Одолжи мне счастье

Несмотря на свою профессию и характер, была брешь в неприступной стене Читтапона - он абсолютно не умел лгать любимым и дорогим ему людям. Он был как раз из того сорта людей, для которых семья, близкие - это буквально весь мир. Доен, обычно погруженный в свои раздумья или же воспоминания, в этот раз словно на несколько мгновений вернулся в реальность, наблюдая за другом краем глаза и постепенно осознавая, что что-то происходит за его спиной. Тэн необычайно сильно кусал нижнюю губу и в его глазах была такая нотка вины, глубоко скрытая внутри, что Ким окончательно убеждается, - тот скрывает от него нечто ужасное. - Хочешь поговорить? Тэн удивленно выныривает из своих поверхностных мыслей и наконец обращает внимание на "пациента", этот вопрос несколько обескуражил его, потому что это был первый раз, когда не он спросил нечто подобное. Доен плавно пересаживается к нему на подлокотник кресла и теперь глядит почти сверху вниз, но так ласково, что сердце на секунду обманывается, предательски екая знакомыми отголосками. - Вау, я... эм... тронут. Правда, тронут тем, что ты спросил это, потому что... на самом деле, Доен, никто, кроме тебя, и не задавал мне этот вопрос никогда, - врач медленно закрывает блокнот и наклоняется вбок, упираясь лицом в свою ладонь, будто пытаясь стереть некое наваждение или же негативные чувства. Он глухо продолжает с прикрытыми глазами: - Все ждут, что я сам все расскажу, ведь это настолько в моем духе. Но я... сложно быть тем, кто впитывает в себя чужую боль, а затем просто так рассказывать о ней другим. Ты, как никто другой, понимаешь меня. Доен думает лишь о том, насколько далекими кажутся те времена, когда он работал, беспокоясь о других людях, о которых совсем ничего не знал. Может, поэтому он сейчас почти ничего не чувствует, потому что они исчерпали его запасы доброты? Люди проблематичные создания, и он всегда знал об этом, однако всем сердцем желал помогать им в устранении этих самых неприятностей, даже если они были врожденными или почти неизлечимыми. На него вдруг накатывает тяжелая тоска, волнами распространяясь в душе и давя на грудную клетку. Он запрокидывает голову, словно пытаясь удержать очередные слезы, и прикрывает глаза: - Тебе больно из-за меня, верно? Что бы я ни сделал, что бы ни произошло, - тебе всегда будет больно. Честно, я до сих пор не понимаю, почему тогда ты решил оставить меня, хотя продолжал при этом признаваться в любви, но вполне четко осознал, что раню твое сердце одним своим видом. Может быть... одно мое существование делает людей вокруг меня несчастными? Ты, Джонни, Тэен, Юта... все вы... вы все говорили, как любите меня, но при этом так горько плакали, словно я вырываю сердце прямо из вашей груди. - Это Накамото внушил тебе эти мысли, - то, с какой тихой ненавистью Тэн произносит это, заставляет Кима резко понять, в чем же заключается проблема. Он впечатывает мужчину за шею в кресло, отчего тот закашливается, и шипит с темными прищуренными глазами: - Не смей так говорить и думать о нем! Он всего лишь несчастный человек, который пытался найти любовь! Хотя бы частичку вырвать для себя, понимаешь?! Не тебе судить его и не тем глупым людишкам, что называют все эти терзания правосудием! Никто не может назначать ему кару! Юте нужно спасение, и я сделаю все для того, чтобы он его получил! Он так же резко отдергивает руку и поднимается на ноги, глубоко вдыхая и выдыхая, чтобы уравновесить свое эмоциональное состояние, пока ошарашенный Читтапон откашливается и пытается уложить в голове произошедшее. Он сипит, глядя на спину Кима сквозь влажную пелену на глазах: - О каком спасении ты говоришь? Он мертв. В ответ он получает только уверенное: - Он жив. Я всегда знал это. Он живет только ради меня и умрет по этой же причине. В ту же секунду он стремительно выходит из кабинета, но следом побежавший за ним друг не успевает его остановить, поскольку Доен был уж слишком быстр. Выругавшись, он бросается к телефону, нервно набирая следователя: - Доена никакой ложью не проведешь, он больше, чем уверен, что Накамото живее всех живых, черт возьми! Сделай что-нибудь, потому что он явно настроен на нечто серьезное. - Что Вы имеете в виду? Он никогда не узнает о его местонахождении, если Вы, конечно же, по глупости не раскрыли его, - голос Джехена на удивление