Одолжи мне счастье

- Всем будет лучше, если об этом никто больше не заговорит. - Да. Доен, кажется, с самого начала был сумасшедшим, иначе как объяснить этот его поступок? Может быть, в момент его совершения он не так ярко осознавал, что вытворяет с Тэеном у себя в полутемном кабинете, пока Джонни, оказывается, ждал его в их квартире, чтобы поздравить с годовщиной, но после случившегося точно знал: об этом никто никогда не должен заговорить. Ни он сам, ни Тэен, ни кто-либо еще. Джонни никогда его не простит. Тэен крепко стискивает его худые бока, жадно целуя шею, и шепчет сквозь них горячо, как долго желал и ждал этого. Как долго хотел, чтобы Ким, наконец, взглянул на него вот так. А что Доен? Доен просто отдался ему, лишь бы забыть ссору с Джонни, которая случилась за три дня до этого, лишь бы не вспоминать злое лицо мужчины, лишь бы не думать о тех словах, которые тот сказал ему в порыве. Джонни сидит за столом в темноте - его сгорбленную фигуру освещает только лунный свет из широкого окна, и стоит Доену остановить свой тихий шаг на пороге кухни, как слышится болезненный выдох. Его карамельные глаза - такие теплые и погибающие - смотрят влажно, лишь мельком касаются чужой мятой рубашки и дрожащих ладоней, и Ким понимает мгновенно: нет какого-то смысла все скрывать, ведь тот уже понял все сам. - С кем ты провел вечер? Доен медленно сглатывает вязкий ком и пытается не обращать внимание на то, насколько больно это сделать, и едва слышно отвечает: - С Тэеном. - И как? Весело было? Со улыбается, несмотря на контекст, в котором ведется их тихий разговор посреди кухни, и Доену становится настолько стыдно, что сгореть было бы проще. Но он все так же произносит, не смея отвести взгляда от лица, скрываемого за сложенными ладонями: - Не знаю. - Что значит "не знаю"? Это не ответ, - Джонни вдруг поднимается на ноги и делает навстречу два широких шага, оставляя между ними только жалкий последний шажочек. Киму бы сбежать, но ноги не идут, а ладони холодеют и начинают трястись лишь сильнее. - Скажи, он тебя удовлетворил? Он тебя удовлетворил, Доен? Доен молчит, совсем не имея понятия, как отвечать на такой вопрос, и нужно ли вообще, но Джонни злится, повышая голос, отчего мужчина едва заметно вздрагивает. - Отвечай! Ну же?! Удовлетворил?! Тебе было с ним хорошо?! - Я не знаю, что должен сказать тебе, ясно?! Со застывает, стоит Доену начать кричать в ответ, и им бы успокоиться, сесть и поговорить, как взрослые люди, но Ким уже не может остановиться. Он никогда не кричал, даже голоса не повышал, поскольку был человеком спокойным, однако та ссора и чувства, которые он испытывает, совсем свели его с ума. Он вовсе не должен вести себя подобным образом, но только взмахивает руками и злится. - Это ты во всем виноват! Ты! Зачем ты сказал мне те слова?! Зачем?! Я совсем не заслуживаю их, как и такого отношения с твоей стороны! Я делаю миллион вещей, чтобы мы жили счастливо, чтобы ты не чувствовал себя ущербным на фоне окружающих людей с якобы нормальной работой! Я работаю с раннего утра и до поздней ночи, готовлю, убираю, ублажаю тебя, говорю, как ценю тебя и как сильно люблю, черт возьми, чуть ли не провожу бесплатные сеансы по устранению твоих комплексов, и все, что ты мне говоришь, так это, что я не заслуживаю чьей-либо любви, кроме твоей?! Никто никогда не смел кричать на меня, никто никогда не относился ко мне настолько пренебрежительно, как ты! Я просто хочу быть любимым, ясно? Я хочу получать любовь, которой точно заслуживаю, и если тебя что-то не устраивает в нашей совместной жизни и во мне, то вали отсюда к черту! Доен резко выдыхает, словно от облегчения, и стремительно уходит в гостиную, раздраженно стягивая с себя пальто. Джонни останавливает его за руку, стискивая ее до боли: - Я никогда от тебя не уйду, ясно? Это случится, только если ты скажешь, что разлюбил меня. Но я... я тебя действительно люблю, Доен. И мне жаль, что мой эгоизм так ранит тебя, что... ты совершил вещь, которую никогда не считал достойной. Только