше, я слушаю. – Так вот, ты выбрала этого… – Хисока! – Выбрала Кролло. Я твой выбор не понимаю, конечно, но спустя столько времени принимаю. Представляешь? Я чувствовал себя как дерьмо, когда ты сказала, что он был рядом, а я нет. Ты меня как будто ножом сто раз ударила. Это было очень неприятно, но я заслужил. Я правда не был рядом. И вот я подумал… Если тебе с Кролло хорошо, то пусть так и будет. Я не стану мешать, или давать советы, или оценивать: в конце концов, мы с тобой не должны портить отношения из-за него, правильно? Ты же в мою жизнь с Иллуми не лезешь, так почему я лезу в твою? Мы с тобой взрослые люди, хотя я все равно вижу в тебе шестилетнюю Радзар. Просто… будь осторожна, ладно? Вся моя грубость оттого, что я переживаю, ты это понимаешь? – Да… – Хорошо. Прости меня, Сона. И разблокируй, пожалуйста, я же весь изведусь, не зная, где ты и что с тобой. Кролло тихо похлопал меня по спине: поддерживает. – Разблокирую, - прошептала я. – И ты тоже меня прости. Я слишком резко на все реагирую… – Имеешь право, - хмыкнул Хисока. – Первая любовь, все дела. Я сжала ладонь в кулак: сейчас, или никогда; сейчас, или я снова все испорчу. – Хисока, я должна тебе кое-что сказать, - с трудом выдохнула я. – Только обещай верить мне, а не кому-то другому. – Что опять, а?! - несдержанно воскликнул он. – Ну что?! – Пообещай, что мы не будем из-за этого ссориться. – Ты мне сначала скажи, а потом я уже сам решу… – Хисока, пожалуйста. – Ладно! Обещаю. Говори. Я мельком посмотрела на Кролло. Он только ободряюще кивнул. – Я в полной безопасности, я цела и здорова, на мне ни единой царапины. Почти. У меня ничего не болит, и я совершенно не пострадала, - скороговоркой выпалила я. – Поэтому, когда Иллуми передаст тебе рассказ Сильвы или Зено, ты — ты обещал! — не будешь звонить мне и кричать, что я полезла туда, куда обещала не лезть, и… – Что за рассказ Сильвы и Зено? - в миг насторожился Хисока. – Ты что, с ними… А! Ага! - внезапно заорал он. – Та миссия в Джаппонии! Мать твою, Радзар, только не говори мне, что ты встретилась с ними!.. Я закрыла глаза: – Мы не только встретились, мы еще сорвали им задание, а Кролло украл способность Зено. Этого золотого дракона, если знаешь… Хисока просто взвыл: – Какого черта! Какого черта, Радзар?! Я кому говорил!.. Я кого предупреждал! Господи ты сраный Боже! Ты что, идиотка?! – Хисока, ты обещал! – Да ты! Ты..! - он не мог подобрать слова. – Как это вообще произошло?! Это я, получается, тебя надоумил?! Когда позвонил и сказал про их миссию! И все ради какой-то способности для Кролло?! – Нет, то, что он украл, было приятным… дополнением. Все в порядке, Хисока! Я не пострадала, Кролло почти тоже, тем более с нами был Гето. Он мне очень помог! – И Гето, значит, тоже был! Я вам всем троим головы откручу! Что за ужас! – Не надо нервничать! - повысила голос я. – Все же в порядке. Все живы, здоровы… – А если бы нет?! – Кролло меня уже отругал, я все поняла и приняла к сведению. Хисока, ты обещал, помнишь? Я в полном порядке. И больше так делать не буду, просто того потребовали обстоятельства. Я тебе обязательно расскажу, но позже, идет? Все-все расскажу. Просто когда услышишь что-нибудь от Иллуми, не нервничай. Хисока внезапно затих, а затем выдохнул со вселенской печалью в голосе: – Ладно. Я тебе поверю. Ты жива, здорова, никто не пострадал. Очень рад, что хотя бы здесь Кролло мыслит здраво. Передай ему, что я благодарен за твою взбучку. У меня с тобой сердце когда-нибудь остановится… – Я тоже тебя люблю, - успокоилась я. – Правда, спасибо за доверие. Если что, за мной тут следят, чтобы я никуда не влезла и не пострадала… – Еще бы он не следил, - раздраженно фыркнул Хисока. – Вот он, конфликт семей: из-за твоего Кролло страдают родственники моего Иллуми. А между прочим, у Рёдана и Золдиков и так отношения натянутые! И что теперь? Как их знакомить? – Знакомить?.. – Да! Я скоро женюсь, ты, надеюсь, скоро выйдешь замуж. Нужно знакомиться! А что скажут твои родители? Ну и кошмар… – Тебя куда-то унесло, если честно, - нервно рассмеялась я. – Тут еще очень далеко до… – Да я тоже так думал. А оказалось, близко. Кролло тихо хмыкнул. Я чуть не раздавила его телефон. – Ладно, Сона, потрепала мне нервы, я извинился, сделали, что хотели. Звони мне? Пиши? Будь осторожна? Что еще тебе пожелать? Наверное, будь счастлива. – Спасибо, Хисока. Я тебя очень-очень люблю. – Всегда знай, что это взаимно. – Я знаю. – Ну пока, - было слышно, как он улыбнулся в трубку. – Не забудь меня разблокировать! – Не забуду. Пока… Телефон запищал монотонными гудками сброшенного вызова. Я наконец-то перевела дух. – Не все так плохо? - Кролло ласково положил ладонь на мою макушку, будто утешая, поддерживая. – Обошлись малой кровью. Считай, царапиной. – Я так переживала… – Я же говорил тебе: все зря. Хисока тебя любит. – Я вас двоих не заслуживаю, - я уткнулась лбом в чужую грудь. – Хорошо, что вы у меня есть. Спасибо. – Напиши ему об этом. Он будет рад. – Возвращаемся? Кролло согласно хмыкнул: – Возвращаемся. Через пару часов начнет темнеть.