спокоен и насмешлив для такой ситуации, и Тэн готов сгореть на месте от силы собственного гнева. - Разве не стоит для безопасности перевести его в другое место? - Для чего? Никто, кроме нужных людей, не знает об этом месте, а лишний раз переводить Накамото из клиники в клинику - пустая трата ресурсов и государственных денег. Для психотерапевта Вы ведете себя слишком глупо. Я начинаю разочаровываться. - Пошел ты! С этими громкими словами Тэн бросает трубку, шумно выдыхая. Так, ему нужно успокоиться, поскольку он действительно в последнее время начал терять самообладание. Он пытается дозвониться до Доена, но тот, конечно же, не отвечает, а затем спешно накидывает плащ, стремительно покидая кабинет, чтобы попытаться найти Кима и вразумить его. В спешке он не берет с собой ничего, кроме телефона. Доен, все это время прятавшийся за углом, наконец, не спеша, подходит к кабинету врача и ныряет в приоткрытую дверь. Там все осталось так, как и было, Тэн в беспокойстве совершенно обо всем позабыл, и первое, что попадается мужчине на глаза, - это небольшая кожаная сумка с личными вещами. Отчего-то подумалось, что там и кроется ответ на все его вопросы. Доен аккуратно, стараясь лишний раз не двигать там вещи, роется в карманах и отсеках, пока среди кипы бумаг не находит привлекательную голубую бумагу с печатью. Он вчитывается в текст и удовлетворенно улыбается, когда понимает, что этот самый документ может привести его прямиком к Накамото. Он просовывает ее в штанину и закрепляет носком, чтобы та не помялась, и незаметно выскальзывает из здания. Ким сам не знал, что собирается делать дальше со всей этой информацией, от которой голова готова была лопнуть в любой момент, однако совершенно точно осознавал одно - ему нужно увидеть того человека. Как противоречива человеческая природа: желать тех, кто губит нас, ненавидеть тех, кто любит без остатка. Доен настолько потерял себя в этих безудержных, жутких, больных отношениях, что, казалось бы, вернувшись в свое прежнее сознание, все же снова и снова думает об одном и том же. Это было похоже на нечто маниакально-недосягаемое, оно тихо спало внутри, пока желаемое не начало едва-едва проглядывать на дальнем горизонте. Он надевает самую лучшую одежду, что была у него в шкафу, - черные брюки со стрелками, такого же цвета водолазку, поверх - широкую белоснежную рубашку, в которой практически утопал из-за своей худобы, и кожаные брендовые туфли, что ему однажды подарил Джонни на День Святого Валентина. Он бессмысленно смотрит на свое отражение, совсем позабыв те времена, когда в его голове роились мысли о работе, приятных воспоминаниях, о том, что нужно купить по дороге домой в магазине. Что с ним было и что стало? Как ни странно, никто его не останавливает и не встречает по пути в клинику, хотя казалось, что его должны были преследовать из-за всей сложившейся ситуации, но ни Джонни, ни Тэна, ни кого-либо еще он не увидел. Охрана, приставленная к Накамото, сменилась и поэтому, даже не спросив паспорт, пропустили Доена, ошибочно посчитав его Читтапоном. В палате широкое пространство, будто здесь содержался сын какого-нибудь чиновника, но такая темень, мертвая тишина, что это невольно возвращает его обратно в ту самую комнату. Никого нет внутри, кроме него. И Ким застывает, стоит ему краем глаза зацепиться за знакомый силуэт. Он чувствует себя олененком, встретившимся впервые в жизни с кровожадным хищником, даже если тот просто-напросто лежит израненный, будто бы бездыханный и не представляет какой-либо угрозы. У Доена слезы проступают на глазах, несмотря на нарастающую мрачную радость. Она была такой вакуумной, колючей, разрывающей органы, но при этом удовлетворяющей, поскольку та самая цель, которую он втайне даже для самого себя вожделел, была прямо перед ним. Еще секунда - и он касается трясущейся холодной ладонью, одним движением оглаживая до самого плеча, чтобы удостовериться. Любимые глаза устало открываются, медленно переводя и фокусируя взгляд на мужчине, и из них практически сразу начинают литься горькие слезы. У Доена ожившее сердце почти взрывается внутри от напряжения и горечи, но он лишь растягивает сухие губы в изломанной улыбке, опадает на колени, целуя некогда мощные руки, словно пытаясь исцелить их. Скованная конечность трясется, но Ким не останавливается, только доводя Накамото