скажи... прошу, скажи, что ты сделал это не потому, что что-то чувствуешь к Тэену. Ты ведь сделал это из злости, да? Он смотрит умоляюще, готовый вот-вот расплакаться, и от былой его злости и следа не осталось. Он лишь крепко обхватывает дрожащие предплечья, притягивает к себе, и пытается увидеть в глазах напротив прежние теплые чувства. Ким не может вырваться, слабеет от этих прикосновений, ощущая, как его конечности становятся ватными. Сердце Доена снова сдается, стоит ему увидеть это мягкое лицо. - Я тебя люблю. Доен снова и снова видит воспоминания о своем прошлом, и в них так часто появляется Джонни, что создается ощущение, будто тот совсем рядом. Будто они видятся каждый день, пусть и не могут касаться друг друга, как раньше, и эти сновидения практически спасают разум. Ким старается мыслить только о том, как будет жить дальше: согласится переехать в другой город, а может, и в страну, они купят замечательный светлый дом, заведут кошку или милую собаку, станут чаще видеться и любить больше. Сомнения живут где-то в самой глубине, и мужчина не вытаскивал их, не заглядывался даже на них, усиленно внушая себе прекрасное будущее, и это становится его ошибкой, поскольку он оказывается совершенно не готов к настоящему. Он забывает, что Юта - его реальность. Такая жуткая, удушающая и при этом сладостно-болезненная, что он понятия и не имел, чего желает больше всего на свете, - помочь этому человеку или же скрыться от него. Накамото красивый юноша: у него плавные черты лица, острый взгляд, красные искусанные губы, постоянно растягивающиеся в широких улыбках, цепкие сильные руки и горячее дыхание. Он говорит много, временами тихо, с короткими смешками, ластится, будто кот, жмурится в ласках Доена, который уже привык, кажется, приглаживать спутанные жесткие волосы и касаться кончиками пальцев бледного лица. Юта практически все время здесь, иногда выходит по нужде или же за едой, насмотреться на Доена все никак не может, и к этому тоже выработалась привычка. И это пугало, и успокаивало одновременно. Голос странным образом вернулся, и горло теперь не болело, что весьма радовало, ведь перспектива лишиться этого, совсем не прельщала и была даже ненавистна, все раны практически зажили, что уже наоборот вводило в ужас. Но Юта не касался его в том самом смысле: у него не было слишком яростного сексуального желания, и Ким предполагал, что половой акт нужен ему только для удовлетворения эмоциональной составляющей, а не физической. Или же он только ждал подходящего момента, и это уже пугало гораздо сильнее, ведь повторения тех событий не хотелось, однако воспоминание о том, как в Доене проснулось нечто, позволившее ему взять верх над собственным страхом и слабостью, никак не давало покоя. Как вернуть себя туда? Как заставить это работать? В этот день Юты не было несколько часов, и все, что Доен смог сделать, - это попытаться что-то сделать с цепью, однако поблизости не было никаких инструментов или подходящих предметов, парень предусмотрительно не оставлял всего этого. Сама цепь была качественной и слишком крепкой, больно стискивала щиколотку, отчего кожа саднила и кровоточила, но даже к этому мужчина уже привык. Ким остервенело дергает руками цепь, которая гремит на весь дом, наверное, но ему это уже настолько опостылело, что было уже все равно. Но та даже не сдвигается, не меняется, не деформируется, чем нервирует только больше, и на глазах выступают слезы. Доен тяжело сглатывает и медленно дышит, пытаясь вернуть себе былое относительно спокойное состояние. Он утыкается лбом в колени и думает о том, как бы сейчас было хорошо закутаться в теплый голубой плед, что лежит на второй полке в шкафу, и вздремнуть в ожидании Джонни. Но приходит только Юта. Касается сгорбленной спины, гладит горячей ладонью и обеспокоенно спрашивает, склонившись над Доеном: - Что такое, милый? Тебе больно? Скажи, я все сделаю, чтобы помочь тебе. Хотелось смеяться громко и совершенно по-сумасшедшему, но все, что получается выдать, так это слабую усмешку в