до истерики, - целует дальше, выше, глубже, совсем не брезгуя и не стесняясь его состояния. Касается губами его, жадно припадает, не может им напиться и насытиться, бесконечно шепчет надрываясь от нехватки воздуха: - Я знал, ты жив... жив... жив... Только ради меня, да?.. Накамото только и делает, что кивает, не может говорить, не может шевелить ничем, кроме верхней половины тела, и плачет от счастья. Он не верит, что видит Доена собственными глазами, ему кажется это чем-то призрачным, очередным издевательством сознания над ним. Но он четко ощущает его кожу своей, знакомые поцелуи и тихий-тихий родной голос. - Меня начинает все это раздражать. Доен испуганно оборачивается, узнав этот бархатный голос, когда как Джехен совершенно спокойно стоит неподалеку, засунув ладони в карманы штанов. - Скажи мне, Доен, какой смысл во всей этой терапии, если ты сам не пытаешься бороться с собственными маниакальными мыслями? Ты же бывший психиатр, в конце концов, и прекрасно знаешь, что такое стокгольмский синдром, - он становится по другую сторону кровати, напротив, и устало потирает лоб, что-то усиленно обдумывая, а Доен пытается не паниковать от одного его присутствия. - Знаю. Но я лишь человек и тоже могу поддаваться собственным слабостям. - Нисколько не спорю, но видишь ли... ты идешь совершенно не по той дороге, которую я для тебя предусмотрел, - его улыбка красива и обаятельна, но тон такой ледяной, что мурашки табуном пробегаются по всему телу, оставляя склизкое ощущение. - Накамото Юта - твоя болезнь, Доен, и все, что всем нам нужно сделать, так это избавиться от нее, а не вскармливать. Понимаешь, о чем я? - Я понимаю только одно - ты мне в этом деле не помощник, - Ким неосознанно наклоняется вперед, накрывая собой Юту, чувствуя нарастающую опасность, но Джехен только широко улыбается с уж слишком довольным лицом: - Разве? Доен только через несколько мгновений со страхом понимает, какую ошибку совершил, глядя на то, как бесцветная жидкость вливается в плечо Накамото через тонкий шприц, и глаза парня начинают страшно закатываться. Он будто теряет его навсегда, слыша надрывные, свистящие хрипы. Ким не может до конца осознать, что происходит, но чувствует этот животный страх из-за опасности, которая обволокла его с головы до ног, и нехватку воздуха. Он видит пальцы Чона, практически нежно обхватывающими его правую ладонь, чтобы вложить тот самый шприц с неизвестным веществом, а затем где-то на грани сознания слышит бархатное: - Кто убил Накамото Юту? Кто желал этого всем сердцем? Ким Доен. Влюбленный убийца, жертва садистской жестокости сумасшедшего и больной стокгольмским синдромом. Ты убил его. Из-за того, что ты не дал ему столько любви, которую Накамото так просил, так отчаянно и тщетно пытался отыскать, он стал мертвецом. Сначала сошел с ума из-за тебя, а сейчас умер. Отмучился. Несчастный, - последнее слово сказано со снисходительной насмешкой, но Доен не может за раз адекватно проанализировать все это, лишь со слезами повторяя: - Убийца. Я убил. Я убил. - Да, верно. Но я помогу тебе, Доен, не бойся. В конце концов, ты не виноват в том, что тоже не получил ту любовь, которую заслуживаешь. Просто доверься мне. Доен почти дробит шприц белыми пальцами, сквозь пелену глядя на бездыханного Юту, пока Чон хладнокровно пинает тумбу, роняя ее на пол, и резко валит мужчину на пол, тут же громко восклицая: - Сюда! В следующую секунду в палату влетает охрана, которые, увидев Доена со шприцем и Джехена, давящего на него сверху, помогают ему скрутить ничего не понимающего Кима, и нацепить наручники. Дезориентированный Доен только после звука защелкивающихся наручников, наконец, в полной мере осознает, что на этом свете больше нет Накамото Юты. Покинул его навсегда. И от этой мысли он кричит, срывая связки, вырывается, раня и причиняя самому себе боль, что трое мужчин едва могут удержать его на одном месте. Почему же он так сильно стал зависим от этого жестокого человека? Почему так страдает сейчас? Не потому ли, что почувствовал с ним единство? Например, отсутствие любви, которую они так искали, но не смогли найти? Или же чувство брошенности, когда тебя предают любимые люди? Доен бесконечные часы думал об этом, но до сих не смог найти точного ответа, но знал, что без Юты эта жизнь казалась теперь еще более пустой и отчужденной.