собственные колени, а затем тихо пробормотать: - Душа болит. Доен разгибается, видя неожиданно грустные глаза напротив, и это настолько поражает его, что сердце екает. Он неосознанно касается ладонью груди и оторвать глаз не может, желая приласкать этого парня, только намного нежнее и более любовно, чем обычно. Разве он не должен ненавидеть его? Бояться? Накамото мягко обхватывает его лицо ладонями и громко шепчет с какой-то долей отчаяния и болезненности: - Прости меня, Доен. Умоляю, прости меня... Все, чего я желаю в этой жизни, так это только тебя, понимаешь? Мне достаточно только одного твоего существования на этой планете, на этой земле в одно время со мной. Мне достаточно знать, что ты живешь. Я тебя так люблю. И от этого моя душа болит. Кто сказал, что любовь прекрасна, а? Любить так больно, Доен, а если эти чувства живут внутри тебя столько времени, то ты уже сам себя не узнаешь. Причиняешь боль другим людям. Даже самым родным и любимым. Я знаю, как тебе больно. Знаю. Но я... я иначе не могу. Я без тебя погибал, Доен, погибал там, столько лет страдал от собственных чувств, заживо сгорал, но сейчас этот огонь стал таким сладостным! Ты делаешь меня таким живым и счастливым. Только ты. Ты меня спасаешь от смерти. Он стискивает лицо Доена, и видно, как слезы постепенно наполняют его большие темные глаза, и Ким вздохнуть не смеет, завороженно глядя в них и слушая новые признания в любви. Но в этот раз они такие искренние, пронизанные болью и откровением, что хотелось, чтобы Накамото никогда не останавливался. Юноша прижимает его к себе, закутывает в горячие объятия и постепенно согревает Доена, который все это время только и желал этого. Хотел тепла и ласки. И Юта сейчас ему это дал. Юту бесконечно жаль: он такой запуганный, измученный собственной болью, собственной болезнью, и Доен был основной причиной его несчастий. Они виделись столько времени, и он так упорно игнорировал эту боль. Спустя время Юта с мягкой улыбкой говорит ему: - У меня для тебя есть подарок. Я хотел отдать его еще в день нашей свадьбы, но он долго изготавливался. Хочу, чтобы идеальный человек носил идеальные вещи. Доен ожидает чего угодно - украшений, одежды, игрушек, но никак не того, что было скрыто в деревянной резной коробке. Накамото открывает ее, показывая свой подарок, и так ярко улыбается, что Ким не смеет дернуться и показать свои чувства, чтобы не разозлить его. - Нравится? Надеюсь, тебе подойдет по размеру. У тебя такая красивая шея - длинная, хрупкая, я подумал, что к ней нужно что-то потрясающее. Широкий тяжелый ошейник из черной кожи с металлической гладкой застежкой вызывает в Доене целый спектр чувств: от отвращения до странной радости. По крайне мере, его не станут мучить или убивать сегодня. Нужно показать, как его радует этот сюрприз. Он неуверенно улыбается: - Да. Уверен, что ты не ошибся в размерах. - Правда, нравится? Давай примерим, - Юта юрко подскакивает на месте, и, вытащив ошейник, аккуратно продевает его через голову Доена, который послушно склонил голову. Дыхание практически нулевое, но он держится изо всех сил, особенно в момент. когда застежка щелкает практически на середине шеи. Слегка жмет, но дышать можно, что радует, но счастливое лицо парня заставляет Доена слабо улыбнуться и неуверенно коснуться подарка. Да, это правда качественная ручная работа, и наверняка стоит больших денег. - И... я должен носить его все время или же только по особым случаям? - Конечно же, все время. Но если ты не хочешь и тебе не нравится, то я могу просто его... Юта уже тянется к ошейнику, но Доен отодвигается, несколько испуганно говоря: - Нет, все в порядке. Я буду это носить. Большое спасибо, мне очень нравится. Парень явно ожидает чего-то еще, и Ким, сглотнув, наклоняется, чтобы мягко поцеловать Юту сначала в щеку, а затем в губы, что заставляет того только довольно улыбнуться и обнять его крепче. Доен не знает, чего ожидать от этого человека, однако выбор подарка многое ему сказал в этот вечер. Слишком многое о Юте и о нем самом.